– Мы столкнулись кое с какими проблемами на севере. Речь, предположительно, идет о колдовстве.
– О колдовстве? – не смог сдержать своего удивления Уилл, отчего голос его прозвучал немного выше, чем ему хотелось бы.
Кроули кивнул.
– Да, предположения пока таковы, – сказал он, особенно подчеркнув слово "предположения".
Уилл посмотрел на Холта. Лицо его бывшего учителя не отображало никаких эмоций.
– Мы разве верим в колдовство? – спросил он Холта.
Тот только едва пожал плечами, прежде чем ответить.
– Судя по моему опыту, когда говорят о колдовстве, в девяноста пяти случаях из ста дело касается фокусов и обычного шарлатанства, – сказал он. – Ничего такого, чего нельзя было бы решить с помощью старого доброго лука. В трех случаях из ста речь идет о контроле более сильного разума над более слабым. Примерно так, как Моргарат управлял своими уорголами.
Уилл медленно кивнул. Восставший против власти короля бывший барон Моргарат надеялся захватить трон с помощью звероподобных воинов, полностью подчинявшихся его воле.
– Еще один процент охватывает случаи массовой галлюцинации, которую способны создавать некоторые люди, – вмешался Кроули. – Это похоже на управление разумом, только при этом люди "видят" или "слышат" то, что на самом деле не существует.
Наступило молчание. Уилл переводил взгляд с одного собеседника на другого, затем задал мучавший его вопрос:
– Получается, что остается еще один процент. Верно?
– Я погляжу, способности к математике у тебя тоже улучшились, – ответил Холт и добавил, прежде чем Уилл перебил его: – Да, ты прав. Остается один процент.
– Хочешь сказать, что бывает и настоящее колдовство?
Холт с сомнением покачал головой:
– Я говорю, что мы пока не можем найти логическое объяснение этих случаев.
Уилл нетерпеливо заерзал на месте, не зная, как еще вынудить своего бывшего учителя на более откровенный ответ.
– Холт, – обратился он к нему, глядя прямо в глаза, – а ты сам веришь в колдовство?
Холт ответил не сразу. Он был из тех людей, что прежде всего верят в факты. Всю свою жизнь он посвятил тому, чтобы находить объяснения фактам и добывать точные сведения, и он терпеть не мог неопределенности. Но все же…
– Не верю, – начал он, старательно подбирая слова. – Но и не отрицаю такой возможности. В тех случаях, когда не удается найти логического объяснения, я допускаю любую вероятность.
– И, как мне кажется, нам всем лучше придерживаться той же точки зрения, – вмешался Кроули. – Иными словами, в мире существует много зла, это несомненно. Мы все не раз были свидетелями того, как какой-нибудь злодей пытался захватить власть или упрочить свое влияние. Кто может поручиться, что какой-нибудь человек не обладает сверхъестественными способностями и не научился пользоваться таинственными силами ради достижения своих целей?
– Тем не менее помните, что мы говорим об одном случае из ста, – сказал Холт. – И даже тогда нельзя утверждать, что речь действительно идет о настоящем колдовстве. Если оно вообще существует.
Уилл встряхнул головой и сделал большой глоток кофе.
– Что-то я запутался, – сказал он наконец.
Холт снисходительно усмехнулся:
– Просто учти, что в подавляющем большинстве случаев мы имеем дело не с колдовством, а с тем, что только им кажется. А в остальных случаях стоит допускать любую возможность. Понял?
Уилл кивнул, тяжело вздыхая:
– Хорошо. Так что же там случилось? И почему вам понадобился я?
Кроули жестом предложил говорить Холту. Он понимал, что между бывшим учителем и его бывшим учеником существует особая связь и что Холт лучше всего сможет объяснить обстоятельства дела так, чтобы не оставалось никаких сомнений и недопониманий.
– Итак… – начал Холт. – Прежде всего речь идет о Норгейтском уделе…
– Норгейтском уделе? – переспросил Уилл. – Разве там у нас нет рейнджера?
– Есть, – согласился Холт. – Но его знают в тех краях. Люди опасаются разговаривать с рейнджерами и даже боятся их. Половина вообще считают, что мы сами волшебники, – добавил он с хмурой ухмылкой.
Уилл кивнул. Он и сам прекрасно знал это.
– Но разве они не будут опасаться и меня? В конце концов, пусть они меня и не знают, но я же рейнджер.
– Ты поедешь туда не как рейнджер, а в другой роли, – сказал Холт.
Его слова остановили поток вопросов, которые Уилл был готов обрушить на него. Сказать по правде, эта новость его немного огорошила. Он гордился своим званием рейнджера, и ему нравилось, что другие уважают его за это. Да, люди в присутствии рейнджера немного нервничали. Но члены ордена пользовались большим авторитетом. Перед рейнджерами открывались почти любые двери. К их мнению прислушивались рыцари и бароны королевства, а иногда даже и сам король. Об их владении особым оружием ходили легенды. Уилл не был уверен, что захочет от всего этого отказаться. Как и не был уверен, что без определенного уважения со стороны окружающих сможет справиться с трудным и опасным заданием, а то, что оно окажется трудным и опасным, сомнений не было.
– Мы забегаем вперед, – сказал Кроули. – Сначала опишем общую картину, а к деталям перейдем потом.
– Неплохая идея, – сказал Холт и так многозначительно посмотрел на Уилла, что молодой человек невольно кивнул. Он знал, что сейчас нужно просто слушать и не перебивать. – Итак. Норгейтский удел, можно сказать, уникален тем, что кроме Норгейтского замка в центре удела на севере стоит еще один замок.
Пока Холт говорил, Кроули развернул карту на столе, и Уилл с любопытством склонился над ней. Холт был прав. Почти на самой северной границе королевства действительно был обозначен замок.
– Замок Макиндо, – прочитал молодой человек.
– Скорее крепость, чем замок, – пояснил Холт. – Роскоши там, конечно, маловато, но зато он занимает великолепное стратегическое положение. Как ты сам видишь…
Он достал из колчана рядом с собой черную стрелу и, используя ее как указку, показал на изломанную горную цепь, отделявшую королевство Аралуин от северного края под названием Пикта.
– Он загораживает и контролирует горный перевал Макиндо.
Холт помолчал, ожидая, пока молодой человек переварит эти сведения. Наконец Уилл, не сводя глаз с карты, кивнул, и Холт продолжил:
– Если бы не замок Макиндо, в наши пределы постоянно вторгались бы воинственные скотты – дикие племена, контролирующие южные провинции Пикты. Это прирожденные разбойники, грабители и воины. По сути, без замка Макиндо нам бы трудно было выдворять их из наших северных пределов. Дорога до них далека, и армии нелегко пройти туда зимой, особенно когда основные наши войска находятся в южных уделах и не привыкли к суровым условиям севера.
Кивнув, Уилл поднял голову от карты и повернулся к Холту. Увиденное уже запечатлелось в его памяти.
– Так что, как ты понимаешь, мы немного беспокоимся, что в Норгейтском уделе что-то идет не так, – подвел итог Холт.
Уилл снова кивнул.
– Мы, естественно, озаботились, услышав о загадочной болезни лорда Сайрона, повелителя Макиндо. Наше беспокойство усилилось, когда пошли слухи о колдовстве. Говорят, что один из предков Сайрона, живший около сотни лет назад, поссорился с местным волшебником… – Холт заметил, что с губ Уилла готов сорваться вопрос, и поднял руку, чтобы остановить его. – Нет, мы не знаем, правда это или нет. Возможно, это управление разумом. Возможно, шарлатанство. Или же настоящее колдовство. Все это случилось сто лет назад и с тех пор обросло преувеличенными слухами. Насколько можно судить по слухам и легендам, это был самый что ни на есть волшебник, затаивший злобу на все семейство Сайрона. Последние события стали лишь венцом многолетнего конфликта. Учти, что мы имеем дело с мифами и легендами, так что не стоит искать в них особого смысла.
– А что случилось с волшебником? – спросил Уилл.
Холт пожал плечами:
– Никто не знает. Якобы он наслал на предка Сайрона многочисленные загадочные болезни. Само собой, никакие лекари не могли понять, что это. Разумеется, они и не пытаются, если речь идет о колдовстве, – добавил он пренебрежительным тоном. – Но затем один молодой рыцарь из этого семейства решил избавить округу от волшебника. В полном соответствии с такими легендами это был герой с чистым сердцем и с благородными помыслами, и благодаря своему героизму он победил волшебника и прогнал его.
– Но не убил? – вставил Уилл.
Холт покачал головой:
– Нет. К сожалению, их никогда не убивают. Так легенда намекает на возможное продолжение лет через сто, как это случилось и в нашем случае. Что касается лорда Сайрона, то он шесть недель назад выехал на охоту и вдруг упал с коня как подкошенный. Когда к нему подбежали слуги, он уже посинел, изо рта у него шла пена, и весь он корчился в муках. Его отвезли домой, но лекари оказались бессильны. Все что они смогли – это облегчить его боль. С тех пор он лежит в беспамятстве, на грани жизни и смерти. Когда его будят, чтобы накормить или напоить, боль усиливается, он начинает кричать, и изо рта у него снова идет пена. Но от обезболивающих отваров силы его тают с каждым днем.
– Позволь-ка догадаться, – вставил Уилл. – Эти симптомы идентичны тем, что сразили его предка в легенде?
Холт направил на молодого человека указательный палец:
– Попал в точку. Что, естественно, породило слухи о том, что Малкаллам вернулся.
– Малкаллам?
– Древний волшебник, – пояснил Кроули. – Никто не знает, откуда пошли слухи, но говорят и о других признаках возвращения волшебника… Огни в лесу, исчезающие, если к ним приближаться, странные тени на дороге по ночам, голоса в замке и тому подобное. Все, чего так боятся сельские жители. Местный рейнджер Мералон постарался раздобыть побольше сведений, но люди предпочитают помалкивать в ответ на его расспросы. Выяснилось только, что волшебник живет в лесу и что его зовут Малкаллам. Неизвестно даже, где именно он живет.
– И кто же командует замком, пока Сайрон лежит без сознания? – спросил Уилл.
Холт одобрительно кивнул. Уилл умел улавливать самую суть вопроса.
– Формально замком командует сын Сайрона Орман, но воин из него никудышный. Согласно докладу Мералона, Орман скорее ученый и его больше интересует история, чем охрана границ королевства. К счастью, в замке также присутствует племянник Сайрона, Керен, и вот он-то по-настоящему командует гарнизоном замка. Он более практичный человек, опытный воин и, похоже, пользующийся уважением командир.
– Какое-то время он сможет держать ситуацию под контролем, – сказал Кроули, – но если Сайрон умрет, то возникнет проблема преемственности, и титул местного властителя унаследует слабый и неспособный Орман, что может привести к осложнению ситуации и угрозе нападения с севера. Этого мы должны избежать любой ценой. Макиндо слишком важен для нас со стратегической точки зрения, чтобы рисковать.
Уилл несколько секунд задумчиво гладил подбородок.
– Понятно, – сказал он наконец. – Так что же вы хотите от меня?
– Мы хотим, чтобы ты отправился туда и поговорил с местными жителями, – ответил Кроули. – Выяснил как можно больше. Постарался бы узнать какие-то подробности об этом загадочном Малкалламе и понять, существует ли он на самом деле или же это просто плод воображения. Войти в доверие, заставить людей разговориться.
Уилл нахмурился. На словах все было слишком просто.
– Легче сказать, чем сделать, – пробормотал он, но Холт ответил ему с едва заметным намеком на улыбку:
– Тебе действительно будет легче, чем многим. Людям нравится разговаривать с тобой. Ты молод, и у тебя добродушный вид, убаюкивающий бдительность собеседников. Вот почему мы выбрали тебя. Никто не догадается, что ты рейнджер.
– И кто же я буду, по их мнению? – спросил Уилл, и Холт наконец-то усмехнулся, не в силах больше сдерживаться:
– Они подумают, что ты жонглер.
Глава 12
Уилл невольно откинулся в изумлении. Этот день таил немало сюрпризов.
– Жонглер? – переспросил он. – Я?
Холт посмотрел на него из-под темных бровей:
– Жонглер. Ты.
Уилл беспомощно развел руками, потеряв на какое-то время дар речи.
– Но… – начал было он и замолк.
– Идеальное прикрытие для тебя, – сказал Кроули. – Жонглеры – это бродячие исполнители, они переходят с одного места на другое, останавливаясь в замках и тавернах ради того, чтобы развлечь людей. А в таком богом забытом месте тебя примут с распростертыми объятиями. Но самое главное, люди обожают болтать с жонглерами. И в их присутствии, – добавил он многозначительно.
Уилл наконец-то подобрал слова, которые искал:
– А мы не забыли об одной маленькой подробности? Я не жонглер. Я не умею шутить и веселить народ. Я не умею показывать фокусы и кувыркаться. Я, пожалуй, даже сломаю шею, если попробую перекатиться через голову.
Холт серьезно кивнул, словно соглашаясь с этими доводами:
– Но ты не забывай, что жонглеры бывают разные. Некоторые из них скорее просто менестрели.
– И ты неплохо играешь на лютне, как рассказывал Холт, – вставил Кроули.
Уилл посмотрел на него в еще большем замешательстве.
– Это мандола, – принялся объяснять он. – У нее восемь струн, настроенных парами. У лютни десять струн, и некоторые из них действуют в качестве бурдона…
Он замолк, увидев полное отсутствие интереса в глазах обоих рейнджеров. Лютня, мандола или даже большой барабан – это им было совершенно безразлично, лишь бы он умел играть на каком-то музыкальном инструменте.
Затем Уилл вспомнил слова Кроули и приободрился.
– Ты в самом деле считаешь, что я играю неплохо? – спросил он, обращаясь к Холту.
Раньше всякий раз, как Уилл пытался подобрать какую-нибудь песню на мандоле, на лице его бывшего учителя отображалось подобие муки. Сейчас же Уилл с удовлетворением подумал, что он наконец-то по достоинству оценил его мастерство. Но радость его длилась недолго.
– Откуда мне знать? Я не музыкант. Для меня любой писк и визг звучит одинаково, – отмахнулся Холт.
– Ах вот как… – вздохнул Уилл, немного разочаровываясь. – Ну тогда другие люди могут оказаться и разборчивее. А мы не можем подобрать мне другую роль? – обратился он к Кроули.
Командир рейнджеров, в свою очередь, пожал плечами.
– Например? – спросил он.
Уилл некоторое время подумал, прежде чем ответить.
– Например, роль лудильщика.
В конце концов, в историях Мердала, официального сказителя барона Аралда из замка Редмонт, герои часто переодевались странствующими лудильщиками. Хорт пренебрежительно фыркнул.
– Лудильщика? – переспросил Кроули.
– Да, – ответил Уилл, воодушевляясь. – Они тоже переходят с места на место. Людям нравится с ними разговаривать и…
– И они славятся как мелкие воришки, – закончил за него Кроули. – Ты что, считаешь, что было бы неплохо изображать того, кто пробуждает подозрения в каждом встречном? Они же не будут сводить глаз с тебя, ожидая, что ты стянешь у них нож.
– Воришки? – недоуменно спросил Уилл. – Что, в самом деле?
– Не то слово, – ответил Холт. – Никогда не понимал, почему этот идиот Мердал настаивает на том, что герои должны выдавать себя за лудильщиков. Хуже идеи, на мой взгляд, не придумаешь.
– Ах… – вздохнул Уилл, которому в голову больше не шли никакие предположения. Помедлив, он снова спросил – Так вы считаете, что я играю достаточно хорошо, чтобы сойти за музыканта?
– Есть только один способ выяснить, – сказал Кроули. – У тебя при себе есть лютня. Послушаем, как ты играешь.
– Это не… – начал было Уилл, но замолчал и потянулся к футляру для мандолы, лежавшему поверх его седла. – Неважно, – закончил он.
Достав инструмент из футляра, он вынул плектр из панциря черепахи, зажатый между двумя верхними струнами, и взял несколько аккордов. Как он и предполагал, долгая поездка верхом и прохладная ночь далеко не лучшим образом сказались на настройке мандолы. Подтянув несколько струн, он взял другой аккорд и удовлетворенно кивнул. Затем снова взял этот аккорд, решив, что верхняя струна слишком высока, и немного ослабил ее. Так-то лучше, подумал он.
– Ну давай, – нетерпеливо сказал Кроули, махнув рукой.
Уилл извлек аккорд ля-мажор и помедлил. У него вдруг вылетели из головы все мысли, и он не мог припомнить ни одной мелодии. Он попытался сыграть ремажор, затем ми-минор и си-бемоль мажор, надеясь, что эти звуки каким-то образом его вдохновят.
– А слова у этой музыки есть? – спросил Холт уж слишком подчеркнуто вежливо.
Уилл обернулся к нему.
– Не могу вспомнить никакой песни, – сказал он. – Как будто помрачение какое-то нашло.
– Будет плохо, если подобное случится в какой-нибудь таверне, – сказал Холт.
Уилл отчаянно пытался вспомнить хоть какую-нибудь песню.
– Как насчет "Седого пастуха Джо Смоука", – добродушно предложил Кроули, и Уилл подозрительно посмотрел на него:
– "Седого пастуха Джо Смоука"?
Это была песня, на основе которой он сочинил пародию на Холта. Уж не знал ли об этом Кроули? Но на лице рейнджера не отображалось никакого лукавства, и Уилл кивнул, хватаясь за предложение и не обращая внимания на сердитый взгляд своего товарища.
– Всегда была моей любимой песней, – сказал Кроули. – Помню, как в молодости я лихо отплясывал под нее джигу.
Он повторил жест, побуждая молодого человека наконец-то приступить к музыке. Уилл не мог придумать чего-то другого и начал перебирать ноты вступления. С каждым тактом уверенность в нем росла. "Ничего страшного, – повторял он себе, – просто нужно придерживаться изначального текста, а не слов пародии".
Есть у меня пастух в друзьях,
Джо Смоук зовут его,
И мылся он в последний раз
Лет семь назад всего.
Седой пастух, седой пастух,
Хвала тебе и слава,
Лихою доблестью твоей
Гордимся мы по праву.
Кроули прихлопывал ладонью по коленке в такт музыке, покачивая головой и улыбаясь.
– А у мальчишки неплохо получается! – обратился он к Холту, и Уилл, довольный похвалой, продолжил еще увереннее.
Справившись со сложным проигрышем из шестнадцатых нот, он приступил ко второму куплету.
Тулуп в пари он проиграл.
Но к стуже он готов.
Едва наступят холода,
Он спит среди козлов.
Седой пастух, седой пастух,
Хвала тебе и слава,
Лихою доблестью твоей
Гордимся мы по праву.
И снова за куплетом последовал проигрыш, на этот раз еще более сложный, чем первый. На третьем такте Уилл немного споткнулся, но, как надеялся, искусно прикрыл ошибку, принявшись за третий куплет.