Конан приподнял его за шиворот, беззлобно рассмеялся и небрежным прямым ударом расквасил нос. Потом развернул бородача и неторопливо взял сзади в удушающий захват. Дождался, когда над краем ямы покажутся головы дворовых Найрама.
- Цена его жизни - моя свобода! - деловито сообщил он, заслоняясь полузадушенным пленником от нацеленных стрел. - Не вздумайте сюда лезть, я ему шею сверну, как воробышку!
Найрамовы холуи щерились и молчали. Конан слушал, как скрипят сухожильные тетивы - быстро синеющие пальцы натягивали их до отказа. Хищно подрагивали маленькие каленые жала.
- Похоже, толстяк, тут тобой не слишком дорожат, - заметил он, повыше поднимая старшего псаря. - Даже собачки твои любимые не воют. Хотя должны бы - по покойнику.
- Опустите луки! - потребовал властный голос; его обладатель встал на самый край ямы; под ноги Конану свалился комок земли. - Я кому сказал? - раздраженно поинтересовался жилистый старик в потертой кожаной одежде.
- Браконьеру - смерть! - с надрывом в писклявом голосе заявил слуга, не сумевший выручить старшего псаря. - Так говорит хозяин…
- Заткнись, мужлан, и ступай позови хозяина. Скажи ему, у Блафема родилась неплохая идея. Что топчешься, козлиный лишай? Плеткой огреть, чтоб зашевелился?
Ворча под нос ругательства, слуга повернулся и отошел. Остальным старик еще раз велел опустить оружие, но они будто не слышали.
Киммериец слегка ослабил захват. Старший псарь со свистом втянул ртом воздух, замотал головой.
- Какие хорошие слуги, - насмешливо сказал Конан. - Слово хозяина для них - закон. Интересно, чем он платит за такое послушание? Стрелой в пузо?
- Глупец! - вставший рядом с жилистым стариком Найрам укоризненно покачал головой. - Отпусти его, не отягчай своих мук…
- Я отпущу этого олуха на краю твоих владений, - твердо пообещал Конан, хотя внутренне поджался; в Найрамовых глазах он прочел приговор и себе, и своему пленнику. - Распорядись, чтобы сюда спустили лестницу. И поскорее! От него нестерпимо воняет псиной! Если думаешь, что мне приятно с ним обниматься, - ошибаешься!
У Найрама чуть дрогнули уголки губ. Старик широко улыбнулся.
- Что за идея, дорогой сват? - повернулся к нему Найрам.
Жилистый старик кивком указал на Конана.
- Он силен, ловок, изобретателен и дерзок. Он - тот, кто нам нужен.
Найрам поглядел в яму и вновь покачал головой, на этот раз с сомнением.
- Он браконьер… Я не даю спуску браконьерам - это, если угодно, дело принципа. К тому же я посылал человека в Шадизар, велел поспрашивать насчет киммерийца. Оказывается, там его каждая собака знает. И не только знает, но и точит на него зуб. У нашего приятеля столько врагов, и все так жаждут его крови, что я мог бы разбогатеть вдвое, продавая Конана по кусочку. - Он поглядел на киммерийца. - Ты сбежал от своих "должников", да? И прятался в окрестностях Шадизара, выжидая, пока улягутся страсти? И кормился ворованной дичью? Развратные горожане не знают, что ты попался моим лесникам, иначе уже примчались бы сюда всем скопом. Нет, я не выдам тебя шадизарцам. Я сам тебя накажу.
- Найрам, - сказал Блафем, - он способен нам помочь.
- Сегодня на рассвете, когда его вязали, он искалечил четверых моих слуг. Хорошо еще, лесникам хватило ума сначала украсть его оружие. Вряд ли кто-нибудь ушел бы живым, доберись этот демон до меча.
- Вот видишь? - настаивал Блафем. - Каждое твое слово подтверждает мою правоту. Сколько лучших слуг ты послал в пещеру? И кто из них вернулся? Все сгинули. Остальных же не загонишь туда даже под страхом казни.
- Мне нужна палка с ремнем, - сказал Конан.
- Это еще зачем? - хором спросили Найрам с Блафемом.
- Как - зачем? - Киммериец осклабился. - Вы что, надеетесь меня уговорить, пока я дышу вонью в этой яме? Напрасно, благородные господа. Вот перейдем в чистые покои, тогда и потолковать можно будет за кубком доброго вина.
Возмущенный Найрам открыл было рот, но Блафем не дал ему разразиться проклятиями.
- Ты все-таки не ответил, - поспешно сказал он Конану, - зачем тебе палка с ремнем?
- Ремень я намотаю на жирную шею этого борова, моего заложника. Он будет присутствовать при нашем разговоре, но вином его можете не поить. А палка будет у меня в руках. В случае чего, крутану разок, и шея - хруп! Я ж говорю, неприятно с ним обниматься - псиной разит.
- Ах ты, наглый дикарь! - Найрам зловеще улыбнулся. - Узнаю повадки шадизарского отребья. Может быть, в этом мерзком городе, гнездилище воровства и разврата, тебе и сошла бы с рук такая дерзость, но в своих владениях я не терплю…
- О, милость Митры! - вздохнул Блафем. - Да полно тебе, сват. Остынь наконец. Давай спустим его в пещеру, - а там кто знает, может, он найдет смерть пострашнее любой из тех, какие ты способен измыслить. Ведь никто же не вернулся, ни один!
- Мне противна сама мысль о снисхождении к этому нахальному червю, - надменно произнес Найрам. - Однако будь по-твоему, сват. Уступаю, но только из уважения к тебе. Эй, люди! Спустите сюда лестницу, дайте браконьеру ремень и палку, отойдите от ямы и перекройте все выходы из усадьбы. Эй, ты, наглец! Как только вылезешь, ступай прямиком во флигель, в комнату охотничьих трофеев. Там мы будем с тобой говорить. Не вздумай сделать хоть шаг в сторону - мои стрелки с радостью проткнут тебе печенку.
* * *
С почтительной миной на лице, то и дело отвешивая поклоны, слуга в роскошной ливрее поднес хозяину золотой кубок. Точно такой же кубок он предложил - но уже без особого подобострастия во взоре и движениях - Блафему, а Конану просто сунул непочатую глиняную бутыль. И скрылся в углу за чучелом огромной - и злобной при жизни - медведицы.
Конан попытался извлечь пробку свободной рукой - не получилось. Тогда он поднес горлышко бутылки ко рту старшего псаря и сказал: "А ну, давай!". Страх придал заложнику сообразительности - он раскрыл рот и сжал зубами пыльную пробку. Киммериец рванул бутылку. Голова старшего псаря дернулась следом, но пробку из зубов не выпустила. Скосив глаз на хозяина поместья, Конан прижал горлышко к губам, запрокинул бутылку. Найрам брезгливо смотрел, как текут по выпяченному щетинистому подбородку вишневые струйки, слушал частое бульканье. Он поднес к губам кубок с отменным вином, сделал маленький глоток, поднял глаза к потолку и причмокнул. Божественный напиток.
- Пойло для скота. - Конан сплюнул на пол, затем вытянул шею, словно хотел заглянуть в кубок Найрама, а после сочувственно сказал Блафему: - Сват-то у тебя - скряга, каких свет не видывал. Такой бурдой гостей поить! Сам-то небось хорошим винцом освежается. Бьюсь об заклад, старик, он и тебя помоями потчует. - Он указал на кубок Блафема и двинул кистью в свою сторону. - Дай-ка, отведаю, я в винах знаю толк…
Взбешенный Найрам схватил со стола кубок и выплеснул вино в лицо Конану. Тот невозмутимо облизнулся и кивнул с ухмылкой.
- Ты глянь! Сам помои лакает! Ну и скряга! Утратив от ярости дар речи, Найрам только скрежетал зубами. Блафем залпом выпил вино, поставил кубок и хмуро посмотрел Конану в лицо.
- Шутки в сторону, киммериец. Поговорим о деле.
- Ну, давай попробуем.
Блафем сухо рассказал Конану, как его дочь и зять в день свадьбы отправились взглянуть на пещеру; как юный Далион, не вняв уговорам жены, спустился под землю и исчез. Вечером встревоженные гости отправились на холм и нашли у пещеры только Камаситу - бедняжка плакала и дрожала от страха. Ей даже в голову не пришло поехать в усадьбу за помощью; несомненно, шок помрачил рассудок девушки. Еще немного, и она сама полезла бы по веревке вслед за мужем. По ее словам, в последние мгновения он вел себя очень странно - как будто не ведал, что делает.
- Тут не обошлось без злых чар, - мрачно прокомментировал чуть поостывший Найрам.
Несмотря на близость полуночи, двое гостей - друзья Далиона - вызвались отправиться на поиски в пещеру. Блафем с Найрамом хотели сделать это сами, но гости отговорили - дескать, мы моложе и сил у нас побольше. Вооружась факелами, они опустились в подземелье Темного Ольта и…
- Погоди, - перебил Конан. - Как ты сказал? Подземелье?..
- Темного Ольта. По легенде, когда Бог создавал мир, он небо отдал Светлым Ольтам, а недра…
- Это ему знать не обязательно, - проворчал Найрам.
- Верно, - спохватился Блафем. - Так вот, когда к рассвету гости не вернулись, мы с Найрамом совсем было собрались…
- …выручать Далиона, но осторожность опять сказала свое веское слово, - громко договорил за него Конан. - И, не желая рисковать собственными шкурами, вы послали в берлогу Темного Ольта ни в чем не повинного слугу. Я угадал?
На сей раз зло скрипнул зубами Блафем. Этот киммерийский наглец и вправду невыносим!
- Двоих, - ответил Найрам; хозяин усадьбы уже совершенно успокоился. - И еще четверых - днем. Никто не вернулся.
- Должно быть, они умирали с твоим именем на устах. - Конан поставил бутыль и взялся за палку. Ремень вдавился в толстую шею старшего псаря, тот захрипел и засучил ногами. Киммериец сразу ослабил петлю и сказал: - Н-да. Похоже, я ошибся. Наверное, подыхая, они только воздух портили, как эта скотина.
- Мы подарим тебе жизнь, - пообещал Блафем, - если спасешь Далиона.
- Жизнь нищего бродяги, - со смехом произнес Конан, - за драгоценную жизнь наследника. И вдобавок простите мне украденного поросенка. Я был не прав насчет тебя, Найрам. Ты не скряга.
* * *
- Мне нужны меч и доспехи. Без них не полезу. Найрам с Блафемом переглянулись. Найрам
пожал плечами. Блафем кивнул.
- Как только найдешь опору для ног, крикни, - сказал Блафем. - Мы спустим на бечеве мешок со снаряжением и лепешками и меч. А доспехи тебе там ни к чему. Нам не жалко, просто в пещере они только помеха. Лучше возьми побольше факелов.
Конан подумал и согласился. На вершине холма собралось человек двадцать - главным образом, Найрамова челядь. Киммериец не обращал на них внимания, зато глаз не сводил с юной красавицы, которая приехала на вороном коне и теперь, заплаканная, неподвижно сидела на большом плоском камне.
- Это и есть твоя дочь?
Старик мрачно кивнул, запихивая в мешок пресные лепешки.
- Да она милашка! Зять, наверное, души в ней не чает, а?
Блафем промолчал. Конан зыркнул по сторонам - не слышит ли отец Далиона? - и вполголоса произнес:
- Будь я на месте Далиона, меня б никакие демоны не заволокли в пещеру. По крайней мере, до конца брачной ночи.
Он увернулся от кулака в кожаной митенке и с хохотом отпрыгнул.
- Да не расстраивайся ты так! Верну я тебе зятя. Живым и здоровым. Эй, Камасита, - повернулся он к девушке, - довольно воду лить, нам с Далионом все равно твоих слез не хватит, чтобы смыть пещерную грязь. Лучше возвращайся в усадьбу да распорядись насчет доброй помывки. Мне она точно не помешает, вон как твой свекор меня отделал. - Он указал на свою изгвазданную тунику.
Камасита не ответила. У нее задрожал подбородок, слезы полились в три ручья.
- Оставь ее! - процедил сквозь зубы Блафем.
- Да ну. - Конан махнул рукой и повернулся к пещере. - Шуток не понимаете, скучно с вами. Ладно, я полез.
Он исчез в темном отверстии. Блафем, его дочь, Найрам и слуги смотрели на подрагивающую веревку.
В глубине умирали шорохи.
Через некоторое время из недр горы донесся приглушенный расстоянием крик:
- Стою!
- Спускайте мешок, - велел слугам Найрам.
* * *
Конан стоял на краю скользкого выступа в обнимку с тяжелым мешком. Кругом царила непроглядная мгла, было душно, пахло пылью и камнем.
Спускаясь по веревке, он все время раскачивался, то и дело касался вытянутой рукой стен и вскоре понял, что находится в некоем подобии колодца. Есть ли у этого колодца дно - вот вопрос. А если есть, достает ли до него веревка? А если не достает, хватит ли сил взобраться по ней обратно?
Но вскоре он обнаружил уступ и приободрился. Прямо под ногами зияла бездна, но спускаться туда не было нужды. В этом киммериец не сомневался. Потому что за спиной открывался коридор.
"Наверное, все, кто побывал тут до меня, находили этот карниз, - подумал он. - Миновать его почти невозможно, хотя снаружи не видно, даже когда спускаешь на веревке горящий факел, - на самом верху ствол колодца сужается и закручивается по спирали".
Прижимая мешок к животу, он отпустил веревку, очень осторожно повернулся и протянул руку. Пальцы не встретили преграды. Так и есть, коридор. Не ниша, а именно коридор, потому что оттуда тянет сквозняком. Конан ухмыльнулся. Раз есть сквозняк, значит, есть и второй выход. И его не стерегут лучники Найрама.
Киммериец сделал шаг, другой, третий. Под ногами - довольно ровный камень. Стены гладкие, изгибаются кверху. Очень похоже на рукотворный туннель. Он опустился на корточки, поставил мешок, выдернул из него факел. Хорошие у Найрама факелы, удобные. Что-то вроде камышовых веников на бронзовой рукоятке. Сгорит просмоленный веник, можно будет насадить на рукоятку новый, много времени это не займет. Так ведь эти факелы как раз и предназначены для пещер. Там, на вершине холма, он видел подготовленную заранее груду снаряжения - добротные снасти для лазанья по горам и подземельям. На поверхности вполне сгодилось бы что попроще…
"Давненько вы к этому Ольту подбираетесь, - подумал он о Найраме и Блафеме. - Неужто из одного любопытства?"
По пути к холму он несколько раз пытался завести разговор о пещере. Сваты не отвечали, только глазами сверкали угрюмо. Но для Конана с его нюхом на золото красноречивым было само молчание. Да и предвидел он, сидя в комнате охотничьих трофеев за спиной у полузадушенного псаря, что от Найрама с Блафемом откровенности не добьешься.
А потому, едва они вышли готовиться к поездке и оставили Конана под присмотром двух вооруженных луками и мечами слуг, киммериец похлопал своего заложника по плечу и попросил рассказать все, что тот знает о подземелье Темного Ольта. Полумертвый от страха и удушья пленник безропотно поведал историю знаменитой сокровищницы.
Как гласит легенда, Митра, сотворив мир, оглядел его пытливым оком и рек, премного довольный плодом кропотливого труда своего: "Ныне время отдыха для Меня". Но, дабы не оставлять мира без присмотра на, быть может, сотню тысяч лет (для богов и смертных, как известно, время течет по-разному), он породил сонмище духов и велел им надзирать за своим гениальным творением. Духов он нарек ольтами; в ту пору, наспех созданные, все они были на одно лицо.
Великий Митра с чистой совестью удалился на покой, а когда минуло один Он знает сколько времени, взглянул на мир и поразился его метаморфозам. Дела земные уже не интересовали духов - они разделились на два враждебных лагеря и ожесточенно сражались. Мир, естественно, содержался в небрежении, а смертные, по примеру своих покровителей, враждовали между собой и щедро проливали кровь.
Придя в великий гнев, Митра хотел было одним махом покончить и с людьми, и с ольтами, расплавить Землю, дождаться, когда она застынет, и пересотворить мир заново. Но взял себя в руки и решил для очистки совести призвать своих неразумных детищ к порядку. Многие из них, надо отдать им должное, вняли Гласу Небесному и тем изрядно успокоили Митру. Другие, безнадежно погрязшие в грехе, знай себе предавались интригам и буйству.
Если Солнцеликий, создавая человечество, питал далеко идущие планы, то в дальнейшем существовании ольтов он не видел особого проку. Однако ему показались занятными перемены, случившиеся с этим народцем. Ольты уже не были прежними, они заметно расслоились на храбрых и трусливых, добродетельных и порочных, изворотливых и прямодушных. Разнились они даже по уму, хотя Бог сотворил всех одинаковыми. Иными словами, подобно людям, они вызывали интерес. И тем заслужили пощаду. В безмерной мудрости своей Митра разделил их на темных и светлых. Светлым ольтам достались небо, солнечные лучи, утренний туман и снега вершин; темные обитают в земных недрах, в сумраке расселин, во мгле омутов, в сырости и плесени подвалов. Одни питаются запахом цветов и солнечным теплом, другие - холодным дыханием каменных стен и блеском злата, надежно укрытого в глубине подземелий.
Если не лгут мрачные поверья здешних крестьян, то в незапамятные времена один из темных ольтов поселился в этих краях. Потом тут стали добывать самородное золото. Под свист бичей и злобные окрики дюжих волосатых надсмотрщиков одетые в лохмотья рабы синими от холода руками окунали в горные потоки деревянные лотки. Иногда среди бесформенных желтых крупинок попадался крупный прозрачный кристалл граната или берилла, а то и сверкающий алмаз. И досталось все это богатства, как утверждает легенда, Темному Ольту, ибо зачарованные старатели работали на него. Где-то во мраке подземелья хранятся ныне драгоценности этих мест, собранные рабами до последней крупицы. Ибо у Темного Ольта изумительный нюх на сокровища, он даже песчинку золота учует за много полетов стрелы.