***
Они появились внезапно, темное пятно оторвалось от маячащего на горизонте леса и помчалось в сторону главной дороги. В течение нескольких десятков ударов сердца ничего не происходило, скорее всего их не заметили. Солдаты и стражники, собравшиеся у закопанных повозок, были заняты образовавшимся затором, две группы беженцев пытались въехать одновременно. Вспыхнула короткая драка, в ход пошли кулаки и палки, самых разгоряченных участников пришлось утихомиривать силой. Казалось, проход будет расчищен, когда в конце колонны беженцев раздался отчаянный женский крик. Потом еще несколько, и вдруг толпа, около трехсот человек, бросилась вперед. Проход был шириной менее десяти шагов, люди заткнули его собой как мокрый песок клепсидру. Крестьянам, которые еще секунду назад были заняты кулачным боем, пришлось бороться за свою жизнь. Солдаты стали насильно вытягивать людей, не глядя, рвут ли они одежду или ломают руки. Какая–то женщина кричала что–то о своем ребенке.
Вархенн не обращал на нее внимания. Он стоял на возу рядом с Черным Капитаном и смотрел на юг. Солнце только приближалось к горизонту, и ночь еще не успела милостиво накрыть все своим плащом. Темное пятно было уже меньше чем в миле от оборонительной линии, и после нескольких ударов сердца разделилось на отдельных всадников. Около сотни, если его зрение не подводило. Они умело растянулись полумесяцем и накрыли шесть ближайших повозок в караване, двигавшемся по дороге к входу в долину. Разглядеть в деталях не удавалось, но еще мгновение назад повозки двигались вперед, в окружении десятка людей, а теперь две из них съехали в сторону и застряли в канаве, остальные четыре остановилась. Кочевники оторвались от них и галопом помчались вперед. Беженцы в колонне были мертвы. Вокруг возов лежали тела, выглядевшие на таком расстоянии темными неуклюжими куклами.
На дороге возникла паника. Больше тысячи человек бросилось бежать в сторону спасительной долины. Стада скота рассыпались во все стороны, убегающие бросали на землю пожитки, оставляли повозки, которые тянули много миль, и мчались вперед. Какой–то возница махал кнутом, пытаясь заставить утомленных животных сделать последнее усилие, в итоге соскочил с козел и неуклюже побежал. Другой потерял управление своей упряжки и та перевернулась, перекрывая дорогу; через мгновение в него влетела другая, затем еще одна. Воздух наполнился ржанием раненых лошадей.
А в этом хаосе неистовствовали всадники. Летели стрелы, блестели сабли, длинные копья жалили людей в спины и пригвождали лежащих к земле. Единственной целью этой бойни было желание пробудить ужас и смятение.
Они были далеко от имперских солдат.
Рядом с капитаном появилось несколько арбалетчиков. Командующий ими коренастый десятник отдал честь и снял арбалет со спины:
– У нас приказ, господин капитан, держать их как можно дальше.
– А как далеко сможете вот этим?
Командир Горной Стражи указал на тяжелый арбалет с зубчато–реечным механизмом.
– Из этой игрушки нормальная дальность четверть мили, господин капитан.
Вархенн покивал головой с одобрением. Стража использовала легкие арбалеты, которые взводились поясным крюком или приставным железным рычагом, известным как "козья ножка". Они были легкими, надежными и взводились гораздо быстрее чем тот, с которым сейчас упорно боролся десятник. Кроме того, при небольшом умении его можно было подготовить для выстрела даже лежа, а в горах не было ничего, с чем бы не смог справиться без проблем обычный арбалет. Оружие, показанное им сейчас пехотинцем, использовалось в основном при осадах городов или в бою против тяжелой кавалерии.
Щелкнули зубцы натяжного механизма, болты легли в пазы. Десять солдат подняли оружие и оперли его о борта повозок. Сержант быстро осмотрелся, затем кратко рявкнул:
– Лево. Восемь всадников. Двое в накидках. Середина.
Арбалеты одновременно повернулись и замерли, нацеленные в ту сторону.
– Выстрел!
Брякнули тетивы. Два, три удара сердца группа всадников скакала вперед. Вдруг две лошади потеряли скорость, споткнулись, одна из них не удержала равновесия и зарылась ноздрями в землю, сбросив наездника. Отряд пошел в рассыпную, разворачиваясь почти на месте, и галопом уходя к лесу.
– Были дальше, чем четверть мили.
– Это идея нашего лейтенанта, господин капитан. Они – десятник снял арбалет с борта и снова начал взводить –обычно используют как минимум два типа стрел: легкие, бьют на триста шагов, чтобы ранить и вызвать замешательство и… уф, и тяжелые. На короткую дистанцию, чтобы пробить броню. Поэтому наш лейтенант приказал оружейнику в гарнизоне сделать немного таких болтов – в половину легче от обычных. Летят гораздо дальше, и хотя на четверти мили не пробивают нормальную броню, но прекрасно ранят лошадей и людей… уф.
Он положил болт в паз и поднял арбалет к плечу.
Вархенн отыскал взглядом обстрелянную группу. В ней уже было всего лишь шесть лошадей. Еще одно животное, заметно прихрамывая, плелось сзади. Остальные кочевники еще не поняли, что оказались в пределах выстрела.
– Право. Рядом с зеленым фургоном. Десять. Скачут в сторону баб и детей. Середина.
Через мгновение всадники сократили дистанцию до беглецов на треть.
– Выстрел!
Эффект был еще более впечатляющим. Двух первых всадников просто вынесло из седел, конь третьего споткнулся и упал, подрезав двух следующих. Из десяти кочевников осталась половина. Уцелевшие осадили скакунов, развернулись, и через некоторое время можно было видеть только конские зады и плечи удирающих всадников.
На баррикаду взбирались новые солдаты. В течение нескольких секунд арбалетчики заняли все сто пятьдесят ярдов линии обороны. Скрипели тетивы, щелкали взводные механизмы. В сторону наездников полетели болты. Вскоре вокруг входа в долину образовалась ничейная земля шириной около пятисот шагов. Те из беженцев, кто не успели в нее попасть, были уже мертвы.
Остальные продолжали бежать, кочевники не отказались от резни. С их стороны начали свистеть стрелы. Крики убегающих звучали ужасно. Сжимая кулаки, Вархенн наблюдал, как в группе женщин и детей, спасенных предыдущим залпом, один за другим погибали люди. Какая–то девушка упала на землю, схватившись за пронзенное стрелой горло, одна из женщин пронзительно закричала, сделала несколько заплетающихся шагов и упала на колени, пытаясь ползти на четвереньках. В ее спине торчало три древка. Медленно легла на землю, словно хотела обнять ее, прижаться, спрятаться в ней – и замерла.
Вскоре кровавое зрелище подошло к концу. Луки се–кохландцев били на две сотни ярдов короче тяжелых арбалетов имперской пехоты, а беженцы бежали очень быстро. Через минуту у них не осталось целей.
– Это всего лишь a’keer разведчиков, – капитан говорил медленно, цедя каждое слово сквозь зубы. – Остальные наши гости появятся скорее всего к утру.
– Вы правы, господин капитан. – Полковник появился рядом будто из– под земли. – Нас ждет ночь тяжелой работы. Хорошая стрельба, Камень.
– Благодарю, господин подполковник. – Десятник арбалетчиков выискивал цели на переднем плане. – Новые болты отлично летят.
– Я видел. Ваши люди могут занять те высоты, капитан? – Командир Семнадцатого показал на скалы, окружающие вход в долину. – Понимаю, туда трудно подняться, но это вполне возможно.
– Я уже послал туда несколько разведчиков. Мы этим займемся. Что там с ночной работой?
– Спасибо. Это – пехотинец постучал по борту повозки – первая линия обороны. Но она слишком широкая и сильно растянутая. Она их только замедлит. А вот у самого входа мы построим вторую, потом третью, на этот раз вогнутую. Хочу также окопаться у подножия Лысицы, чтобы защитить подъем наверх.
Черный Капитан посмотрел на него как на безумца. Приблизил лицо к полковнику и прошептал:
– У тебя восемьсот уставших людей, а к утру здесь будет тридцатитысячная армия. С магами, Всадниками Бури и только богам известно с кем еще. Ты действительно думаешь, что сможешь их задержать, а потом уйти на гору?
На мгновение лицо другого офицера ничего не выражало. Затем он улыбнулся. При виде этой гримасы желудок Вархенна наполнился льдом:
– У меня восемь сотен человек и никакой магической поддержки, это правда, господин капитан. Мы уставшие как никогда. Это тоже правда. Завтра против нас будет стоять тридцать тысяч варваров, привыкших к победам, и это я также не забыл. Но у меня нет другого выбора. Я могу уничтожить машины, сжечь фургоны и прорваться на вершину силой. А потом эта долина умоется кровью. Скорее всего никто из нас не доживет до завтрашнего вечера, об этом известно мне и моим людям. Но мы долбаная пехота, которая обязана сражаться за граждан Империи.
– Значит это граждане Империи? Мееханцы?
– Да, капитан. Они все мееханцы.
– Не советую говорить этого вслух, иначе будете сражаться на два фронта.
Полковник широко улыбнулся:
– Посмотрим. Камень!
– Я!
– Оставляю пятьдесят человек под твоим командованием. Держите их на расстоянии. Остальные пойдут копать.
– Слушаюсь!
Командир пехотинцев повернулся и соскочил с повозки. Капитан какое– то время смотрел ему в спину:
– Дурак, – буркнул он наконец. – Вархенн!
– Я, господин капитан.
– Передашь приказы…
– А когда появилась остальная армия?
***
Они остановились на долгий привал у ручья. Солдаты наполняли свои фляги, грызли сухари и сушеное мясо, отдыхали. Большинство заняло места рядом с Велергорфом.
– На рассвете, господин лейтенант. Раньше, чем мы думали. Пехота едва начала строить третью баррикаду, как прозвучал сигнал тревоги и появились кочевники. Когда они начали выезжать из леса, казалось, это никогда не закончится. Выезжали и выезжали, ряд за рядом, с трубами и пищалками, с барабанной дробью. Они заполонили весь горизонт, выезжая со всех сторон сразу. Это была ошеломляющий показ силы и мощи, представление, которое должно было нас напугать и отобрать волю к борьбе. И они буквально с места пошли в атаку.
***
Они начали с правого фланга. От стены кочевников оторвался один a’keer, за ним второй, третий и четвертый. Около пятисот всадников двинулись сначала рысью, затем галопом и перед условной линией дальности стрельбы арбалетов перешли в карьер. Остальная армия кочевников издала оглушительный боевой клич, сопровождающийся потрясанием оружием, ударами сабель о щиты и ржанием лошадей. Волна звука ударила по скалам, прошла через баррикаду и добралась до долины. Толпа под горой зашевелилась как муравейник облитый кипятком и ответила криками ужаса.
Несущийся отряд пересек ничейную землю по касательной, с каждым шагом приближаясь к баррикаде. Которая молчала. Ловушки для лошадей, заостренные колесные спицы и колья были не дальше чем на сто шагов от линии повозок, до этой границы у всадников была свобода маневра. В первой атаке командующий се–кохландской армией скорее всего хотел проверить площадь установленных ловушек и решительность защитников. За сто пятьдесят ярдов от повозок кочевники натянули луки и выпустили облако стрел. Те полетели в небо по высокой параболе, почти исчезнув из поля зрения наблюдающих солдат. Прежде чем они достигли максимальной высоты и изменили полет, всадники выстрелили снова. Прежде чем они рухнули смертельным градом на поднятые щиты и защитные навесы, в небо полетел третий залп.
Вархенн стоял на одной из скал, охватывающих долину, и смотрел. Только что капитан отдал приказ: Стража не должна раскрывать свое присутствие до тех пор, пока не будет замечена. Скалы в самой низкой точке были высотой более ста футов и имели отвесные, как ножом срезанные, склоны. Теоретически на них можно было взобраться, для Горной Стражи это не было большой проблемой, но для этого потребуются веревки, крюки, ледорубы и, прежде всего, опыт в скалолазании. Оба командира договорились, что пока кочевники не попробуют это сделать или пока ситуация не станет угрожающей, горцы не будут выдавать своего присутствия.
Обе скалы, как и все остальные склоны, заросли соснами. Среди них легко было спрятаться и выжидать, но бесцельное ожидание тяготило солдат–горцев, особенно когда они видели врага на расстоянии выстрела.
– Чего они ждут? – Командир Третьей Роты лейтенант Гирвен выглянул из– за древесного ствола и оглядел равнину. – Приказ точен? Мы должны притаиться?
– Да, господин лейтенант. Не выдавать себя.
– Понятно. Но тут пригодился бы каждый болт.
Парню нечего было на это ответить. С этой высоты было видно, насколько велика армия кочевников. Огромна. Это было настоящее море людей и лошадей. Каждый всадник вел за собой три или четыре скакуна, чтобы в бою или во время бегства всегда иметь под рукой свежую смену. То есть у тридцатитысячной армии было более ста тысяч лошадей. И вся эта сила сейчас брала в кольцо вход в долину и хлипкую, при взгляде сверху, баррикаду. Казалось, достаточно армии просто двинуться вперед, и она пройдет сквозь баррикады как морская волна смывает песочный замок. Атакующим даже не пришлось бы обнажать оружие, самой массой, самим напором затоптали бы все на своем пути. Гонец посмотрел на укрепления. Первая линия обороны полукругом закрывала вход в долину, вторая, самая короткая, блокировала центр прохода. Третья, еще не законченная, была зеркальным отражением внешней линии. Если кому–то удастся прорваться сквозь первую и вторую линии укреплений, то он окажется в котле, созданным последней баррикадой.
При условии, что будет кому ее защищать.
За последним валом стояла вся полковая артиллерия. Командующий ею капитан утверждал, что может стрелять поверх трех линий укреплений без вреда для собственных солдат. Оставалось только поверить ему на слово.
Возле скорпионов и онагров копошились артиллеристы в черных доспехах, с кожаными масками на лицах. Крутили рычаги и осторожно клали на ложки катапульт глиняные кувшины с обвязанными тряпьем горлышками. В стоящих рядом железных чашах горел огонь.
А в это время всадники, не прекращая обстреливать баррикаду, оказались напротив входа. По невидимому сверху знаку притаившиеся на повозках арбалетчики поднялись из–под защитных козырьков и заняли позицию для стрельбы. Прицелились, выстрелили по команде, дав плотный, как на учениях, залп и скрылись за бортами. Быстрее чем пять ударов сердца, в то время, когда первый залп кочевников застучал по баррикаде, а второй только достигал пика полета.
Вархенн перевел взгляд на отряд кочевников. Они были на расстоянии ста двадцати ярдов, когда получили залп в бок. Стреляла половина роты, около ста арбалетчиков, но эффект был потрясающим. Болты ударили в лоб скачущей плотным строем колонны. Стреляют тяжелыми болтами, успел он подумать. Первые шесть–семь лошадей просто перевернулись. Будто животным внезапно подрезали сухожилия. У двигавшихся за ними не было никаких шансов избежать столкновения. Через два–три удара сердца напротив входа в долину появился клубок, полный дергающихся копыт и сотрясающихся в судорогах конских и человеческих тел.
Колонна мгновенно разделилась на две части, огибая опасное место, и позабыв о новом залпе. Этого хватило. По команде вторая часть роты арбалетчиков заняла позицию, сто арбалетов выстрелили одновременно.
На этот раз солдаты послали болты вдоль всего отряда. Визг и ржание раненых и умирающих лошадей, прерывистые человеческие крики, всадники, вылетающие с седел, переворачивающиеся животные, падающие на землю тела. Для тех, кто бессильно наблюдал вчерашнее убийство беженцев, не могло быть более прекрасного вида.
Но это было не все, чем пехота могла ответить. С тыла, из–за третьей линии обороны, раздался металлический лязг и четыре онагра выпрямили свои плечи. Это не были большие, осадные машины, всего лишь полевая артиллерия, поэтому кувшины, загруженные на ложки, были объемом не более полутора галлонов. Наполнены они были смесью смолы, серы, селитры и горного масла. Оставив за собой огненный след, снаряды пролетели над баррикадами и ударили точно в центр вражеского отряда. Теперь стало ясно, для чего всю ночь артиллеристы измеряли расстояния, устанавливали свои игрушки и проводили пробные выстрелы. Благодаря этому могли держать оборону, даже не видя врага.
Кувшины взорвались огнем, и через мгновение клубы черного дыма закрыли весь вид. Крики и вопли внизу на какой–то момент перестали напоминать звуки живых существ. Когда дым рассеялся, на выжженном, окровавленном поле боя лежали тела нескольких десятков людей и лошадей. Остальной отряд удирал сломя голову, только бы выскочить из зоны обстрела.
Начало дня принадлежало Семнадцатому полку.
***
– Самое странное… нет, дьявол задери, не странное. Самое необычное было в том, что проклятая пехтура стояла молча. – Велергорф оперся плечами о ствол кривого дуба и прикрыл глаза, будто еще раз видел все, о чем только что рассказывал. – Не стучали мечами о щиты, не издавали воинственных криков, не подбадривали себя оскорблениями врага. Стояли на баррикаде из связанных купеческих повозок, настолько маленькой, что если бы кто–то хорошо размахнулся, то брошенный камень легко перелетел бы из одного конца на другой. Напротив были десятки тысяч диких воинов, и куда не глянь, они видели непреодолимые ряды противника. Но молчали. Я бы на их месте верещал во всю глотку, чтобы не обосраться от страха.
Татуированное лицо скривилось в горькой улыбке:
– А мы всю первую половину дня сидели наверху и смотрели как они воюют. Атаки шли одна за другой, почти без перерыва, находясь напротив входа, кочевники видели подъем на Лысицу и дорогу, заполненную людьми. Они видели как уходит их добыча. Потому так торопились…