По преданию, когда бессчетные века тому назад племя гулей пришло откуда-то с Полуночи в земли на правобережье Хорота, именно на этом камне увенчали княжеской короной первого повелителя Рабиров. Огромная гранитная глыба застывшей морской волной вздымалась из плотно утоптанной земли, достигая в поперечнике десяти шагов. Красный гранит в неровном свете факелов казался темным и блестящим, как свежая кровь. Девять грубо вырезанных ступеней вели к плоской вершине, повисшей на высоте пяти локтей над площадью. Когда Блейри да Греттайро преодолел последнюю ступеньку, то увидел под собой море лиц, сотни пар глаз, обращенных на него с настороженным вниманием. Почетный караул замер у подножия. Хеллид, в роли герольда взошедший на вершину валуна вслед за вожаком дуэргар, неожиданно мощным и низким голосом провозгласил:
– Дорогу Хранителю Венца!
Стихли последние редкие шепотки, нарушавшие напряженную тишину летней ночи. В дальнем конце площади возникло какое-то движение, и толпа послушно раздалась в стороны, открывая проход небольшой группе в сопровождении шести оружных воинов. Заранее зная о деталях предстоящей церемонии, Блейри все равно невольно вздрогнул, завидев лицо того, кто нес ему корону на квадратной бархатной подушечке. Бывший управляющий из свиты Драго переменился разительно.
Седмицу с небольшим тому кортеж Коннахара Канаха встречал на границе Забытых Лесов статный, полный сил мужчина, преклонный возраст коего выдавали лишь редкие нити седины в густой смоляной шевелюре. Теперь же собравшиеся на площади гули почтительно расступались перед изможденным, совершенно седым стариком. Шитая золотом черная скаба из тончайшей шерсти обвисла на нем просторными складками. Лайвел шел медленно, с трудом переставляя ноги. На какой-то миг Блейри испугался – не упал бы на полпути – однако за плечом Лайвела тенью маячила Раона, не отставая ни на шаг, спрятав руки в широких рукавах парадного одеяния. Полные яркие губы рабирийки на сей раз были сжаты в тонкую линию, красивое лицо казалось бледным и напряженным. Видимо, подчинение разума и тела Хранителя Венца отнимало у нее немало сил.
Раону и ее пленника доставили в Малийли минувшей ночью, поселив их в большом и светлом доме тамошнего старосты. По настоянию рабирийки это проделали втайне от всех, а в охрану на время краткого путешествия она набрала полдюжины дуэргар, участвовавших с ней в налете на ставку князя Забытых Лесов. Молодые фанатики не замечали в поведении Раоны никаких странностей, более того, готовы были перевернуть небо и землю за одну лишь улыбку красавицы-ведьмы – а она раздаривала их весьма щедро, временами позволяя то одному, то другому из своих телохранителей более приятные вольности.
Нельзя сказать, чтобы подобное самоуправство не огорчало и не настораживало Блейри. Однако постель вожака дуэргар пустой не осталась – две близняшки из Найолы согревали ее с немалым пылом, верный Хеллид оставался по-прежнему верен, и вооруженные рабирийцы стекались в Малийли именно под его, Блейри да Греттайро, зеленый стяг с двумя перекрещенными клинками. Да и сама Раона, все чаще именуемая Стрегией из Льерри, узнав о далеко идущих планах Блейри, отбросила свое ехидство и обращалась с новоявленным князем со всей возможной почтительностью. Пусть ее развлекается, решил в конце концов Блейри. Ведьма или не ведьма, пока что Раона полезна. Если же вдруг давняя соратница сделается чересчур самонадеянной… что ж, исполнительный Хеллид с удовольствием выполнит еще одно распоряжение своего патрона.
Эскорт подошел к подножию каменной глыбы, и Лайвел, неотступно сопровождаемый колдуньей, стал подниматься наверх. Подъем давался ему тяжело – Блейри слышал хриплое дыхание, вырывавшееся из груди Хранителя Венца. Вблизи бывший управляющий Драго выглядел еще жутче. Кожа на его лице и руках высохла и пожелтела, подобно старому пергаменту, туго обтянув скулы и суставы пальцев. Даже темные глаза словно бы выцвели, утратив живой блеск, правый зрачок слегка косил. Как требовал ритуал, Блейри преклонил колено пред сиянием Венца – но Хранитель, вместо того, чтобы задавать претенденту положенные вопросы, оставался недвижим и безмолвен. Он возвышался над коленопреклоненным да Греттайро подобно ожившей мумии, отсутствующе глядя поверх головы Блейри и слегка покачиваясь.
Пауза затянулась.
Хеллид кашлянул. В толпе начали неуверенно переглядываться.
Руки Раоны, упрятанные в рукава, крепче стиснули что-то невидимое, и Лайвел внезапно, будто свечу зажгли, пришел в себя. В блеклых глазах появилась некоторая осмысленность.
– Дурная луна нынче взошла над нашими лесами, – голос бывшего управляющего звучал тенью его прежней речи, иногда падая до громкого шепота. Площадь заворожено молчала, внимая каждому слову, только потрескивали факелы в руках у воинов эскорта. – По собственной доверчивости или злой прихоти судьбы мы в единое мгновение утратили все, чем владели – земли, чары, власть и мудрость. Нам не у кого испросить совета, не на кого надеяться, некому верить. Никогда еще мир не был так жесток к нашему племени – ни в годы после Бегства, ни во времена сражений с канувшей в небытие Кхарией…
Боковым зрением да Греттайро приметил, что побелевшие губы Раоны едва заметно шевелятся, словно бы повторяя сказанное Лайвелом. Или, напротив, предвосхищая его слова. Может быть, речь старика вообще была всего лишь произнесенными им вслух мыслями девицы Авинсаль?
– Что остается делать, когда попраны все традиции, когда смерть коснулась всякого дома и всякой семьи, когда гибнет сама вера в наступление завтрашнего дня? – Лайвел помолчал, словно ожидая ответа на вопрос от собравшихся, и продолжил сам: – Сохранять и беречь то немногое, что нам осталось. Вспомнить самые древние из наших обычаев, созданных в годы испытаний и потерь. Драго оставил нас, не назвав себе преемника. Его сын продался захватчикам, он трусливо прячется вместе с ними за стенами Токлау. В иные времена Хранители обратились бы к истоку наших знаний, к Вместилищу Мудрости, попросив его назвать достойного принять Венец. Однако и такой способ отныне недоступен для нас – Вместилище, Анум Недиль, похищен и скрыт среди людей.
По собранию пробежал легчайший шепоток. Более осведомленные (точнее, заранее натасканные Хеллидом и его подчиненными) делились с несведущими горьким слухом: вестью о том, что пуантенцы с помощью отпрыска покойного Князя завладели Анум Недилем и наверняка успели вывезти его из Рабиров.
– Потому говорю вам, дети Забытых Лесов, – Лайвел неожиданно возвысил голос, заставив стоящих рядом непроизвольно вздрогнуть, – мы должны сами избрать себе нового Князя, способного объединить Рабиры для борьбы с коварными иноземцами. Мы делаем выбор сегодня и сейчас! Перед твоим народом и пред ликом духов-покровителей, по принадлежащему мне праву Хранителя и наследника Хранителей я обращаюсь к тебе, Блейри из рода Греттайро, спрашивая – помнишь ли ты имена и лица тех, кто дал тебе жизнь, кто был до тебя, и кто давно удалился от нас?
Список ритуальных вопросов и ответов составляла Раона, по капле вытягивая его из памяти Лайвела. По настоятельному требованию девицы Авинсаль Блейри вытвердил недлинный реестр от первого до последнего слова. Подлинный смысл большинства речений остался ему неясен. Иные формулировки вселяли подспудное беспокойство, но Раона отмахнулась, заявив, что зрителям куда важнее внешний блеск церемонии, нежели значение произносимых фраз. Похоже, стрегия не ошибалась, и Блейри, послушно повторяя за Лайвелом клятвы именем древа, воды и ветра, едва сдержал неуместный смешок.
До чего же легко, оказывается, управлять этой растерянной оравой – всего только проявить немного настойчивости и выдумки. Долго еще будет продолжаться торжественная тягомотина? Ага, почти закончили – осталось только подтвердить свое намерение отныне и навсегда всеми силами способствовать процветанию и укреплению Княжества, Лайвел призовет в свидетели души былых правителей, и замысел, казавшийся изначально обреченным на поражение, исполнится.
Однако, чем ближе к концу коронационной речи, тем больший смутный страх, неясная тревога охватывали самозваного князя. Брось, убеждал себя Блейри, ерунда, всего лишь ритуал, старая легенда, не более! Но ведь тройная клятва священна, ей внемлют сами лесные духи-покровители… и что там такое бормочет Лайвел негромким размеренным речитативом, так похожим на заклинание – на месте ли Раона, правильно ли проходит ритуал? Чтобы успокоиться, он начал вспоминать, как за минувшие несколько дней в ожидании церемонии много раз примерял на себя Венец. Блеск золота и синяя сапфировая звезда великолепно смотрелись в его густых, волнистых, черных как смоль волосах, а металлический холодок на лбу и ровная тяжесть короны стали за это время привычными и вселяли спокойствие…
…однако спустя несколько невыносимо долгих мгновений, когда иссохшие и напоминающие когтистые лапы мертвой птицы руки Лайвела наконец-то возложили корону Рабиров на почтительно склоненную голову нового Владыки, тонкий драгоценный обруч вдруг показался Блейри слишком давящим для столь изящной вещицы.
Беззвучная молния полыхнула в ночном небе, холодный ветер рванулся в темной листве – и прежний Блейри да Греттайро перестал существовать. Его мелкие суеверия, сомнения и страхи, мечты о безграничной власти и великой силе, помыслы о мести и планы создания новой династии разом исчезли. Вместо них пришла звенящая пустота в груди и в мыслях – и холодное знание, беспощадная сила, подобные отточенному мечу, что создан для убийства.
"…Ты не понимаешь! То, что вы задумали – безумие! Послушай: Венец очищает, Вместилище заполняет заново; Венец дает силу, Анум Недиль дает мудрость. Они немыслимы порознь! Если самозванец попытается прибегнуть к магии Анум Недиля, его ждет смерть. Если совершить то, чего вы добиваетесь, провести ритуал с одним лишь Лесным Венцом – он сам станет смертью! В твоих силах заставить меня, проклятая стрегия, – но, во имя всего святого, откажись, опомнись, пока еще не поздно!" – умолял из последних сил Лайвел, прикрученный к топчану в узком тупике Двергских Штолен, чувствуя, как с каждым мгновением истаивает его воля под напором чужой отвратительной магии. Но, кроме Раоны, никто не слышал его слов. А Стрегия из Льерри сочла, что старик бредит.
– Поднимись с колен, потомок славного рода да Греттайро! – голос Хранителя налился прежней звонкой повелительной силой, и по напряженно внимающей толпе пробежал одобрительный ропот – хотя позже некоторые уверяли, что расслышали в этом голосе плохо скрытую насмешку. – Клятвы принесены, Слово сказано, и услышали те, кому дано было услышать! Ныне возложил я Венец на твое чело, и с ним судьбу Забытых Лесов вложил в десницу твою – да будут лесные божества милостивы к тебе! Будь же нам светом во тьме, и судией в споре, будь щитом в нежданной напасти и карающим мечом для преступивших Законы Лесных Хранителей! Поднимись с колен, новый князь Забытых Лесов, и приветствуй свой народ!
Церемония завершилась. Темное, доселе почти безмолвное море голов на соборной площади Малийли разразилось приветственными кличами. Кое-где над толпой взметнулись руки, сжимающие оружие.
Раона стояла в густой тени у подножия Камня Первого Владыки, озадаченно хмурясь, словно уловив в происходящем некую ошибку. Поразмыслить толком девице Авинсаль не удалось. Время уходило, о чем осторожно напомнил один из эскорта верных поклонников и исполнителей поручений Раоны. Предстояло обрушить на головы собравшихся еще парочку тщательно подготовленных чудес и откровений, и она просто не имела права стоять, бесцельно вертя в руках так славно послужившую тряпичную куклу.
И кто бы мог подумать, что сие незамысловатое чародейство, с помощью коего деревенские ведьмы безуспешно стараются навести порчу, окажется столь действенным? Никогда раньше, даже во время недоброй памяти обучения в "Сломанном мече", ей не удавалось добиться ничего подобного. Может, исчезновение Проклятия разбудило в ней, Раоне Авинсаль, какие-то новые способности?
***
– Уведите старика, – негромко приказал Хеллиду черноволосый красавец-князь, поднимаясь на ноги.
– Блейри, а что с ним делать… – заикнулся Хеллид. Лесной Князь чуть повернул голову, бросив на него один-единственный взгляд – от этого взгляда гуля пробрал мгновенный озноб. Звездчатый сапфир короны сверкнул острым синим бликом, и таким же ледяным жутковатым отблеском сверкнули глаза нового Владыки.
Это не Блейри, подумал Хеллид, поспешно попятившись прочь.
Это… нечто иное. Большее. Опасное. Надо потом узнать у Раоны – ритуал коронации всегда оборачивается такими последствиями? Или дня через два-три жутковатое впечатление сгинет, а Блейри станет таким же, как был? Жаль, не осталось никого, кто помнил бы прежнюю церемонию, когда Венец перешел к Драго… Неужели старый Князь тоже какое-то время напоминал сошедшего на землю демона во плоти?
Сыгравшего свою роль и ненужного более Хранителя Венца увели. Украдкой растворилась в темноте Стрегия из Льерри, прихватив своих подручных. Хеллид отправился вслед за ними – удостовериться, что задуманное действо пройдет как по маслу. Блейри справится и без их помощи. Ему надлежит обратиться к жителям Забытых Лесов со своим первым словом, а уж речи да Греттайро произносить мастер.
"Как бы мы не поторопились, – осторожная, боязливая мысль настигла Хеллида на самой окраине площади, где жадно внимающая толпа была не такой густой. – Рабиры объединились бы против захватчиков и без этой сверкающей побрякушки. Но попробуй, переупрямь Блейри и Раону… Заладили на два голоса: коронация да коронация! Чует мое сердце, хлебнем мы горя с этим Венцом…"
Блейри да Греттайро еще несколько мгновений помолчал, обводя взглядом лица своих почтительно примолкших подданных и едва заметно покачиваясь с пятки на носок. Его крупная, гибкая фигура, подсвеченная красноватым факельным заревом, возвышалась на вершине Камня Первого Владыки подобно гранитной статуе. Сапфир в короне сиял собственным пронзительным светом, лицо Князя, более бледное, чем обычно, казалось незыблемо спокойным, и любой, на кого падал взгляд непроницаемо черных глаз, вздрагивал и склонялся перед их неожиданной, неодолимой властью. Лайвел не солгал, Венец Рабиров действительно давал своему владельцу силу – силу подчинять умы и сердца, и в Ночь Цветущего Папоротника на соборной площади Малийли явилось воплощение этой силы.
Лесной Князь наконец заговорил в совершенной тишине, воцарившейся над площадью. Даже голос его стал иным – более низким, чем некогда был у Блейри да Греттайро, завораживающим, исполненным мощи и непоколебимой уверенности. С легкостью достигая самых дальних слушателей, этот голос проникал в каждое сердце, убеждал, приказывал, повелевал и вел за собой. Блейри говорил о простых и понятных вещах, но каждое его слово казалось единственно верным, отчеканенным в бронзе, огненной печатью врезавшимся в самую душу любого из стоявших на площади городка. Немногие обратили внимание на некую странность – на следующий день никто не мог в точности вспомнить или пересказать речь Князя. Запоминались не слова, но вызванные голосом да Греттайро ощущения могущества и собственной правоты. Впечатлительные девицы украдкой всхлипывали – женщин Рабиров всегда отличала излишняя восторженность.
– …Чем встречают убийцу и вора? Сталью. Чем смывают оскорбление? Кровью. Наш край заполонили воры и убийцы. Наши великие предки взирают со скорбью на опоганенную землю Рабиров. Кто же осмелился ударить ножом в ответ на протянутую руку? Кто презрел извечные законы гостеприимства? Люди! Люди из Пуантена, солдаты гайардского герцога, и люди из Тарантии, прибывшие сюда под видом посольства. Они вероломно убили нашего Князя, Драго да Кадену, воспользовавшись его высоким доверием. Они врываются в наши дома, явившись незваными. Они хозяйничают в Забытых Лесах, потрошат наши сундуки, насилуют наших женщин! Кто обвинит меня во лжи? Есть ли хоть одно селение, где за последнюю седмицу не видели убийц в цветах Пуантена?
Слитный рев сотен глоток служил ему согласием. Действительно, егерские разъезды с гербом Орволана или Гайарда в последние дни видели во многих рабирийских деревнях. Другое дело, что грабежи и убийства по большей части существовали исключительно в воображении Блейри… но у страха, как известно, глаза велики. Никто не оспорил сказанного, и снова в толпу полетели короткие, хлесткие фразы, увесистые, как золотые монеты, и ядовитые, как укус кобры:
– В иные времена у нас нашлась бы управа на любого захватчика. Но не теперь. Драго умер. Незримой Границы более не существует. Анум Недиль, Вместилище Мудрости, похищен. Но и этого людишкам показалось мало! Самое естество наше подверглось изменению, ибо, чтобы вернее лишить нас силы, они прибегли к гнусной волшбе! Остался ли хоть один дом, где не поселилась смерть? Есть ли хоть одна семья, не возжигавшая ныне погребального костра?! Дым этих костров делает воздух горьким, но эта горечь должна пробудить ненависть в наших сердцах – только так мы одолеем врага! Ответим ударом на удар! Сплотимся в едином порыве!
– Да! Верно! – кричали вокруг. – Смерть захватчикам!
– Это будет нелегко. Враг силен, коварен, его ведет алчность. Многие погибнут с оружием в руках – народ Рабиров, я спрашиваю: готовы ли вы умирать за землю предков?
– Да!!!
– Есть ли здесь усомнившиеся? Убоявшиеся смерти? Взгляните в глаза своему страху, и если страх победит, убирайтесь прочь – сегодня, завтра, всегда! Никто не задержит труса. Тех же, чья рука тверда и разум ясен, чье сердце полно любви к отечеству и праведной ярости, я поведу к победе! На остриях наших клинков и наконечниках стрел сегодня – судьба нашего народа!
Чем дальше звучала гладко льющаяся речь Князя Лесов, тем громче и согласованней ревела площадь, напоминая просыпающегося многоголового зверя с тремя яростно полыхающими глазами-кострами и вздыбленной шерстью факельных огней. Отдельные личности пропадали, растворяясь в темной волнующейся массе, уверовавшей после слов Блейри в возможность сравнять с землей любую крепость, вырезать разгуливающих по Холмам враждебных чужаков или бросить вызов соседним людским королевствам.
Никогда раньше Хеллиду не приходилось видеть ничего подобного. Творившееся в Малийли почему-то напомнило ему вызванную нападением дуэргар панику на ночном празднестве в столице Аргоса. Тогда люди точно также неслись, сломя голову, не понимая, куда бегут и зачем, подвластные лишь бессмысленному страху преследуемых животных. На мгновение общий порыв разрушать, убивать и уничтожать захватил и его, пробудив давние, болезненные воспоминания, темные, как запекшаяся кровь. Он невольно сделал шаг в сторону высившейся на темно-красном валуне фигуры, но спохватился, вспомнив о возложенном на него поручении.
Маленькая группка стражей, надзиравших за вывезенной из Токлау добычей, и девица Авинсаль со своими преданными поклонниками дожидались своего выхода подле одного из домов поселка, расположенного в дальнем, затемненном конце площади. Раона выглядела нездорово оживленной, как перед близким приступом Алой Жажды, когда стремление утолить голод становилось просто невыносимым, начинала о чем-то толковать и тут же обрывала фразу на полуслове.