- Трусы! - выкрикнул Саубон, пришпорил коня и с безумным смехом ринулся на врагов. Те в ужасе попятились - и это стоило жизни еще двоим. Но вороной Саубона вдруг поднялся на дыбы и споткнулся… Опять лошадь, так ее перетак! Принц тяжело рухнул на землю. Мысли спутались. Движущийся лес ног и копыт. Недвижные тела. Истоптанная трава. Встать… встать… скорее встать! Бьющийся в агонии вороной лягнул Саубона. Огромная тень нависла над ним. Копыта с железными подковами ударили в землю рядом с его головой. Саубон ткнул мечом вверх, почувствовал, как острие скользнуло по броне лошади, а потом вонзилось в мягкий коричневый живот. Брызнул на миг солнечный свет. Саубон, пошатываясь, поднялся на ноги. Но что-то обрушилось на его шлем и вновь швырнуло принца на колени. От следующего удара он полетел лицом в траву.
О господи! По сравнению с землей его ярость казалась такой пустой, такой бренной! Саубон потянулся вперед и ухватил чужую руку - холодную, мозолистую, с гладкими ногтями. Мертвую руку. Принц взглянул поверх спутанной травы и увидел мертвеца. Айнрити. Лицо было сплющено об землю и залито кровью. Покойник потерял шлем, и светло-русые волосы выбились из-под кольчужного капюшона. Мертвец казался таким тяжелым, таким неподвижным - как сама земля…
Кошмарный момент узнавания, слишком нереальный, чтобы испугаться.
Это его лицо! Он сжимает свою собственную руку!
Саубон попытался закричать.
Не получилось.
Но потом послышался топот тяжелых копыт, крики на знакомых языках. Саубон выпустил холодные пальцы, с трудом поднялся на четвереньки. Обеспокоенные голоса. Кто-то невидимый поставил его на ноги. Саубон очумело вытаращился на землю, на пустое место, где мгновение назад лежал его собственный труп…
"Эта земля… Эта земля проклята!"
- Вот, держитесь за меня.
Голос звучал отечески, словно его обладатель обращался к сыну, получившему жестокий урок.
- Вы спасены, мой принц.
Куссалт.
"Спасен?"
- Вы не ранены?
Саубон перевел дух, сплюнул кровь и выдохнул:
- Только помят…
В нескольких ярдах от них рубились шрайские рыцари и койяури. Звон оружия, блеск стальных клинков на фоне солнца и неба. Так красиво. Так невероятно далеко, словно картина, вытканная на гобелене…
Саубон молча повернулся к конюху. Старый воин выглядел измученным и обессилевшим.
- Вы удержали брешь, - сказал Куссалт, и в глазах его было странное выражение: изумление, если не гордость.
Саубон сморгнул кровь, стекавшую на левый глаз. Его охватила необъяснимая жестокость.
- Ты старый и неповоротливый… Отдай мне коня!
Куссалт помрачнел и поджал губы.
- Здесь не место обижаться, старый дурак! Сейчас же отдай мне этого гребаного коня!
Куссалт дернулся, как будто в нем что-то оборвалось, а потом всем весом рухнул вперед, на Саубона.
Принц упал вместе с конюхом.
- Куссалт!
Он втащил старика к себе на колени. Из его спины торчала стрела, ушедшая почти по самое оперение.
У конюха в груди что-то забулькало. Он закашлялся; на губах выступила темная, стариковская кровь.
Выпученные глаза отыскали Саубона, и старый воин рассмеялся, снова закашлявшись кровью. У Саубона от страха по спине побежали мурашки. Сколько раз он слышал, чтобы Куссалт смеялся? Не то три, не то четыре раза за всю жизнь?
"Нет-нет-нет-нет…"
- Куссалт!
- Я хочу, чтобы ты знал… - прохрипел старик, - как я тебя ненавижу…
По его телу прошла судорога, он сплюнул кровь. Судорожно вздохнул и застыл неподвижно.
Как земля.
Саубон оглядел странный пятачок спокойствия, что окружал его сейчас. Отовсюду сквозь истоптанную траву на него смотрели глаза мертвецов. И он понял.
"Это проклятие".
Койяури развернулись и кинулись прочь, через ложбину, края которой уже осыпались. Но вместо радостных криков раздались вопли ужаса. Где-то вспыхнули огни, настолько яркие, что отбрасывали тени при полуденном солнце.
"Он никогда не испытывал ко мне ненависти…"
Да и как он мог? Куссалт был единственным, кто…
"Смешная шутка. Ха-ха, старый ты дурак…"
Кто-то стоял над ним и кричал.
Усталость. Случалось ли ему раньше так уставать?
- Кишаурим! - вопил этот кто-то. - Кишаурим!
А, это те огни…
Сильный удар. Лопнувшие звенья оцарапали щеку. Куда подевался шлем?
- Саубон! Саубон! - кричал Инхейри Готиан. - Кишаурим!
Саубон провел рукой по щеке. Увидел кровь.
Неблагодарная скотина. Гребаный чурка.
"Позаботься, чтобы они были наказаны! Накажи их! Накажи!"
Чурки гребаные.
- Атакуй их, - ровным тоном произнес галеотский принц.
Он сидел, прижимая к себе мертвого конюха.
- Ты должен атаковать кишаурим.
Они шли, стараясь не попадаться на глаза арбалетчикам, снабженным Слезами Господними, которых, как они знали, айнрити держат в задних рядах. Нельзя было рисковать ни одним из них, особенно теперь, когда Багряные Шпили подключились к войне. Они были кишаурим, Водоносами Индары, и их дыхание было драгоценнее дыхания тысяч. Они были оазисами среди людей.
Проводя ладонями над травами, над золотарником и белым ковылем, они шли к строю айнрити; их было четырнадцать. Ветер и восходящие потоки воздуха трепали желтые шелковые рясы; змеи - у каждого на горле их было пять - вытянулись, словно свечи на канделябре, и внимательно следили за всем, что происходит вокруг. Охваченные отчаянием айнрити раз за разом выпускали тучу стрел, но древки сгорали в магическом пламени. Кишаурим продолжали идти, обводя слепым взглядом выдавленных глаз ощетинившийся строй айнрити. Там, куда они поворачивались, вспыхивал невыносимо яркий голубой свет, от которого кожа покрывалась волдырями, железо прикипало к телу, а сердца обугливались…
Немало северян остались на местах, падая и прикрываясь щитами, как их учили. Но многие обратились в бегство - юсгальдеры и агмундрмены, гаэриши, нумайнериши и плайдольмены - глухие к крикам офицеров и лордов, пытавшихся навести порядок. Ряды айнрити смешались. Битва превратилась в бойню.
Посреди всего этого беспорядка принц Фанайял со своими койяури бежал прочь от ложбины, а шрайские рыцари гнались за ними сквозь тучи пыли и дыма - по крайней мере, так показалось бы тому, кто взглянул бы на это со стороны. Сперва фаним просто не верили своим глазам. Многие кричали, но не от страха или тревоги, а от изумления при виде свирепости этих чокнутых идолопоклонников. Когда же Фанайял свернул в сторону, Инхейри Готиан, а с ним около четырех тысяч шрайских рыцарей по-прежнему продолжили скакать вперед, с криками - с рыданиями - "Так хочет Бог!".
Они рассыпались по равнине Битвы. Они неслись над травами, в страхе прижимаясь к гривам коней, и яростно кричали, бросая вызов врагу. Они атаковали четырнадцать кишаурим, погнав коней в тот адский свет, что исходил от лиц жрецов. И умерли, сгорели, словно мотыльки, полетевшие на угли в самой глубине камина.
Голубые нити раскалились добела; они ветвились, сверкали сверхъестественной красотой, сжигали руки и ноги в пепел, взрывали тела, уничтожали людей прямо в седлах. Среди пронзительных воплей и воя, среди грохота копыт и громового клича "Так хочет Бог!" Готиан кубарем полетел с обугленных останков лошади. Сверху рухнул Биакси Сковлас - от его ноги осталась лишь обгорелая культя, - и его растоптали те, кто скакал следом. Рыцарь, мчавшийся прямо перед Кутием Сарцеллом, взорвался, и его нож со свистом вонзился Сарцеллу в горло. Первый рыцарь-командор ничком рухнул на землю. Вокруг бушевала смерть.
Мозги кипели в черепах. Лязгали зубы. Сотни погибли в первые тридцать секунд. Испепеляющий свет был повсюду, его лучи ветвились, словно трещины по стеклу. И все же шрайские рыцари продолжали гнать коней вперед, скакали по тлеющим останкам своих братьев, мчась навстречу гибели - тысячами! - и крича во всю глотку. Кусты и трава вспыхивали. Жирный дым поднимался к небу, и ветер нес его в сторону кишаурим.
Затем одинокий всадник, молодой посвященный, налетел на одного из жрецов-колдунов и смахнул ему голову с плеч. Когда ближайший кишаурим посмотрел на него пустыми глазницами, во вспышке пламени исчез лишь скакун юноши. Сам молодой рыцарь очутился на земле и с пронзительным воплем ринулся вперед. К его руке была привязана хора покойного отца.
Лишь теперь кишаурим осознали свою ошибку - высокомерие. Несколько кратких мгновений они колебались…
И тут из клубов дыма на них обрушилась волна опаленных, окровавленных рыцарей, среди которых был великий магистр Готиан, несущий белое полотнище с изображением золотого Бивня, священное знамя ордена. Во время этого решающего рывка сгорели еще сотни рыцарей. Но некоторые уцелели, и кишаурим разверзли землю, в отчаянии пытаясь избавиться от владельцев хор. Но поздно - впавшие в безумие рыцари были уже рядом. Один кишаурим попытался бежать, шагнув в небо, но его снял болтом арбалетчик со Слезой Господней. Прочих просто зарубили на месте.
Они были кишаурим, Водоносами Индары, и их смерть была драгоценнее смерти тысяч.
На один невероятный миг все стихло. Шрайские рыцари - несколько сотен уцелевших - хромая и пошатываясь, отступали к потрепанным рядам своих братьев-айнрити. Одним из последних вернулся Инхейри Готиан, неся на плече обожженного юношу.
Скаур, понимая, что кишаурим, невзирая на гибель, выполнили свою задачу, заорал на грандов, веля начинать атаку - но потрясение от зрелища, представшего их глазам, оказалось слишком сильным. Фаним отступили, смешав ряды, а напротив, среди пятен обожженной земли и дымящихся трупов, графы и таны Среднего Севера бились, восстанавливая порядок. Когда гранды Шайгека и Гедеи пошли в атаку, железные люди снова сомкнули ряды, и хотя их строй поредел, сердца окрепли еще больше.
И они снова запели древнюю песнь, которая теперь казалась им скорее пророчеством:
Война из наших смотрит глаз,
Нам тяжек ратный труд,
Но если битвы день угас,
Наш отдых боги чтут!
День заканчивался, и все больше достойных людей уходило в лучший из миров. Графа Ванхайла Куригалдского сбросили с коня во время контратаки, и при падении он сломал спину. Младший брат Скайельта, принц Наррадха, получил стрелу в глаз. Из тех, кто еще был жив, многие свалились от теплового удара. Некоторые сошли с ума от горя, и их, беснующихся, пришлось оттащить к жрецам, в лагерь. Но тех, кто остался стоять, уже невозможно было сломить. Железные люди вновь запели песню, и она снова разожгла в них неистовый пыл. Грохот барабанов фаним ослабел, а потом и вовсе стих.
Тысячи голосов и одна песня. Тысячи лет и одна песня.
Но если битвы день угас,
Наш отдых боги чтут!
По мере того как солнце клонилось к западу, фаним все неохотнее приближались к строю айнрити и все с большим беспокойством ходили в атаку. Они видели демонов в глазах своих врагов-идолопоклонников.
Скаур уже дал приказ к отступлению, когда над западными холмами показались знамена Нерсея Пройаса. Галеоты, тидонцы и туньеры в едином порыве, без всякого приказа ринулись вперед и помчались через равнину Битвы. Уставшие, ослабевшие фаним запаниковали, и отступление превратилось в беспорядочное бегство. Рыцари Конрии врезались в их ряды, и великое кианское воинство сапатишаха Скаура аб Налайяна, правителя Шайгека, было разгромлено вчистую. Тем временем графы и таны Среднего Севера на оставшихся лошадях налетели на огромный лагерь фаним. Поддавшись буйной ярости, истерзанные северяне насиловали женщин, убивали рабов и грабили роскошные шатры бесчисленных грандов.
К закату Священное воинство простецов было отомщено.
В течение следующих недель Людям Бивня предстояло наткнуться на тысячи раздувшихся туш, валяющихся вдоль дороги на Хиннерет. Лошадей загнали до смерти - так отчаянно язычники удирали от железных людей из Священного воинства.
Сгорбившись в седле, Саубон наблюдал, как колонны усталых людей тащатся по залитым лунным светом травам, стремясь наконец-то нагнать Пройаса и его рыцарей. Саубон понял, что конрийский принц действительно спешил изо всех сил, раз настолько обогнал обоз и прислугу, следующую за войском. Саубону не нужно было зеркало, чтобы понять, как он выглядит: хватало перепуганных взглядов тех, кто проходил мимо. Изорванная котта пропитана кровью. Кровь засохла на звеньях кольчуги…
Он подождал, пока человек не окажется прямо перед ним, прежде чем окликнуть его.
- Твой друг. Где он?
Этот колдун, Ахкеймион, съежился при виде восседающей на коне фигуры и вцепился в свою бабу. Неудивительно. Съежишься тут, когда над тобою во тьме нависнет нечто, смахивающее на окровавленный призрак.
- Вы имеете в виду Келлхуса? - спросил бородатый колдун.
Саубон сердито посмотрел на него.
- Не забывайся, пес! Он князь.
- Значит, вы имеете в виду князя Келлхуса?
Неведомо как сдержавшись, Саубон помолчал, облизнул распухшие губы.
- Да…
Колдун пожал плечами.
- Я не знаю. Пройас гнал нас, словно скот, чтобы настичь вас. Все перемешалось… А кроме того, накануне битвы князья не околачиваются среди таких, как мы.
Саубон сердито взглянул на велеречивого дурака, размышляя, не врезать ли ему за наглость. Но воспоминание о том, как он увидел на поле битвы свой собственный труп, удержало его. Он содрогнулся, обхватил себя руками. "Это был не я!"
- Возможно… возможно, ты сумеешь мне помочь.
Колдун озадаченно уставился на него, с видом, который Саубон счел оскорбительным.
- Я к вашим услугам, мой принц.
- Эта земля… Что о ней известно?
Колдун снова пожал плечами.
- Это равнина Битвы… Место, где умер Не-бог.
- Я знаю легенды.
- Я в этом не сомневаюсь… Вам известно, что такое топои?
Саубон скривился.
- Нет.
Привлекательная бабенка рядом с колдуном зевнула и потерла глаза. На галеотского принца внезапно обрушилась усталость. Он пошатнулся в седле.
- Вы знаете, что с возвышения - например, с башни или с вершины горы - видно дальше? - спросил колдун.
- Я не дурак. И нечего обращаться со мной, как с дураком.
Страдальческая улыбка.
- Топои - тоже своего рода возвышения, места, откуда можно дальше видеть… Но если обычные возвышения созданы из камня и земли, топои состоят из страданий и эмоциональных травм. Такие высоты позволяют нам заглянуть за пределы этого мира… некоторые даже говорят - заглянуть Вовне. Вот почему эта земля беспокоит вас - вы стоите опасно высоко… Это равнина Битвы. Ваши ощущения сродни головокружению.
Саубон кивнул, чувствуя, как что-то сдавило ему горло. Он понял, и это понимание почему-то, без всяких причин, принесло ему неизмеримое облегчение. Два судорожных всхлипа сокрушили его.
- Устал, - хрипло буркнул принц, сердито вытирая глаза.
Колдун смотрел на него скорее с сожалением, чем с осуждением. Женщина упорно таращилась себе под ноги. Не в силах глядеть на этого человека, Саубон кивнул ему и поехал прочь. Но голос чародея заставил его остановиться.
- Даже среди топои, - сказал тот, - это место… особенное.
В его тоне появилось нечто такое, отчего Саубону померещилось, будто в лицо ударил порыв зимнего ветра.
- Это как? - выдавил принц, глядя во тьму.
- Вы помните это место в "Сагах" - "Эм уитри Тир мауна, ким раусса райн"…
Саубон смахнул слезы и ничего не ответил.
- "Душа, что столкнулась с Ним, - продолжал колдун, - не проходит дальше".
- И что эта дрянь означает, так ее перетак? - спросил галеотский принц и сам поразился свирепости, прозвучавшей в его голосе.
Колдун оглядел темную равнину.
- В некотором смысле, он где-то здесь… Мог-Фарау. - Когда он снова повернулся к Саубону, в глазах его читался неподдельный страх. - Смерть не ушла с равнины Битвы, мой принц… Это место проклято. Здесь умер Не-бог.
Глава 7. Менгедда
"Сон, когда он достаточно глубок, неотличим от бессонницы".
Сориан, "Книга кругов и спиралей"
4111 год Бивня, начало лета, равнина Менгедда
Раскинув широкие черные крылья, Синтез плыл вместе с утренним ветром. Восточный край неба постепенно светлел, а потом солнце вдруг раскололо горизонт и ринулось в атаку, на усеянный трупами простор равнины Битвы, и из беспредельной черноты, оттуда, куда он в конечном счете вернется, протянулась непостижимо длинная нить…
Возможно, до самого дома.
Кто бы упрекнул Синтеза за то, что он позволил себе предаться ностальгии? Снова очутиться здесь через тысячу лет, здесь, где это почти произошло, где люди и нелюди едва не сгинули навеки. Едва. Увы…
Уже скоро. Скоро.
Синтез опустил человеческую голову и принялся разглядывать узоры, образованные на равнине бессчетными мертвыми телами, восхищаясь сходством этих узоров с некоторыми знаками, что некогда высоко ценились его видом - в те времена, когда они действительно могли так зваться. Вид. Род. Раса.
Инхорои - так величали их эти паразиты.
Некоторое время Синтез наслаждался ощущением глубины, которое создавали тысячи медленно кружащих внизу стервятников. Затем он уловил нужный запах… это потустороннее зловоние - такое особенное! - предусмотренное как раз для подобного случая.
Так значит, Сарцелл мертв.
По крайней мере, Священное воинство одержало победу - над кишаурим, не над кем-нибудь!
Голготтерат будет доволен.
Растянув человеческие губы в улыбке - а может, в гримасе, - Древнее Имя камнем рухнул вниз, чтобы присоединиться к стервятникам на их пиру.
Пространство корчилось, извивалось от белых, словно личинки, фигур, увешанных человеческой кожей, - от шранков, визжащих шранков. Их были тысячи тысяч, и они расцарапывали себя до крови, выдирали глаза. Глаза! Смерч с ревом прокатился сквозь них, расшвыряв по сторонам бессчетные тысячи.
Мог-Фарау шел.
Великий верховный король киранейцев схватил Сесватху за плечи, но колдун не в состоянии был расслышать его крик. Он слышал голос, исходящий из глоток сотен тысяч шранков, звучащий так, словно в череп насыпали горящих углей… Голос Не-бога.
- ЧТО ТЫ ВИДИШЬ?
Видишь? Но что он может…
- МНЕ НУЖНО ЗНАТЬ, ЧТО ТЫ ВИДИШЬ.
Верховный король отвернулся и потянулся за Копьем-Цаплей.
- ГОВОРИ.
Тайны… Тайны! Даже Не-бог не может выстроить стены против того, что забыто! Перед глазами промелькнул нечестивый панцирь, сияющий в сердце смерча, саркофаг из нимиля, исписанный хорическими рунами, висящий…
ЧТО Я…
Ахкеймион проснулся с криком. Руки свело судорогой. Колдуна трясло.
Но тут зазвучал чей-то нежный голос, заворковал, успокаивая. Мягкие руки погладили его по лицу, убрали с глаз мокрые волосы, стерли слезы со щек.
Эсми.