Расставшись со своим собеседником, Конан некоторое время сидел, неторопливо потягивая пиво. Предложение вендийца было весьма заманчивым, но кое-что в его рассказе заставляло Конана относиться к нему с подозрением. Услышав имя Тауруса, киммериец вспомнил события той жуткой ночи, когда они вдвоем с немедийцем пытались забраться в зловещую Башню Слона. Вспомнил он и то, как был поражен, когда Таурус с помощью пыльцы черного лотоса расправился с охранявшими башню львами. Тогда немедиец рассказывал, что он выкрал порошок из каравана, направлявшегося в Стигию. Да и все рассказы о бывшем "короле воров" говорили о том, что Таурус всегда действовал в одиночку, без помощников.
Конечно, Таурус мог его обмануть. Но обманывать мог и сегодняшний знакомый Конана. В любом случае, прежде чем отправиться за камнями, нужно было все тщательно обдумать. Допив пиво, киммериец поднялся из-за стола и вышел из дома. Сумерки давно уже сгустились и превратились в ночь. Где-то наверху, над крышами домов, стискивавших узкую улочку, угадывалась полная луна, но здесь, внизу, темнота была почти полной. На улице не было ни одного факела. Но Конану они были и не нужны. Ноги уверенно несли его по знакомым до последнего камня переплетениям закоулков Лабиринта.
По улицам размытыми тенями скользили одинокие фигуры людей. Время от времени из какого-нибудь глухого переулка раздавался звон стали. Из кабаков, расположенных на первых этажах, тянуло запахом кислого вина и слышался хриплый многоголосый хохот. Какой-то из прохожих, спешивших по своим темным делам, сунулся было к Конану, но вовремя узнал киммерийца и поспешил дальше. Жертвой внезапного нападения в Лабиринте мог стать любой человек. Безопасно себя здесь могли чувствовать лишь те, кто пользовался определенной известностью,- постоянные его обитатели, готовые встретить любого тяжелым ударом меча, или представители заморийской знати, которых всегда сопровождали многочисленные телохранители.
Конан добрался до небольшого дома, где снимал каморку на первом этаже, в которой хранились приспособления, необходимые для его ремесла, скользнул в дом, взял моток крепкой веревки, подпоясался коротким мечом и кинжалом и незаметно вышел на улицу. Время уже близилось к полуночи, но, прежде чем отправиться на кладбище бедноты, киммериец намеревался заглянуть еще в одно место.
В Аренджуне мирно уживались не только выходцы из большинства стран мира, но и представители самых различных религий. Благодаря этому последовательницы Деркэто организовали в городе несколько "веселых домов", проститутки в которых считались одаренными милостью Деркэто и отдавали большую часть дохода в пользу богини. Эти бордели и сами были храмами - в каждом из них стоял алтарь, и старые жрицы любви посвящали все свое время служению богине.
Вход в "храм любви" был ярко освещен закрепленными в кованых подставках факелами. Каждый факел был помещен в стеклянный сосуд, и их огонь окрашивался в разные цвета. Перед входом расположились несколько старух, промышлявших сбором подаяния. Конан не глядя бросил им несколько медяков и намеревался пройти мимо, не обращая внимания на обычные изъявления благодарности. Внезапно одна из нищенок схватила его за край туники иссохшей морщинистой рукой. Варвар непроизвольно обернулся. Из складок одежды донесся резкий шамкающий голос:
- Не тревожь чрево города. Не буди уснувших. Полная луна предвещает смерть. Подземные обитатели жаждут мести.
Бормотание старухи напоминало бред безумца, но Конан услышал в нем то, что было созвучно с его собственными мыслями.
- О чем ты говоришь, почтенная? - спросил он, бросив ей мелкую монетку.
Старуха схватила ее на лету и так же монотонно, размеренно продолжала:
- Не тревожь души умерших; не беспокой душу города.
- Какую душу? - спросил киммериец.
- У каждого города - своя душа, - продолжала старуха. - Душа Аренджуна покоится на рабском кладбище. Там, где обитают прежние властители, даже камни хранят память о колдовстве. Под кладбищем - черное сердце города. Не буди тех, что спят...
Ее бормотание постепенно начало повторяться и перешло в обычные причитания. Киммериец послушал этот бред, пытался еще расспросить ее о душе города, но понял, что внятного ответа не добьется, и шагнул в дверь "храма любви".
* * *
Высокая стройная заморийка с кожей оливкового цвета обвила руками шею киммерийца и откровенно прижалась к нему.
- Ты останешься сегодня на ночь? - прошептала она ему на ухо голосом, способным разбудить страсть в евнухе.
- Я вернусь позже, - ухмыльнулся варвар, - подожди меня, Камела. А сейчас мне хотелось бы перекинуться парой слов с хозяйкой.
Он исчез за расшитой занавесью, ведущей в комнату, где его встретила старая женщина в одеждах жрицы Деркэто. Спустя короткое время Конан вышел оттуда и остановился в углу зала, рассматривая разношерстную публику. Несколько стражников развлекались с коринфийскими невольницами; рядом с ними известный грабитель из Лабиринта прижимал к себе красивую стигийку, что-то нашептывающую ему на ухо; светловолосая бритунка прилагала все усилия, чтобы привлечь кавалера, манеры которого выдавали выходца из высших слоев общества. Все выглядело так же, как и в любой другой день. Еще раз окинув взглядом это сборище и кивнув на прощание Кареле, Конан выскользнул из дома.
Глава пятая
Ночью, в бледном мертвенном свете, это место выглядело еще более страшным. Бледная круглая луна лила на землю призрачный свет. Словно неземное лицо безумного бога, смотрела она на изрытую отверстиями шахт пустошь, и в мутном, бледном свете плыли и колебались тени сухих, искривленных, словно души чернокнижников, деревьев. Из черных провалов - дыр в земле поднимался пар, медленно плывший вслед за ветром, и струилось зловоние.
Говорили, что этот холм когда-то, в незапамятные времена, облюбовали изгнанные из древней Валузии люди-змеи, которые забыли уже к тому времени тайны своей, некогда могучей, культуры и вернулись к тому способу существования, который был присущ их природе.
Они превратили холм в одну огромную змеиную нору, изрыли подземелья лабиринтом переходов и отравили землю своей магией. С тех пор никто из людей не селился на этом месте, а все, что росло здесь, было отравлено испарениями мертвых змей, которые до сих пор лежали, полумертвые, полуживые, в этой гробнице, которую создали сами для себя. Но если мертвые нелюди и тлели где-то в глубине холма, они давно уже были завалены другими трупами.
Поговаривали также, что по ночам здесь часто бродят ларвы - души убитых, жаждущих отомстить любому живому человеку, затаскивающие людей вглубь холма и насылающие на них пелену смертельного безумия, заставляя самих людей разрывать свое тело на части и пожирать их до тех пор, пока человек сам не вырывал у себя сердце.
Гандер Бенито, у которого как-то раз вышла стычка с капитаном дворцовой стражи, после чего он не нашел лучшего места, чтобы спрятать труп, говорил, что из шахт доносятся сводящие с ума всхлипы и бормотание, которые может издавать только один вид живых существ - непогребенные мертвецы, восставшие из серого сумрака иного мира.
"Было тогда полнолуние, и словно желтый лик Нергала сиял в небесах, а я как услышал этот шепот и бормотание, меня по спине аж мороз продрал,- рассказывал Бенито Конану во время очередной попойки.- Я, Митра свидетель, никакого противника не боюсь. Ты и сам знаешь, что я никогда от схватки не бегал. Но оттуда бежал так, словно за мной сам Нергат вместе с Эрликом гонятся и раскаленным железным прутом задницу подпаливают. И, клянусь Митрой, без нужды я туда не отправлюсь, пока остатки ума бултыхаются у меня в голове. А идти туда в полнолуние - это вообще самоубийство, все равно что с голыми руками стать на пути у разъяренного вендийского слона. А спуститься вниз, под землю,- это еще хуже. Тогда потеряешь не только жизнь, но ларвы похитят твою душу, и ее будут терзать демоны до конца времен. Воистину только какой-нибудь маг мог бы остаться невредимым, попади он в эти проклятые богами ямы".
* * *
Многочисленные грифы, спавшие, расположившись на корявых, лишенных листьев деревьях, казалось, ждут очередного подношения. Черные провалы шахт казались воротами в загробный мир. Впрочем, в некотором смысле так это и было - за многие годы подземелья были завалены трупами бедняков.
Даже сейчас Конан заметил краем глаза беднягу, пробиравшегося среди гор зловонных нечистот, держа на плечах тело своего товарища. Видно было, что покойник одет в свои лучшие одежды - подаренные хозяином обноски, когда-то роскошные, шитые давно уже потускневшим золотом и превратившиеся теперь в грязные лохмотья, едва прикрывавшие наготу изможденного тела. Неподалеку копошилось жуткое подобие человека - страшная, сгорбленная ведьма - старуха-колдунья, рывшаяся в выбеленных временем человеческих костях, пытаясь отыскать косточки, пригодные для ворожбы. Конан огляделся вокруг и содрогнулся от омерзения. На мгновение ему представилось, как безжизненные губы высасывают мозг из человеческих костей.
С момента начала спуска киммерийца не оставляло смутное предчувствие опасности. Он почти физически ощущал, как в него впиваются невидимые взгляды, кто-то постоянно за ним наблюдает. Поэтому, когда он коснулся дна, в руке его был длинный обоюдоострый кинжал, и он был готов отразить любое нападение. В шахте царила кромешная тьма. Даже Конан, видевший ночью не хуже, чем днем, не мог ничего разобрать в окружающем мраке.
В этой темноте было что-то неестественное, словно она была живой и всеми силами пыталась преградить путь безумцу, вторгшемуся в какие-то запретные пределы. К удивлению Конана, внизу не чувствовалась вонь, столь явно ощутимая наверху. А может быть, это начала действовать полученная от Ченгар Бхутта мазь, которой киммериец натер ноздри, прежде чем спуститься вниз. Конан зажег светильник. Неверный свет выхватывал земляные стены, крошащиеся под ногами кости. Временами в пятно света попадал чей-то выбеленный временем череп, пустые глазницы которого таращились в никуда. Поглядев вверх, Конан увидел несколько бледных звезд, словно окружающая темнота гасила их свет.
На него никто не нападал. Тем не менее чувство опасности не оставляло Конана и еще более усилилось, когда он перевел взгляд на штольню, в которую ему нужно было идти. Нужная ему штольня виднелась как темное пятно.
Под легким наклоном она уходила в глубину холма. Свет не проникал в черный провал. Конан, не выпуская из рук кинжал, углубился в штольню. Огонь светильника временами выхватывал из темноты разбросанные кости, растрескавшиеся своды.
Отсчитав четвертый тоннель справа, Конан покинул основную штольню. Через несколько шагов он уперся в тупик. Поставив фонарь, он тщательно осмотрел стены. Нигде не было видно следов тайника Тауруса, но он, следуя указаниям Ченгар Бхутта, начал тщательно ощупывать правую стену. Через мгновение его пальцы почувствовали в казавшейся монолитной каменной стене несколько трещин. Было ясно, что отверстие в стене закрыто идеально пригнанным камнем. Конан пытался расшатать его руками, затем вогнал лезвие кинжала в трещину и, используя его как рычаг, начал выламывать камень из стены.
Через несколько мгновений ему удалось открыть тайник. Осторожно осветив его, он не заметил ничего, кроме небольшого мешочка. Конан вытряхнул его содержимое себе на ладонь и замер, пораженный неземным сверканием камней. Даже здесь, глубоко под землей, в кромешной тьме, можно было оценить их завораживающую сияющую красоту.
Но Конан не был расположен предаваться долгому созерцанию. На мгновение блеск камней притупил зудящее чувство опасности, однако оно не исчезло. Киммериец всем телом ощущал витавшее вокруг зло. Он ссыпал сапфиры обратно в мешочек, спрятал его в складках одежды и наклонился за светильником, собираясь как можно быстрее отправиться назад. По спертому неподвижному воздуху подземелья пронеслось бесшумное дуновение ветра, словно выдохнул неведомый гигант, замурованный в одной из стен. Огонь в светильнике съежился, замигал и погас.
Конан понял, что случилось как раз то, чего он опасался. Он выругался, помянув имена всех известных ему демонов, призывая на них божественный огонь Митры, и замер, прислушиваясь к царящей тишине.
К его удивлению, окружающий мрак поредел. Теперь это была не сплошная темень, а, скорее, сероватый сумрак, наполненный шевелением бесплотных теней. И в этом сумраке Конан видел, как от стен подземелья отделяются плывущие тени. При взгляде на них волосы зашевелились на затылке варвара. Это былиларвы - тени мертвецов, брошенных в этой шахте без достойного погребения.
- Кром! - выдохнул киммериец.
На мгновение он оцепенел. Каждый народ хранит предания о воскресших мертвецах. В Киммерии рассказывали, что человек, лишенный достойного погребения по своим обрядам, может вернуться из мрачного царства хозяйки Серых Равнин, чтобы отомстить живым.
Легенды оказались правдой. Одного вида этих призраков, метавшихся по подземелью, хватило бы, чтобы свести с ума любого изнеженного горожанина, который и дня не смог бы прожить без привычного уюта. Но Конан был слеплен из другого теста. Его соплеменники не испытывали мистического ужаса перед нежитью и издавна сражались с возвратившимися с Серых Равнин.
Тени кружились вокруг, нашептывая бессвязные слова, бормотали, издавая звуки, недоступные человеку. И в этих звуках слышался завораживающий зов, разъедающий волю и вызывающий желание остаться здесь навсегда, погрузиться в забвение. От этих звуков людей охватывало безумие, и немногие находили силы сопротивляться зловещей силе. Но киммериец был не из таких людей. Нужно было что-то гораздо более жуткое, чтобы лишить его способности сражаться.
Конан извлек из ножен короткий меч и бросился вперед, к выходу из шахты. Ларвы метались вокруг. Один из призраков бросился наперерез варвару. Конан наотмашь рубанул мечом и почувствовал, что перед ним не бесплотная тень, а нечто, обладающее плотью. Но в то же время это не было тело живого существа, существа из костей и крови,- словно сгустилась тень и превратилась в вязкое месиво.
Жуткий, хриплый вопль вырвался из поверженного Конаном призрака. Он словно подстегнул остальных, и они, жавшиеся ближе к стенам, набросились на киммерийца. Киммерийца спасла быстрота. Он не остановился, поразив первую из тварей, и ее вопль не задержал его ни на мгновение. Теперь, когда непроницаемая темень сменилась серым колдовским мороком, ему не требовался светильник, и киммериец отчаянно рванулся к центральной штольне, а призраки понеслись за ним чудовищным дымным шлейфом.
Выскочив в штольню, Конан помчался к выходу. Однако перед ним вырос новый противник. Посреди шахты стоял высокий призрак... Нет, его уже нельзя было назвать призраком. Это был мертвец, оживленный чудовищной демонической силой, дававшей подобие жизни другим ларвам. На его костях еще болтались куски неразложившейся плоти и остатки одежды. Конан понял, что схватка неизбежна. Не замедляя бега, он нанес рубящий удар мечом.
Отрубленная рука мертвеца упала на пол, но на того, кто уже был однажды убит, это не произвело впечатления. Оставшаяся рука схватила киммерийца за горло и сдавила с нечеловеческой силой. Конана спасли только его стальные мускулы - шея более слабого человека сломалась бы. Варвар попытался отпихнуть нежить пинком, но это произвело эффект не больший, чем если бы он пинал стену шахты. Тогда он резко присел, схватив кисть мертвеца и выворачивая ему руку. Ему удалось освободиться от захвата. Раздался треск. Рука мертвеца была сломана, но пальцы по-прежнему хватали воздух. Отскочив назад, Конан обрушил удар меча на шею твари, затем, схватив его голову, приложил ее к ляжкам упавшего. Тело еще конвульсивно дергалось, но киммериец знал, что опасность от этого врага ему больше не грозит.
Схватка задержала Конана, и вихрь теней настиг его. Их склизкие, водянистые тела облепили киммерийца. Бешено орудуя мечом и кинжалом, ему удавалось обороняться от них, но о том, чтобы попытаться выбраться из шахты, не приходилось и думать. Прижавшись спиной к стене, варвар защищал свою жизнь, отбрасывая нападавшую нежить. Он разрубал медузообразные тела, отталкивал их, но напор ларв не ослабевал. Они чувствовали присутствие живого человека, и их гнало вперед единственное желание - добраться до него, отомстить живым за надругательство над их телами.
Продолжая механически обороняться, Конан просчитывал шансы на спасение, но выводы его были неутешительны. Даже если бы удалось добраться до веревки, по которой он спустился в шахту, огромная масса повисших на нем тварей вряд ли позволила бы подняться наверх. Но иного выхода не было. Силы любого человека не беспредельны. Конан чувствовал, что его внимание начинает ослабевать и проклятые твари подбираются все ближе. Его спасало только то, что студенистые подобия тел ларв не позволяли им двигаться со скоростью обычных людей. До сих пор это спасало варвара. Но уже несколько раз воплощенные тени прорывались через сверкающую завесу, сотканную Конаном вокруг себя, и впивались ему в ноги. Конан продолжал отбиваться, выжидая удобного момента, чтобы добраться до спасительной веревки и выбраться из шахты.
Однако все мастерство киммерийца было бессильно против напора мертвецов. Их вязкие тела, разрубленные на части, покрывали пол шахты, но оставшиеся по-прежнему стремились добраться до человека. Конану пришлось отступить на шаг, затем снова и снова... Словно повинуясь чьей-то злобной воле, ожившие призраки медленно, но верно оттесняли киммерийца вглубь подземелья. Шипя, бормоча невразумительные слова, они преграждали путь к выходу, оставляя свободным противоположный конец штольни.