- Эти - не могут! - Джебор отступил на два шага и низко поклонился. - Госпожа моя, я весь ваш, но чуть позже…
- Что ж, - холодно сказала Лилува, состроив презрительную гримасу. - Это ваше дело… Учтите только, что я вами недовольна. Вы просто разбили мое хрупкое сердце!.. И не знаю - сумею ли я когда-нибудь простить вас…
Она высокомерно вскинула голову и пошла прочь, не забывая, впрочем, соблазнительно покачивать бедрами - это у нее получалось очень хорошо, настолько хорошо, что ей позавидовала бы сама богиня Бает.
- Хороша! Сет меня побери, да она просто великолепна! Может, простишь ее и бросишь свою затею? - сказал Ханфий. - Хуже от этого точно не будет.
Джебор смерил друга таким взглядом, будто смотрел на младшего брата, который произнес несусветную глупость.
- Ни за что, - твердо произнес он.
9
На этот раз пробуждение Конана не был столь мучительным, как утром. Голова все еще не полностью принадлежала ему, оставалось много мест, в которых было глухо и пусто. Но он уже мог, хоть и не без труда, вполне связно рассуждать. "Похоже, я выпил лишку, - подумал он, - и теперь не могу понять, что мне приснилось, а что было на самом деле".
Сквозь тяжелые занавеси с красными и синими драконами, сцепившимися в борьбе за жемчужины, пробивалось солнце. В комнате слишком сильно пахло благовониями. Некоторое время назад Конана это вполне устраивало, даже нравилось. Но не сейчас. Захотелось свежего воздуха.
Сорвав остатки балдахина, он подошел к окну и раздвинул занавеси. Окно оказалось очень большим. Почти до самого пола. И было закрыто тонкой, едва заметной сеткой. Улица была перед Конаном, как на ладони, но и он был перед ней.
Пока он рассматривал вздымавшееся над крышами здание великолепного замка с тремя башнями разной высоты, внизу собралась небольшая толпа. В основном женского пола.
Из задумчивости Конана вывел девичий смех. Он посмотрел вниз, и до него дошло, что он привлек внимание. Стайка девочек лет десяти-двенадцати хохотала, прикрыв рты ладонями и показывая на него пальцами. Хохотала без удержу, иногда даже сгибаясь пополам. Но при этом отводя глаза, лишь изредка украдкой поглядывая на Конана.
Зато старуха, опирающаяся на клюку, страшная как смерть, скрюченная и дрожащая, смотрела на варвара пристально и неотрывно, как кошка, следящая за жертвой. Глаза ее слезились, рот с дряблыми бесцветными губами был приоткрыт, показывая безобразную пустоту. Потом старуха наклонилась к земле, подняла камень и кинула в окно. Конечно, у нее не было сил добросить, и камень упал, не долетая, но из-за этого до Конана вдруг дошло, почему он привлек внимание.
Конан был не одет. Совсем не одет.
Ничего необычного для многих стран, в которых он побывал. Но не здесь.
Конан не стал дальше издеваться над чувствами особ слабого пола и отошел от окна, принявшись искать свою одежду. Но оказалось, что это безнадежное дело. Ничего, кроме предметов для изощренных любовных утех, самой кровати и рывков балдахина, в комнате не было. Если, конечно, не считать сосудов для удовлетворения простых человеческих нужд.
Нет, - подумал Конан, - что-то тут определенно не так. И эта девушка… Ее образ в памяти странно двоился - она была то покорной, страстной рабыней, то надменной госпожой в окружении своих рабов…
Звериным чутьем варвара Конан почувствовал ловушку. Он подошел к двери и попытался ее открыть. Усилия ни к чему не привели.
Он поискал щеколду, потом какой-нибудь скрытый механизм, но ничего подобного не обнаружил. Дверь явно можно было открыть только снаружи.
Кром, это начинает плохо пахнуть. Внутренне напрягшись, он еще раз быстро оглядел комнату. Теперь это была не просто комната, а яма, в которую поймали тигра. Но тигра без когтей - и это не нравилось Конану больше всего.
За дверью послышались шаги и голоса. Громкие голоса. По крайней мере, зверя не собирались ловить исподтишка. И, пожалуй, не совсем понимали, что это не заяц.
Конан усмехнулся. Ну что же, он постарается удивить горе-охотничков…
10
Джебор был невменяем. Никакие увещевания на него не действовали. Он двигался, как раненый кабан - не разбирая дороги. Со времени расставания с Лилувой он уже успел поссориться с парой приятелей, не только не ответив на их радушные приветствия, но и толкнув их так, будто они были простолюдинами. Так же он опрокинул две повозки с фруктами и пнул одноногого нищего, не успевшего убраться с пути.
- Джебор, успокойся! - в очередной раз тщетно взывал Ханфий. - Ты что, не видишь, что с собой делаешь! Неважно, в конце концов, что это за тип. Какой-нибудь из заблудившихся в пустыне путников, для которого наш город - райское местечко! Грязный тип, который не стоит и одного твоего пальца!
Джебор вдруг остановился и резко обернулся к другу.
- Хватит! Грязный он или чистый на самом деле - не имеет значения… И ты… Ты знаешь, что имеет значение!
С этими словами он вошел в казавшуюся снаружи убогой таверну, откуда, как крысы с корабля, хлынули на улицу слуги Лилувы. Они бежали едва ли не на четвереньках, боясь встретиться с господином взглядом, скрывая лица, зная, что ждет их в противном случае.
Расшвыривая ногами все предметы, попадавшиеся по пути, которые можно было расшвыривать, Джебор прокладывал себе путь по враждебной территории. Ноздри его раздувались. Он чувствовал себя, словно охотник в джунглях, напавший на след зверя. Тысячи сильных запахов отвлекали, кружили голову, но он знал, какой запах ведет его, какой запах вызывает в нем кипение крови. Запах мужлана.
Впрочем, на самом деле нос Джебора вовсе был настолько чувствителен. Он не смог бы отличить запаха кролика от запаха кабана. Зато воображение было у него весьма сильно, и его с лихвой хватало, чтобы компенсировать отсутствие нюха.
Только единожды он остановился перед лестницей на второй этаж, в неуверенности, следует ли подниматься. Он оглянулся на Ханфия, ища поддержки. И получил ее. Ханфий бывал здесь знал, где находится лучшая комната для гостей, поэтому не сомневался, где именно прячется гость Лилувы.
- Туда! - сказал он, на миг позабыв о добровольно возложенной на себя миссии сдерживания друга.
Они поднялись бегом, словно два охотника почувствовавшие запах близкой дичи, словно два шакала, преследующие антилопу.
Джебор толкнул дверь, но когда она открылась, перед ними предстал не тот человек, которого они ожидали увидеть.
Не слабый изнеженный красавчик с женским лицом и манерами столичной проститутки, который со страхом взирает на оружие, а огромный дикарь, с мускулами, как у горного барса, с черной гривой волос и леденящим взглядом голубых глаз.
Он стоял в позе гладиатора, ждущего, когда на него выпустят свору боевых псов, чтобы хладнокровно расправиться с ними. И в первый момент настолько ошеломил своим видом, что купцы забыли дышать. Но было в его внешности и то, что в следующий миг вызывало у Джебора приступ безудержного смеха, а у Ханфия - ироничную улыбку.
На нем не было никакой одежды. И вместо меча он держал деревянную балясину от кровати. Он держал балясину, как опытный воин держит меч, но сути это не меняло. Разве устоит презренное дерево перед металлом?
- Ты из актеров? - спросил Джебор, давясь от смеха. - Эта балясина тебе идет! - собственное замечание показалось Джебору настолько остроумным и забавным, что он согнулся пополам от смеха, а из глаз его полились слезы. Так весело ему не было с самого детства, с тех пор, как он впервые увидел комедию на сцене заезжего театра.
- Тихо, тихо, Джебор, ну нельзя же так… - увещевал Ханфий, но друг обращал на него мало внимания.
- Нет, - сказал голый варвар, и это было первое слово, которое они от него услышали.
- Нет? - спросил Джебор, подмигивая Хан-фию. - Так тебя зовут Нет? Откуда ты, Нет? И что ты собираешься делать с этой палкой, что у тебя в руках?
- Меня зовут Конан. Конан из Киммерии. И я не актер, - сообщил Конан с мрачным лицом. Он нисколько не разделял веселья купцов. И вообще они ему не нравились. - Что вам от меня нужно?
Джебор вдруг перестал смеяться - и лицо сделалось столь же мрачным, как у противника.
- Ты рассмешил меня, - сказал он. - И это добавило тебе несколько лишних мгновений жизни. Но не спасло. - С этими словами он единым движением выхватил меч и бросился на киммерийца, намереваясь посмотреть, какого цвета у него внутренности.
И с удивлением, вместо этого, увидел свои. Все произошло так быстро, что он не сразу понял, каким образом его живот оказался вскрыт. Конан из Киммерии был теперь вооружен его мечом, а балясина застряла в сетке окна, раскачиваясь. Потом вдруг картина произошедшего ясно предстала перед внутренним взором Джебора, что от ужаса он закричал.
Конан балясиной сломал ему кисть руки, и пока ненужный уже предмет мебели передвигался в воздухе, взял его меч и, умело направив лезвие, разрезал живот, погрузив острие меча достаточно далеко, чтобы Джебора больше не заботила жизнь. Все это Джебор понял в одно мгновение, следующее за тем, как это случилось. Умирал он быстро и болезненно. Прекрасно осознавая, что умирает. И это было настолько похоже на дурной сон, что душа его сначала по ошибке отправилась в мир сновидений, а не в мир смерти.
- Я умер, - с удивлением, но очень спокойно сказал он, не веря самому себе, и только тогда действительно умер.
Ханфий все еще продолжал улыбаться, когда Конан оторвал взгляд от убитого и посмотрел на него. Синие глаза киммерийца словно заморозили Ханфия. Он с трудом стер улыбку с лица.
- Он умер, - сказал Конан. - А ты?..
Ханфий не понял, что хотел сказать варвар. И не испытывал большого желания выяснять это. Особенно, когда цена знания грозила вырасти до цены его собственной жизни.
Конан шагнул к нему с опущенным мечом. Он не собирался убивать непрошенного гостя. По крайней мере, до тех пор, пока не выяснит, зачем тот здесь. Но объяснить это Ханфию не успел.
Купец бросился прочь по коридору. К сожалению, он перепутал направление, и бежал не к лестнице, а от нее. А когда он понял это, Конан уже стоял в коридоре. Отступление было невозможно.
С жутким криком Ханфий врезался в резное деревянное окно, проломил его и вывалился наружу. Здесь ему, наконец, повезло - он приземлился на тканевую крышу повозки и скатился с нее, не получив ни ушиба, ни царапины. Правда, ножнами он разодрал спасшую его крышу - и когда встал на ноги, то увидел красную от гнева физиономию владельца повозки.
- Ну, ты за это ответишь! - прорычал владелец.
Ханфий молча указал пальцем наверх.
Падение Ханфия к тому моменту уже вызвало всеобщее внимание, и его пальцу последовал многие взоры.
В проломленном окне горожане увидели обнаженного мускулистого варвара с окровавленным мечом. Послышался женский визг, за ним еще один - и людей охватила паника.
Ханфий добавил масла в огонь.
- Он убил Джебора! - визгливо выкрикну он. - Убийца!
- Убийца! - подхватили горожане и бросились врассыпную, сбивая друг друга с ног. - Убийца!
11
Прежде чем выйти на улицу, Конан решил заняться своим гардеробом. Не пристало в цивилизованном месте слишком долго разгуливать без одежды. Он вернулся в спальню, посмотрел на убитого, но трогать его не стал. Нехорошо получается. Не стоит давать даже малейшего повода думать, что он убил человека из-за презренной одежды. Сначала надо выяснить, что местные жители вообще думают о нем. Череда странностей не давала Конану покоя. Слишком много произошло такого, что он не знал, как объяснить.
Он соорудил себе набедренную повязку из обрывка балдахина, а другим обрывком вытер меч.
Улица была пуста от людей. Только брошенные паланкины, перевернутые в спешке прилавки со снедью, десяток кошек разной масти и мирно бродящие среди них птицы, клюющие просыпанное зерно.
Словно люди спрятались от чудовища. И не иначе, как они считали этим чудовищем самого Конана. Почти голый, в одной лишь нелепой набедренной повязке, с чужим мечом и нечесаной гривой волос, он все еще ощущал запах юной женщины, витающий вокруг него, который неспособны были забить даже запахи пряностей, густо стоявшие в воздухе.
Конан посмотрел вверх. Ставни были захлопнуты, но с крыш на него взирало множество любопытных глаз. Крыши здесь были плоскими, и на них устроены места для отдыха - видны были торчавшие опахала, парусиновые навесы и шесты с шелестящими на ветру бумажными лентами, отгоняющими злых духов.
Конан был голоден и ему страшно хотелось пить. Он чувствовал себя так, словно демоны пустыни, несмотря на бумажные ленты, все же проникли в город и все вместе решили обосноваться в пищеводе у Конана. Он чувствовал себя так, будто ему в горло вогнали раскаленный железный кол, и вогнали до желудка и даже немного ниже.
Базарная площадь тоже обезлюдела. Так привлекший вчера внимание Конана шатер, расшитый цветами и птицами, с окнами из полупрозрачного шелка, был открыт. Он обогнул лавку с горой фруктов и заглянул внутрь. Запах сандала, мускуса и амбры был настолько силен, что на несколько мгновений Конан даже забыл о жажде, почувствовав быстро нарастающее возбуждение. Внутри были разбросаны подушки всех цветов на одних тоже были птицы и цветы, на других - крабы.
Зачарованный запахами и видениями танцующих соблазнительных теней, Конан вышел.
И едва не поплатился за свою зачарованность.
Человек, прятавшийся за шатром, прыгнул на киммерийца, как лев прыгает на спину антилопы. Если бы он прыгнул молча, то смог бы нанести Конану весьма значительный урон, может быть, даже убить, в случае везения.
Но он прыгнул с таким воплем, который напугал бы даже сонного бегемота, лежащего в болоте. Он вопил, как добрая сотня обезьян, собирающаяся напугать соседнюю стаю.
Предупрежденный криком, Конан успел наполовину обернуться и отклониться, так что нападавший пролетел мимо него и врезался в гору с фруктами.
Тотчас, прежде незаметный, с верха парусинового навеса сорвался большой зеленый попугай и, теряя перья, с визгливыми, режущими слух воплями помчался прочь.
Конан узнал нападавшего. Увидя его, невозможно было его не узнать. Шестипалый продавец щербета, горбатый, как вепрь. И столь же заросший жестким черным волосом. В каждой руке у него было по ножу. Он был почти полностью обнажен, если не считать ветхой набедренной повязки. Все тело намазано маслом.
- Убью! - зарычал он, отирая с лица мякоть спелых плодов личжи.
- Теперь уже вряд ли, - заметил Конан, принимая боевую стойку.
На полуносом лице урода появилось сомнение. Он посмотрел вверх, на попугая, летающего кругами, продолжая вопить, потом опять на киммерийца. Лицо его вдруг исказилось яростью, он фыркнул, как лошадь, брызнув грязной слюной себе на подбородок и грудь, и снова атаковал.
На этот раз Конан не только уклонился, но и ударил мечом плашмя. Удар пришелся по горбу, и бедный продавец щербета полетел на землю с ускорением большим, чем ускорение свободного падения.
Он ударился лицом и взвыл от боли. Перевернувшись на спину, он еще раз пробормотал:
- Убью! - С трудом поднялся, вытирая тыльной стороной кисти кровь, сочащуюся из носа, и снова бросился на Конана.
Видно, он бесповоротно решил стать героем. Роль продавца щербета перестала его устраивать. К тому же, он, наверное, просто устал жить. Ну, что же, решил Конан, тогда он выбрал правильный путь.
Меч поднялся на уровень шеи продавца щербета и двинулся ему навстречу. А в следующее мгновение из шеи хлестала кровь.
Горбун выронил ножи и опустился на колени. Он схватился за шею, хрипя и булькая. Глаза его помутнели, но губы вдруг расплылись в улыбке.
- Вот и все, - пробормотал он и снова упал лицом в землю. Тело его разом все вздрогнуло, потом затихло.
Конан вытер меч о полупрозрачный шелк шатра, взял из горы фруктов один понравившийся ему персик и направился дальше на поиски вина или щербета.
Возле перевернутого паланкина, из которого высыпались подушки, он остановился и с любопытством заглянул внутрь. Ему казалось, что за занавесью кто-то прячется. Но паланкин бы пуст. Если не считать пузатой глиняной бутылки, заткнутой пробкой.
- Хм, - сказал сам себе Конан и взял ее. В руке образовалась приятная тяжесть. Еще внутри паланкина лежала страшного вида плеть кожаная, с мелкими металлическими крючкам. Пыточная штуковина - отнюдь не для благородных граждан.
Интересная идея пришла в голову Конану. Он усмехнулся и взял плеть тоже, сунув ее за набедренную повязку. Посмотрим, насколько Лилува хочет, чтобы ее наказали.
Конан выдернул пробку из бутыли и сделал большой глоток. Внутри оказалось отличнейшее вино, что очень взбодрило Конана и привело его в приятнейшее расположение духа. Даже развеселило.
Допив, Конан отбросил бутыль, воткнул меч в землю и поднял вверх пустые руки.
- Я не хочу вам зла! - проорал он, но в ответ только по-прежнему шелестели бумажные ленты.
- Что ж, - громко сказал Конан, желая, чтобы его слова дошли до ушей той, которой они были действительно предназначены. - Пойду искать свою красавицу. Думаю, она тоже жаждет встретиться со мной. У меня ведь еще осталось для нее мое жаркое семя…
И направился в сторону замка с тремя башнями разной высоты. Сам не зная почему, он был уверен, что красавица живет именно там.
12
Хиннар вбежал в покои госпожи и сразу повалился на пол в глубоком почтении. Он был весь потный и своим потным лбом оставил пятно на идеально отполированном полу. Лилува в недовольстве топнула ножкой. Движением руки она отослала служанок, оставив только мальчика с опахалом.
- Вижу, Хиннар, раб мой, тебе есть что сказать. Так говори.
- Да, госпожа. Ваш дикарь на свободе. Джебор освободил его.
Лилува вскочила с ложа и бросила кисть золотого винограда на пол. Из лопнувших виноградин потек сок.
- Я убью этого негодяя! Да как он посмел… - Она задохнулась от гнева, не в силах вымолвить больше ни слова.
- Не гневайтесь, госпожа. Он уже мертв.
- Что? Да как он посмел… - И вдруг до Лилувы полностью дошел смысл сказанного. Ноги ее подкосились и, она опустилась обратно на ложе. - Ну почему… Почему он всегда делает все мне назло…
- Народ ропщет, госпожа… Ваш дикарь выкинул господина Ханфия в окно прямо в толпу на базаре. А у господина Джебора вспорот живот, смотреть на него, говорят, весьма страшно. Люди боятся, госпожа… Поэтому никто особенно против Конана не выступает, все боятся быть убитыми…
Лилува задумчиво взяла персик и прижалась к нему щекой. Ворсинки на его кожуре бы мягкими и нежными, и запах от него исходил успокаивающий, тонкий, будто не существовало на свете всего этого народа с грязными ртами и ногами, который только и думал о том, как бы ему убить истинных властителей города.
- Так и что же… - томно произнесла она, искренне не понимая, чего от нее хочет презренный слуга.
- Теперь только вы можете остановить его, он уже сказал о вас… - Хиннар принялся вдруг отползать, словно нечаянно ляпнул лишнего.
- Сказал обо мне? - встрепенулась Лилува. - И что же он мог сказать обо мне, если ты в смущении отступаешь передо мной?
- Не гневайтесь, госпожа. Мой рот не в силах вымолвить то, что сказал пришлый варвар, - бормотал Хиннар.
Лилува вскочила. Вот теперь она разозлилась не на шутку. Больше всего она ненавидела, когда от нее скрывали то, что знали все остальные.