Увы, даже этому весьма скромному и крайне человеколюбивому плану сбыться не удалось. В том смысле, что у городских ворот нас тормознули царские стрельцы для проверки документов. Нечто среднее между таможней и ГАИ, но по факту заменяющее и то и другое.
Старший стрелец отвёл меня в сторону, честно предупредив:
– Тут у нас приказ из думы за царской печатью и подписью. Вроде как дьяка Фильку вам в нагрузку дали. Так уж ты, Никита Иванович, окажи такую божескую милость, по-братски прошу, не выкидывай его, гада, ближе чем за десять – пятнадцать вёрст. Ить доползёт сюда, так столько вони будет, сам же понимаешь.
– Уговорили, – сдался я. – Если что понадобится, обращайтесь к Еремееву. Вы нам помогли, мы вам поможем, в конце концов, одному делу служим.
Мы козырнули друг другу, и ворота распахнулись. Как ни верти, но хотя бы до границы присутствие гражданина Груздева придётся терпеть. Я даже подумал было связать его, сунуть кляп в рот и для полного успокоения дать чем-нибудь по башке, но стоило ли…
– В полночь, как уснёт, я его в окошко выкину?
– Договорились, Мить.
– Я всё слышу!!! Навухудоносоры безбожные, филистимляне бесстыжие, волки позорные, собаки сутулые!
Ну примерно в таком вот ключе мы провели примерно три четверти часа с самым нудным идиотом в замкнутом пространстве. Если кто помнит, какая заноза в заднице (оба слова отлично характеризуют гражданина Груздева!) наш дьяк, то попробуйте представить, как он нас доставал, будучи полностью уверенным, что имеет право контролировать деятельность следствия. У него, блин, приказ на руках, решение всей боярской думы "следовать за Никиткою – сыскным воеводой и про все его дела-делишки в столицу подробнейший доклад писать".
Я подозревал, что просто так нас никто не отпустит, тем более в Европу. Бояре отроду из Лукошкина носа не высовывали, искренне считают всю восточную сторону дикой, а всю западную распущенной. И ведь не то чтоб я с ними во всём не согласен. Просто у меня чисто исторического опыта больше, если так можно выразиться. То есть я же из будущего!
В том смысле, что мне реально было известно о том, куда приведёт европейские страны их история, а наши бояре на святой Руси лишь предполагали, гадали и фантазировали на эту тему. О чём это я? Да о чём угодно, лишь бы не слышать нудного ворчания дьяка.
– Ить наш государь-то мне верит! Знает он, кто ему опора верная, а кто хвост поросячий! Я ж того Гороха ещё с младых ногтей знаю, он при мне ещё пелёнки пачкал. А теперича царь! Кому он царь? Мне, что ль?! Да я про всех бояр наперечёт по пальцам расскажу, у кого какие грешки, какие делишки, какие тайны спрятаны! Да и кто, кроме меня, всё-то знает-ведает?! Никто. Я! Только я! А почему? А потому как заслуживаю искреннего доверия. Веры государевой! Ибо…?!!
Мне было трудно всё это слушать, но Митька на каком-то этапе даже начал принимать подобные бредни за чистую монету. Похоже, он всё ещё слегка побаивался дьяка. Не его самого, конечно, а просто всех тех неприятностей, в которые гражданин Груздев столь успешно втравливал нас за всё время моей новой службы. Как у него это получается, ума не приложу…
– Младший сотрудник Лобов, слышишь шум?
– А то, Никита Иванович! Это ж наша Бабуленька-ягуленька посадки просит.
"Просит", собственно, не то слово. Наша бабка-экспертиза ни у кого ни на что разрешения спрашивать не будет. В принципе она бы запросто нам на крышу села, но моя опытная домохозяйка успешно приземлилась в десяти метрах от избушки прямо по курсу. Хорошо ещё избушка слушается голосового управления лучше, чем "мерседес" рулевого. Мы успели затормозить на раз-два, а бабка широко улыбнулась нам своим самым страшным оскалом.
– Стопорись, соколики! Принимай меня, старую, на борт, а ступу мою верную на буксир. Посторонись, Митенька, зашибу же дурачка к лешему…
Я вышел из избы и помог Яге пришвартовать ступу на крыльцо.
– А это ещё что?
В дубовом боку ступы торчали две оперённые стрелы и кривой турецкий нож с чёрной рукояткой.
– Разбойнички налетели пограбить да под юбку залезть. Но я навродь помелом отбилась.
Признаться, мы с Митей долго переваривали полученную информацию.
Во-первых, какой идиот "налетит" на Бабу-ягу?
Во-вторых, какому психу интересно, что у неё под юбкой?
В-третьих, с какого бодуна у нас тут объявились разбойники, когда мы ещё и час как от Лукошкина не отъехали?
И наконец, в-четвёртых, куда, мать их, милиция смотрит?!!
Ну да, чуть позже, с учётом того, что милиция – это мы и есть, появилось здоровое желание взять преступность за шиворот и хорошенько выбить из них столь хамское отношение к органам. Прямо с зубами выбить, если вы поняли, о чём я! И мы бы, уверен, справились, просто не успели.
– Руки вверх, начальник! Мы тя щас грабить будем.
Из-за кустов с обеих сторон дороги вышло шесть плечистых мужиков с уголовными как есть рожами. Про "печать порока" на их мордах говорить не приходилось. Это скорее уже был просто штамп, словно кто-то пришёл и попросил: "Мне нужно шесть конкретных разбойников". А ему: "Вот типовой образец, шесть штук, именно разбойников! Получите и пробейте на кассе".
– Выходи, а не то пальнём!
Самый высокий громила с всклокоченной бородой а-ля Пугачёв и безумными глазами а-ля Жириновский выкатил из кустов маленькую пушку а-ля мортира и, гнусно ухмыляясь, щёлкнул кресалом над головой.
– Ежели в упор пальнёт, так, поди, всю посуду в избе переколотит, – не разжимая зубов, прикинула наша эксперт-криминалистка. – Чё делать-то будем, участковый?
Митяй начал молча засучивать рукава, я попытался дотянуться до табельного ухвата, невзирая на целых трёх лучников в рядах этой придорожной бандгруппировки, – когда что-то чёрное скатилось с крыльца и грозный визг Филимона Митрофановича заставил присесть даже видавшую виды избушку.
– Это какая же фря мерзотошная тут своё вякало расхлебенило? Это же какого Аменхотепа египетского мумия ноздри сопливые отверзла? Это какие тут петушилы колотые в реальном времени конкретной братве заявы малюют вилами по навозу, ась?!
Сказать, что разбойнички припухли, нельзя. Припухли скорее мы. Атаман грабителей, конечно, удивился, но не отступил.
– Ой, хтой-то тут чирикает? Да я глотки резал, когда ты, дедуля, ещё молоко сосал в коровнике! Да у меня ноги по колени в крови, да мои сотоварищи сырое мясо с ножа не едят, они его руками рвут! Да у нас…
– А ну цыц! – Безумный дьяк резво бросился вперёд, хватая разбойника за бороду. – Чё ты сказал? Чё тут вслух прогавкал, шавка ты колченогая? Да я под самим Кощеем ходил, самому Змию Трёхголовому советы давал, у самого царя Гороха из карманов мелочь тырил! И кто ты после этого, свинота белобрысая, чмолота болотная, сусляндия гнилостная, лапотня приблатнённая-а…
Вот теперь замерли уже все: и мы и они. А обычный работник думского приказа чихвостил бандитов и в хвост и в гриву на таком чудесном сленге, о котором я и понятия не имел.
– Охладись, сколопендра небритая! И пушечку свою, пукалку медную, с глаз моих убери, покуда я её тебе при всех в такое место мизинцем не затолкал, что приспешнички твои, как репку, неделю тянуть будут! Я – думный дьяк в законе, а от вас, хмырил чернопрудненских, за версту трупами смердит. Я вас всех тут урою, запорю, за кирдык подвешу, так что вы у меня муравьев жрать будете и мочой козлиной запивать.
– Какой мочой? – нервно пискнул кто-то.
– Неразбавленной!
Филимон Митрофанович пришёл в такое неистовство, что уже начал рвать на впалой груди рясу, скрипя зубами так, что даже Яга поёжилась.
– Да мы ж не при делах, на такие-то раскопы не подписывались, – невольно отступил атаман шайки. – Нам за участкового заплатили, а ты, мил-человек, не серчай, иди себе подобру-поздорову. Мы неволить не станем и грабить не будем, своих не трогаем, понятия имеем, берега не путаем.
– Чё?! – взвился гражданин Груздев, правой рукой не выпуская бороды разбойника, а двумя пальцами левой резко ловя его за ноздри. – Да я те щас при всех борзой нюх порву! Какой я тебе "свой"?! Ты, петушила подзаборная? Нечёткие вы пацаны. Я всё сказал.
Повисла тишина. Нет, кузнечики, конечно, ещё как-то стрекотали, но не более, даже вороны с сороками заткнулись.
– И что ж теперь делать-то? – потерянно спросил один из разбойников, опуская лук.
Дьяк вопросительно обернулся ко мне. Я откашлялся, стараясь придать голосу максимальный вес:
– Граждане бандиты! Приказываю добровольно сложить оружие, после чего гуськом идти в Лукошкино, где сдаться милицейским стрельцам Фомы Еремеева. Он определит вас в поруб, а далее… ну не знаю, видно будет по совокупности преступлений! Вопросы?
Все молча кивнули. Атаман вроде отказывался сначала, но Филимон Митрофанович, держа его за нос, заставил-таки кивнуть.
– Что ж, если вопросов нет, сдать кастеты и кистени нашему младшему сотруднику. А потом шагом марш!
Минут через десять, глядя вслед старательно топающим разбойникам, Митяй ссыпал весь их боевой арсенал в ближайший овражек и неуверенно спросил:
– Так что, дьяку вроде благодарность служебную вынести надобно? А то ить, как ни верти, он по-любому нас от беды избавил.
Я поморщился. По факту да, избавил и спас. Но желания благодарить никакого! Я обернулся к Бабе-яге, она со вздохом кивнула.
– Гражданин Груздев, прошу вас вернуться в избушку, мы отбываем.
– Сей момент, сыскной воевода!
– Надеюсь, вы понимаете, что мы бы прекрасно справились и без вашей помощи?
– Ну да, ну да, как не понять.
– Короче, вы в команде?
– Куды ж я, грешный аз есмь, денусь?! – с чувством протянул Филимон Митрофанович и полез на крыльцо.
– Откуль ещё и энтот фрукт с нами нарисовался? – спросила бабка, когда дьяк исчез в избушке.
Пришлось коротенько объяснить, что это царский приказ, дипломатическая уступка боярской думе, которая как противовес зачастую уравнивает как положительные, так и отрицательные стороны самодержавия. Моя домохозяйка, будучи женщиной опытной, пожившей на свете не при одном государе, со всем мудро согласилась, сочувственно покивала, задумчиво потеребила волосатую бородавку на носу и объявила о решении пойтить-ка да выпить чаю.
Избушка пошла себе привычным маршевым ходом по просёлочной дороге от рощицы к перелеску, между полями, далёкими деревушками, держа курс в том направлении, которое загодя было запрограммировано и назначено ей Ягой. Я же некоторое время простоял на крыльце один в раздумьях о причинах собственной недальновидности.
Это, как вы догадались, лёгкая общепринятая формулировка исключительно для внутреннего применения. А так, если по-честному, то я костерил себя всеми матерными ругательствами за то, что вовремя не спросил этих бандюг доморощенных, кто же заказал им остановить лукошкинскую опергруппу? Кто заплатил за то, чтобы нам устроили засаду? Бояре? Немцы?
Нет, по традиции понятно, что в девяноста девяти случаях во всём виновен Кощей Бессмертный! Верно же?
Он у нас извечный враг, главный преступник и криминальное лицо, ответственное почти за все преступления, произошедшие не только в Лукошкине, но и почти на всей территории царства-государства нашего славного Гороха! Однако, с другой стороны, если мы будем автоматически вешать всё только на него, то есть риск недолго думая пропустить появление и других, не менее опасных террористических групп.
В своё время, не так давно, я чуть было не повесил всю вину на иноземного Змея Горыныча, хотя в результате расследования вдруг чётко проявилась тайная роль гражданина Бессмертного, дергавшего за ниточки! То есть по логике и обратная вариация могла бы произойти в любой момент.
Ну чисто теоретически, да? Вот именно. Значит, надо думать.
– Ох, Олёнушка, – совершенно неожиданно для самого себя выдал я, – куда ж я от тебя уезжаю, зачем и почему? Что у нас на Руси происходит, из-за чего мы вечно воюем? Хорошо, пусть не сами мы, но вечно кто-то пытается выстроить свою линию против нашей, даже если у нас её, линии защиты, до того момента и в мыслях не было?
А когда я наконец вернулся в избушку…
– Митя? Бабушка?
– Ой, не делай такое лицо, участковый, – хрипло ответила Яга, помогая нашему младшему сотруднику максимально эффективно заломить руки за спину боярскому соглядатаю. – От ить можно подумать, что нам тот шпиён с царским приказом так уж нужен? Да ежели мы его где ни попадя потеряем, так нешто кто заплачет?
– Отставить! – громко приказал я. – Если наше начальство решило, что дьяк обязан, как блогер али скандальный журналист, докладывать буквально всё о наших делах и перемещениях, то так тому и быть. Надеюсь, я выражаюсь в правильном стиле?
– В целом, спаси тя господи, да! – шёпотом подтвердил мятежный дьяк.
Митяй под моим укоризненным взглядом тут же отошёл в сторону. По лицу его было видно, что он лично дьяку Фильке не верит ни на грош.
– А можно я его спрошу, когда на маменьке моей энта морда хитрая жениться намерен? Ежели нет, дак я его сей же час своею рукой выкину и на Северном полюсе закопаю!
Гражданин Груздев скроил самое великомученическое выражение лица, на которое только был способен, и спросил:
– Нешто в вас, аспиды милицейские, ни единой капельки сострадания нет? Я ж вас от лихих людей грудью закрыл, на нож пошёл, живота не жалел, а вы меня… эдак-то… при всех насилком жениться заставляете… Перебор-с!
Даже мне пришлось мысленно согласиться, что это чрезмерно суровое наказание. Вслух я, конечно, этого не сказал, но подмигнул Мите, приказывая отпустить задержанного.
С бабкой всё было сложнее. Мы пустили избушку вперёд ровным шагом и вдвоём присели на крылечке. Тот же Митя вынес нам по кружке горячего чаю с малиной. Разговорились не сразу.
– Стало быть, раз уж так карта легла и выкинуть соглядатая боярского мы не можем, так и ты имей в виду, участковый, ответственность за энтого прощелыгу бородатого я брать не стану. Коли сгинет где, не моя беда!
Пожав плечами, я кивнул. В конце концов, любой поход – дело опасное и непредсказуемое. На Руси быстро проникаешься понятием некоего легкомысленного фатализма, так что, как говорится, уж будь что будет, и ладно.
– Лучше расскажите, куда мы конкретно направляемся и какие лично у вас планы по ведению расследования? Мы ищем могилу?
– Не спеши, Никитушка. – Маленькими глотками прихлёбывая чай, Баба-яга задумчиво глядела вдаль на расстилающиеся до горизонта крестьянские поля, перелески, одинокие деревеньки и проплывающие над ними кучерявые облака. Я поддержал вопросительную паузу. – Тут ведь какое дело. Когда мы при Кнуте Плётковиче…
– Гамсуновиче.
– Да мне без разницы, – привычно отмахнулась моя домохозяйка. – Когда мы при нём то колдовство экспертизное творили, вода в миске помутнела, но не покраснела.
– И что?
– А то! Кабы не мёртв он, но и не жив. Тока деталей с меня не спрашивай, сама знать не знаю, как оно такое быть может.
– В смысле этот красавчик уже лет двести спит себе в хрустальном гробу и ждёт, когда его разбудит поцелуй прекрасной принцессы?
– Да тьфу на тебя, Никитка! Вот уж выдумываешь сказки. На деле-то боюсь, кабы всё энто расследование нам не так сахарно обернулось…
Мне бы стоило запомнить её слова ещё тогда, чтобы потом ничему не удивляться и хоть в какой-то мере быть готовым ко всему и всякому. Но, сами понимаете, в школе милиции с первого дня вас учат опираться исключительно на факты, а никак не на мифические гипотезы. Особенно те, которые выдвигает легендарный персонаж древнерусского фольклора, успешно доживший в народной памяти до наших дней.
И нет, не то чтоб я не доверял Бабе-яге, хотя на моей памяти не раз были моменты, когда она прекраснейшим образом ошибалась, попадала впросак или вообще лепила полную ерунду, пытаясь подогнать весь ход следствия под свою "экспертизу".
Всякое, всякое у нас бывало, но в целом бабка действительно была бесценной сотрудницей нашей опергруппы и прислушиваться к её мнению стоило.
– Хорошо, будь по-вашему. Исходим из того предположения, что принц Йохан по-прежнему жив. Тогда с какого места мы должны начать его поиски?
– С Белой Руси, там, где граница польская да немецкая. В тех болотах белорусских, в далёкой Беловежской Пуще, где зубры о сосны вековые могучие спины чешут, в те годы далёкие и моя избушка стояла.
– Почему именно там?
– Ну а где б я ещё столько царевичей-королевичей милолицых поимела? Надо же места особые знать, – хмыкнула моя отчаянная домохозяйка, и в глазах её на миг вспыхнули оранжевым отсветы старой печки, куда, возможно, и отправлялись невежливые гости.
Даже задумываться об этом не хочу. Не верю сказкам. Не первый день знаю бабку, поэтому и не верю. И Олёна не верит. Как она там сейчас одна в суровом милицейском коллективе?
Ну, само собой разумеется, что законную жену сыскного воеводы, да при этом ещё и личную подругу матушки царицы, никто не обидит. Это понятно, но ведь могут же просто не слушаться. Тот же Еремеев при всём уважении ко мне лично не потерпит, чтобы его стрельцами руководила "молодая баба". Да, признаться по совести, и старая, и любая баба вообще!
Гвардейские бунты, возносившие штыками на русский трон очередную матушку императрицу в это время ещё даже на уровне гипотез не сформировались. Ох, не сглупил ли я, оставив её одну в отделении. Ведь она же бывшая бесовка, а Кощей не дремлет…
– И сколько нам ехать до белорусско-польской границы? – вдруг услышал я собственный голос.
– Ежели на курином ходу, так будем с месяц добираться, – что-то посчитав на пальцах, решила Баба-яга. – Да тока мы по-другому поступим. Помнишь ли того охальника, который ко мне клинья подбивал?
– Ну-у вы общительная женщина. Кого конкретно вспомнить?
– Дык лешего же!
В этот момент на крылечко выперся Митька с голосовым сообщением, что-де задержанный гражданин Груздев под кустик просится. А ежели мы, Навухудоносоры языческие, ему в том откажем, так он нам в качестве мести и акта гражданского неповиновения будет все углы метить безжалостно, цельными морями разливанными и кучами араратскими.
Короче, пришлось сделать остановку, без вариантов.
– Никита Иванович, а ежели нам вот прямо сейчас…
– Не начинай, Митя, – вздохнул я, поправляя фуражку. – По крайней мере, до границы мы не можем избавиться от Филимона Митрофановича. То есть бросим его, нам же хуже. Терпи.
– Доколе?!
– А вот это извечный русский вопрос.
– Риторический? – вовремя вспомнил он.
Я подтвердил. Периодически наш молодой сотрудник растёт на глазах.
Только периоды эти редки и контролю за усвояемостью учебного материала никак не поддаются. Всё случайно, всё спонтанно, всё не по уму, а через задницу – это про нашего Митю. И не то чтоб он у нас дурак какой, порою инициативный сверх меры. Но ко всему можно привыкнуть, если раньше я его увольнял как минимум раз в два-три месяца, то сейчас как-то сработались.
Тьфу-тьфу, не забыть сплюнуть через левое плечо и о дерево постучать, благо избушка под рукой. Я вдруг почему-то почувствовал, как тяжёлое одеяло какой-то странной дремоты накатывает сзади, легко ложится на затылок, заставляя склонить голову на руки и…
– Никита Иванович, вы уснули, что ли? – Передо мной стояла моя Олёна, нежная и стройная, просто обворожительная в тончайшем полупрозрачном платье.