– Потому что они приносят нам только вред. Люди, которые в ином случае присоединились бы к нам, теперь проклинают нас за то, что мы вступили в союз с этими чудовищами, и отказываются сложить оружие, когда мы подступаем к их жилищам. Им кажется, что Гальбаторикс справедливо и разумно сопротивляется нашему натиску, а виной всему наш союз с ургалами. Простые люди не понимают, почему мы с ними объединились. Они не знают, что и Гальбаторикс вовсю использовал ургалов, что он, обманом заманив их в свои войска, заставил их пойти в атаку на Тронжхайм, да еще и под командованием этого проклятого шейда. Все эти тонкости насмерть перепуганным крестьянам и фермерам не объяснишь. Все они понимают одно: существа, которых они всю жизнь ненавидели и боялись, направляются прямиком к их домам, и ведет их огромный оскаленный дракон и никому не известный Всадник, с виду куда больше похожий на эльфа, а не на обычного человека.
– Но поддержка ургалов нам необходима, – возразила Насуада. – У нас на самом деле не такая уж большая армия.
– Ну, не настолько уж она нам необходима! Ты уже сама понимаешь, что я прав, а иначе почему ты не позволила ургалам участвовать в штурме Белатоны? Почему ты приказала им не входить в город? И все же недостаточно просто в некоторых случаях не допускать их на поле брани. Об ургалах по-прежнему распространяются по всему миру ужасные слухи. И единственный способ исправить такое положение вещей – прервать свой договор с ними, пока этот злосчастный союз не принес нам еще больше вреда.
– Я не могу этого сделать.
Оррин резко повернулся к ней, лицо его исказилось от гнева.
– Люди умирают, потому что ты предпочла принять помощь Гарцвога. Мои люди, твои люди, жители Империи… они умерли и похоронены, Насуада! Этот союз не стоит такой жертвы, и, клянусь жизнью, я просто представить себе не могу, почему ты продолжаешь защищать его необходимость.
Насуада не выдержала его взгляда и потупилась; слишком сильно он напоминал ей о собственной вине, о тех соображениях, которые столь часто мучили и ее, когда она тщетно пыталась уснуть. Она отвернулась и стала смотреть на струйку дыма, поднимавшуюся над какой-то башней на окраине города. Затем очень медленно промолвила:
– Я защищаю этот союз, ибо надеюсь, что благодаря ему будет спасено гораздо больше жизней, чем было уплачено за его заключение. Если мы победим Гальбаторикса… – Оррин прервал ее возгласом полнейшего недоверия, но она продолжала: – Ты прав, в этом, разумеется, нельзя быть уверенными до конца, но в своих планах мы должны исходить прежде всего из этой возможности. Итак, если мы победим Гальбаторикса, то на нашу долю выпадет нелегкое бремя; мы будем вынуждены помочь нашему народу оправиться от этих бесконечных войн, а затем построить на обломках Империи новое, сильное государство. И самое главное – после сотен лет войны мы наконец будем действовать в условиях мира. И я никогда не согласилась бы с тем, что сперва нам нужно уничтожить Гальбаторикса, а потом вступить в новую войну, уже с ургалами, которые непременно нападут на нас, ибо тогда мы будем особенно слабы и уязвимы.
– И все-таки они вполне могут на нас напасть. Во всяком случае, раньше они всегда именно так и поступали.
– Ну и что? – раздраженно воскликнула Насуада. – Тем более тогда единственный способ избежать конфликта – это попытаться их приручить. Чем теснее они будут связаны с нами и нашим общим делом, тем менее вероятно, что они все-таки решат пойти против нас.
– А я предложу тебе иной план! – сердито воскликнул Оррин. – Прогони их. Нарушь свой договор с Нар Гарцвогом, отошли его прочь вместе с его "баранами"! А уж если мы действительно победим в этой войне, то сможем и возобновить переговоры с ними, и даже заключить новое соглашение, ведь тогда мы будем в более выигрышном положении, мы будем иметь полное право диктовать им те условия, которые выгодны нам. А вот и другой выход, еще лучше: пошли в Спайн Эрагона и Сапфиру с полком своих людей, и пусть они раз и навсегда сотрут этих рогатых уродов с лица земли, как это следовало бы сделать Всадникам много столетий назад!
Насуада смотрела на него, не веря собственным ушам.
– Если я сейчас нарушу наш договор с ургалами, то они неизбежно придут в такую ярость, что незамедлительно нападут на нас, а сражаться одновременно и с ними, и с Империей мы не в состоянии. Провоцировать их нападение было бы верхом безрассудства, сущим безумием. Если уж такие мудрые существа, как эльфы, драконы и Всадники, дружно решили терпеть существование ургалов – несмотря на то что довольно легко могли бы их уничтожить, – то и мы должны последовать их примеру. Они понимали, что уничтожать ургалов неправильно и несправедливо; и тебе тоже следовало бы это понять, Оррин.
– Мудрые существа! Ха! Много же добра принесла им их мудрость! Хорошо, оставь какое-то количество ургалов в живых, но убей большую их часть, чтобы они еще лет сто не осмеливались ни на кого нападать.
Явственно звучавшие в его голосе боль и напряжение озадачили Насуаду. Она внимательней посмотрела на Оррина, пытаясь понять причину подобной мстительности, и вскоре, как ей показалось, отыскала наиболее очевидное объяснение этому.
– Кого из твоих близких убили ургалы? – напрямик спросила она.
Оррин поднял сжатую в кулак руку и медленно опустил ее на подоконник – казалось, он хотел с силой ударить по нему, но отчего-то передумал. Несколько раз постучав кулаком по подоконнику, словно выпуская злобу, он сказал:
– Моего близкого друга. Мы с ним вместе выросли в замке Борромео. Вряд ли ты с ним когда-либо встречалась. А потом он стал одним из лейтенантов в моей кавалерии.
– И как он погиб?
– Именно так, как ты и подумала! Мы с ним были на конюшенном дворе, ставили охрану у западных ворот, когда из конюшни вдруг выбежал какой-то конюх и насквозь проткнул моего друга вилами. А когда мы загнали этого конюха в угол, он все вопил какую-то чепуху насчет ургалов и того, что он никогда им не сдастся… Это, впрочем, все равно не спасло дурня. Я сам его заколол.
– Мне очень жаль, что так получилось, – сказала Насуада, и самоцветы на короне Оррина вспыхнули, когда он кивнул ей в знак признательности, – но все же нельзя, как бы тебе ни было больно, позволять своему горю диктовать тебе подобные решения. Нелегко терять друзей и близких, я это хорошо знаю, но ты должен пересилить себя – во имя своего народа.
– Пересилить себя? – насмешливо переспросил Оррин.
– Да, пересилить. Мы должны лучше других владеть собой. С нас и спрашивается больше, чем с других, и мы обязаны быть лучше своих подданных, если хотим доказать им, что достойны такой ответственности… Ургалы убили моего отца – помнишь? – но это не помешало мне заключить с ними союз, ибо это может помочь варденам. И я не позволю, чтобы хоть что-то помешало нам достигнуть поставленной цели, как бы больно при этом ни было мне самой. – И Насуада снова показала Оррину свои шрамы.
– Значит, таков твой ответ? Ты отказываешься разрывать союз с ургалами?
– Да, отказываюсь.
Странно, но Оррин выслушал ее ответ с таким хладнокровием, что она даже встревожилась. А он, еще крепче стиснув пальцами край подоконника, вернулся к прежнему занятию: стал смотреть на раскинувшийся перед ним город. Его изящные длинные пальцы украшали четыре крупных перстня, и на одном из них, с большим аметистом, была выгравирована королевская печать Сурды: украшенный ветвистыми рогами олень и побеги омелы, обвивающей его ноги, которыми он попирает лютню; напротив оленя виделся силуэт высокой крепостной башни.
– По крайней мере, – сказала Насуада, – мы пока не сталкивались с такими воинами Гальбаторикса, которые благодаря магическим чарам не чувствуют боли.
– А, ты имеешь в виду этих "смеющихся мертвецов"? – кивнул Оррин. Насуада знала, что это прозвище широко распространено среди варденов. – Да, пожалуй. Впрочем, мы и Муртага с Торном пока не видели, и это меня весьма беспокоит.
Некоторое время оба молчали. Потом Насуада сказала:
– Как прошел твой вчерашний опыт? Удачно?
– Я слишком устал, чтобы ставить опыты. Вместо этого я просто лег спать.
– Ясно…
Они еще немного помолчали, потом, словно по взаимному безмолвному согласию, подошли к столу, придвинутому к стене и заваленному листами бумаги, керамическими табличками и свитками. Насуада, взглянув на этот кошмарный натюрморт, только вздохнула. Всего полчаса назад этот стол был пуст и тщательно вытерт ее служанкой.
Она сосредоточилась на лежавшем сверху последнем донесении – общем количестве пленных, которых вардены взяли в течение осады Белатоны; имена наиболее важных особ были выделены красными чернилами. Они с Оррином принялись обсуждать это донесение, и Насуада призналась:
– Я просто не знаю, как изо всего этого теперь выпутаться!
– Можно попробовать привлечь на нашу сторону здешних стражников. Тогда нам не пришлось бы оставлять в Белатоне так много наших воинов.
Насуада снова взяла в руки донесение.
– Возможно. Но таких, кто не только пообещает нам верность, но и сохранит ее, не так-то легко найти, а наши заклинатели и без того уже перегружены работой сверх меры… Кто этих людей проверит?
– А эти, из Дю Врангр Гата, не умеют устранять последствия клятвы, сделанной на древнем языке? – спросил Оррин и, поскольку Насуада ответила отрицательно, раздраженно прибавил: – Значит, их работа пока что никаких результатов не дала?
– С практической точки зрения – никаких. Я даже эльфов спрашивала, но уничтожить действие клятвы верности, данной Гальбаториксу, не могут и они, хоть и трудятся над этим уже много десятков лет.
– Если мы не решим этой проблемы, причем достаточно скоро, здесь, у нас в тылу, неизбежно вспыхнет новая война, – сказал Оррин.
Насуада потерла виски и поморщилась.
– Да знаю я! – Еще до того, как вардены покинули свое надежное убежище в Фартхен Дуре и Тронжхайме, она пыталась предусмотреть всевозможные осложнения, с которыми их армия впоследствии может столкнуться, но то, с чем они столкнулись сейчас, оказалось для нее полной неожиданностью.
Эта проблема впервые дала о себе знать после сражения на Пылающих Равнинах, когда стало очевидно, что все офицеры армии Гальбаторикса и большая часть рядовых солдат принесли своему правителю клятву верности на языке древних. Тогда-то Насуада и Оррин и поняли, что никогда уже не смогут доверять этим людям, несмотря на все их обещания – во всяком случае, пока существуют Гальбаторикс и Империя, а может быть, и после того, как они будут уничтожены. В результате они не могли позволить тем людям, которые вроде бы хотели дезертировать из войска Гальбаторикса, вступить в армию варденов, опасаясь того, к каким их действиям может привести данная ими клятва.
Хотя сперва, пожалуй, Насуаду это не слишком заботило. Пленные – это реальность любой войны, и она заранее договорилась с королем Оррином, что пленных пешим порядком отправят в Сурду и заставят работать – строить дороги, работать на каменоломнях, копать каналы или заниматься какой-то другой тяжелой работой.
И только после того, как вардены захватили город Финстер, Насуада осознала всю серьезность этой проблемы. Подручные Гальбаторикса заставили принести клятву верности не только солдат, но и всю знать Финстера, а также большую часть важных чиновников и многих простых обывателей, выбранных, похоже, наугад, так что вардены оказались не в состоянии сразу распознать, кто из них особенно тесно связан с Гальбаториксом. Тех же, о которых это уже стало известно, приходилось содержать под замком, чтобы они не могли даже пытаться обратить кого-то еще в свою веру, прежде всего самих варденов. Таким образом, найти людей, которым можно было бы доверять, даже если они и хотели сотрудничать с варденами, на деле оказалось гораздо труднее, чем предполагала Насуада.
Для того чтобы охранять всю эту массу пленных, ей, например, пришлось оставить в Финстере в два раза больше варденов, чем она намеревалась, и сделать с этим она ничего не могла. К тому же при таком количестве заключенных сам город оказался не в силах себя содержать, и Насуада была вынуждена выделять существенную долю из своих скудных запасов провизии, столь необходимой ее армии, чтобы спасти жителей города от голода. Слишком долго терпеть такое положение дел было, разумеется, невозможно, а теперь ситуация и еще усугубилась, поскольку вардены захватили Белатону.
– Жаль, что гномы все никак до нас не доберутся, – сказал Оррин. – Можно было бы воспользоваться их помощью.
С этим Насуада была вполне согласна. В армии варденов в настоящий момент было всего несколько сотен гномов; остальные вернулись в Фартхен Дур, дабы похоронить своего павшего в бою короля Хротгара и дождаться выборов нового правителя, и Насуада тысячу раз уже проклинала столь неудачно сложившиеся обстоятельства. Она попыталась убедить гномов на время войны назначить регента, но они проявили поистине каменное упрямство и настояли на необходимости провести все свои многовековые предвыборные церемонии, хотя это и означало, что войско варденов останется без их поддержки в самый разгар военной кампании. Теперь, правда, гномы наконец выбрали нового короля – им стал племянник Хротгара Орик – и вышли в поход из далеких Беорских гор, стремясь поскорее присоединиться к армии варденов. Но путь был неблизкий, и в настоящий момент они все еще шли через бескрайние долины к северу от Сурды, раскинувшиеся между озером Тюдостен и рекой Джиет.
Насуада часто думала, будут ли гномы в состоянии сражаться с врагом, когда прибудут в расположение варденов. Как правило, гномы были крепче людей, но ведь большую часть последних двух месяцев они провели на пешем марше, а это способно лишить сил даже самых сильных и крепких существ.
"И потом, они, должно быть, просто устали от бесконечных переходов", – думала она.
– У нас уже очень много пленных, а уж когда мы захватим Драс-Леону… – Насуада только головой покачала.
Оррин, внезапно оживившись, предложил:
– А что, если мы вообще обойдем Драс-Леону стороной?
Он пошуршал бумагами на столе и вытащил из-под них большую нарисованную гномами карту Алагейзии, которую и расстелил поверх всего прочего. Неровные груды бумаг и свитков придавали местности, изображенной на карте, весьма необычный вид с точки зрения топографии: к западу от леса Дю Вельденварден появились горные вершины, на месте Беорских гор возникла округлая впадина, через пустыню Хадарак пролегли овраги и глубокие каньоны, а по северной части Спайна вдруг покатились морские волны.
– Смотри. – Средним пальцем Оррин проследил направление от Белатоны до столицы Империи, Урубаена. – Если мы пойдем прямо сюда, то к Драс-Леоне можно даже не приближаться. Это довольно сложно, конечно, расстояние огромное, но мы вполне способны его преодолеть.
Насуаде не требовалось слишком долго обдумывать его предложение; она и сама уже рассматривала подобную возможность.
– Риск в таком случае был бы слишком велик, – возразила она. – Гальбаторикс может атаковать нас с помощью того немалого войска, которое находится в Драс-Леоне – нам о нем известно от наших шпионов, – и тогда нам придется воевать на два фронта. А это, на мой взгляд, самый верный способ проиграть и сражение, и даже всю войну. Нет, мы должны взять Драс-Леону, Оррин.
И Оррин, словно ставя точку, коротко кивнул и сказал:
– В таком случае придется вернуть наших людей из Ароуза. На счету у нас будет каждый воин, если мы и впрямь намерены взять этот жуткий город.
– Это правда. Но сперва я бы хотела убедиться, что осада Драс-Леоны благополучно доведена до конца – и желательно еще до конца этой недели.
– Но, я надеюсь, ты не станешь отправлять туда Эрагона?
– Нет, у меня есть другой план.
– Хорошо. А что все-таки нам делать с этими пленными?
– То же, что и раньше: охрана, решетки, замки. Может быть, даже попросить магов наложить на них заклятие, чтобы ограничить их способность передвигаться, тогда не нужно было бы постоянно за ними следить. Иного решения этой проблемы я не вижу, разве что всех их разом прирезать, но я бы предпочла… – и она попыталась представить себе, чего бы не сделала ради того, чтобы победить Гальбаторикса, – я бы все-таки предпочла не прибегать к таким… чудовищным мерам.
– О да! – Оррин склонился над картой, сгорбившись, как хищная птица, и гневно сверкая глазами, вглядываясь в тонкие и неровные линии, которыми был обозначен пресловутый треугольник – Белатона, Драс-Леона, Урубаен.
Наконец Насуада сказала:
– Итак, каковы наши ближайшие планы? Джормундур ждет моих приказаний, а Совет Старейшин просил у меня аудиенции.
– Меня беспокоит…
– Что?
Оррин махнул рукой, словно сметая изображенные на карте города.
– Меня очень беспокоит, что все это не слишком удачно было задумано с самого начала. Что наши силы, как и силы наших союзников, опасным образом рассредоточены. Что, если Гальбаториксу придет в голову самому принять участие в сражении, он уничтожит нас с той же легкостью, как Сапфира – стадо коз. Вся наша стратегия зависит от того, ухитримся ли мы устроить встречу Гальбаторикса с Эрагоном и Сапфирой, а также с достаточным количеством верных нам заклинателей. Пока что в наших рядах пребывает лишь малая часть магов Алагейзии, а больше мы не сможем собрать, пока не доберемся до Урубаена и не встретимся там с королевой Имиладрис и ее армией. В общем, пока что мы остаемся прискорбно уязвимыми для любой атаки со стороны самого Гальбаторикса. Мы многим рискуем, допуская, что беспечная храбрость Гальбаторикса не позволит ему самому вмешаться в ход войны, пока наша ловушка вокруг Урубаена не захлопнется.
Честно говоря, Насуада разделяла опасения Оррина. Однако в данный момент ей казалось важнее поддержать его уверенность в собственных силах, а не соглашаться с ним. Если его решимость ослабеет, это помешает не только ему самому исполнять свои обязанности, но и подорвет моральный дух воинов Сурды.
– Мы же все-таки не совсем беззащитны, – сказала она. – Теперь уже нет. У нас есть Даутхдаэрт, с помощью которого можно, как мне кажется, убить дракона Гальбаторикса Шрюкна, если они вдруг вынырнут из недр своей цитадели в Урубаене.
– Может, и так, но…
– Излишние опасения тоже ни к чему хорошему не приводят. Находясь здесь, мы не можем ни поторопить гномов, ни ускорить свое продвижение к Урубаену, как не можем и, изменив своей цели, попросту сбежать с поля боя. Так что, на мой взгляд, наше положение не должно вызывать у тебя особую тревогу. Сейчас просто нужно следовать плану и постараться принять свою судьбу с достоинством, какой бы она ни оказалась. К тому же я допускаю и то, что Гальбаторикс, возможно, специально пытается вызвать у нас эту тревогу и это беспокойство, и ни в коем случае нельзя себе этого позволять. Я, например, отказываюсь признавать за ним такую власть!