- Это было бы грустно, - сказал Лагутин. - Но Тужилин не прав. Я больше чем уверен в этом. Не забывай про обезьян. Кто-то уже сделал то, что делаем мы. И даже больше.
- Твоими бы устами, - вздохнула Маша.
Глава вторая
Родословная Бухвостова
- Подведем итоги, - сказал Диомидов, когда Беркутов и Ромашов уселись у его стола.
Ромашов снял очки и стал задумчиво протирать стеклышки. Итоги были неутешительными. Он и Беркутов изучали в эти дни жизнь вора, труп которого был найден в яме. Вора звали Петькой Шиловым. Жил он в Замоскворечье со старухой матерью. Нигде не работал. После каждой кражи попадался и из своих двадцати восьми лет в общей сложности десять провел в тюрьмах. Накануне того злополучного дня он вернулся в Москву после очередной отсидки. Ночевал на вокзале, на том самом, который принял поезд, привезший Тужилиных и Ридашева в столицу. Затем след вора обрывался. Ромашову и Беркутову так и не удалось узнать, почему Петька Шилов вдруг оказался в лесу.
- Может, он украл тросточку у этого Ридашева? - предположил Беркутов. - И драпанул в лес.
- Не вижу смысла, - возразил Диомидов. - Вор не дурак, чтобы красть трость. Подумаешь, ценность! Кроме того, если верить Анне Павловне, Ридашев вез трость в чехле от удочек. Не забудьте еще одного обстоятельства, Ридашев довез Тужилиных до дома на такси. Потом поехал дальше. Куда?
- Я нашел вчера того таксиста, - равнодушно сказал Ромашов.
- Все ясно, - резюмировал Диомидов. - Дальше можете не продолжать. Ридашев высадил Тужилиных и вернулся на этом такси обратно на вокзал.
- Правильно, - сказал Ромашов грустно. - Для того чтобы это узнать, не надо было и таксиста искать. Но я его искал, чтобы удостовериться.
- Ну и как? - спросил Диомидов.
- Ридашев больше никуда не заезжал. От Тужилиных он двинулся сразу к вокзалу. Там отпустил машину.
- Тоже правильно, - заметил Диомидов.
- Он мог отпустить машину в любом месте, - вмешался Беркутов.
- Мог, да не отпустил, - сказал Диомидов. - У него не оставалось времени на разъезды. Не забудьте, что с момента прихода поезда из Сосенска до появления ямы в лесу прошло всего два часа. Вот хронометраж. - Диомидов положил на стол бумажку с цифрами. - Тужилины ехали на "Волге". От вокзала до их дома - двадцать минут. Обратно - еще двадцать. Сосчитайте, сколько получилось? Сорок минут. Вычтите их из двух часов. Остается час двадцать. От вокзала до ямы на электричке с учетом расписания поездов - час плюс десять-пятнадцать минут ходьбы пешком. В резерве остается, следовательно, пять-десять минут. Однако мы слишком много времени тратим на обсуждение этого факта.
- Не понимаю, почему вы решили, что он обязательно должен был поехать на вокзал, - наморщил лоб Беркутов.
- О господи, - простонал Диомидов. - Вор-то ведь был на вокзале. Он был там, когда Ридашев и Тужилины садились в такси. А потом оказался в лесу.
- Что же получается, Федор Петрович? - задал вопрос Ромашов. - Выходит, мы зря старались.
- Да нет, - улыбнулся Диомидов. - Это, - он показал на бумажку, - это я еще после разговора с Тужилиной прикидывал. Подстраховывался. Теперь, когда вы нашли таксиста, хронометраж просто подкрепляет его показания. Они у вас?
Ромашов подал Диомидову листок. Тот прочитал его и спросил:
- Ну так что будем делать дальше?
- Таксист говорит, - сказал Ромашов, - что он высадил пассажира неподалеку от пригородных касс. В машину тут же сели какие-то курортники. И он уехал. А до отправления ближайшей электрички оставалось как раз десять минут…
- Так, - медленно произнес Диомидов. - Значит, десять минут. В эти минуты на вокзале происходит что-то, что соединяет вора с Ридашевым. И они оба оказываются в лесу. Следов машины вокруг лесной поляны нет. Они приехали на электричке. Когда они выходили на поляну, трость была в руках вора. Ридашев оставался позади. Потом выстрел - и… чудеса… Логичная картина?
- Значит, он все-таки украл трость, - обрадованно сказал Беркутов. - Он украл трость, сел в электричку. Ридашев заметил кражу. Милицию звать он по вполне понятным причинам не стал, а за вором последовал. И, нагнав его в безлюдном месте, покончил дело.
- А вы? - обратился Диомидов к Ромашову. - Согласны?
- Что-то тут не так, - усомнился Ромашов. - Шилов только возвратился из тюрьмы. С какой стати он будет красть удочки? Ведь Ридашев прятал трость в чехле от удочек. Даже если предположить, что вор увидел в чехле трость. Вор не дурак. Нет, я с этой версией не согласен.
- И я, - задумчиво заметил Диомидов.
- Может, они были знакомы? - предположил Ромашов. - Смотрите: приходит поезд. Тужилины и Ридашев проходят с перрона к остановке такси. Вор в это время находится на вокзале. Ридашев его замечает. У него в голове возникает какая-то мысль. Проводив Тужилиных, он возвращается на вокзал, отпускает таксиста, находит вора и предлагает ему поездку в лес. Там он вынимает трость из чехла, вручает ее вору и, пропустив Петьку вперед, стреляет.
- Не больно складно, - сказал Диомидов. - Но при этом становится понятным возвращение Ридашева на вокзал. Он торопился и даже не посчитал нужным хотя бы из осторожности сменить такси. Значит, нитку "вор - Ридашев" надо разматывать дальше. Жаль, что у нас нет фотографии сосенского Ридашева. Это бы облегчило дело.
- Есть словесный портрет, - сказал Ромашов. - Кроме того, я видел его и легко могу узнать по описанию.
- Да, - кивнул Диомидов. - Вам будет удобнее. Свяжитесь с МУРом. Они вам помогут установить круг знакомств Шилова. Ну, а ваша задача - аккуратно "выпотрошить" этих знакомых. - Диомидов улыбнулся. - Если будет туго, тут же докладывайте мне. Впрочем… Впрочем, докладывайте мне каждый вечер.
Ромашов поднялся. Беркутов встал было, чтобы идти за ним, но Диомидов остановил его.
- Вы мне еще нужны, - сказал он. - Как дела с Бергсоном?
- А никак, - откликнулся Беркутов. - После той встречи с писателем Ридашевым он, видимо, пребывает в растерянности. Даже звонить из автоматов перестал.
- И вы называете это "никак", - рассердился Диомидов.
Беркутов поспешил поправиться. Он сказал, что не совсем точно выразился. Конечно, тот факт, что Бергсон перестал звонить, настораживает. И конечно, наблюдение за ним усилено…
Диомидов встал из-за стола и заходил по кабинету. Беркутов продолжал говорить, но полковник его уже не слушал. В голову полковнику снова пришла та странная мысль, которая мучила его еще несколько дней назад, когда Диомидов убедился, что Бергсон таки имеет отношение к беклемишевскому делу. Бергсон, кроме того, назвал писателю Ридашеву фамилию Хенгенау. Рассказ Курта Мейера о похождениях профессора в сельве обретал достоверность. События на Амазонке каким-то образом связывались с делом Беклемишева. И точкой соприкосновения был Бергсон. Но вот каким образом они связывались? Почему Бергсон ринулся вдруг к писателю Ридашеву? Ошибка это или не ошибка? Диомидов склонялся к мысли об ошибке. Генерал советовал не торопиться. Но как тут медлить? "Бергсон выглядит растерянным", - говорит Беркутов. Растеряешься, когда так влипнешь. Чтобы подойти на улице не к тому человеку, надо быть уверенным, что идешь именно к тому. И еще этот глупый вещественный пароль - черная картонка. Несовременно. Очень несовременно… А может, в этом смысл? Но тогда что же выходит? А то, что Бергсон не знает в лицо человека, к которому послан. Да, не знает. Следовательно, он вообще плохо осведомлен о деле, в которое ввязался. Видимо, характер задания такой, что… Или у него два задания. Два… Два… Из двух источников - в один адрес. Черт знает что! Вот дикое предположение. Такого не может быть, если только…
"Если только" и была та странная мысль, которая возникла у Диомидова и которую он, отпустив Беркутова, тут же выложил генералу.
- Решительно, - заметил генерал, выслушав полковника. - Весьма, я бы сказал. - И генерал открыл портсигар. - А вы не подумали, что этим шагом можно пустить все дело под откос? - спросил он.
- Подумал, - улыбнулся Диомидов. - Поэтому и пришел к вам.
- А кому хотите поручить? - поинтересовался генерал, ломая сигарету.
- Сам, - сказал Диомидов.
- Сам, значит, - протянул генерал. - А почему сам?
- Ромашов занят. Беркутов для этой цели не подходит. Недостаточно сообразителен. Можно бы поручить Феоктистову. Но ему придется терять время, входить в курс.
- А если я не разрешу проводить этот… эксперимент?
- Будем искать другие пути, - лаконично ответил Диомидов.
- Ловко вы меня, - заметил генерал. - Как Фауст Mapгариту. Вас бы в рай. На должность змея-искусителя. А?
- Не гожусь, - засмеялся Диомидов. - Правда, какая-то Ева уже три раза звонила. Интересуется моей персоной и ни с кем не хочет разговаривать. А меня, как на грех, на месте в это время не бывает. После второго звонка заело любопытство, и я попросил в случае третьего уточнить ее телефон.
- Ну и?..
- С таксофона на Центральном телеграфе.
- Вы думаете, тут есть связь с делом?
Диомидов пожал плечами.
Генерал выковырнул спичкой окурок из мундштука и вернул разговор в прежнее русло.
- Меня заинтриговало ваше предложение. Но… Эх, если бы мы были уверены…
- Трудно предугадать все. Ведь мы знаем очень мало.
- Вот именно, - вздохнул генерал. - И неизвестно, будем ли знать больше.
- В случае удачи будем, - уверенно произнес Диомидов.
Генерал ничего не сказал. Но его молчание можно было истолковать как согласие. И полковник стал готовиться к задуманной операции. Суть ее заключалась в том, что Диомидов из пассивного наблюдателя превращался в активного участника игры.
Бухвостов лежал в чистенькой уютной палате. Каждый день его навещали ученые и врачи. Были среди них старые и молодые, бородатые и усатые, бледные и краснощекие, в очках, пенсне и без оных. Ему кололи пальцы, отсасывали капельки крови в тонкие стеклянные трубочки, надували на руках какие-то резиновые подушки и заглядывали при этом на циферблат большого градусника. Однажды опутали голову проводами и смотрели, как светилось зеленым окошечко черного ящика. В окошечке прыгали змейки. Бухвостов наблюдал игру змеек и поджимал губы, прислушиваясь к разговорам, которые вели в это время окружавшие его люди. Говорили они на непонятном языке. Старика это раздражало. Кроме того, ему надоело лежать в больнице. Чувствовал он себя здоровым. Спал нормально, никаких снов больше не видел. Краска по руке больше не ползла, остановилась у локтя и даже чуточку побледнела. А дома его ждали неубранная картошка и корова, оставленная на попечении соседки. Бухвостов требовал выписки.
- Дом без призора, - ворчал он, когда кто-нибудь из врачей обращался к нему с вопросом о самочувствии. - Корова там. За ней глаз нужен.
Но мольбы и требования старика оставались без ответа. Ему снова кололи пальцы и снова опутывали голову проводами. Молоденькая сестра почти неотлучно сидела около его койки и следила за стариком внимательными жалостливыми глазами.
- Анюта, - бормотал Бухвостов, когда они оставались вдвоем, - шо они, окаянные, со мной делают? Продукт ведь гибнет, скотина пропадает.
- Нельзя, Петр Иванович, - ласково говорила Анюта. - Вы уж потерпите. Вы сейчас представляете интерес для науки.
- Дура, - сердился старик и отворачивался к стене.
Анюта вздыхала, оправляла одеяло и раскрывала книжку. К характеру Бухвостова она притерпелась и относилась к высказываниям в свой адрес равнодушно. Интересы науки, по мнению Анюты, стояли выше ругани вздорного старика.
Так было и сегодня. Отпустив нелестное замечание по поводу Анютиных умственных способностей, Бухвостов повернулся на бок и замолчал. В палате воцарилась тишина, прерываемая лишь шелестом страниц да сопением старика. Анюта знала, что примерно через полчаса Бухвостов усядется на кровати и начнет шептать молитву и креститься. Молился он ежедневно: утром, после обеда и вечером. Слова были обычные. Старик просил Бога посодействовать ему с выпиской, жаловался на то, что дома пропадает огород, умолял Бога позаботиться о том, чтобы всем врагам рода человеческого было воздано по заслугам, а ему, Бухвостову, вышло бы снисхождение.
- И что это вы, Петр Иванович, все прощения просите? - любопытствовала Анюта.
Старик не удостаивал ее ответом. Ложился на спину и просветленным взглядом изучал потолок. Анюта фыркала и утыкалась в книжку.
Но сегодня на Бухвостова что-то накатило. Может быть, виной этому была осточертевшая палатная тишина, может, еще что-нибудь, только Бухвостов, к изумлению Анюты, вдруг ответил на ее вопрос.
- Ты, Нюрка, дура, - сказал он, поправляя выбившийся из-под больничной пижамы нательный крестик.
- Это я уже слышала, Петр Иванович, - заметила Анюта. - Вы бы что-нибудь поновее придумали.
- Видение мне было окаянное, - не слушая ее, сказал Бухвостов. - Баба рыжая и ликом будто похожая на кого-то из сродственников. Я вот и смекаю… - Старик замолчал, опасливо огляделся и шепотом закончил: - Не к добру, Нюрка, это.
- Что вы, Петр Иванович, - засмеялась Анюта. - Взрослый человек, а такой суеверный.
- Я вот лежал, Нюрка, и думал, - продолжал Бухвостов, обращаясь словно бы не к Анюте, а к самому себе. - Лежал и думал. Матка моя говорила, что у нас в роду цыганка была. Прадед мой ее из табора украл. Оженился. Дети пошли. А потом, значит, в деревне прознали, что ведьма она. Железо у нее к рукам прилипало. Возьмет, значит, она иголку, а шить не может. Путается иголка в пальцах, будто приклеенная. Из-за нее, богомерзкой на наш род епитимья наложена. Грех, значит, чтобы прадедов отмаливать.
- Ой, как интересно! - округлила глаза Анюта. - А еще что было, Петр Иванович?
- Рыжая она была, Нюрка. Цыганка, а рыжая. С чего бы это, не знаю. Только вот как на духу тебе говорю: приходила она, проклятая, ко мне. В видении, значит… Ох, прости мои прегрешения, Господи! Убери окаянство поганое, - забормотал старик. - Век тебе этого не забуду…
Минут пять Бухвостов размашисто крестился, бормоча все известные ему молитвы. Потом наклонился к Анюте и горячо зашептал:
- Ты, Нюрка, молчи. Не велено про то никому говорить, кроме Бога, да не сдюжил я. Тошно мне стало. Наказал меня Господь за непотребство… А-а-а! - вдруг протяжно завопил он. - Опять… Опять! Дьявола вижу! Нюрка, Нюрка! Гони окаянного!
"Он сошел с ума", - испугалась Анюта. Старик сидел на койке, запрокинув голову, уставясь остекленевшими глазами мимо Анюты, в окно, где качали голыми ветками верхушки деревьев. Он продолжал что-то говорить, но Анюта уже не понимала слов. Она изо всей силы давила кнопку вызова дежурного врача. Она слышала, как где-то внизу заливались звонки, понимала, что делает глупость, но не могла остановиться и все нажимала на кнопку, думая только о том, чтобы кто-нибудь поскорей пришел в палату…
В тот момент, когда дежурный врач встал на пороге, Бухвостов прыгал вокруг помертвевшей Анны и ругал ее за то, что она не может отогнать дьявола, явившегося ему в образе огромной кошки с человеческими руками. Площадная брань летела из его рта в причудливой смеси с цитатами из требника.
- И смех и грех, - пробормотал врач, когда два дюжих санитара, появившиеся из-за его спины, уложили мечущегося Бухвостова на койку. - И смех и грех, - произнес он еще раз, надавливая на поршенек шприца, наполненного сильнодействующим снотворным.
- А цыганка была рыжей, - сказал Лагутин в заключение и обвел лукавым взглядом всех сидевших за столом. Академик сердито сверкнул очками и принялся размешивать остывший чай. Пышнотелая блондинка с подведенными глазами зевнула и сказала:
- Я никогда не видела рыжих цыганок.
- Это еще ничего не значит, - заметил художник Винников, катая вилкой по тарелке маринованный грибок. Его холеное длинное лицо не выразило при этом никаких чувств. Однако Маша тихонько фыркнула.
Академик, побренчав ложечкой, спросил:
- А что, собственно, уважаемый Иван Прокофьевич, вы, гм-м… имели в виду, когда… гм-м… сообщали нам эту любопытную сказочку?
- Ничего особенного, - откликнулся Лагутин. - Так, вместо застольного анекдота.
Он только что возвратился из клиники, где лежал Бухвостов. Происшествие со стариком и рассказ Анюты о рыжей цыганке, притягивавшей железные предметы, обсуждались там на все лады. Узнав, что Бухвостов будет спать еще долго, Лагутин заторопился к Маше. В гостиной у академика он застал самое разношерстное общество. Маша давно говорила ему, что круг знакомых академика похож на снежный ком, катящийся с горы. Он втягивает в себя все больше людей. И теперь уже сам Кривоколенов не в состоянии разобраться, кто кого привел к нему в дом и кто кому кем приходится. У академика был неистребимый интерес к новым людям… Кто-то в шутку сказал однажды, что Кривоколенов к людям относится, как к элементарным частицам: открыл, зафиксировал - и в каталог. Он любил общество и сам, почти нигде не бывая, часто принимал гостей. За столом у Кривоколенова по субботам можно было встретить и редакторов его монографий, и художников, и музыкантов. Пышная блондинка, сидевшая напротив Лагутина, была учительницей истории.
- Между прочим, - сказал Лагутин академику, - клиника, в которой лежит Бухвостов, находится близко от нашего института.
- Это что же значит? - спросил Кривоколенов.
- Да кто его знает. Памятрон был включен именно в те часы, когда Бухвостов увидел черта.
Академик зевнул. Пышная дама, сообщившая о том, что она никогда не видела рыжих цыганок, вдруг ни с того ни с сего накинулась на фантастику.
- Нет, вы послушайте только, - горячо заговорила она. - Молодежь становится просто невозможной. Мой сын, понимаете, мой сын, покупает только фантастику. Это ужасно. Я выросла на романах Тургенева… Какая прелесть! Тишина. Елена и Инсаров… Рудин…
- И Базаров, - бросил Лагутин.
Дама сердито отмахнулась.
- Тургенев не любил этого лягушатника. Он его создал, чтобы посмеяться… Да, да… А теперь сын приносит только приключенческие книжки… О чем же в них пишут?.. Там печатают такие статьи!.. Представляете мой ужас? Я учу детей, я говорю им: дети, наука установила, что человек произошел от обезьяны. Она взяла в руки, простите, в лапы, камень и палку и стала трудиться. Труд превратил обезьяну сначала в питекантропа, а потом в homo sapiens. А тут я читаю научную статью. О чем? О том, что на Земле жили люди высотой в четыре метра. И мой сын, представляете, мой сын, задает мне вопрос: "Maма, а почему ты никогда не говорила об этом?" Бедные дети…
- Бедные дети, - фальшиво вздохнул Лагутин.
Маша кинула на него лукавый взгляд и незаметно погрозила пальцем. Винников улыбнулся и, подцепив грибок, отправил его в рот. Кривоколенов пожевал губами и блеснул очками в сторону дамы.
- Гм-м, - промычал он. - А скажите-ка, любезнейшая Мария Дмитриевна, почему вы решили, что статья… э… научная?
- Ссылки, - сказала дама. - Там много ссылок на факты и источники. Разве я могла думать, что есть такие факты?
- Насчет фактов, - заметил академик, - это правильно. Факты иной раз ставят в тупик. Особенно людей неосведомленных… И легковерных.
- Вот, вот, - подхватила дама. - Оказывается, найдены скелеты этих великанов. И мы не знаем…
- Знаем, - перебил Лагутин. - Только палеонтологи пока еще спорят: была на Земле раса великанов или это просто гипертрофированные индивидуумы.