Еще шесть воинов упали, расчлененные энергетическими лезвиями или расплавленные жаром огнедышащих орудий. Соломон уже начал жалеть о том, что сбросил шлем, безрассудно отказавшись от вокс-связи. Теперь, как никогда раньше, ему нужны были сведения о том, что творится на атолле.
Он не видел никаких признаков продвижения сержанта Телония и Гая Кафена, и, хотя воины Голдоары пытались к нему пробиться, их сил оказалось недостаточно для такого ожесточенного сражения, и они были отброшены лаэрами.
Капитану Деметру оставалось рассчитывать только на свои силы.
Соломон нанес колющий удар по мандибулам лаэрского воина, и клинок вышел из задней части головы, но космодесантник ощутил, как вес противника тянет его к земле. Он попытался освободить лезвие, но стремительно вращающиеся зубья завязли в плотных костях лаэрского черепа.
Радостный визгливый крик заставил Деметра припасть к земле, и испепеляющий снаряд пронесся над головой, взметнув в воздух целую тучу коралловых осколков. Соломон перекатился в сторону, засекая боковым зрением, как по телам павших соплеменников в его сторону с чудовищной скоростью скользит еще один противник. Лежа на спине, Соломон изо всех сил лягнул атакующего лаэра в морду, ощутив, как от удара хрустнули жвала монстра.
Чужак хлестнул хвостом по земле и отпрянул, издав разбитой пастью страдальческий вопль. Соломон перевернулся и нанес ему еще один удар, на этот раз кулаком. Один фасеточный глаз превратился в месиво, в уши ударил очередной вопль, и в этот момент над площадью прогремели болтерные выстрелы. Второй удар кулаком пришелся в закрытую доспехами грудь, и окровавленный металл прогнулся. Лаэр выплюнул в лицо Деметру горячую струю мускусной слюны, и Соломон яростно взревел. Красная пелена заволокла все вокруг, космодесантник схватил извивающегося монстра обеими руками, поднял в воздух и с размаху ударил головой о землю.
Чужак не переставал кричать, и Соломон снова и снова бил его головой о землю. Даже когда смолкли вопли, он продолжал крошить череп врага, пока тот не превратился в кровавое месиво.
Когда наконец смерть чужака перестала вызывать какие-либо сомнения, Соломон, с ног до головы покрытый кровью врага, засмеялся, чувствуя, как жестокая радость бурлит в его собственной крови. Он шагнул к убитому лаэру, в теле которого оставил свой меч, и в этот момент болтерная стрельба возобновилась с новой силой. Мысль о том, что у его воинов должны были давно закончиться боеприпасы, не сразу пробилась сквозь кровавую пелену, окутавшую его разум.
Соломон повернулся в сторону, откуда слышалась стрельба, и тотчас приветственно вскинул руку, безошибочно узнав силуэт Мария Вайросеана, занятого уничтожением врагов на площади. Вслед за капитаном шли воины Третьей роты. С ними - Гай Кафен со своими Астартес, и лаэры под натиском свежих сил дрогнули, их ряды утратили стройность, а воины Мария быстро раскололи их на отдельные группы.
При виде подоспевших братьев Вторая рота удвоила свои усилия, и части лаэрских тел снова полетели во все стороны. Атака лаэров захлебнулась, и, когда они поняли, что окружены, даже на их абсолютно непроницаемых лицах Соломон мог различить признаки растерянности.
- За мной, Вторая! - крикнул Деметр и бросился на соединение с отрядами своего друга Мария Вайросеана.
Его воинам не потребовалось больше никаких приказов или ободрений, они мгновенно бросились вперед, образовав боевой клин, который кровавым ножом рассек остатки вражеских построений.
Ни у кого из Детей Императора не осталось желания являть миру образец милосердия, и через несколько минут все было кончено. Едва ветераны Вайросеана добили последних врагов, как неблагозвучное завывание витых башен прекратилось и над полем сражения наступила благословенная тишина.
Площадь огласили приветственные крики оставшихся в живых Астартес, а Соломон, вложив меч в ножны, наклонился подобрать оставленный на земле болтер. Руки и ноги болели от многочисленных ран, ссадин и ушибов, но он даже не мог вспомнить, когда их получил.
- Ты опять пошел напролом, не так ли? - раздался знакомый голос, когда он выпрямлялся.
- Верно, Марий, - не оборачиваясь, ответил Соломон. - А ты собираешься мне доказать, что это неправильно?
- Может быть. Я еще не знаю.
Повернувшись, Соломон увидел, что Марий Вайросеан снял шлем и тряхнул головой, чтобы прогнать кратковременную дезориентацию, возникающую при переходе к собственным чувствам взамен данных, предоставляемых комплектом доспехов "Марк IV". Лицо его друга оставалось суровым, но таким оно было почти всегда, а его темные с проседью волосы слиплись от пота.
В отличие от большинства Астартес, Марий обладал узкими, тонкими чертами и лучистым взглядом, а его кожа была морщинистой и темной, словно старое дерево.
- Как я посмотрю, битва была нелегкой, - заметил Марий.
- Да, ты прав, - согласился Соломон, стирая кровь с ребристого кожуха болтера. - Эти лаэры оказались крепкими мерзавцами.
- Точно, - кивнул Марий. - Может, тебе стоило об этом подумать прежде, чем идти по центральному проходу.
- Если бы существовал другой способ достичь цели, я обязательно его испробовал бы, Марий. Не думай, что я стал бы отказываться. Но они блокировали центр, и я послал своих людей обойти лаэров с флангов. Не мог же я позволить кому-то еще вести атаку по центру. Это мое дело.
- К счастью, твой сержант Кафен, похоже, разделяет твои принципы.
- Он прекрасно во всем разбирается, - сказал Соломон. - Этот воин далеко пойдет, возможно, когда-нибудь станет капитаном.
- Всякое случается, хотя, на мой взгляд, он выглядит обычным линейным офицером.
- Хорошие линейные офицеры нам тоже необходимы, - заметил Соломон.
- Наверное, но линейный офицер редко стремится к самоусовершенствованию. Он никогда не достигнет совершенства, только исполняя свою работу и больше ничего.
- Не всем дано быть капитанами, Марий, - сказал Соломон. - Воины нам так же нужны, как и командиры. Люди вроде тебя, меня и Юлия поведут наш Легион к вершинам величия. Мы черпаем силу и честь у своего примарха и лордов-командиров, и наш долг передать все, чему мы у них научимся, тем, кто стоит ниже. И линейные офицеры - звенья той же цепочки. Они получают знания от нас и передают их своим людям.
Марий, шагнув ближе, положил руку на плечо Соломона:
- Друг мой, хотя я и знаю тебя не один десяток лет, ты все еще не перестаешь меня удивлять. Только я собрался попенять на твое безрассудство, как ты преподал мне урок руководства нашими воинами.
- Что я могу сказать? Вероятно, на меня оказали влияние Юлий и его книги.
- Кстати, о Юлии, - рассмеялся Марий и показал на небо. - Похоже, он получил приказ развернуть кампанию.
Соломон взглянул в кристально чистое небо и увидел сотни кораблей, входящих в плотные слои атмосферы.
С захватом Атолла-19 первая стадия войны была выиграна, хотя об ожесточенности боев и незначительном превосходстве сил Астартес не было известно никому, кроме тех, чьи слова в будущем будут оспариваться.
На случай неожиданной контратаки лаэров истребители спускались вместе с военными кораблями и звеньями по восемь кружили над Атоллом-19, а тяжелые армейские транспорты доставляли на поверхность орудия противовоздушной обороны и Аркайтские полки Имперской Гвардии - подчиненных командующего Файля. Вскоре их красные мундиры и серебряные нагрудники заполонили всю поверхность Атолла-19.
Приземистые грузовые суда Адептус Механикум шумно приземлялись в тучах кварцевого песка и извергали из своих недр толпы молчаливых адептов в красных плащах с низко надвинутыми капюшонами. Механизмы торопились исследовать пылающие энергетические столбы, которые удерживали атолл в воздухе. Массивные землеройные машины и целые команды бурильщиков и забойщиков вгрызались в почву с единственной целью - выровнять территорию, чтобы впоследствии уложить листы пористого металла и соорудить взлетно-посадочные полосы для кораблей снабжения.
Атолл-19 должен был стать первым плацдармом, с которого Дети Императора завоюют весь Лаэран.
Серена, сославшись на усталость, вернулась в свою каюту, а Остиан решил остаться на обзорной палубе и полюбоваться на парящую в темноте космоса планету. Чарующая красота Лаэрана и рассказы Серены о пейзажах иных миров пробудили в нем дотоле неизведанное желание. Стоять на чужой планете под незнакомым солнцем и чувствовать, как тебя овевает ветер с далеких континентов, которые никогда еще не видели людей. Желание посмотреть на Лаэран вблизи было таким сильным, что даже вызывало боль. Оно просто травило его душу.
Остиан попытался представить себе размах горизонта чужой планеты - ничем не нарушаемую линию бесконечной голубизны, изгибающуюся от гигантских волн, едва различимую границу между морем и небом. Какая жизнь может таиться в глубинах океана? Какое бедствие обрушилось на утраченную цивилизацию и погребло ее под толщей темных вод?
Ему, уроженцу Терры, океаны которой давным-давно испарились в результате древних войн и промышленных катастроф, трудно было представить планету, на которой отсутствует земная твердь.
- Куда ты смотришь? - раздался голос над самым его ухом.
Остиан постарался скрыть удивление и обернулся к подошедшей Бекье Кински. Сегодня ее голубые волосы были собраны в тугую гладкую волну на макушке, что, как предполагал Остиан, потребовало многочасовых усилий стилиста.
Она одарила его хищной улыбкой. Остиан догадывался, что алое облегающее платье должно было играть роль повседневного наряда по сравнению с концертными костюмами, но выглядела Бекья так, будто только что вышла из бального зала Мерики.
- Здравствуйте, мисс Кински, - как можно более равнодушно постарался произнести он.
- О, прошу, называй меня Бек, как делают все мои близкие друзья! - воскликнула Бекья, продела руку под его локоть и развернула Остиана обратно к окну обзорной палубы.
Аромат ее духов тотчас окутал его, и запах яблок застрял в горле. Декольте Бекьи было скандально низким, и Остиан мгновенно покрылся испариной, наткнувшись взглядом на едва прикрытую выпуклость ее груди.
Он поднял голову и обнаружил, что Бекья смотрит на него в упор. Остиан понял, что женщина не могла не заметить его взгляд, и тогда невыносимый жар бросился ему в лицо.
- Э-э-э… простите, я…
- Тише, мой дорогой, все в порядке, - успокоила его Бекья с игривой улыбкой, от которой Остиану стало еще хуже. - В этом нет ничего дурного, мы ведь оба взрослые люди, не так ли?
Он уставился на медленно вращающуюся внизу планету и постарался сосредоточиться на штормах в океане и атмосферных бурях, но Бекья, склонившись к нему, продолжила:
- Должна признать, мысли о войне меня возбуждают, а тебя? От них кровь бежит быстрее, я вся горю, а ты, Остиан?
- Ну… Я как-то не задумывался над этим.
- Чепуха, наверняка задумывался, - оборвала его Бекья. - Что ты за человек, если мысли о войне не пробуждают в тебе зверя? Да любой, едва подумает об этом, чувствует возбуждение. Я не стыжусь признаться, что от мысли о грохоте орудий и взрывах чувствую жар и трепет. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я?
- Я не уверен, - прошептал Остиан, хотя слишком хорошо понял, что она имела в виду.
Бекья игриво хлопнула свободной рукой его по плечу:
- Не притворяйся бестолковым, Остиан, я тебе не поверю. Ты ужасный мальчишка, и тебе нравится меня дразнить.
- Дразнить? - удивился он. - Я не знаю…
- Ты все прекрасно знаешь, - сказала Бекья, высвободила руку и, взяв за плечи, повернула Остиана к себе лицом. - Я хочу тебя прямо здесь, прямо сейчас.
- Что?
- Ну, не будь таким чопорным, неужели в тебе нет ни капли сладострастия? Ты ведь слышал мою музыку?
- Да, но…
- Никаких "но", Остиан, - отрезала Бекья, ткнув его в грудь длинным накрашенным ногтем, отчего Остиан прижался спиной к стеклу. - Тело держит душу в темнице, пока все пять чувств не разовьются и не разобьют оковы. Поддайся своим чувствам и открой тюрьму, чтобы душа могла вылететь на волю. Если в сексе участвуют все пять чувств, он становится поистине мистическим действом, я давно в этом убедилась.
- Нет! - крикнул Остиан, выскальзывая из-под ее руки.
Бекья шагнула за ним, но Остиан, вытянув перед собой руки, попятился. При мысли о том, что может стать игрушкой Бекьи Кински, он задрожал всем телом и замотал головой.
- Остиан, перестань глупить, - настаивала Бекья. - Можно подумать, что я собираюсь тебя ударить. Нет, разве что ты сам этого захочешь.
- Нет-нет, - выдохнул Остиан. - Я просто…
- Просто - что? - спросила Бекья, и скульптор заметил, что она искренне недоумевает.
Возможно, никому раньше не приходило в голову противиться ее желаниям, и он пытался подобрать ответ, который не оскорбил бы ее, но мозг не подкидывал никаких идей на этот счет.
- Просто… я должен идти. - Он внутренне съежился, мгновенно возненавидя презренное дрожащее существо, которым сейчас был. - Я должен встретиться с Сереной. Мы с ней… договорились.
- С этой художницей? Вы с ней любовники?
- Нет, нет, нет! - торопливо ответил Остиан. - То есть… Я хотел сказать… да. Мы очень любим друг друга.
Бекья надула губы и скрестила руки на груди. Вся ее поза говорила о том, что теперь он для нее не больше чем грязный мерзавец. Остиан попытался сказать что-то еще, но Бекья не дала ему и рта раскрыть.
- Нет, ты можешь идти. Наш разговор окончен.
И, снова не найдясь с ответом, он повиновался и почти выбежал с обзорной палубы.
4
Скорость войны
Более длинная дорога
Братство Феникса
Зачистка Лаэрана в какой-то степени отражала стремление Фулгрима к достижению совершенства. Ведущиеся на океанической планете битвы были жестокими и безжалостными, каждая победа давалась в таких кровавых сражениях, каких еще не знала история Легиона, но скорость ведения военных действий поражала. Истребление лаэров и покорение нового мира покупались ценой жизни многих Детей Императора.
Каждый захваченный атолл быстро превращался в военную базу для последующих операций и удерживался силами Аркайтских отрядов, а космодесантники неутомимо продолжали кампанию, разработанную их примархом. Несмотря на передовые технологии лаэров, им еще не приходилось сталкиваться с таким целеустремленным противником, как Легион Фулгрима. Благодаря до мелочей проработанному плану и предвидению примарха все усилия лаэров остановить или хотя бы замедлить продвижение космодесантников оказывались безуспешными.
Живые и убитые воины Лаэрана доставлялись на борт "Гордости Императора" для исследования, проходившего при строжайшем соблюдении карантинных мер. Тела ксеносов препарировались апотекариями Легиона, стремившимся получить как можно больше сведений о противнике. Порой существа разительно отличались от тех воинов, с которыми Астартес столкнулись на Атолле-19; среди них попадались и летающие особи с перепончатыми крыльями и ядовитыми шипами, и водоплавающие с генетически измененными легкими и зазубренными гарпунами вместо хвостов. Наличие столь кардинальных различий среди представителей одной нации приводило в изумление, а на борт корабля для изучения доставлялись все новые и новые образцы.
С каждой новой победой воины Легиона вызывали все большее восхищение, и всевозможные произведения искусства, прославляющие их подвиги, шли от летописцев нескончаемым потоком, вскоре превратившим корабли флотилии в летающие галереи, где стены были увешаны превосходными картинами, а вдоль всех переходов стояли мраморные статуи на пьедесталах из переливающегося оникса. Были написаны целые библиотеки поэм и симфоний, а еще разнесся слух, что Бекья Кински в ознаменование грядущей победы начала писать новую оперу.
Первый капитан Юлий Каэсорон, лишенный возможности вести первую штурмгруппу, удостоился чести координировать действия всех войск под общим руководством лорда-командира Веспасиана. Хотя Эйдолон и превосходил Веспасиана в званиях, сейчас он был занят приведением к Согласию мира Двадцать восемь - два.
Война за Лаэран велась на множестве фронтов. Дети Императора сражались на парящих в воздухе атоллах, в руинах древних городов, стоящих посреди океана, где бурный прибой бился о стены, когда-то возносившиеся на сотни метров над поверхностью суши.
Спустя несколько дней после начала кампании были обнаружены подводные города, и отделения Астартес вели бои в кромешной тьме подводных укреплений, куда не проникал луч солнца, высаживаясь с зависших над океаном крейсеров и прорубаясь сквозь толщу воды и стены строений на штурмовых торпедах.
Соломон Деметр со своей Второй ротой овладел первым из этих городов всего за шесть часов, и его план сражения удостоился похвалы самого примарха. На долю Мария Вайросеана выпали бесчисленные стычки на орбите против кораблей лаэров, уцелевших в ходе предварительных боев. Его воины брали на абордаж лаэрские суда, управляемые пилотами, телепатически связанными со своими кораблями, похожими на каких-то отвратительных паразитов.
Юлий Каэсорон координировал атаки на атоллы и изучал маршруты передвижения лаэров, до поры до времени считая их беспорядочными. На первый взгляд атоллы казались независимыми образованиями, дрейфующими над океаном Лаэрана по собственному разумению, но после тщательного анализа всех сведений Юлий заметил, что все летающие города совершали свои перемещения в пределах круга, центром которого был один определенный атолл.
Он не был ни самым большим, ни самым впечатляющим объектом среди всех остальных, но чем больше становилось известно о маршрутах других атоллов, тем явственнее обозначалось его выдающееся значение. Советники-стратеги высказали теорию, что там, вероятно, находится общее для всего Лаэрана правительство, но, когда выводы были представлены Фулгриму, он мгновенно понял истинное назначение этого атолла.
Центральный атолл не был резиденцией правительства. Он был местом всеобщего поклонения.
Флюоресцентные лампы заливали апотекарион "Гордости Императора" ослепительным сиянием, которое причудливо отражалось в витринах застекленных шкафов и на поверхностях сверкающих стальных сосудов и боксов с хирургическими инструментами или органами. Апотекарий Фабий командовал двумя помощниками, толкавшими тяжелую каталку с телом лаэрского воина. Тело было только что изъято из ячейки морга, где постоянно поддерживалась низкая температура.
Фабий завязывал свои длинные белые волосы, такие же как и у примарха, в тугой гладкий узел, что еще больше подчеркивало резкие черты его лица и холодность темных глаз. Его скупые точные движения и отрывистые распоряжения свидетельствовали о целеустремленности и тщательно продуманной методологии. Доспехи Фабия в данный момент оставались в оружейной, работать он предпочитал в робе хирурга, поверх которой надел плотный прорезиненный фартук, уже перемазанный темным ихором лаэров.
От привезенного тела поднимались холодные струйки пара, и Фабий удовлетворенно кивнул помощникам. Тяжелая каталка остановилась возле каменной столешницы хирургического стола, на котором лежал другой лаэр, только что доставленный с поля боя. Этот воин был убит выстрелом в голову, и его тело нисколько не пострадало. Ткани последнего образца еще оставались теплыми на ощупь и распространяли маслянистый запах. С потолка на тонких кабелях свисали гололитические панели, проецирующие бесконечные мерцающие строчки сведений прямо на стерильные стены апотекариона.