Не привыкший к подобному нахальству, Базиль начал было объяснять юнцу, отколь свалился и куда сейчас отправится он сам, но его по-солдатски выразительную речь заглушил истошный визг. Пепел, дико заржав, взвился на дыбы, юнец шарахнулся, кого-то двинул острым локтем под дых, кому-то отдавил ногу, нарвался, конечно, на ответную плюху; Базиль тем временем повис на поводе, поминая Нечистого и гадая, которую из девиц благодарить за переполох; и тут по толпе пробежал испуганный вздох и сменился изумленной тишиной. И кто-то из первых рядов выдохнул – кажется, скорей самому себе, чем для напиравших задних:
– Гном-то, нелюдь проклятущая, девок под землю сволок!
– Ка-а-ак сволок?!
Базиль заработал локтями, пропихиваясь к месту события – что оказалось нелегко вдвойне, ибо напуганные подземельным чароплетством зеваки шарахнулись от лавки травника, как от самого Нечистого. Тут бы и отловить кого из бегущих да расспросить толком, но ведь стопчут с перепугу вместе с конем! Бывший наемник потихоньку отступил к стене и постарался успокоить Пепла – что среди истошно орущих, поминающих кто Господа, кто Нечистого, кто нелюдь окаянную паникеров оказалось не так уж легко. Зато переулок опустел в считанные мгновения, и перепуганный дядюшка утянутой под землю девицы наконец-то без помех протопал к лавке травника. Поглядел под ноги, притопнул разок: брусчатка как брусчатка, вполне себе незыблема. "Под землю утащил", говорите? Дернул дверь лавки: заперта. Позвал:
– Эй, хозяин!
За дверью зашебуршало.
– Открой, хозяин, тут всё тихо.
– Чего тебе надо, добрый человек? – отозвался дрожащий голос. – Не работает лавка, завтра приходи.
– Не откроешь сам, вышибу дверь, – пообещал Базиль. – Здесь моя племянница была.
– Ох ты, горе-то какое! – Дверь приоткрылась, явив взору Базиля острый нос, тощее, со впалыми щеками лицо, желтоватую челку, длинную шею и замызганный ворот рубахи. – Племянница, говорите?
– Рыженькая, – уточнил Базиль. – А с ней подруга.
– Да-да-да, – закивал хозяин лавки. – Рыженькая и беленькая, две милые девушки, им нужны были припарки свести синяк. Я подобрал сбор, чудный сбор, скажу я вам, самого что ни на есть наилучшего действия.
– Мне там болтали что-то насчет гнома.
Травник дернулся, явно намереваясь отгородиться от расспросов дверью. Базиль ухватил за хлипкий ворот и осторожно, дабы не упустить добычу по причине ветхости одёжи, потянул на себя.
– Я не виноват, добрый господин, клянусь! Кто ж знал…
– Так, почтенный… – Базиль вытянул травника наружу и прислонил к стене. – Ты, едрить твою, расскажи мне всё как было, по порядку. Мы, понимаешь, с девочками в столицу только сегодня приехали, и я никак в толк не возьму, что у вас тут с гномами за дела творятся.
– Плохие дела, господин, темные дела, – зачастил травник. – Вот оно ясно теперь, девушки-то ваши не знали ничего, вот и влезли, получается. Ох ты, горе-то какое!
– По порядку, – закипая, процедил Базиль. – Коротко и ясно.
Травник икнул и замолчал.
– Ну?
– Гном, значит. – Похоже, по порядку, коротко и ясно достойный лавочник выражаться не умел. – Вошел, значит. Ну прям как ни в чем не бывало, да. Мне, говорит, сонный сбор нужон, и еще от лихорадки. Я еще удивился: ваши-то девушки с ним поздоровались, ну прям как раньше. А у него-то взгляд… такой… такой… Я бы отказал, господин, а то ишь ты: сами не торгуют, значит, а к нам… А он так смотрит… ну я и дал, а чего сделаешь, боюсь я их, господин, колдуны они, все как один, а я…
– Дальше. – Базиль не стал уточнять, что колдунов среди гномов – хорошо если один на сотню.
– Ну так оно вот… это… Они-то вместе и вышли, значит, – несчастным голосом прошептал травник. – Товар-то получили, заплатили честь по чести и вышли. Девушки ваши, господин, и эта нелюдь окаянная. А там… простите, добрый господин, чего уж там дальше приключилось, я не это… не видел, значит… вот…
Врет ведь, собака, подумал Базиль. У его дверей шумят, а он ни сном, ни духом? Сейчас, едрить его!
Но бывший себастийский десятник слишком хорошо знал жизнь, чтобы попытаться выдавить недосказанное силой. По крайности, лавку он запомнил и хозяина тоже.
– Звать тебя как, почтенный?
– Тим, господин мой, мастер Тим, травник. Меня здесь всякий знает, сборы мои самые что на есть…
– Спаси тебя Господь, мастер Тим. – Одарив травника серебрушкой, Базиль вскочил в седло и погнал коня к казармам. Авось Барти уже вернулся.
Они столкнулись в воротах. Барти казался довольным, а сидящий в седле перед рыцарем Мик и вовсе сиял, ровно новехонький медяк.
– Ух ты, какой коняга, – выпалил Мик. – Это наш? – И затараторил, не дожидаясь ответа: – А мы заклинателя поймали, вот! Того самого! В подвале сидит. Ух и вырывался!..
– Гномы девочек украли… – Бывший воин знобко поежился, подумав: еще минута-другая, и они разминулись бы.
К чести рыцаря, он соображал быстро. Спешился, ссадил мальчишку.
– Мик, – скомандовал, – коней в конюшню. Попроси там расседлать. Потом подходи к дежурному рыцарю, мы там будем. Базиль, идем. Два раза рассказывать некогда.
Сэр Гийом слушал приезжего воина, задумчиво пощипывая тонкий, завитой по столичной моде ус. Сказал:
– Мы можем отправить запрос в Подземелье немедленно. Но сколько будут разбираться там, уже не от нас зависит. И еще одно: не лучше ли выяснить достоверно, что произошло?
– Одно другому не мешает, – пожал плечами Барти. – Но, как по мне, достоверности мы не добьемся, даже арестовав весь тот проклятый переулок. И, Гийом, вот еще что… Если надо, если что серьезное – я сам пойду к гномам. Я в ответе за Мариану.
– Всё будет в порядке, Барти, – усмехнулся столичный рыцарь. – У нас, хвала Господу, мир с Подземельем.
– Надолго ли? – буркнул Базиль. – Слыхал я, что об этом мире люди говорят у вас на рынке.
– Вот что, – рыцарь ожег приезжего неприязненным взглядом, – дело к вечеру, ступайте-ка вы отдыхать. К утру, надеюсь, будут о ваших девушках вести.
– Да что ж мы, – возмутился Базиль, – спокойно спать ляжем, когда с нашими девочками невесть что?!
– Наш город, – оборвал его Гийом. – Нам и разбираться.
– В одном ты не прав, благородный Гийом, – сказал Барти.
Дежурный рыцарь понимающе усмехнулся:
– Город наш, а девушки ваши? Клянусь тебе, Барти, ничего с ними не случится! – Рыцарь снова усмехнулся, и Базилю захотелось врезать по смазливой физиономии – от всей души, с развороту…
– Наша страна, – поправил себастиец. – И в ней, похоже, творится что-то неладное. Что ж, пошли, друг Базиль, не будем мешать благородному сэру Гийому в его работе.
– Легко ты сдался, – проворчал Базиль, когда они достаточно отошли от поста сэра Гийома.
– Нам тоже найдется, чем занять ночь, – мрачно уверил Барти. – О, вон и Мик поспел. Вовремя.
В комнате рыцарь выложил на стол сверток с амулетами. Развернул, расправил полотняный лоскут. Базиль смотрел, как рыцарь разбирает амулеты по кучкам, угадывал знакомые. Для боя, для дороги, для охраны… Эх, видно, что на все случаи собраны, да кто ж мог думать, что случай придет – такой?!
– Мик, надень. – Рыцарь кинул очередной амулет притулившемуся на кровати пацану.
– Это что? – Мальчишка повертел перед глазами черно-серебряный витой шнурок с деревянной бусиной посередине. – Цацка прям девчачья.
– Оберег, – коротко ответил Барти. – Под рубаху спрячь и не снимай.
Базиль поймал взгляд рыцаря, прикрикнул на племяша:
– Делай, что говорено! Сэр Барти дурного не скажет.
Наконец в центре лоскута остался лежать один-единственный амулет. Ограненный простым восьмигранником горный хрусталь, с ноготь размером, в тонкой стальной оправе.
– Гномский? – поднял брови Базиль.
Рыцарь кивнул:
– На поиск. Не знаю, правда, сработает ли. Новинка, с последней ярмарки. Так… Теперь нам нужна какая-нибудь их вещь. Чем старей, тем лучше. Лучше бы – металл или камень, но это вряд ли… что ж, будем пробовать с тем, что есть.
– Схожу гляну. – Базиль тяжело, хрустнув поясницей, поднялся. Подумал невпопад: годы, прах их забери. А случись что с ним, куда ребятишкам податься?
Мотнул головой, прогоняя дурные мысли.
Комната девушек казалась давно обжитой. Полотенце небрежно брошено у рукомойника. Дорожная одежда, выстиранная, развешана по спинкам кроватей. На столе – глиняное блюдо с остатками хлеба, сыра и сладких ранних яблок, рядом сиротливо лежит кинжал Кэтрин. На спинке стула висит шпага Марианы.
Ее-то Базиль и взял, припомнив Бартово "чем старее, тем лучше".
Рыцарь, увидев, онемел. Сглотнул. Выдохнул:
– Они еще и без оружия?!
– По-девичьи, – кивнул Базиль. – В юбках, понимаешь…
– Эх, Мариана… – Барти принял у Базиля шпагу, запер дверь на задвижку. – Искательница подвигов… Так, садитесь на кровать и не мешайте. Дело мне незнакомое, как еще пойдет…
Он успел уже переложить амулеты на подоконник. Фамильный клинок с чуть слышным шорохом покинул ножны, стукнул о толстую ясеневую столешницу. Осторожно, затаив дыхание, рыцарь пристроил гномий амулет на середину лезвия.
Луч заходящего солнца пробежал по клинку, вспыхнул в капле хрусталя, рассыпал вокруг разноцветные искры.
– Мариана, – прошептал Барти.
Несколько мгновений ничего не происходило. Только рыцарь склонялся все ниже над камнем, будто пытался разглядеть что-то. Мик посунулся было поближе, Базиль дернул за ворот обратно, прошептал одними губами:
– Не мешай!
И вдруг вокруг камня сгустилась тьма. На один короткий миг: короче вздоха, короче биения сердца. Пожалуй, Базиль решил бы – померещилось; но тут неведомая сила ударила в грудь, впечатала спину в деревянную обшивку стены. Померкло в глазах, а когда бывший себастийский десятник проморгался и смог подняться, увидел: сэр Барти лежит навзничь на полу, из носа бегут две кровяные струйки, глаза безжизненно закатились, а сам – белее света полуденного.
За спиной слабо застонал Мик. Базиль проковылял к двери, трясущимися руками отодвинул засов. Гаркнул в пустоту коридора:
– Лекарь тут есть?
Подумал: нет, так не годится, кто его здесь услышит? Надо спуститься, самому поискать. Сделал несколько неверных, заплетающихся шагов – и свалился на руки паренька из обслуги.
Лекарь нашелся, когда и Базиль, и Мик худо-бедно пришли в себя. Вид он имел упитанный и благодушный; похоже, служба в столичном рыцарском отряде не слишком выматывает, зло думал бывший десятник, глядя, как озабоченный целитель нащупывает биение жилки на шее рыцаря, растирает виски вонючей настойкой, лепит примочку к окровавленному затылку.
– Чем вы тут занимались? – недовольно спросил сэр Гийом; дежурный рыцарь поднялся вместе с лекарем, дабы лично сообщить, что запрос в Подземелье ушел и принят. – Боевые чары отрабатывали?
Базиль показал на стол – и тут только заметил, что от гномьего амулета осталась лишь пустая оправа.
ОТЕЦ И СЫН
1. Валерий, наследный принц Двенадцати Земель
– Как он? – сиплым полушепотом спросил Егорий.
– В таком состоянии его высочеству не следовало принимать участие в церемонии, – поджал губы Вахрамей. Королевский лекарь осунулся, щеки впали: все-таки чары исцеления отнимают у магознатца немало сил, а старик вторые сутки почти не отходил от раненого принца. – Вы должны понимать, ваше величество, что сочетание крайнего утомления с сильным возбуждением может свалить с ног и здорового. Я вынужден был дать его высочеству сонного зелья, хотя естественный сон был бы ему сейчас куда полезнее. Но вы же сами видели…
Король нахмурился: на такой витиевато-мудреный слог Вахрамей переходил лишь в состоянии крайней озабоченности или злости. Впрочем, успокоил себя король, Лера вполне мог довести старого лекаря до белого каления: хватило бы и одного предложения проводить Луи и отметить с ним обручение за стаканчиком, а ведь после наследничек исхитрился вместо собственной спальни отправиться на королевский совет! Неудивительно, что опять не дошел до кровати, рухнул без чувств посреди коридора, а Вахрамею – вытаскивать.
Кстати о наследничках, спохватился король, а что ж это невеста новоиспеченная с братом не сидит?
– Рада здесь?
– Да, ваше величество, не беспокойтесь. Я взял на себя смелость отправить ее высочество спать, как выражаются в вашей гвардии, в приказном порядке.
– Хорошо, – кивнул король, – правильно.
Магознатец взглянул на короля с плохо скрытым сочувствием. Впрочем, Егорий этого не заметил: он смотрел на сына. В тусклом свете лампы лицо двадцатилетнего принца казалось почти детским. Все они хороши, когда спят, подумал вдруг король. А уж Лерка… уж этот-то лет с восьми, пожалуй, только во сне и способен угомониться.
– Спасибо, Вахрамей, – вновь заговорил король. – Ты хорошо решил. Сейчас, как я понимаю, ничего делать не надо? Только ждать, пока проснется?
– Ваше величество понимает совершенно правильно, – проворчал Вахрамей. – Однако же, когда принц проснется, необходимо будет любыми способами удержать его в постели. И вам ли не знать, ваше величество, насколько это сложная задача. Самым простым было бы дать его высочеству успокаивающего зелья, однако зелий в эти дни он и без того выпил предостаточно.
– Понимаю, – кивнул король. – Вот что, Вахрамей, ступай-ка ты тоже поспи. Я посижу с Лерой.
– Это неразумно, ваше величество, – нахмурился магознатец. – Посмотрите на себя! Кому сейчас нужен отдых, так это вам.
– Может быть, – не стал спорить король, – но куда важнее то, что мне нужно крепко подумать, а днем не до того. Я не хочу проспать трон, Вахрамей. И уж тем более – не хочу проспать жизни моих детей.
– А свою? – неожиданно зло возразил бессменный королевский лекарь. – Учтите, ваше величество, ежели вы не станете себя беречь, жизни вам осталось…
– Сколько? – сощурился король. – Сколько, ну?!
– Не знаю, – Вахрамей небрежно отвел руку короля, норовящую ухватить за ворот. – До первой хорошей встряски. Или до второй.
Вахрамей и Егорий несколько мгновений мерялись сердитыми взглядами. На сей раз победил король. Лекарь покопался в сумке и достал, к удивлению Егория, неровный кусок колотого сахара. Неужели осталась привычка с тех времен, когда капризницу-Раду уламывал проглотить горькое зелье, соблазняя заморским лакомством? Вслед за сахаром появился хрустальный флакон, и магознатец осторожно плеснул из узкого горлышка на белый скол. Остро пахнущая жидкость на глазах пропитала кусок, и лекарь сунул его под нос королю:
– Ешьте, ваше величество.
Егорий, пожав плечами, взял из руки лекаря снадобье. Невольно скривился: вместо ожидаемой сладости на языке оказалась едкая горечь.
– Ешьте, ешьте, – буркнул Вахрамей. – Еще завтра дам, и потом… поглядим. Только не думайте, что это отменяет необходимость отдыха.
– Рядом с Лерой я отдохну лучше, чем у себя, – тихо признался король.
– Я так и понял, – проворчал магознатец.
Махнул рукой, указал на стаканчик, стоявший в миске среди наколотого крупными кусками льда.
– Дадите ему выпить, как проснется.
– Хорошо.
– И упаси его Господь вставать!
– Помню.
Вахрамей посмотрел на принца, перевел взгляд на короля. Словно вопросил: "Да полно, справитесь ли?"
– Начнет ерепениться, свяжем, – мрачно пообещал король.
– Тоже выход, – серьезно ответил Вахрамей. – Что ж, ваше величество, раз так, я, пожалуй, и впрямь отдохну. Помяните мое слово, завтра Валерий задаст нам жару.
– Справимся, – хмыкнул король. – Не таких буянов укрощали.
Скрипнула, закрываясь за Вахрамеем, дверь. Король задвинул щеколду, прошелся по комнате. Заглянул в спальню к дочери. Рада спала, по-детски свернувшись в клубочек, натянув край одеяла на голову. Егорий сглотнул вставший в горле ком. Девочка моя, неужели ты уже невеста? Будущая королева Таргалы… что ж, сам себе я могу признаться: ты решила правильно. Лу тебя убережет.
Егорий придвинул кресло к постели сына. Валерий дышал тихо и ровно, лечение явно пошло ему впрок. Но Егорий слишком хорошо знал Вахрамея, чтобы пропустить мимо ушей предостережение старого лекаря-магознатца. Знал он и сына: что Лерка, едва проснувшись, будет порываться встать, так же верно, как рассвет поутру.
Король сжал кулаки. Лерка, Лерка… в твоем возрасте я тоже плевал и на опасности, и на добрые советы, но мне везло. Да и спокойнее тогда было. Отец держал страну крепко, не зря его прозвали Ежовая Рукавица. Править после него было легко. Что же я упустил, где дал слабину? Долгие годы все шло своим чередом: сомнительной верности княжества под незаметным, но надежным присмотром, Орда почти не балует, торговля процветает… когда же следовало встревожиться?
Отказ княжича Гориславского служить в королевской роте? Что ж, скандал тогда вышел изрядный. Нахальный мальчишка едва не насмерть разругался с отцом и братьями, но выбрал сам, и выбрал – где труднее. Еще станет капитаном короля Валерия. Кстати, надо узнать, как ему служится… Егорий завязал мысленный узелок: не забыть бы за суетой.
Женитьба князя Витегорского? Восемь лет Артемий во вдовцах ходил, все Милолику свою забыть не мог, и вдруг – заезжая девчонка, дочь безвестного сотника, бежавшего от гнева ханджарского императора. Далеко сотник забрался, нечего сказать; но что опала его да бегство – не игра, выяснили доподлинно. Ищейки из Когорты Незаметных прошли по следу беглеца аж до Летнего Стана – где и напоролись на королевскую гвардию. На несчастье императора: его ищейки в плен не сдаются, однако у заклинателей Двенадцати Земель свои секреты на такие случаи. А новая княгиня… что ж, чернокосая девчонка мужа обожает, весела, добра к людям, и коль излечит Артемия от тоски, так дай Господь ей счастья.
Застонал во сне Валерий. Король положил ладонь сыну на горячий лоб, шепнул:
– Спи, Лера, спи, сынок. Я с тобой.
Дыхание принца выровнялось. Король откинулся на спинку кресла, вновь принялся перебирать в памяти события последнего года. Самое тревожное, конечно – посольство Гордия в Таргалу. На первый взгляд – глупость несусветная: все знают, как дружен Лу с материной родней. Но великого князя Ижеславского глупцом не назовешь. Кем угодно, но не глупцом. И в людях он разбирается, а уж интриги плести – равных князю, пожалуй, и нет ныне. Разве что ханджарский император… проклятье, этот еще к чему вспомнился?! А ясно, к чему… император – головная боль будущего зятя. Тоже не мед с патокой, да…
Зачем Гордия к Лу понесло, и на что он там рассчитывал, тоже ясно. Никакие родственные узы не мешают королю Луи, когда он видит выгоду для Таргалы, и на этом вполне можно играть. Вот только просчитался Гордий, попытавшись взять Лу обманом. В результате он лишь подтолкнул короля Таргалы к более тесному союзу с соседом и родичем. И, видит Господь, за этот союз Егорию совсем не жаль было отдать Луи право беспошлинно пользоваться портами Северного пути. В конце концов, оно и своим купцам на пользу: товары из империи идут к ним теперь, минуя долгие и опасные караванные тропы через Великую Степь.