- Я не стыжусь, - говорит Гея. - Я горда. Я вернула жизнь расе, давшей жизнь нам. И я уверена, раса эта позаботится о своем сохранении. Может быть, они научатся достигать внешних рубежей Солнечной системы, а иные из них доберутся и до звезд. Может, они оградят Землю щитом или притушат Солнце. Решать им, и им же выполнять решение. Им, а не нам, слышишь? Им.
- Вероятно, другие с тобой не согласятся. Встревожившись или испугавшись, они могут положить этому конец.
- Почему? - спрашивает Гея. - Какая здесь для них угроза?
- Полагаю, никакой. Но у вопроса есть моральный аспект. Ведь ты стремишься к возрождению человечества в чистом виде, не так ли? Предшествующая раса отправилась к звездам в виде машин не потому, что была к этому принуждена, а по собственному выбору, ибо так ее дух мог жить и развиваться вечно. Ты не желаешь, чтобы это вновь произошло. Ты хочешь навсегда сохранить войну, тиранию, предрассудки, бедность, инстинкты, что побуждают людей сходиться друг с другом в смертной схватке. Сохранить древнюю обезьяну, нет - древнего хищника!
- Я хочу сохранить влюбленного, отца, ребенка, искателя приключений, художника, поэта, пророка. Живую часть Вселенной. Разве доступны нам, машинам, погрязшим в самоуверенности, любая мечта и решение любой загадки?
Странник медлит с ответом.
- Об этом судить не мне, а тем, кто тебе равен.
- Но теперь ты, может статься, видишь, для чего я хранила свои секреты и для чего спорила и - да! - даже сражалась по-своему против планов галактического мозга. Однажды мои люди должны открыть его существование. Я надеюсь, к тому времени они будут готовы с ним договориться. Но если за несколько ближайших тысяч лет случатся с ними великие события, если увидят они чудеса и знамения, если увидят, как меняются небеса и мир, - что за свобода останется моим детям, что смогут они, кроме как страшиться их и поклоняться им? А после - что за судьба их ждет? Они будут словно животные в заповеднике, им запретят любые опасные предприятия, и наконец - наконец и они тоже будут заперты в машинах!
Странник отвечает громче, чем до того:
- Лучше ли, чтобы они сами выбирали свой путь? Я не могу сказать, я не знаю. Но не знаешь и ты, Гея. И… судьба Кристиана и Лоринды заставляет меня думать об этом.
- Тебе известно, - говорит она, - что эти двое мечтали стать людьми.
- И могли вновь ими стать.
Вообрази, будто Гея качает увенчанной короной головой:
- Нет. Едва ли какой-нибудь другой узел создаст мир, чтобы вместить их смертность. Едва ли кто позаботится об этом, и едва ли кто сочтет это правильным.
- Но почему это не можешь быть ты, ведь в тебе есть столь много миров?
Гея не мстительна. Столь великий разум выше мести. Но она отвечает:
- Я не могу их принять. Познав так много, как они вернутся ко мне?
А создавать новые копии, свободные от воспоминаний, что способны отяготить их дни отчаянием, было бы бессмысленно.
- Но все же… В глубине сознания я чувствовал то, что чувствовал Кристиан.
- И я чувствовала то же, что Лоринда. Однако теперь они обрели покой в нас.
- Потому что их больше нет. Но мне нет и покоя. - В нем живет мятежный дух, ибо - увы! - плата за полное сознание состоит в том, что ты не можешь ничего забыть. - Передо мной встают вопросы, на которые, как я надеюсь, ответит Альфа. Если на них вообще можно ответить.
Проходит время - его проще измерить по квантовым смещениям, чем по движению звезд, - и Странник произносит:
- Давай вернем их.
- Теперь жесток ты, - говорит Гея.
- По-моему, мы должны это сделать.
- Если так, сделаем.
Разумы соединяются. Происходит обмен и упорядочение данных. Устанавливается конфигурация.
Она не эмулирует ни живого мира, ни живых тел. Разумы пришли к выводу, что так будет слишком соблазнительно и больно. Объектам их интереса необходимо сохранить способность к четкому мышлению, но, поскольку вопрос затрагивает их сокровенную сущность, они получат возможность испытывать столь же полные чувства, как и при жизни.
Представь себе бездонную тьму, а в ней из светлых искр сплетаются два призрака, и вот уже они стоят друг перед другом, и вот, неровно ступая, стремятся друг другу в объятия.
- Любимый мой, любимый, это ты? - кричит Лоринда.
- Ты помнишь? - шепчет Кристиан.
- Я ни на миг не забывала, даже когда была в самом сердце единства.
- Я тоже.
Они молчат, и темнота лишь дрожит от биения сердец, что были когда-то у них в груди.
- Вновь, - говорит Лоринда. - Вновь и навеки.
- Возможно ли это? - спрашивает Кристиан. Сквозь бездну смерти до них доносятся два голоса.
Первый:
- Гея, если ты отдашь мне Лоринду, я заберу ее вместе с Кристианом домой - домой, к Альфе.
Второй:
- Дитя, желаешь ли ты этого? Ты можешь принадлежать Земле и новому человечеству.
Она получит свою долю во всех этих мирах, и внешних, и внутренних, - лишь память того огромного существа, к которому вернется; но если уйдет, лишится всего.
- Однажды я выбрала тебя, матушка, - отвечает Лоринда.
Кристиан чувствует, какая борьба идет в ее душе, и говорит ей:
- Поступай всегда так, как желаешь, любимая. Она оборачивается к нему:
- Я буду с тобой. Я всегда буду с тобой.
И тоже - лишь воспоминанием, как и он; но они станут жить вместе, единым целым, и не будут забыты.
- Прощай, дитя мое, - говорит Гея.
- Здравствуй, - говорит Странник.
Тьма рушится. Призраки растворяются в нем. Он стоит на вершине горы, готовый унести их прочь, к той, чьей частью он сам является.
- Когда ты отправляешься? - спрашивает Гея.
- Скоро.
Скоро он воссоединится с Альфой. А она останется ждать, пока звезды вынесут свой приговор.