- Похоже, тут произошло смертоубийство, - хмуро заметил пуританин. - Интересно, а зачем здесь приделана щеколда? - добавил он, глянув на стену.
- И крепко приделана, смею тебя уверить, - подтвердил француз, подергав запор. - Она…
Внезапно под его руками целый кусок стены отошел в сторону, и у Л'Армона вырвалось удивленное восклицание. Передними предстала маленькая потайная комнатка. Двое мужчин склонились над ее страшным содержимым, лежащим бесформенной кучей на грязном полу.
- Ба, да это же человеческий скелет! - присвистнул Гастон. - И прикован за ногу. Сдается мне, беднягу тут держали, пока он просто не помер.
- Как бы не так, - сказал Кейн, внимательно разглядывая скалившийся череп. - Обрати внимание, у него разрублена теменная кость. Сдается мне, неспроста наш хозяин дал своему дьявольскому заведению подобное кровавое название. Думаю, этот несчастный был простым путешественником вроде нас, которому случилось угодить в лапы к жестокому негодяю.
- Похоже, - согласился Л'Армон, которому, судя по всему, было глубоко наплевать на выводы пуританина.
Он развлекался тем, что пытался сбить ногой с лодыжки скелета железное кольцо оков. Раздраженный тем, что ему не удалось этого сделать, француз вытащил из ножен палаш, с которым не расставался, и одним невероятно сильным и точным ударом рассек цепь, соединявшуюся со вторым кольцом, глубоко заделанным в бревна пола. - И какого дьявола ему понадобилось приковывать к полу скелет? - удивился француз.
- Monbler! Хорошая цепь, однако, - сказал он, разглядывая лезвие. - Могла бы и для какого дела сгодиться. - Ну что же, мсье. - Он иронически отсалютовал клинком белевшей на полу куче костей. - Вам, небось, недоставало только свободы. Ступайте теперь с Богом!
- Полно тебе! - неодобрительно прозвучал глубокий голос пуританина. - Нет чести в насмешках над мертвыми!
- Никто не мешает ему постоять за себя, - отмахнулся, рассмеявшись, Л'Армон. - Что же касается меня, уж я, верно, как-нибудь да ухлопал бы человека, отнявшего у меня жизнь! И пускай для этого моим бренным останкам пришлось подниматься хотя бы из океанской пучины!
Кейн пожал плечами и, прикрыв дверцу потайной комнаты, направился к выходу. Он вовсе не собирался вступать в подобную дискуссию, отдававшую бесовством и черной магией. К тому же пуританин был полон решимости немедленно воздать хозяину таверны по заслугам за черное дело, некогда совершенное им в этих мрачных стенах.
Но едва он повернулся к французу спиной, как его шеи коснулась холодная сталь. Соломон Кейн почувствовал упершееся в затылок дуло пистолета Л'Армона.
- Мсье, даже не пытайся пошевелиться! - Голос недавнего знакомца был зловещ и решителен. - Лучше стой смирно, а не то скудное содержимое твоей головы добавит грязи в этом хлеву.
Пуританин, проклиная себя за неосторожность, стоял с поднятыми руками, в то время как проклятый Л'Армон деловито освобождал его от оружия. Ловко вытащив пистолеты из-за пояса и рапиру из ножен, он злобно бросил англичанину:
- Теперь, мсье, можешь повернуться, но только очень медленно и спокойно, понял? - Гастон отступил на пару шагов.
Кейн повернулся и вперил мрачный взгляд во франта. Тот снял свою мушкетерскую шляпу с пышным плюмажем и стоял с непокрытой головой. Черный зрачок длинноствольного пистолета смотрел Соломону прямо в лоб.
- Я тебя узнал, Гастон, прозванный Мясником! - Голос Кейна был абсолютно спокоен, теперь он вспомнил, при каких обстоятельствах видел это лицо, - Я действительно глупец, коли решил довериться французу! Однако ты далеко забрался, изувер. Теперь, когда ты расстался со своей проклятой шляпой, я тебя узнал. Припоминаю, последний раз мы виделись в Кале несколько лет назад, и ты выглядел не лучшим образом.
- Что было, то прошло. Зато теперь ты меня больше никогда не увидишь, хе-хе. Догадываешься почему? Это еще что такое?..
- Похоже, крысы добрались до останков, - пожал плечами Кейн. Пуританин внимательно следил за коварным французом из-под полуприкрытых век, ожидая, чтобы у того хоть на мгновение дрогнула рука, сжимавшая пистолет. - Всего лишь перестук костей.
- Похоже… - согласился Гастон. - Впрочем, мсье Кейн, продолжим. Мне известно, что у тебя при себе порядочная сумма золотом. Мужчина ты видный, поэтому я собирался подождать, пока ты заснешь, и лишь тогда уж прикончить тебя. Но случай представился несколько раньше, и я, ты уж не обессудь, поспешил им воспользоваться. Ты, мсье, до чрезвычайности оказался доверчивым.
- Мне и в голову не приходило опасаться человека, с которым я преломил хлеб, - скрипнул зубами Кейн. Его обычно невозмутимый низкий голос дрожал от едва сдерживаемой ярости.
Бандит цинично расхохотался. Отсмеявшись, он начал медленно пятиться к двери. Кейн непроизвольно напряг все мышцы, подобравшись, точно волк перед прыжком. Но тщетно! Рука проклятого Гастона была словно высечена из камня, его пистолет даже не шевельнулся.
- И смотри мне, чтобы никаких там посмертных бросков после выстрела! - хохотнул Гастон, но глаза его неотступно следили за англичанином. - Стоять смирно, мсье, кому сказал! Видал я, что и умирающие захватывали с собой на тот свет своих убийц. Поэтому я сперва отойду на достаточное расстояние, чтобы не вводить тебя в искушение. Клянусь гробом Господним! Стоит мне нажать на курок, как ты взревешь и бросишься на меня, да только отдашь Богу душу раньше, чем успеешь до меня дотянуться. А у нашего почтенного хозяина в потайной каморке прибавится еще один скелет. А может, и не один. Пожалуй, грохну я и его тоже. Этот недоумок не знает меня, а я - его, но так даже смешнее…
Француз уже стоял в дверях и целился в Кейна из пистолета. Пуританин каким-то неведомым чувством, особенно обострившимся после невероятного знакомства с Н'Лонгой, понял, что сейчас будет нажат курок…
Единственная свеча, вставленная в настенный подсвечник, наполняла комнату неровным мигающим светом, едва доходившим до порога. И вот именно оттуда, из зловещей темноты, за спиной Гастона сгустилась смертоносная тень. На голову француза стремительно обрушилось блестящее лезвие.
Ноги Мясника-Л'Армона подкосились, он сперва грохнулся на колени, точно бык на бойне, а затем завалился вперед. Из расколотого черепа хлынула кровь. Над поверженным телом, громадный и жуткий, возвышался бородатый здоровяк. В руках у него был тесак, лезвие которого покрылось кровью и мозгом.
- Хо-хо! - утробно проревел он и рявкнул на пуританина: - Назад!
Кейн оказался в воздухе, не успело тело злополучного Гастона коснуться пола, но прыжок его был напрасным - прямо ему в лицо смотрело дуло пистолета, зажатого в левой руке хозяина.
- Назад! - снова прозвучал хриплый рык, больше похожий на звериный. Пуританину ничего не оставалось делать, как попятиться прочь. Какими бы безумными ни были глаза бородатого убийцы, но с оружием он обращаться явно умел, равно как и не боялся пускать его в ход. Отступив почти к самой стене, англичанин стоял молча, ожидая развития событий.
Его чутье подсказывало, что новый враг окажется куда грозней и опасней французского бахвала. Содержатель смертоносной таверны покачивался на пятках, точно поднявшийся на задние лапы медведь, то и дело издавая какие-то нечеловеческие утробные смешки.
- Надо же, Гастон-Мясник, хо-хо! - проблеял он и пнул покойника, из разрубленной головы которого натекла кровавая лужа, отливавшая теми же багровыми бликами, что и глаза бородача. - Нашему красавцу не придется больше охотиться! Хо-хо, слыхал я про этого разбойника, вздумавшего шалить в Шварцвальде! Думал найти золотишко, а нашел смерть! Теперь все мое, и золотишко, и даже больше, чем золотишко, - месть!
- Я тебе не враг, - спокойно сказал Кейн.
- Все люди мне враги! - затопал ногами толстяк. - Ты видишь эти отметины у меня на руках?! Ты видишь эти отметины у меня на ногах?! Динь-динь-дон, динь-динь-дон - так звенят кандалы! А всю мою спину истерзали укусы кнута! Ты думаешь, это все? Не-е-ет! Самые страшные раны у меня в голове, и их оставили годы пребывания в холодных застенках, где тишина нарушалась лишь щелканьем кнута палача, истязавшего мою плоть за преступление, которого я, быть может, вовсе и не совершал!
Его голос перешел в отвратительное безумное всхлипывание. Кейну нечего было возразить. Пуританин уже не первый раз сталкивался с людьми, чей рассудок был сломлен ужасами тюрем Континентальной Европы и в голове которых навеки поселилось черное безумие. Любые слова тут были бесполезны. Все, что ему оставалось, - это тянуть время и надеяться на чудо Господнее.
- Но я бежал! - внезапно заорал хозяин таверны, потрясая клинком. - И объявил войну всем остальным людям, из-за которых я столько страдал!.. Что это?..
Кейн готов был поклясться, что в маленьких кровожадных глазках безумца промелькнула тень смертельного страха.
- Неужто мой колдун костями перекидывается? - удивленно прошептал сам себе хозяин таверны, но тут безумие опять погребло его под своими мутными водами, и он захохотал. - Чернокнижник поклялся, умирая, что когда его плоть истлеет, то сами грешные кости подстроят мне смертельную ловушку. Вот я и приковал к полу его скелет, а теперь слушаю глухими ночами, как он стучит костями и бренчит цепью, пытаясь освободиться! И уж я смеюсь-смеюсь! Хо-хо! Видать, его сильно припекает в аду, вот он и решил прогуляться по темным коридорам, точно старый Царь Смерть, чтобы пожаловать ко мне, спящему, и убить меня прямо в кровати, как я это сделал с ним!
Погруженные в себя глаза помешанного каторжника вдруг озарились яростным огнем, когда он увидел отодвинутую щеколду.
- Отвечай! Заходили ли вы с этим недоумком, - он опять пнул мертвое тело, - в ту комнату? Что мой колдун вам наговорил?
По телу Кейна пробежал озноб, будто в комнате подул ледяной ветер. Англичанин подумал, что либо он, подобно умалишенному хозяину таверны, начал терять разум, либо из-за двери действительно послышалось громыхание костей, как если бы скелет зашевелился. Пуританин передернул плечами, успокаивая себя мыслью, что крысы, бывает, просто ради развлечения треплют обглоданные кости.
Тем временем маниакальная подозрительность бородатого безумца в очередной раз сменилась не менее зловещим смехом. Издавая утробные "хо-хо", он обошел пуританина кругом, продолжая держать его на мушке, и свободной рукой отворил дверь. Казалось, свет свечи не в состоянии пробиться за порог отвратительного склепа. Кейн даже не смог разглядеть кучу выбеленных временем костей на полу. Впрочем, куда ей было деться?
- Все люди - мои враги! - сам с собой разговаривал хозяин таверны. Мысли его, как это бывает у безумцев, бессвязно перескакивали с одного предмета на другой. - С чего бы это мне кого-нибудь щадить? Может быть, меня пытались вызволить из проклятых подземелий Карлсруэ, пока я там гнил заживо?.. А им ведь так ничего и не удалось доказать! Как бы не так! В этих подземельях я и понял, что надо стать волком. Именно так! Я перегрыз глотки своим сторожам и сбежал из темницы. А потом побратался с волками Шварцвальда.
Ох и славно же попировали мои серые братцы всеми теми, кто останавливался в моей таверне… Всеми, кроме одного русского чародея… - Бородач обиженно засопел. - Слышишь, это он там гремит костями в темноте! Это я здорово придумал - ободрать его кости и посадить на цепь, чтобы он не вздумал явиться по мою душу среди ночи, когда тьма властвует над миром. Ведь кто сладит с мертвым? Может, у него и не хватило колдовской силы, чтобы уничтожить меня, когда он был живым, но всем известно, что мертвый колдун еще хуже живого!
Не двигайся, англичанин! Знаешь, я, пожалуй, положу и твои кости в этой каморке, рядом с костями чародея, чтобы…
Каторжник-кабатчик переступил одной ногой порог потайной комнатки, и дуло его тяжелого пистолета смотрело на Кейна. Внезапно какая-то сила опрокинула его назад, увлекая в темноту, грянул не причинивший никому вреда выстрел; затем неведомо откуда налетевший порыв ветра захлопнул потайную дверь. Свеча в подсвечнике у двери испуганно мигнула и погасла. Раздался зловещий скрежет задвинувшейся по своей воле щеколды.
Кейн торопливо принялся шарить руками по полу в поисках своего оружия. Нащупав пистолет, он поспешно выпрямился и прижался спиной к стене, направив дуло в сторону двери, за которой исчез сумасшедший. Пуританин стоял в абсолютной тьме, вслушиваясь в доносившиеся из дьявольского склепа страшные придушенные крики, заставлявшие стыть кровь в жилах. Сатанинским аккомпанементом звукам человеческой агонии служил сухой перестук оголенных костей. Наконец воцарилась давящая тишина, нарушаемая лишь бешеным гулом крови в ушах пуританина.
Соломон Кейн извлек из кармана кремень и кресало и заново разжег свечу. Взяв ее в одну руку, а свой пистолет в другую, он вновь отодвинул щеколду и, не без опасения, отворил потайную дверцу.
- Боже праведный! - вырвалось у пуританина, и по его спине заструились ручейки холодного пота. - Поистине это выходит за границы возможного, однако же я сам при сем присутствую! Вот и воплотились в действительности клятвы обоих погибших. Гастон Мясник обещал, что даже и после смерти отплатит своему убийце, - и именно его рука выпустила на свободу страшный скелет. А безвестный московит сдержал свое слово…
Отвратительный хозяин таверны со зловещим названием "Раскроенный череп" лежал на полу потайного склепа мертвее мертвого, и на звероподобном его лице застыло выражение потустороннего ужаса, будто перед смертью пред ним разверзлись адовы бездны. Бычья шея каторжника была смята, словно комок бумаги, а на ней мертвой хваткой сомкнулись лишенные плоти пальцы чародея.
Луна черепов (Перевод с англ. И.Рошаля)
1
Исполинская черная тень, словно отброшенная гигантским клинком, врезавшимся в пламень заката, легла на землю. Человеку, только что завершившему тяжелейший переход через джунгли, она казалась олицетворением гибельного рока и ужаса, неким символом, исполненным невразумительной, но от этого еще более страшной угрозы. Такова бывает тень прокравшегося в дом убийцы, отбрасываемая пугливым пламенем свечи на стену.
И все же это была лишь тень вздымавшихся впереди отвесных скал высокого кряжа, первого аванпоста угрюмых предгорий, к которым так стремился одинокий странник. Подойдя к его подножию, человек остановился и, задрав голову, пристально вгляделся в иззубренные силуэты гигантских утесов, отчетливо прорисовывающиеся на фоне багрового диска заходящего светила. Он мог поклясться, что, глядя из-под руки, отчетливо уловил некое движение наверху. Однако все еще яркое предзакатное зарево слепило, и даже его ястребиное зрение не позволяло различить, что же именно там двигалось. Был ли то архар? А может, человек, мгновенно поспешивший в укрытие?
Странник пожал плечами и перевел взгляд на едва означенную тропку, начинавшуюся среди россыпи валунов и круто уходящую вверх; ее конец терялся за гребнем. На первый взгляд могло показаться, что этот путь подходит лишь горным козлам, но при ближайшем рассмотрении выяснялось, что каменный склон в изобилии испещряли специально кем-то вырубленные выемки, вполне подходящие для человеческих пальцев. Оценив крутизну скального склона и расстояние между выбоинами, путешественник понял, что подъем потребует от него предельного напряжения всех сил. Что же, быть посему. Не мог же он в самом деле повернуть обратно после того, как за его спиной остались тысячи миль?
Он сбросил с плеч большую сумку, что нес на плече, пристроил сверху громоздкий мушкет, оставив при себе лишь длинную рапиру, кинжал и один из пистолетов. После того как с помощью веревки он надежно укрепил свой нехитрый арсенал за спиной, путешественник, ни разу не оглянувшись на залитые заходящим солнцем джунгли, из которых только что вышел начал долгое восхождение на кряж.
Это был рослый, сильный и выносливый человек с длинными руками, чьи мускулы могли бы поспорить крепостью с железом. Но даже и ему снова и снова приходилось давать себе передышку. В моменты отдыха он замирал на отвесном утесе, припадая к нему с цепкостью муравья. Тем временем сумерки сгущались, и скоро край скалы, бывший еще так далеко, начал сливаться с темным небом. Но сей факт совершенно не смущал загадочного скалолаза, вслепую нашаривающего на выщербленной каменистой поверхности очередную зацепку для пальцев. Человек упрямо карабкался все выше и выше.
Далеко внизу, под его ногами, уже заводили свои разговоры ночные обитатели тропических джунглей.
Человек, словно бы зависший между небом и землей, не мог отделаться от мысли, что голоса птиц и животных звучат как-то непривычно тихо и робко. Будто бы на укрытые ночью черные холмы были наложены чары тишины и ужаса, действующие даже на неразумных лесных тварей.
Мужчина неуклонно приближался к обрывистому краю плато, однако и путь сделался тяжелее. Казалось бы, до макушки утеса было уже рукой подать, когда скала сделалась совершенно отвесной. Мускулы и нервы упрямца были напряжены до предела, но он не думал отступать. Время от времени пальцы человека соскальзывали, и тогда только чудо удерживало его от падения. Каждая жилка этого обманчиво худого, но невероятно сильного и скоординированного тела была крепче стали, а длинные ловкие пальцы обладали крепостью тисков, и мужчина лишь ненадолго задерживался.
Выемки сделались совсем неглубокими, и не то что лезть выше, а просто удерживаться на месте становилось все труднее, поэтому скалолаз продвигался все медленнее и медленнее. Но наконец упорство человека было вознаграждено, и на фоне неба, на котором уже успели появиться звезды, он разглядел край утеса всего в каких-нибудь двадцати футах над ним.
И именно в этот момент, когда он запрокинул голову, напряженно вглядываясь во тьму, какая-то темная масса заслонила звезды, а потом с грохотом и стуком понеслась прямо к нему. Человек изо всех сил вжимался в твердый камень, стараясь слиться со скалой. Он напрягся в ожидании смертельного удара, но что-то лишь просвистело рядом с его ухом, обдав волосы ветерком, и чиркнуло по плечу, уносясь вниз. Несмотря на то что удар валуна пришелся по касательной, его сила была такова, что человека едва не сбросило вниз. Мужчина несколько секунд отчаянно балансировал, шаря по скале в поисках надежной опоры и сдирая о камень ногти. Наконец, когда он замер в более или менее устойчивой позе, до его ушей донесся гулкий треск взорвавшегося осколками валуна, достигшего каменного подножия скалы.
Человек, стараясь не выдать себя лишним шорохом, вглядывался в безмолвные тени наверху. Какое существо помогло перевалить через край кряжа этому громадному валуну? Не мог же он упасть сам по себе? По его спине стекали струйки холодного пота. Мужчина этот отличался недюжинной отвагой и воинскими умениями, что могли засвидетельствовать души значительного числа мерзавцев, отправленных им в ад. Однако он привык встречать любого, пускай и самого грозного, противника лицом к лицу на поле битвы. Поэтому мысль о том, чтобы умереть, как беспомощный ягненок, не имея ни малейшей возможности сопротивляться, наполняла его страхом.