Сволота, который меня подстрелил, медленно завалился на Шейлу, залив ей спину кровью из разбитой моим не самым удачным выстрелом макушки. А я тем временем выстрелил еще трижды, разнеся голову еще одному насильнику и прострелив рыжему плечо и отставленное в сторону от Брауберг колено.
Так что он сейчас валялся и орал благим матом, а Шейла, на несколько секунд было замершая под завалившимся на нее телом стрелка, сейчас вскочила и суетливо натягивала штаны.
– Бессовестная! – с трудом ковыляя к ним, буркнул я. – Опять перед незнакомыми мужиками без штанов.
После чего буквально рухнул на колени около рыжего, едва не заорав от боли в пояснице и заднице.
– Снимай ремень, медленно. – Уперев ствол в лобешник подвывающему бандиту, я взвел курок. – Пристрелю на хрен, как бешеного скунса.
Бандит на удивление торопливо содрал с себя оружейный пояс и передал его мне.
Приняв оружие, я забросил его себе за спину и, аккуратно спустив курок, убрал ствол своей переломки от лобешника пленного. После чего с размаху ткнул неудачливого бандита в раненое плечо стволом пистолета.
– Вы кто, мрази? Откуда? Много вас?
На попытку перехватить мой револьвер здоровой рукой я треснул пленного по голове стволом второго револьвера. И треснул сильно. А потом рукояткой ударил по раздробленному пулей колену.
Переждав вой, я упер ствол револьвера в ногу обделавшегося от боли рыжего чуть выше простреленного колена.
– Сейчас я тебе прострелю ногу чуть выше, потом отстрелю яйца, потом еще что-нибудь отстрелю. Говори, мразь!
Звонкий щелчок взводимого оружия стал последней каплей, сломавшей бандита. И из того полился поток сведений.
Эта троица добывала пушнину, когда они увидели коптер. И решили подработать людоловством. Медвежий рев и мои выстрелы услышали издали. Пока я сидел на дереве и упражнялся в стрельбе по шатунам, они подошли поближе и внимательно нас разглядели. После чего решили меня пристрелить, а с Шейлой сначала позабавиться, а потом толкнуть ее в какой-либо из борделей. Типа лучше небольшой приварок здесь, чем гоняться за добычей по зимнему лесу.
Шейла сначала не поняла, что изменилось, когда сзади на нее навалилось тяжелое тело. И лишь несколько последовавших за первым выстрелов, заваливших одного из насильников и ранивших другого, дали ей понять, что ситуация изменилась.
Оглянувшись, она увидела, как Матвей поднимается из оврага, много левее от того места, где в него попали. И как он, ковыляя, идет к ним, оставляя на снегу кровавые отметины.
Короткий и жестокий допрос, после завершения которого Матвей просто и буднично пристрелил рыжего бандита.
– Так, красавица. Раз ты любишь голым задом перед мужиками вертеть, то и мужская задница тебя не удивит. Погляди, что там у меня. – Парень со стоном повернулся к ней окровавленным задом. И молча ткнулся в снег, потеряв сознание.
Мне кажется, или на меня штаны надевают? И почему я валяюсь тут, на снегу? Вырубился?
– Очнулся, – пропыхтела сзади Шейла. – Тогда аккуратненько приподними свою заднюю часть. Только нежненько! Повязку не стронь! Вот уж маята – бинтовать задницу таким антиквариатом.
– Долго я валялся в отрубе? – выполняя приказ, спросил я, одновременно осматриваясь. Ого. Винтовка и пистолеты лежат в полуметре от меня, на раскинутом грубом одеяле. Не моем. Там же оружие этой гребаной троицы, да и вещмешки их тут же, основательно распотрошенные.
Между тем на меня штаны натянули, причем явно не мои. И принялись неумело мотать портянки.
– Погоди, я сам, – попытался было я приподняться. И получил ладошкой по загривку.
– Лежать! Я едва кровотечение сумела остановить! Тебе твою пятую точку так распахало, что она из трех частей сейчас состоит, надо чистить и шить. И синячина жуткий на спине. Ты знаешь, что тебе пуля попала в топор, который ты сзади носишь? Скользнула вдоль лезвия и развалила задницу, точнее, правую ягодицу. Плюс ко всему, похоже, сотрясение мозга через позвоночник. И я не знаю, что у тебя с почкой, так что мочиться будешь на снег в моем присутствии. И вообще я не знаю, что нам делать. – Девушка, пыхтя, натянула на меня мои сапоги и сейчас затягивала шнуровку. И уселась в снег перед моим лицом. – Ты потерял много крови, не меньше литра. Плюс промок как цуцик, еще не дай бог простынешь. Ладно, снизу насквозь, сверху у тебя только ватник промок, до рубашки не добралось. Где воду-то нашел?
– Там снизу родничок в овраге. Я как свалился, пробил наст и угодил в небольшой тоннель, который он промыл. – Я с удивлением увидел свои штаны, верхние и нижние, и ватник неподалеку, неаккуратной кучкой. А на мне была меховая куртка Руга, судя по всему, и его же штаны. Вон он валяется, раздетый до исподнего. – По нему и прополз туда, вверх по течению. Извини, что долго.
– Дурак, – совершенно беззлобно буркнула девушка. – Я вообще не представляю, как ты еще стрелять смог и потом допрашивать этого урода. Что делать-то будем, офицер?
– Надо добраться до их зимовья. Оно отсюда в семи километрах, на склоне той горушки. И поскорее: сюда снежная буря идет. – Поглядев на недоверчиво глянувшую на меня Шейлу, я буркнул: – У меня в "сетке" барометр живой. Так он показывает резкий скачок давления. Здесь такое обычно перед бурей. Фронт идет, теплый. Так что надо топать. Помоги мне встать, Шейла!
Я попытался было опереться на руки, но вновь получил по загривку.
– Лежать! Пойдешь – опять твоя задница кровоточить начнет. Сейчас я санки сделаю и тебя повезу. – Подобрав мой топорик и критически его осмотрев, девушка недовольно поморщилась. – Только нужно еще себе ничего не отрубить этим творчеством древних викингов. – И зови меня Шел.
Через час мы выехали с поляны. Шейла, точнее, Шел, в качестве движущей силы тащила меня на санках, сделанных из трех скрепленных лыж горе-охотничков, а за мной, на короткой привязи, шли еще одни санки, с трофеями и моими шмотками. Поверх всего горделиво торчали мои снегоступы. Шейла сказала, что дотащит все, мол, она сильная, а нам может много чего понадобиться. Так что оружие, вещмешки и часть одежды с убитых людоловов ехали за нами.
– Какая кобылка! – еле слышно бормотнул я, глядя на упирающуюся девчонку, на данный момент времени затаскивающую меня на небольшой пригорок. При этом категорически запретившую мне вообще напрягаться и как-либо ей помогать. Мол, нечего кровью вторые штаны пачкать. Но на самом деле – очень сильная и выносливая барышня. Может быть, даже модификантка. Прет меня как мототягач уже четвертый километр и особо не запыхалась.
Конечно, санки есть санки, они скользят, но все едино я в полтора раза тяжелее нее. Плюс оружие плюс вторые санки. И тащит, дыхание ровное, чистое, без хрипов. И пахнет здорово, почти как Вера. М-да, а что моей благоверной-то сказать? Хотя я же не специально задницу под пулю людоловов подставил. Так что будь что будет, Вера девчонка умная, поймет.
Кстати, Шейла вполне профессионально оценила мою аптечку. Ну, ту, малую, которую Вера в мой дежурный рундук положила. Особенно Брауберг порадовали малый набор инструментов, иглы и шелковые нитки для сшивания моей ягодицы, наличие антибиотика и еще кой-каких медикаментов. Она врач, как оказалось, и тоже имеет достаточно специфическое образование, умеет работать с простейшими инструментами. Дуреха.
Когда я сказал ей, что город сразу погасит ей всю задолженность, если она останется работать врачом, то Шел откровенно растерялась. Поглядела на меня, лежащего кверху задом на санках, на убитых шатуна и людоловов и покачала головой:
– Я точно дура. Сама чуть не сдохла и тебя не сгубила. Извини, офицер. – Она встала на одно колено передо мной. – Я сделаю все, чтобы искупить свою вину, честно. Просто страшно было, и отключенная "сетка" нервирует.
И хлоп-хлоп так ресничками, и карими глазищами в мои глаза заглядывает жалостливо. Нет, все Евины дочки одинаковы. Сначала мужика доведут до белого каления, а потом на жалость давят.
В общем, до нашего выхода я ее официально простил – нет особых сил злиться на красивую девушку. Ну да, я слабак и бабник.
И сейчас вот болтаюсь на санях, привязанный к ним широкой лентой, оттяпанной Шел от одного из одеял людоловов. Мол, я слаб как котенок, еще свалюсь с саней, а ей потом возись с сомлевшим мной.
Хотя она права. Я пару раз вырубался. Не пойму – то ли сознание терял, то ли просто засыпал. Хотя какой сон. Башка болит, в глазах плывет, еще задница разболелась со страшной силой, аж выть охота и рычать не хуже того шатуна. Мало того что постоянно дергает, так еще на каждой кочке меня по ней как будто пинает кто. Скорее бы добраться до зимовья – по словам людолова, тут в округе никто обычно не пасется, и я не почуял лжи в его словах. Да и ближайшие поселки отсюда километрах в пятидесяти, не меньше. Это если в них жители остались. Частенько бывает, что тут или вырежут людей, или просто бросят дома и уходят. Лихое тут местечко, по этому берегу.
Я опять вырубился, причем даже не заметил как. Очнулся, когда Шел подтащила меня к широкой поляне и встала, шумно выдохнув. Скинув с ладони рукавицу (муфты она положила в грузовые санки, а сама надела трофейные рукавицы, по-моему, соболевые), вытерла лоб. Все-таки замаялась девка. Ну еще бы, тащить меня пусть по не очень глубокому, но снегу. Тут просто идти нелегко.
– Похоже, прибыли, – осматривая засыпанные щепой окрестности, заметила Шейла. Оглянулась на меня и улыбнулась. – Что, очнулся, герой? Ну и слава богу. Что скажешь об этом сказочном домике? Правда, сказка страшная, наверное.
Местечко действительно внушало. Все валялось как после урагана, горка дров возле немалой колоды, со всех сторон притащенные сваленные деревья. Посреди поляны, метрах в пятнадцати от корявой избушки, на толстом обрубке ствола на высоте примерно восьми метров была площадка с сарайчиком.
М-да. Я помню лагерь лесорубов, там такого не было. Кстати, насчет загаженности. Туалет тут есть, да. Но он сделан по типу староамериканского. Да-да, я уже в видах нужников тут научился разбираться. Особенно после того, как по делам службы поездил по хуторкам и фермам вкруг Звонкого Ручья. Так именно тут староамериканский тип, то есть приподнятая над землей корявая кабинка из грубых досок, и под ней внушительная гора замерзшего человеческого дерьма. Обычно короб ставят с соломой и примерно раз в неделю отвозят на навозную кучу, а тут просто гадят на землю. Хорошо, что морозно, а то бы не продохнуть.
Впрочем, нам тут не жить. Долго, по крайней мере.
– Не торопись. Помоги мне встать, Шел, – остановил я шагнувшую было к дверям зимовья девушку. С немалым трудом встал и, опираясь на ее плечо, подошел к входной двери. Долго осматривал простой тяжелый засов из мощного бруса, после чего аккуратно перерезал тонкую кожаную петельку около ручки. Отодвинул девушку в сторону под прикрытие стены, сложенной из толстых бревен, и встал там сам. И решительно открыл дверь.
Собранная из толстых досок, обитая войлоком дверь беззвучно провернулась на хорошо смазанных петлях. Пару минут я всматривался в полумрак зимовья, стараясь пореже вдыхать. Духан из этой избушки шел еще тот.
– И долго мы тут будем стоять? – недовольно вопросила переселенка-беглянка. – Что ты высматриваешь?
– Смотрю, нет ли еще ловушек, кроме этого обреза. – Я показал на настороженный самострел, глядящий жерлами десятого калибра в дверной проем. – Но вроде все. Только опять не торопись. Сейчас осмотрим окна изнутри, только потом ставни откроем.
Но с окнами, затянутыми тонкой прозрачной шкурой, никаких проблем не возникло. И потому Шейла, обежав избушку, открыла ставни с обеих сторон. В избушке стало изрядно светлее. А когда я запалил пару керосиновых ламп и развел огонь в очаге, стало даже немного уютней. Хотя бардака от этого меньше не сделалось. Впрочем, с дымом выгнало застоявшийся воздух, а в дверь натащило свежего, морозного. Шейла сгребла и повыбрасывала на улицу множество мусора. На очаг был поставлен тяжелый котел, в который девушка натаскала топить нарубленного кусками льда, сваленного немалой горкой около избы. По большому счету абсолютно верное решение. Надо водички – бросил кус льда и растопил. Трапперы были хоть и изрядными грязнулями, но в немалой бытовой сметке им не откажешь. Хотя…
– Я знала, что без женщин и дроидов-уборщиков мужчины становятся дикими обезьянами. Но не до такой же степени, – закрывая дверь, припечатала Шел.
Подошла к широкому столу, стоящему около стены, попробовала пошатать его, удовлетворенно хмыкнула. Взяла пару бутылок с местным пойлом (которого было весьма немало), понюхала, плеснула немножко на огонь, радостно вспыхнувший от такого подношения.
Подошла к висящим керосиновым лампам, осторожно их осмотрела. Вообще, насколько я обратил внимание, Шейла к открытому огню относилась с огромной опаской.
– Так, Матвей. Я ничего не понимаю в этих допотопных системах освещения. Их можно переместить сюда? – Девушка указала на крючья, вбитые в потолок над столом. – И насколько хватит горючей жидкости?
– Ну, в лампах керосина хватит часа на четыре, не меньше. А перевесить – сейчас перевешу. – Я, опираясь на дубинку вместо костыля, занялся освещением.
А Шейла после этого выскребла стол ножом, смыла его горячей водой и поставила рядом с большим котлом мой маленький медный котелок, бросила в кипяток сверкнувшие заточенной сталью медицинские инструменты.
В душе у меня зародилось подозрение, что сейчас мне изрядно достанется. Что и подтвердила девушка, налившая в большую кружку немалую дозу вискаря.
– Пей. Ты же абордажник, крутой парень. Пей залпом. И укладывайся на стол, только сначала разденься. – Шел сняла со стены широкий ремень-патронташ, сложила его пополам и показала мне. – И это в зубы зажмешь. Ясно, офицер?
– Так, стоп. – Я отставил кружку и поглядел на девушку. – Шел, моя задница малость подождет. Сейчас ты натаскаешь сюда побольше поленьев, проверишь запас продуктов, может, несколько льдин стоит перетащить к двери. Лопату занеси в дом, а то потом не найдем. Скоро начнется такое, что мало не покажется. Тогда можно и мной заняться.
– М-да. – Шейла с усмешкой поглядела на меня. – Чем бы ни заняться, лишь бы не даться мне в руки? Не бойся, офицер, я тебя не слишком больно заштопаю. И ничего лишнего не отрежу.
– Верю. – Я, опершись на ее плечо, встал, подобрав костыль и подняв свою винтовку. – Ты пока делай, что я сказал, а я тебя прикрою, постою снаружи. И не возражай! Слава богу, нас никто не сожрал или не пристрелил по дороге сюда. Тут не только медведи бывают. Тут и волки немаленькие, и кошки здоровенные. Так что подстрахую.
Меня прилично шатнуло при первом же шаге, но я все-таки вышел на улицу и честно прикрывал девушку, прислонившись спиной к зимовью и стоя как соседские гуси на одной ноге.
Шейла будто пчелка носилась мимо, перетаскивая дрова к зимовью и в само зимовье. Девушка перетащила пяток нарезанных льдин к стене неподалеку от меня. Поглядела на меня, покачала головой и полезла на площадку лабаза.
– Ох! Тут такое! – раздался с верхотуры ее удивленный возглас. Кстати, быстро она оклемалась, Я думал, что пару дней сипеть будет.
– Чего там? – Я задрал голову и попытался разглядеть что-то в темноте хранилища. Но не очень вышло. Нет, даже улучшившееся зрение не позволяло перешагнуть разницу освещений.
Но Шейла вышла из низкой двери, держа в руках охапки шкурок.
– Матвей, это же бесценно. Натуральные меха – они же состояние стоят! – Девушка была совершенно обескуражена. – Для чего эти дебилы бросили это богатство и помчались ловить какого-то неудачника?
– Ну, не факт, что тот переселенец неудачник, – хмыкнул я, глядя на ласкающую какую-то шкурку девушку. – А пушнина здесь не больно дорогая. Скорее даже – дешевая. Ты лучше погляди – есть ли что-либо из продуктов?
– Сейчас, тут еще одно отделение. – Шейла скрылась внутри. Какое-то время молчала и крикнула оттуда: – Есть! Мясо и рыба, мороженые. Брать?
– Бери. Отварим и присолим, положим поближе к окнам – сохранятся несколько дней. – Я поглядел на запад, где уже появились темные облака. – И торопись, буря близко.
– Хорошо! – На землю брякнулись несколько рыбин и пара хороших кусков мяса, после чего Шейла тщательно закрыла лабаз и ловко спустилась по приколоченным к стволу перекладинам. Нет, классная девка, слов нет.
Зайдя в зимовье, я покачал жестяную канистру с керосином. Основательно, еще литров десять-двенадцать точно есть.
– Так. – Шейла свалила мясо и рыбу на расстеленную мешковину около двери и тщательно завернула. – Пусть пока здесь полежит. Вообще одуреть, продукты стоимостью в несколько тысяч кредитов сваливаю кучей за порогом. А вообще здесь хоть и первобытно, но здорово. А воздух какой!
Порыв ветра налетел на нужник, принес хоть и основательно ослабленный, но все-таки запах человеческого дерьма.
– Тьфу! – поморщилась и сплюнула девушка. – Нет, это слишком. Пошли, раненый, займемся тобой.
Я неторопливо прошкандыбал к дверям зимовья, еще разок осмотрелся. Нет, все чисто. Хотя… где-то на грани слуха волчье рычание и рявк. Так, ветер со стороны места перестрелки. Может, уже делят тех трапперов? Да и бог с ними, прямо скажем.
И войдя, захлопнул тяжелую дверь и задвинул засов. Хорошо, что дверь вовнутрь, даже если задует, откопаемся.
– Ну, вздрогнем? – Я взял кружку с вискарем и залпом выпил. Практически сразу повело: все-таки крови потерял до хренища.
– Давай помогу раздеться, офицер. – Шел сняла с меня сапоги и сбрую, помогла мне стянуть куртку, рубаху и штаны и залезть на стол. – Держи, – мне промеж зубов засунули воняющий потом ремень.
Шел чем-то плескала, потом гремела. А я хмелел все больше и больше. Потом боль в заднице, да такая, что я зубы стер бы, если бы не толстая кожа промеж них. Потом – мрак.
– Как думаешь, Грессия, Матвей найдет Шейлу? – сквозь вой ветра прокричала Полина.
– Найдет.
Ответ девчонки она скорее прочла по губам, чем услышала. И кивнула, не слишком поверив.
Вновь сильно хлопнул брезентовый полог, натянутый на сани, в которых сидели девчонки. Грессия перебралась к ним, чтобы быть поближе к Герде. Сейчас псина лежала, положив тяжелую морду на колени девушке, иногда приподнимала веки и, поблескивая глазами в тусклом свете светодиодного фонарика, поставленного Грессией на самый минимум, показывала, что не спит. Без этого синеватого света было бы вообще тоскливо.
За пологом бесновался настоящий буран, с тяжелым крупным снегом. Хорошо, что Сохатый из-за своего радикулита почуял непогоду заранее и велел им остановиться в небольшой бухточке. Сейчас обоз прикрывали высокие берега и сосны на яру, но все равно шума, снега и ветра хватало. Страшно подумать, если бы их буран застал посреди реки.