Лицо казалось застывшей маской ярости, а глаза сверкали раскаленным металлом. Живое воплощение кровавой гибели проревело небесам свое обещание грядущей битвы, воздев могучие руки, и по пальцам монстра потекла густая багряная кровь.
- Великий Трон! - воскликнул Люций. - Что же это такое?
Марий обернулся к Фулгриму, ожидая ответа, но примарх с очевидным удовольствием молча наблюдал за появлением чудовищного существа. Наконец Фулгрим снял свою золотую накидку, уже порванную во многих местах, и обнажил серебряный меч. В сумерках ярко блеснул драгоценный камень на рукояти.
- Мой господин? - окликнул его Веспасиан.
- Да, Веспасиан, - рассеянно отозвался Фулгрим, не глядя на своего лорда-командира.
- Вы знаете, что это за… существо?
- Это их душа и сердце, - произнес Фулгрим, и эти слова, показалось ему, всплыли из самой глубины его сознания. - Их жажда войны и смерти бьется в его груди.
Примарх еще не договорил, а Марий увидел, как бронзовый воин сделал первый шаг, и трава под его ногами почернела и занялась пламенем. Пение эльдарских воинов стало более пронзительным, и они медленно двинулись следом за пламенеющим божеством, их голоса поднимались и утихали в такт его поступи. Десятки эльдарских женщин, рассеянных после атаки, тоже отозвались, и Марий услышал их протяжные завывания со всех сторон.
- Готовьтесь, - предупредил Веспасиан, поднимаясь на фоне тлевших обломков штурмкатера.
Развалины десантного корабля неплохо им помогли, но Марий понимал, что восемь Астартес больше не смогут сдерживать натиск эльдаров, даже если один из этих восьми - примарх.
Огненный монстр ускорил шаги. Марий оглянулся на своих друзей-капитанов и на каждом лице прочел все тот же плохо скрываемый ужас перед монстром. Воплощение могущества тьмы, кровавый идол вызывал в их душах картины адских мучений и огненной ярости, грозившей уничтожить каждого, кто встанет на его пути.
Фулгрим взмахнул мечом и вышел из-за баррикады. Не обращая внимания на крики протеста, несшиеся ему вслед, примарх зашагал навстречу вселяющему ужас существу. Несмотря на то что лицо монстра казалось отлитым из металла, Марий заметил, что при виде примарха тварь изогнула рот в гримасе злобного предвкушения.
Два могущественных божества смотрели друг на друга, и мир вокруг замер, застыл в ужасе перед страшной драмой, разыгравшейся на его поверхности.
Раздался оглушительный яростный рев, и эльдарский бог начал бой.
Фулгрим увидел несущееся ему навстречу огненное копье, отскочил в сторону, и пылающий наконечник пронесся мимо. Он рассмеялся, решив, что эльдарский бог сразу остался без оружия, но тотчас услышал пронзительное предостережение, прозвучавшее в голове, и смех замер на губах.
Глупец! Ты считаешь, что так легко разрушить козни эльдаров?
Он обернулся и увидел, что копье, извиваясь, словно змея, описало в воздухе плавную дугу и летит прямо на него. Полет сопровождался грохотом, словно разом проснулась тысяча вулканов. Фулгрим поднял свой меч и отбил огненную ракету, от вихря раскаленного воздуха у него на лице вздулись волдыри, а волосы занялись огнем.
Фулгрим свободной рукой сбил пламя с головы и вызывающе потряс мечом.
- Неужели ты не хочешь сразиться в честном поединке?! - крикнул он. - Или ты предпочитаешь убивать издалека?
Чудовищное железное создание подхватило летящее по воздуху копье. Из глаз и рта монстра посыпались искры, повалил черный дым, и он, развернув оружие, нацелил его в сердце Фулгрима.
Примарх усмехнулся; жажда боя пульсировала в его крови и в каждой клеточке тела. Вот враг, на котором он может испытать свои силы. Какой противник из всех, с кем он сражался, мог серьезно ему противостоять? Лаэры? Диаспорекс? Зеленокожие?
Нет, вот единственное существо, равное ему по мощи, ужасное богоподобное существо, в железной груди которого бьется сердце исчезающей расы. Этот противник не станет размениваться на мелкие пакости и угрозы, это истинный воин, и для него существует только одна цель: убивать.
Такой односторонний подход претил Фулгриму. Что есть жизнь и смерть, как не последовательность ощущений, следующих одно за другим?
Им овладело неукротимое возбуждение, и все чувства неизмеримо обострились. Он ощущал каждое шевеление ветра, овевающего его тело, жар, исходящий от стоящего поодаль чудовища, прохладу вечера и мягкость травы под ногами.
Он наслаждался жизнью и ощущением своей силы.
- Тогда подойди, - бросил Фулгрим. - Подойди, чтобы умереть!
Противники бросились друг к другу. Меч Фулгрима ударил по клинку огромного воина - оружие, только что бывшее копьем, превратилось в гигантский меч. Два лезвия столкнулись с пронзительным визгом, ощутимым далеко за пределами пяти чувств, произвели вспышку антисвета, и те, кто ее видел, на время ослепли. Эльдарский бог оправился первым, и с ревом замахнулся мечом, целясь в голову Фулгрима.
Примарх поднырнул под удар и врезал врагу кулаком в живот, содрогнувшись от соприкосновения с раскаленным железом. Кожа на руке местами обуглилась. Фулгрим со смехом принял боль и, подняв меч, блокировал убийственный удар, нацеленный в корпус.
Бог эльдаров атаковал с первобытной слепой яростью, его движениями руководила расовая ненависть и освобожденная от оков жажда крови. Языки пламени плясали на его руках, и вскоре противников окутали темные щупальца дыма. Серебряный клинок и огненное лезвие с лязгом высекали искры, встречаясь в воздухе, но ни один из бойцов не мог пробить защиту своего противника.
Фулгрим чувствовал, как ненависть к пылающему монстру наполняет его вены; неспособность врага ни к чему, кроме драки и убийства, оскорбляла утонченную натуру примарха. А как же наслаждение искусством и культурой, красотой и изяществом? Такое создание не имеет права существовать. Руки Фулгрима наполнились новой силой, словно поток энергии перетекал из меча в его тело.
Он слышал звуки битвы, развернувшейся вокруг: болтерную стрельбу, крики боли, свист летящих дисков из оружия эльдаров и их завывание, напомнившее плач духов из древних легенд. Примарх ни на что не обращал внимания и сосредоточился только на своей битве - битве не на жизнь, а на смерть. Его меч пульсировал серебристым сиянием, при каждом взмахе по всей длине перекатывались волны света и энергии, а каждый удар сопровождался восторженным ревом. И драгоценный камень на рукояти так ярко сверкал пурпуром, что даже огненный взгляд его врага не раз к нему обращался.
В голове Фулгрима возникла невероятная идея, и, хотя все его существо отвергало такой вариант, он понимал, что это единственный шанс быстро покончить с врагом. Он шагнул почти вплотную к огненному монстру и подбросил свой меч высоко в воздух.
Горящие глаза немедленно обратились вслед за мечом и на мгновение задержались на вращающемся клинке. Монстр вытянул руку, чтобы отбить падавший меч копьем, но, прежде чем он успел метнуть оружие, Фулгрим подпрыгнул и нанес сокрушительный хук слева.
Он вложил в этот удар каждую каплю своих сил и ненависти, и из груди Фулгрима вырвался оглушительный крик. Металл прогнулся, и голову эльдарского чудовища окутал красный свет. Следующий удар Фулгрима пробил шлем, прошел в расплавленное ядро головы монстра и ударился о заднюю стенку черепа.
Голова чудовища превратилась в комок искореженного металла и пламени, и раненый монстр пошатнулся. Из-под шлема брызнули яркие красные лучи, огненные реки пылающей крови горящим фосфором растеклись по металлической коже. Фулгрим ощутил боль в разбитой руке, но подавил ее усилием воли, шагнул вперед и обхватил противника за шею обеими руками.
Жар раскаленного тела прожигал плоть, но Фулгрим уже ничего не чувствовал, он сосредоточился лишь на одной цели: уничтожить врага. С лица эльдарского бога непрестанно струились потоки красного света, в оглушительном реве слышались ярость и биение сердец его создателей. Волна вековой тоски и вожделения ударила в Фулгрима, и он ощутил саднящую боль необходимости, которая переливалась в него из умирающего монстра.
Почерневшими руками он выдавливал жизнь из противника, и металл стонал от напряжения, как покидающая тело душа. Фулгрим заставил чудовище опуститься на колени и засмеялся от нового ощущения, когда боль от полученных ран смешалась с восторгом от осознания, что он голыми руками лишает жизни другое существо и смотрит, как жизнь утекает из его глаз.
Наверху послышался оглушительный грохот, и Фулгрим, подняв взгляд от своей жертвы, увидел на фоне неба грациозную птицу с хвостом из пламени. Он оторвал одну руку от шеи умирающего божества эльдаров и взмахом кулака приветствовал "Огненную птицу", летящую над землей в сопровождении эскадрильи штурмкатеров и "Громовых ястребов".
Он снова перевел взгляд на поверженного врага; из головы чудовища вырвался луч резкого света и пронзительный шум, словно в сердце звезды произошла ядерная вспышка. Взрыв света, сопровождающий гибель монстра, разорвал железное тело на множество оплавленных осколков. Сила взрыва швырнула Фулгрима в воздух, и он почувствовал, что перед такой мощью не устояли ни его доспехи, ни кожа.
Освобожденная сущность бога обволокла его разум. Он увидел кружение звезд в космосе, гибель расы и рождение нового бога - мрачного принца боли и наслаждения.
Из рева прошедших веков, из жестокой песни кровавого рождения, из бессловесного вопля ничем не сдерживаемых чувств сформировалось имя и одновременно идея…
Слаанеш!
Слаанеш! Слаанеш! Слаанеш! Слаанеш! Слаанеш! Слаанеш! Слаанеш! Слаанеш!
Дети Императора уже приближались к поверхности Тарсиса на крыльях огня, и в этот момент Фулгрим упал на землю, едва успев осознать сформировавшееся имя. Он лежал неподвижно, раненый и обгоревший, но живой. О, насколько сильна в нем жизнь! Он почувствовал на своем теле прикосновение рук, услышал голоса, умолявшие его что-нибудь сказать, но проигнорировал их просьбы. Фулгрим внезапно осознал, что безоружен, и душу охватила непереносимая тоска.
Он с трудом поднялся на ноги, зная, что вокруг собрались его воины, но не видя их, не слушая их голосов. Руки ныли от боли, и он ощущал запах сожженной плоти, однако все его внимание было приковано к серебряному штриху, блестевшему в ночи.
После того как он подбросил оружие вверх, клинок спикировал и теперь вертикально стоял среди травы. Он мерцал в темноте, и в серебряном лезвии отражался свет "Огненной птицы" и приземлявшихся десантных кораблей. Руки Фулгрима сводило судорогой от желания снова схватить рукоять меча, но какая-то часть его сознания отчаянно кричала, умоляя не делать этого.
Фулгрим, пошатываясь, шагнул к своему оружию и протянул руки ему навстречу, хоть и не помнил, чтобы сознательно собирался взять его. Почерневшие пальцы задрожали от напряжения, словно преодолевая невидимый барьер, но остатки видений рождения нового бога на мгновение остановили их.
Только со мной ты сможешь достичь совершенства!
Слова прогремели в его голове, недавние видения сменились картинами только что закончившейся схватки, снова вспыхнула огненная жажда убивать, и вспомнилось ликование, охватившее его после богоубийства, совершенного собственными руками.
В этот момент рухнули последние бастионы его сопротивления, и Фулгрим позволил пальцам сомкнуться на рукояти меча. Тело моментально захлестнул поток обновленной энергии, и даже боль от ран исчезла, словно под влиянием чудодейственного бальзама.
Фулгрим уверенно выпрямился, моментальная слабость была забыта, все тело, до последнего атома, наполнилось энергией. Он увидел, как через мерцающий портал убегают эльдары. Перед изогнутым строением остался лишь один вероломный прорицатель Эльдрад Ультран. Но вот и он, горестно покачав головой, вступил в освещенный круг, и свет внезапно исчез, так же быстро, как и появился.
- Мой господин, - обратился к Фулгриму Веспасиан, весь забрызганный кровью, - каковы будут приказания?
Вероломство эльдаров раздуло гнев Фулгрима до новых, невиданных пределов. Примарх вогнал меч в ножны и обернулся к собравшимся воинам.
Он знал только один способ достойно покарать вероломство эльдаров.
- Мы возвращаемся на "Гордость Императора", - сказал он. - Передай на каждый корабль флотилии приказ готовиться к залпу вирусными бомбами.
- Вирусными бомбами? - воскликнул Веспасиан. - Но ведь только Воитель…
- Выполняй! - оборвал его Фулгрим. - Быстро!
Отданный приказ привел Веспасиана в крайнее замешательство, но он коротко кивнул и отошел.
Фулгрим вперил взгляд в ночную тьму, окутавшую планету.
- Клянусь огнем, - прошептал он, - все миры эльдаров будут уничтожены.
Часть четвертая
Начало
16
Призван к ответу
Шрамы
"Я боюсь неудачи"
Ормонд Бракстон негодовал. Его заставили топтаться в томительном ожидании у золотых дверей в личные покои примарха. Он и предположить не мог, что у примарха Детей Императора настолько плохие манеры, что тот способен держать у дверей высокопоставленного эмиссара Администратума Терры. Бракстон прибыл на борт "Гордости Императора" три дня назад и считал допустимыми подобные проволочки лишь со своей стороны - это должно было продемонстрировать его высокое положение.
Наконец прошение об аудиенции было удовлетворено, рабы тщательно вымыли аристократа, а потом явились слуги Фулгрима, чтобы умастить визитера ароматическим маслом. Запах масла оказался довольно приятным, хотя и слишком сильным для аскетического вкуса Ормонда Бракстона. Пот, выступая на лысой макушке, смешивался с маслом и превращался в едкие капельки, от которых щипало глаза и першило в горле.
Перед золотыми дверями в покои примарха стояли воины в причудливо украшенных доспехах, а изнутри доносился оглушительный гул, который Бракстон определил как музыку, хотя в его ушах он отдавался лишь ритмичным грохотом. По обе стороны от часовых стояли скульптуры самых невероятных форм, но что они должны были изображать, оказалось недоступным пониманию Бракстона.
Бракстон поправил мантию на плечах, а затем обратил взор на многочисленные картины, украшавшие огромный зал от потолка до мозаичного пола. Золоченые рамы были вычурны до карикатурности, а кричаще-яркие краски полотен никак не удовлетворяли его эстетическому вкусу, хотя Ормонд признавал свой дилетантизм в области живописи.
Ормонд Бракстон был представителем Терры на различных переговорах с приведенными к Согласию мирами. Он слушал лекции итераторов и был хорошо знаком с Эвандером Тобиасом и Кириллом Зиндерманном. Благодаря исключительным способностям переговорщика и безупречному послужному списку Бракстон был призван для исполнения новой миссии, требующей немалого такта и деликатности. Только такой высокопоставленный чиновник мог обратиться к примарху, особенно с такой необычной просьбой.
Наконец двери апартаментов Фулгрима распахнулись, и оглушительная "музыка" заполнила зал перед личными покоями. Часовые вытянулись по стойке "смирно", а Бракстон, готовясь предстать перед примархом Детей Императора, приосанился.
Он ожидал какого-нибудь сигнала, позволяющего войти, но никто не встретил его в дверях, и Бракстон нерешительно шагнул вперед. Часовые не сделали попытки его остановить, и чиновник прошел дальше. Двери за спиной захлопнулись без посторонней помощи, и смущение администратора только возросло.
Странная "музыка" оглушала. На стенах висели десятки фонотрансляторов, и каждый воспроизводил, как показалось Бракстону, отдельную мелодию. На стенах висели картины разной степени вульгарности: одни изображали дикие, варварские сцены сражений, другие отличались неистовым сладострастием, граничащим с непристойностью. Из центральной комнаты послышались голоса двух спорящих людей, и Бракстон не на шутку встревожился.
- Лорд Фулгрим? - воскликнул он. - Вы здесь? Это администратор Ормонд Бракстон. Я пришел к вам по поручению Совета Терры.
Голоса резко оборвались, и фонопроекторы мгновенно замолчали.
Бракстон огляделся по сторонам и убедился, что все еще пребывает в одиночестве. Насколько он мог видеть, ни в одном из остальных помещений не было ни души.
- Ты можешь войти! - раздался сильный мелодичный голос.
Бракстон осторожно пошел на звук, справедливо полагая, что увидит примарха и одного из его верных капитанов, хотя непримиримый тон спорящих сильно его озадачил.
Он дошел до центрального зала апартаментов примарха и при виде открывшейся сцены буквально остолбенел.
Фулгрим, поскольку столь внушительная фигура могла принадлежать только примарху, расхаживал по комнате в одной только пурпурной набедренной повязке и размахивал сверкающим серебряным мечом. Его бледное тело казалось высеченным из мрамора, пронизанного темными прожилками вен, а на лице застыло пугающее выражение - как у человека, подвергшегося действию сильнейших химических стимуляторов. В самой комнате царил ужасный беспорядок - повсюду валялись обломки мрамора, а на стенах красовались мазки и брызги красок. У дальней стены стоял огромный мольберт с полотном, но картина была повернута под таким углом, что Бракстон не мог видеть, что на ней изображено.
В воздухе стоял сильный запах немытого тела, и даже ароматические масла не могли скрыть вони разлагающейся плоти.
- Эмиссар Бракстон! - закричал Фулгрим. - Я рад тебя видеть.
Бракстон проглотил свое удивление и почтительно склонил голову:
- Для меня большая честь видеть вас, господин.
- Чепуха! - воскликнул Фулгрим. - Я допустил непростительную грубость, заставив тебя ждать, но после того, как мы покинули Аномалию Пардас, я неделями пропадал на военном совете.
Примарх возвышался над ним, и Бракстон почти физически ощущал исходящую от него опасность, но, призвав все запасы самообладания, он вновь обрел способность говорить:
- Я привез новости с Терры и хотел бы их вам передать, мой господин.
- Конечно-конечно, - произнес Фулгрим. - Но сначала, мой дорогой Бракстон, не окажешь ли ты мне одну услугу?
- Я польщен возможностью вам услужить, - ответил Бракстон.
Он заметил, что руки Фулгрима были покрыты шрамами от ожогов. Интересно, какой огонь мог оставить следы на коже примарха?
- Какого рода услуги вы от меня ожидаете?
Фулгрим крутанул меч, положил свободную руку на плечо эмиссара и провел его в дальний конец комнаты, к стоящей там картине. Шаги Фулгрима вынудили Бракстона припустить почти бегом, хотя его дородное тело было совершенно не приспособлено к подобным упражнениям. Фулгрим остановился у мольберта, и Бракстон вытер лоб надушенным платком.
- Ну, что ты об этом думаешь? - горделиво спросил примарх. - Не правда ли, удивительное сходство?
Бракстон, в ужасе открыв рот, замер перед покрытым толстым слоем красок полотном. Это было поистине отвратительное изображение воина в боевых доспехах, написанное грубыми мазками тошнотворных красок, от которого, ко всему прочему, омерзительно воняло. Значительность образа только усиливала ужас. Портрет изображал самого примарха Детей Императора, но был выполнен настолько мерзко, что его можно было счесть за оскорбительный шарж на внушающего благоговейный страх воина.