Полицейский с сомнением взглянул на меня. Я улыбнулся, уверенный в своей безопасности.
- Продолжайте, - сказал я. - Что еще я думаю?
- Вообще-то он не опасен, - незнакомец добродушно потрепал меня по плечу, - но время от времени умудряется ускользнуть от нас. Да, безвреден, но весьма изобретателен. Весь вечер убегал от нас. Я разослал своих людей на поиски. И сам нашел его в парке. В таких случаях он считает, что ему угрожает похищение. Будьте добры, выслушайте его и заверьте, что подобные вещи невозможны в Нью-Йорке. Или, если и возможны, похитители не посвящают в свои планы нью-йоркских полицейских, как я.
Я почти восхищался ловкостью его выдумки, юмористической, но терпеливой и вполне профессиональной манерой рассказа. Считая себя в безопасности, я мог позволить себе рассмеяться.
- Совершенно верно, - сказал я. - Но так уж случилось, что меня действительно зовут Джеймс Киркхем. Я никогда не слышал ни о каком Генри Уолтоне. И никогда до сегодняшнего вечера не встречал этого человека. У меня есть основания считать, что он пытается заставить меня идти туда, куда я не собираюсь.
- Видите! - Мой компаньон многозначительно кивнул полицейскому, который, не отвечая на мою улыбку, смотрел на меня с раздражающей жалостью.
- Не волнуйтесь, - сказал он мне. - Как говорит добрый доктор, похитители не обращаются к полицейским за помощью. Вас не могут похитить в Нью-Йорке, во всяком случае не так. Идите с доктором и больше не волнуйтесь.
Пора кончать эту абсурдную историю. Я сунул руку в карман, вытащил бумажник и достал оттуда свою карточку. Добавив к ней одно-два письма, я протянул их полисмену.
- Может быть, эти свидетельства заставят вас взглянуть по-другому, - сказал я.
Он взял их, внимательно прочел и с жалостью вернул мне.
- Конечно, парень. - Тон его был успокаивающим. - Никакой опасности нет, говорю вам. Остановить вам такси, доктор?
Я с изумлением посмотрел на него, потом на карточку и конверты, которые он вернул мне. И, не веря себе, прочел на них одно и то же.
На карточке было имя "Генри Уолтон", и каждый конверт был адресован тому же джентльмену, "находящемуся под присмотром доктора Майкла Консардайна", по адресу, в котором я узнал район самых высокооплачиваемых нью-йоркских специалистов. Да и бумажник, который я держал в руке, был не тем, с каким я начал вечернюю прогулку не более часа назад.
Я расстегнул пальто и поискал этикетку портного, на которой должно быть мое имя. Никакой этикетки не было.
Неожиданно чувство безопасности меня покинуло. Я начал понимать, что в конце концов возможно заставить меня идти туда, куда я не хочу. Даже на станции нью-йоркской подземки.
- Послушайте, - сказал я, и в голосе моем больше не было смеха, - вы допускаете большую ошибку. Я встретил этого человека несколько минут назад в Баттери-парке. Он настаивал, чтобы я шел с ним, а куда, не говорил, и встретился с человеком, имени которого не назвал. Когда я отказался, он силой обыскал меня, отобрал оружие. Во время этой борьбы, как мне теперь ясно, он подменил мой бумажник другим, в котором карточка и письма с именем Генри Уолтона вместо моего. Я требую, чтобы вы обыскали его и нашли мой бумажник, далее требую - найдете вы или нет - отвести нас с ним в отделение.
Полицейский с сомнением смотрел на меня. Моя искренность и очевидное здравомыслие поразили его. Ни моя внешность, ни манеры не говорили о расстроенном рассудке. С другой стороны, ласковое лицо, добрый взгляд, бросающиеся в глаза воспитанность и профессионализм человека из Баттери совсем не походили в глазах полицейского на качества похитителя.
- Я совершенно не против допроса в отделении, даже не против обыска там, - сказал человек в плаще-накидке. - Но предупреждаю вас, что возбуждение пагубно скажется на состоянии моего пациента. Впрочем… вызывайте такси…
- Не такси, - сказал я твердо. - Мы поедем в полицейской машине, в сопровождении полицейских.
- Минутку. - Лицо полицейского прояснилось. - Вон идет сержант. Он решит, что делать.
Подошел сержант.
- В чем дело, Муни? - спросил он, оглядывая нас.
Муни кратко обрисовал ситуацию. Сержант еще раз, более внимательно, осмотрел нас. Я улыбнулся ему весело.
- Все, что я хочу, - сказал я, - чтобы нас отвезли в отделение. В патрульной машине. Никакого такса, доктор… как вас там? О да, доктор Консардайн. Патрульная машина, в ней несколько полицейских и доктор Консардайн рядом со мной - вот все, чего я хочу.
- Хорошо, сержант, - терпеливо сказал доктор Консардайн. - Я согласен идти. Но, как я уже предупредил полицейского Муни, это означает задержку и возбуждение, и вы должны будете нести ответственность за их воздействие на моего пациента; в конце кондов его здоровье - моя главная забота. Я сказал, что он не опасен, но сегодня я отобрал у него вот это.
И он протянул сержанту автоматический пистолет.
- Под его левой рукой вы найдете кобуру, - сказал Консардайн. - Откровенно говоря, я считаю, что его нужно как можно быстрее доставить ко мне в больницу.
Сержант подошел ко мне и, отведя пальцы, пощупал под левой рукой. По его лицу, когда он нащупал кобуру, я понял, что этот раунд выиграл Консардайн.
- У меня есть разрешение на оружие, - резко сказал я.
- Где оно? - спросил он.
- В бумажнике, который этот человек отобрал вместе с пистолетом, - ответил я. - Если вы его обыщите, найдете.
- О бедный мальчик! Бедный мальчик! - пробормотал Консардайн. И таким искренним было его огорчение, что я сам чуть не почувствовал жалость к себе. Он снова заговорил с сержантом:
- Возможно, мы решим вопрос без риска поездки в отделение. Как вам уже сказал Муни, расстройство сознания моего пациента заключается в том, что он считает себя неким Джеймсом Киркхемом, живущим в клубе Первооткрывателей. Может быть, подлинный мистер Киркхем в данный момент как раз там. Позвоните в клуб Первооткрывателей и попросите его. Если мистер Киркхем там, я думаю, это закончит дело. Если нет, поедем в отделение.
Сержант посмотрел на меня, а я, пораженный, - на Консардайна.
- Если вы сможете поговорить с Джеймсом Киркхемом в клубе Первооткрывателей, - сказал я наконец, - то я Генри Уолтон.
Мы подошли к телефонной будке. Я дал сержанту номер клуба.
- Спросите Роберта, - добавил я. - Он сегодня портье. Он и сейчас должен дежурить.
- Это Роберт? Портье? - спросил сержант, когда сняли трубку. - Мистер Киркхем в клубе? Говорит сержант полиции Доуни.
Последовала пауза. Сержант взглянул на меня.
- Послали за Киркхемом, - пробормотал он. Потом в трубку: - Кто это? Вы мистер Киркхем? Минутку, пожалуйста… дайте мне снова портье. Роберт? Я говорил с Киркхемом? Исследователем Киркхемом? Вы уверены? Хорошо, хорошо! Не горячитесь. Я понимаю, что вы его знаете. Дайте мне его снова. Алло, мистер Киркхем? Нет, все в порядке. Просто… чокнутый. Тут один думает, что он - это вы…
Я выхватил трубку у него из руки, прижал к уху и услышал голос: "Не в первый раз, бедняга…"
Голос был мой собственный!
Глава 3
Трубку у меня отобрали, впрочем, достаточно мягко. Сержант снова слушал. Муни держал меня за руку, человек в плаще-накидке - за другую. Я слышал, как сержант говорит:
- Да, Уолтон, Генри Уолтон, так его зовут. Простите за беспокойство, мистер Киркхем. До свидания. - Он повесил трубку и сочувственно посмотрел на меня. - Какая жалость! - сказал он. - Вызвать скорую, доктор?
- Нет, спасибо, - ответил Консардайн. - Это особый случай. Мания похищения очень сильна. Он будет спокойнее в окружении людей. Мы поедем подземкой. Даже если его нормальная сущность бездействует, подсознание подскажет ему, что невозможно похищение в самой середине толпы в метро. Ну, Генри, - он похлопал меня по руке, - согласитесь с этим. Вы ведь начинаете осознавать реальность, не так ли?
Я вышел из оцепенения. Человек, прошедший мимо меня на Пятой авеню. Человек, который так странно напоминал меня! Как глупо, что я не подумал об этом раньше!
- Подождите! - отчаянно воскликнул я. - В клубе самозванец. Он очень похож на меня. Я его видел…
- Ну-ну, парень. - Сержант положил руку мне на плечо. - Ты ведь дал слово. И сдержишь его, я уверен. Спокойно иди с доктором.
Впервые я почувствовал безнадежность. Сеть, захватившая меня, сплетена с адской изобретательностью. Очевидно, ни одна возможность не была упущена. Я ощутил беспощадное давление. Если кто-то так заинтересован в моем… устранении, уничтожить меня будет легко. Если этот двойник может обмануть портье, знающего меня многие годы, если он без боязни разоблачения общается с моими друзьями в клубе - если он способен на все это, чего же он не сделает в моем обличье и под моим именем? Кровь моя заледенела. Что это за заговор? Я должен быть устранен, чтобы двойник занял мое место в моем мире на время и совершил злодейство, которое навсегда очернит мою память? Ситуация больше не казалась мне забавной. Можно было ожидать самого дурного.
Но следующий этап моего подневольного путешествия - подземка. Как сказал Консардайн, ни один человек в здравом рассудке не поверит, что здесь возможно похищение. Тут легче сбежать, найти в толпе человека, который выслушает меня, создать при необходимости такие условия, чтобы мой похититель не смог удержать меня, перехитрить его каким-нибудь образом.
Во всяком случае, ничего не остается, как только идти с ним. Дальнейшие обращения к полицейским бессмысленнны.
- Идемте… доктор, - спокойно сказал я.
Мы спустились в подземку, он продолжал держать меня за руку.
Мы миновали вход на станцию. Поезд уже ждал. Я зашел в последний вагон, Консардайн - следом за мной. Вагон был пуст. Я пошел дальше. Во втором - один или два неприметных пассажира. Но, зайдя в третий вагон, я увидел в его противоположном конце с полдюжины морских пехотинцев во главе с лейтенантом. Пульс мой участился. Вот возможность, которую я ищу. Я пошел прямо к ним.
Заходя в вагон, я краем глаза заметил пару, сидящую в углу у двери. Устремившись к морякам, я не обратил на нее внимания. Но не сделал я и пяти шагов, как услышал вскрик:
- Генри! О, доктор Консардайн! Вы нашли его!
Я невольно остановился и обернулся. Ко мне бежала девушка. Обняв меня руками за шею, она снова воскликнула:
- Генри! Генри, дорогой! Слава Богу, он нашел тебя!
Карие глаза - красивее я в жизни не видел - смотрели на меня. Глубокие, нежные, в них жалость, а на краях длинных ресниц повисли слезы. Даже охваченный оцепенением, я заметил тонкую кожу, не тронутую румянами, кудрявые, шелковые, коротко подстриженные волосы под изящной маленькой шляпкой - волосы теплого бронзового оттенка, слегка вздернутый нос, изысканный рот и миниатюрный заостренный подбородок. Именно такая девушка, которую при других обстоятельствах я предпочел бы встретить.
- Ну-ну, мисс Уолтон! - Голос доктора Консардайна звучал успокаивающе. - С вашим братом теперь все в порядке!
- Довольно, Ева, не суетись. Доктор нашел его; я ведь тебе говорил, что так и будет.
Голос второго человека, сидевшего с девушкой. Примерно моего возраста, исключительно хорошо одет, лицо худое и загорелое, рот и глаза, возможно, говорят о разгульном образе жизни.
- Как вы себя чувствуете, Генри? - спросил он меня и грубовато добавил: - Ну и задали вы нам сегодня жару!
- Что за беда, Уолтер, - упрекнула его девушка, - если он в безопасности?
Я развел руки девушки и посмотрел на всех троих. Внешне абсолютно то, что они и должны представлять: известный специалист, дорогой и многоопытный, беспокоящийся о непокорном пациенте с помутившимся сознанием; привлекательная обеспокоенная сестра, поглощенная радостью от того, что ее свихнувшийся и сбежавший братец найден; верный друг, возможно поклонник, слегка выведенный из равновесия, но все же неизменно верный и преданный, довольный тем, что беспокойства его милой кончились, и готовый ударить меня, если я снова поведу себя нехорошо. Так убедительны они были, что на мгновенье я усомнился в собственной личности. На самом ли деле я Джеймс Киркхем? Может, я только читал о нем! Рассудок мой дрогнул от возможности, что я действительно Генри Уолтон, свихнувшийся в катастрофе во Франции.
Со значительным усилием я отверг эту идею. Пара, несомненно, ждала на станции моего появления. Но, во имя всех дальновидных дьяволов, как они могли знать, что я появлюсь именно на этой станции и именно в это время?
И тут я вдруг вспомнил одну из странных фраз доктора Консардайна: "Разум, планирующий за них, воля более сильная, чем их воля, способная заставить их выполнить эти планы точно так, как их составил грандиозный мозг".
Вокруг меня сомкнулась паутина, чьи многочисленные нити держала одна хозяйская рука, и эта рука тащила меня, тащила… непреодолимо… куда… и зачем?
Я повернулся к морякам. Они смотрели на нас с интересом. Лейтенант встал, вот он направился к нам.
- Могу быть чем-нибудь полезен, сэр? - спросил он доктора, но глаза его были устремлены на девушку и полны восхищения. И я понял, что не могу рассчитывать на помощь его или его людей. Тем не менее, ответил лейтенанту я.
- Можете. Меня зовут Джеймс Киркхем. Я живу в клубе Первооткрывателей. Не думаю, что вы мне поверите, но эти люди похищают меня…
- О Генри! Генри! - пробормотала девушка и коснулась глаз нелепым маленьким кусочком кружев.
- Все, о чем я прошу, - продолжал я, - позвоните в клуб Первооткрывателей, когда выйдете из поезда. Спросите Ларса Торвальдсена, расскажите ему о том, что видели, и передайте, что человек в клубе, называющий себя Джеймсом Киркхемом, самозванец. Сделаете?
- О доктор Консардайн! - всхлипнула девушка. - О бедный, бедный брат!
- Не отойдете ли со мной на минутку, лейтенант? - спросил Консардайн. И сказал, обращаясь к человеку, который назвал девушку Евой:
- Уолтер, присмотрите за Генри…
Он взял лейтенанта за руку, и они прошли вперед по вагону.
- Садитесь, Генри, старина, - предложил Уолтер.
- Пожалуйста, дорогой, - сказала девушка.
Держа с обеих сторон за руки, они усадили меня в кресло.
Я не сопротивлялся. Какое-то жестокое удивление, смешанное с восхищением, охватило меня. Я видел, как лейтенант и доктор о чем-то негромко разговаривают, а остальные моряки слушают их разговор. Я знал, что говорит Консардайн; лицо лейтенанта смягчилось, он и его люди поглядывали на меня с жалостью, а на девушку - с сочувствием. Лейтенант задал какой-то вопрос. Консардайн кивнул в знак согласия, и они направились к нам.
- Старина, - успокаивающе заговорил со мной лейтенант, - конечно, я выполню вашу просьбу. Мы выходим у моста, и я тут же позвоню. Клуб Первооткрывателей, вы сказали?
Все было бы прекрасно, но я знал, что он думает, будто успокаивает сумасшедшего.
Я устало кивнул.
- Расскажите это своей бабушке. Конечно, вы этого не сделаете. Но если каким-то чудесным образом искорка интеллекта осветит ваш разум сегодня вечером или хотя бы завтра, пожалуйста, позвоните, как я просил.
- О, Генри! Пожалуйста, успокойся! - умоляла девушка. Она обратила свой взор, красноречиво благодарный, к лейтенанту. - Я уверена, лейтенант выполнит свое обещание.
- Конечно, выполню, - заверил он меня и при этом полуподмигнул ей.
Я открыто рассмеялся, не смог сдержаться. Ни у одного моряка, офицера или рядового, сердце не устояло бы перед таким взглядом - таким умоляющим, таким благодарным, таким задумчиво-признательным.
- Ну, ладно, лейтенант, - сказал я. - Я вас нисколько не виню. Я сам бился об заклад, что невозможно похитить человека в Нью-Йорке на глазах у полицейских. Но я проиграл. Потом я готов был спорить, что нельзя похитить в вагоне метро. И опять проиграл. Тем не менее, если вы все-таки будете гадать, сумасшедший я или нет, воспользуйтесь возможностью и позвоните в клуб.
- О, брат! - вздохнула Ева и снова заплакала.
Я сел в кресло, ожидая другой возможности. Девушка держала меня за руку, время от времени взглядывая на лейтенанта. Консардайн сел справа от меня. Уолтер - рядом с Евой.
У Бруклинского моста моряки вышли, неоднократно оглядываясь на нас. Я сардонически отсалютовал лейтенанту; девушка послала ему прекрасную благодарную улыбку. Если еще что-то нужно было, чтобы он забыл о моей просьбе, то именно это.
На мосту в вагон вошло много народу. Я с надеждой смотрел на рассаживавшихся в креслах пассажиров. Но по мере того, как я разглядывал их лица, надежда гасла. С печалью я понял, что старик Вандербильт ошибался, сказав: "Проклятая толпа". Нужно было сказать: "Тупая толпа".
Здесь была еврейская делегация в полдюжины человек на своем пути в Бронкс, запоздавшая стенографистка, которая тут же принялась красить губы, три кроликолицых юных хулигана, итальянка с четырьмя неугомонными детьми, почтенный старый джентльмен, подозрительно глядевший на возню детей, хорошо одетый негр, мужчина средних лет приятной наружности с женщиной, которая могла бы быть школьной учительницей, две хихикающие девчонки, которые тут же принялись флиртовать с хулиганами, три возможных клерка и примерно с дюжину других неприметных слабоумных. Типичное население вагона нью-йоркской подземки. Взгляд направо и налево привел меня к выводу, что о богатом интеллекте тут говорить не приходится.
Бессмысленно обращаться к этим людям. Мои три охранника намного опережали тут всех в сером веществе и в изобретательности. Они мою любую попытку сделают неудавшейся раньше, чем я кончу. Но все же я должен попытаться, чтобы кто-нибудь позвонил в клуб. У кого-нибудь может быть развито любопытство, и он в конце концов позвонит. Я устремил взгляд на почтенного старого джентльмена - он похож на человека, который не успокоится, пока не выяснит, в чем дело.
И только я собрался открыть рот и заговорить, девушка потрепала меня по руке и наклонилась к человеку в накидке.
- Доктор. - Голос ее звучал четко и был слышен по всему вагону. - Доктор, Генри намного лучше. Можно я дам ему - вы знаете что?
- Прекрасная мысль, мисс Уолтон, - ответил тот. - Дайте ему ее.
Девушка сунула руку в свое длинное спортивного кроя пальто и вытащила небольшой сверток.
- Вот, Генри. - Она протянула сверток мне. - Вот твой дружок, ему было так одиноко без тебя.
Автоматически я взял сверток и развернул его.
В моих руках была грязная, отвратительная, старая тряпичная кукла.
Я тупо смотрел на нее и начал понимать всю дьявольскую изощренность подготовленной мне ловушки. В самой смехотворности этой куклы был какой-то ужас. И после слов девушки весь вагон смотрел на меня. Я видел, как пожилой джентльмен, как бы не веря своим глазам, смотрел на меня из-за стекол очков, видел, как Консардайн поймал его взгляд и многозначительно постучал себя по лбу - и все это видели. Грубый смех негра внезапно стих. Группа евреев застыла и смотрела на меня; стенографистка уронила свою косметичку; итальянские дети очарованно уставились на куклу. Пара средних лет смущенно отвела взгляд.
Я вдруг осознал, что стою, сжимая куклу в руках, как будто боюсь, что у меня ее отберут!
- Дьявол! - выругался я и собрался швырнуть куклу на пол.
Я понял, что дальнейшее сопротивление бессмысленно.