Бах, бах – да по предплечьям – больно! – хорошо, не по голове, увернулся, отпрыгнул, нанес обманный удар одному… И сразу двойной – в подбородок – второму! Тот только крякнул, повалившись на землю. Но его напарник отнюдь не собирался сдаваться – принялся так лихо махать палкой, так… словно мельница крыльями! Несколько раз отбил Максиму все кулаки, раскровянив костяшки пальцев… Ух ты ж гад!
Макс уклонялся, пятился, переставлял ноги, выбирая подходящий момент для удара. Ага, вражина опять замахнулся! Ну, давай, давай… подними повыше свою палку. Ага!
Не теряя драгоценных секунд, юноша бросился в атаку – хук слева… справа… апперкот!
На тебе! На! На! На!
В бешеной злобе Максим уселся верхом на упавшего и молотил его кулаками по лицу, разбрызгивая по траве кровь, – на! на! на!
Его оттащила освободившаяся из мешка Тейя. Со страхом посмотрела вокруг – на поверженные тела, на окровавленные кулаки парня. Закусила губу. Всхлипнула… И побежала. Не оглядываясь, через камыши, к реке…
– Эй, постой, Тейя! – Максим бросился за ней. – Ну постой же.
Девушка навзрыд плакала в камышах, не реагируя на прикосновения и слова Макса. Лишь один раз обернулась, зло сверкнула глазищами:
– Уходи!
– Да не злись ты!
– Ты… Ты жестокий! Хека хасут!
Парень потупился. В конце-то концов, могла б и не обзываться, это ведь ради нее он сейчас старался.
– Тейя… Ну, пожалуйста, не плачь, а?
Никакого эффекта! Девчонка рыдала еще сильнее.
Максим погладил ее по плечу, прижал к себе… потом встал на колени, взмолился:
– Ну, выслушай же меня!
Тейя снова сверкнула глазами. Но хотя бы отвлеклась от плача.
– Понимаешь, тебе ведь было плохо – да? Они несли тебя куда-то в мешке. Куда? Явно не для хорошего дела. А когда тебе плохо, то плохо и мне! Понимаешь?!
Девчонка, кажется, поняла, успокоилась. Улыбнулась даже. Робко так, с грустью, так в хмурый дождливый день пробивается сквозь тучи-облака несмелое солнышко. Поднялась из травы.
Максим обнял ее ноги, посмотрел, чувствуя, что и сам вот-вот заплачет:
– Ну, Тейя… Ну, не сердись, ладно?
Снова усевшись, девушка потерлась носом об его лоб, всхлипнула:
– Я смотрела на тебя вон там… И мне было страшно. Кровь. Повсюду кровь! Ужас!
Максим хотел было заметить, что добро должно быть с кулаками, да не знал, как это сказать. К тому же и постеснялся – здорово его уела эта девчонка! Совсем как когда-то отец.
Улыбнулся примирительно, погладил девушку по руке, поднялся на ноги:
– Ну что? Идем?
– Идем, – решительно отозвалась Тейя. – Быстро-быстро идем. За нами будут бежать, ехать, гнаться!
Она изобразила жестами колесницу, потом – толпу бегущих людей и с грустью посмотрела на реку. Да-а, лодочки-то нет! Плохо.
Вздохнула:
– Без лодки нам не уйти.
К своему удивлению, Максим хорошо понял произнесенную фразу. Согласился:
– Да, без лодки – не уйти. А если на колеснице? – Он повторил жест.
Тейя со страхом дернулась:
– Нет! Нет, нельзя!
– Да почему же нельзя-то? Лодку ведь ты позаимствовала. Почему же колесницу нельзя?
Максим и сам не заметил, как заговорил по-русски. Впрочем, девчонка его, кажется, вполне понимала – а чего тут было непонятного-то?
Потом все ж таки махнула рукой – согласилась, мол, уговорил, красноречивый. Похоже, это сейчас был единственный способ уйти от погони, а она, несомненно, последует, и в самое ближайшее время, ведь не до смерти же Максим прибил тех парней.
Они снова подобрались к деревне – экзекуция уже закончилось, вкусно пахло какой-то едой.
– Вон она! – выглядывая из-за пальмы, прошептал Макс.
Колесница стояла у самых ворот, привязанная за дышло. Кузов разукрашен золотыми спиралями, какими-то звериными мордами, пальмами. Ленты – красные, зеленые, голубые, сверкает золотыми дисками упряжь, над синими, с золотым шитьем чепцами, украшавшими головы лошадей, развеваются страусиные перья. Да-а, богатый экипаж, ничего не скажешь. Жаль вот только, с комфортом плоховато – никаких сидений внутри повозки не было. Один пол.
Из дома раздались пьяные песни. Во молодцы-то! Умаялись – теперь пьянствуют. И правильно – меньше заботы.
Максим встал у ворот, а Тейя, быстро отвязав лошадей, повела их за собой под уздцы. Стукнули по камням колеса…
Вот и околица, тропа… дорога! Широкая, на дамбе! Ну конечно, дорога, иначе б как же сюда вообще колесница приехала? Не асфальт, правда, но все же…
Выведя лошадей, беглецы забрались в колесницу, и Тейя взяла в руки вожжи… Поехали! Умеет ведь управлять, девчонка, ну надо же.
Лучше плохо ехать, чем хорошо идти, усаживаясь на пол, хотел было пошутить Максим, но не смог – едва не прищемил язык. И тут же встал, ухватившись, как и Тейя, за передний борт – сидеть на полу не было никакой возможности, колесницу неимоверно трясло на малейшем ухабе, а ухабов, как и мелких противных камней, на дороге было достаточно! И буквально каждый камешек чувствовался, тем более что девушка разогнала лошадей во всю прыть. Макс обернулся – позади быстро удалялись хижины. Да, при всех недостатках этого транспортного средства теперь за ними вряд ли кто угонится, ну разве что на автомобиле или верхом. Впрочем, верхом тут, похоже, не ездили, за все время Макс так и не видал ни одного всадника. Да и вообще кони у местных жителей были в дефиците.
Они ехали, наверное, с час, а то и более – Макс уже начал чувствовать, как задеревенели ноги. Скосил глаза на Тейю – а вот той, похоже, хоть бы что. Довольная, с вожжами в руках, смеется!
Проносились по сторонам поля, каналы, деревни. Еще издали завидевшие едущую колесницу люди поспешно сбегали с дороги и, упав на колени, кланялись. Тейя как ни в чем не бывало отвечала им царственным кивком. Королева, блин… Господи, да когда ж наконец эта поездочка кончится?!
На одном из поворотов – не очень крутом, скорее даже изгибе – юноша едва не вылетел из колесницы, хорошо, вовремя ухватился. Тейя, конечно же, рассмеялась – а что ей еще делать-то? Поплакала – теперь и посмеяться не грех! Потом остановила повозку, протянула вожжи парню, взглянула с этакой насмешечкой, искоса, – хочешь, мол, править?
– А давай! Что тут сложного-то?
Макс уже присмотрелся к тому, как управлялась с лошадьми его спутница. Перед поворотом натягивала вожжи, то левую, то правую, то обе одновременно, то пускала по вожжам "волну"… В общем, не космический корабль и даже не трактор – всего-то навсего гужевая повозка с максимальной скоростью… ну, вряд ли больше тридцати километров в час.
Макс ухватил вожжи. Оп! Тоже пустил "волну" – получилось.
А лошади ка-ак рванут! Ка-ак поскачут!!! Вот дуры-то!
– Эй, стой, стой! Куда?
Тейя, конечно, тут же захохотала во весь голос. Что и сказать, весело – едва на дорогу не вылетела. А вообще ничего…
Максим вдруг с удивлением обнаружил, что колесница довольно ходко катит себе по дороге, а лошади его слушаются. Чуть натянет вожжи – притихнут, ослабит – побегут. Весело!
– Эй, эй! – Обняв юношу за плечи, Тейя кивнула вперед – поворот.
– Хэ! – Макс лишь презрительно хмыкнул: не видала она поворотов! Подумаешь! Сейчас чуть притормозим левой вожжей – впишемся… и-и-и… йэх-х-а-а-а!!!
Вписались…
Лошади.
А колесница понеслась себе дальше – только уже вверх тормашками и, естественно, без пассажиров.
И вылетевший, словно из катапульты, Макс растянулся на дороге, наткнувшись лбом на камень.
Хороший такой камень, увесистый.
А дальше – лишь зеленые искры из глаз, а потом – темнота. Зияющая, зыбкая темень. Докатались! Вот вам и хека хасут!
Глава 6
Черная земля. Bon jour!
Я оплеуха – и щека,
Я рана – и удар булатом,
Рука, раздробленная катом,
И я же – катова рука.
Шарль Бодлер. Гэаутонтиморуменос (Перевод И. Лихачева)
Хороший оказался удар! Славный такой апперкот. И как только Макс его пропустил? Расслабился, расслабился… Ведь соперник, Лешка, куда более слабый боец. Почти что из новичков. И главное, среди болельщиков находился отец. Наконец-то решил посмотреть, чем занимается сын.
И на тебе…
…Соперник уже склонился, закрывая голову руками, а Максим все бил, бил, бил, чувствуя, как поднимается в груди какое-то жуткое, но прекрасное чувство!
Замесить врага! Ударить! Так, чтоб больше он никогда не поднялся!
На! На! На!
Рефери еле-еле оторвал парня от повалившегося на пол Лешки…
– Нок… Раз… два… три… Аут!
И поднятая вверх рука, и рев – или это только так казалось, что рев, – зала, и торжество, и радостная улыбка… Только вот почему-то хмурился тренер. И в глазах отца – Макс случайно заметил – вместо гордости за сына виднелись отвращение и страх.
– Не знал, что мой сын – фашист, – глухо произнес отец уже дома.
Максим вздрогнул, словно от пощечины:
– Папа!
– Молчи! Я видел твои глаза – глаза бешеного, алчущего крови тигра, не человека.
– Но это был мой соперник!
– Но не враг!
– Это же спорт, папа! И спортивная злость…
Отец в бешенстве опрокинул стул – а вообще-то всегда был спокойным человеком.
– Да не может быть никакой такой спортивной злости, как не может быть национал-социалистической физики или коммунистической математики! Зло всегда зло, какими бы эпитетами оно ни прикрывалось. Ты ведь часто смотришь "Звездные войны", вспомни Йоду. Ты сегодня перешел черту. Ступил, так сказать, на Темную сторону силы. Этот несчастный мальчик, твой соперник… Ты ведь, наверное, убил бы его, если б не тренер!
Макс опустил голову. Наверное, отец был прав. Да, конечно, прав… но в этом не хотелось признаваться даже самому себе. Куда лучше считать себя победителем!
– Сядь! – Отец несколько успокоился, налил из старого сифона воды и долго вертел стакан в руках. – Еще раз повторю – зло есть зло, какой бы маской оно ни прикрывалось. И утверждаться за счет других по крайней мере подло! И не говори мне, что это спорт. Слишком многие ведут себя так и в жизни. Идут по трупам – успех, успех любой ценой! Поначалу ими движет зависть, которая тоже не бывает ни белой ни черной, а остается всегда просто завистью, гнусным, недостойным нормальных людей чувством, таким же отвратительным и мерзким, как и твоя "спортивная" злость!
Так и не выпив воды, отец поставил стакан на стол и, привстав, обнял Максима за плечи:
– Понимаешь, сын, я очень не хочу, чтобы ты стал таким. Уверен, этого не хотела бы и твоя мать. Что молчишь? Ждешь, что я запрещу тебе посещать секцию? Ну уж нет, для тебя это был бы самый простой выход. Это ведь всегда просто, когда решает кто-то другой. Остается только исполнить, а потом обижаться, дуться… не на себя, упаси боже, – на того, кто решил. Нет, сын мой! Решай сам. Сможешь совладать с собой? Занимайся боксом и дальше. Тем более что тренер ваш – неплохой человек. Если же для тебя это трудно… увы.
– Я буду ходить, – помолчав, упрямо прошептал Максим. – Буду. Ведь каждый мужчина должен уметь постоять и за себя, и за других. Что же касается злости… Я даю слово! Даю!
Отец вдруг неожиданно улыбнулся, погладил Макса по голове, как совсем уж в раннем детстве. Сквозь приоткрытое окно, зависнув над карнизом, ярко светило солнце…
…прямо в глаза!
Макс прищурился – все тело болело, а голова прямо раскалывалась! Ага, вот кто-то погладил его, ласково провел рукой по волосам…
– Тейя!
– Ах-маси! – Девушка улыбнулась, и молодой человек почувствовал великую радость: ну, слава богу, жива!
Платье, правда, разорвано и в пыли, на руках и коленках ссадины, но в общем-то не похоже, чтоб что-нибудь сломано.
– Ты как?
– Хорошо. – Девушка улыбнулась и вдруг с тревогой взглянула на Макса: – Ты можешь идти?
Валяющийся в дорожной пыли парень понял только одно слово – "идти", но, конечно же, догадался о смысле. Пошатываясь, поднялся на ноги – а вроде бы ничего, легко отделался, синяками да ссадинами. Если б не мягкая земля Кемет, могло быть и хуже – ну-ка, по асфальту бы так размазало!
Черт! Погоня же!
– Пошли-ка к реке!
Согласно кивнув, девушка побежала следом. И в самом деле, вряд ли бы они сейчас смогли уйти по дороге, некогда было тратить время на починку колесницы – да и едва ли беглецы смогли бы быстро приладить отвалившееся колесо. Скакать же верхом Максим не был обучен, тем более без седла и стремян.
Река! Только река! Великий Хапи поможет им.
Воды в реке вроде как стало меньше, да-да, меньше, это было заметно все яснее с каждым днем. Разлив спадал, обнажая жирный слой плодородного ила. Действительно, Черная земля.
Добравшись до берега, уселись, переводя дух. Думать было нечего – либо раздобыть лодку, либо дожидаться попутного судна. Правда, вот чем заплатить корабельщикам? Тейя сняла с шеи ожерелье из разноцветных бус и, уныло встряхнув его, пригорюнилась. Без слов ясно – этого для оплаты не хватит. Да и корабля, кстати, поблизости пока не наблюдалось. Значит, лодка? Похитить, украсть – а что еще делать-то? И еще хорошо бы перекусить чем-нибудь…
Перекусить? Да не о брюхе пока надобно думать – о погоне! Сейчас вот налетят, схватят…
Максим непроизвольно дернулся, обернулся… и быстро схватил Тейю за руку, приготовляясь немедленно уносить ноги. Позади, скрестив на груди руки, стоял высокий красивый мужчина, одетый в длинную набедренную повязку из белой плиссированной ткани и цветной треугольный передник, и пристально рассматривал беглецов. Потом улыбнулся, подошел ближе и что-то сказал. Тейя так же с улыбкой ответила, мужчина произнес длинную фразу, девушка отозвалась столь же витиевато, и как-то незаметно начавшийся диалог быстро перерос в оживленную беседу, из которой Макс понимал только обрывки фраз и некоторые слова – "Инебу-Хедж", "Уасет", "петь", "красивая девушка"…
– Да-да-да! – положив руку на плечо Максима, Тейя добавила какую-то фразу.
Незнакомец махнул рукой и рассмеялся. Повернулся и быстро зашагал к излучине по узкой рыбачьей тропке. Тейя дернула парня за руку – идем. Макс пожал плечами – идем так идем. Интересно, правда, куда и зачем?
– Это – Пенгабен из Инебу-Хедж, – на ходу поясняла девчонка. – Он…
Она показала, как играют на дудке, потом – как дергают струны, танцуют…
Ага, музыкант! – догадался Макс. И мы, значит, отправимся дальше с ним. Что-что? Ах… танцовщица сбежала… С лодочником? Что и сказать, бывает. Я вот только не знаю, сгожусь ли? Хотя сейчас – лишь бы поскорее убраться отсюда. С музыкантами так с музыкантами, да хоть с самим чертом! Правда, вот насчет музыки… Максим не только не умел играть ни на одном музыкальном инструменте, но даже подозревал, что и слуха-то у него нет. Отец увлекался джазом, собирал грампластинки – Дюк Элингтон, Армстронг, оркестр Гленна Миллера, – а вот Макс к музыке был равнодушен. И как же он теперь будет музицировать? Ладно. Посмотрим.
За излучиной у самого берега покачивалась большая лодка. Даже, можно сказать, небольшой – метров десять в длину – кораблик, деревянный, с высоко поднятой кормой и носом, с рогатой мачтой и беседкой под папирусной крышей. В беседке кроме нескольких полуголых девушек виднелись аккуратно сложенные инструменты – нечто вроде домры, небольшая арфа, флейты и тамбурины. Завидев возвращающегося Пенгабена, девчонки засмеялись и весело замахали руками. Ага, ждали, оказывается!
– Отплываем, – тут же приказал Пенгабен и, обернувшись, пояснил: – Нам нужно спешить, чтобы успеть в Анхаб до начала праздника.
Вот примерно так и сказал – к своему удивлению, Максим почти все понял. И обрадованно подмигнул Тейе. Спешить – это хорошо. Им тоже нужно спешить.
Украшенное разноцветными ленточками и бубенцами небольшое судно, приняв на борт старшего и новых членов труппы, подгоняемое веслами гребцов, отвалило от берега и ходко устремилось к середине реки, где тут же подняли большой прямоугольный парус, сшитый из белых полотен. Как успел уже заметить Макс, здесь всегда дул северный ветер – попутный, если, как вот сейчас, плыть вверх по течению.
Общительная Тейя забралась в беседку и уже вовсю болтала с девчонками, Макс же молча устроился неподалеку. Ему показали весло – в случае надобности он должен будет заменить недостающего гребца – и оставили в покое. Впрочем, нет, одна из девушек – гибкая и очень молодая – улыбаясь, принесла новому товарищу небольшой глиняный кувшин и краюху хлеба с печеной рыбой. Еще раз улыбнулась, присела рядом:
– Ешь! Вкусно. Твоя сестра сказала, что вы из Уасета? Там хорошо? Красиво? Я никогда еще не была в Уасете! Может, скоро буду. А ты на чем играешь? Умеешь ли танцевать? Хорошо ли поешь?
Половину слов Максим не понимал, но общий смысл уловил точно. Хлебнув из кувшина улыбнулся, похвалил:
– Доброе пиво!
– Пей, пей. Ты – Ах-маси?
– Да, Ах-маси.
– А меня зовут Пебаст.
Кроме узенького золотистого пояска, браслетов и ожерелья из разноцветных бус, на девчонке ничего больше не было. Впрочем, как и на ее подружках. И никого это ничуть не смущало – ни гребцов, ни кормщика, ни старшего, Пенгабена. А вот Максим все никак не мог привыкнуть.
Доев рыбу, снова хлебнул из кувшина и, вытерев губы рукой, украдкой оглянулся. Ага! Тейя словно того и ждала – живо показала кулак и расхохоталась!
– Эй, Пебаст, не приставай к моему братцу! Он у нас скромник.
– А я и не пристаю. – Пебаст засмеялась. – До ночи-то еще далеко. А там – посмотрим. – И, придвинувшись ближе, провела рукой по бедру юноши: – Я красивая?
– К-красивая, – поспешно согласился Максим и на всякий случай отодвинулся.
– Эй, Пебаст, ты там долго будешь строить глазки? А кто будет петь?
– Я приду к тебе ночью, – уходя к подругам, пообещала девушка.
Макс фразы не понял, но снова бросил быстрый взгляд на Тейю. Тейя… Казалось бы, кто она ему была-то? Так, случайная попутчица… И все же… Все же юноша чувствовал, что эта девушка приобрела вдруг над ним какую-то необъяснимую власть. Вот, закрывал глаза – и видел перед собой пышные волосы, черные сияющие глаза, чуть приоткрытые губы… Тейя… А она вела себя с ним точно как сестра! А ведь парень хотел бы большего! Наверняка хотел бы большего, что уж было с собой-то лукавить. Но пока ничего, и никак, и ни с кем. А ведь эта Пебаст к нему явно неравнодушна. Вон как смотрит. Тейя, конечно, куда красивее, но и эта ничего – симпатичная. Правда, немного угловатая, и грудь маленькая, зато какая тонкая талия, гибкость и, должно быть… ой! Размечтался…
В парус ровно дул северный ветер. На берегах мелькала зелень и все чаще попадались деревни, некоторые даже большие – в несколько десятков хижин. Максим уже перестал высматривать телефонные вышки, антенны и прочее. Устал. Знал, что ничего такого не увидит, хотя и надеялся. И гнал, гнал от себя зародившиеся нехорошие мысли, снова нахлынувшие вот сейчас, в обстановке покоя и неги.