Поезд все также несся вперед, только теперь у него появились попутчики. Со стороны холмов, подпрыгивая на кочках, параллельно летящему составу перли несколько машин. Старые, с грубо наваренной броней, огрызающиеся очередями из пулеметов. Сколько степняков шло верхом, Енот даже не стал считать. Один черт – много, на всех хватит.
- От сволота… - Бирюк заковыристо выматерился, выглянув в щель. – Думал, что проскочим. Но ничего, лишь бы пути целыми оказались… Эй, кондуктор!
Тот выглянул из своего купе, держа трубку телефона.
- Что?
- Сколько до станции?
- Полчаса, не меньше. Да и станция там так, слабенькая. Лишь бы пути целыми оказались!
- Ага, спасибо, родной. И чтобы мы без него думали…
Бирюк вставил в свою "страх-машинку" диск, взвел затвор.
- Рюкзаки на себя, мальчуганы, мало ли чего. Повеселимся?
- Зачем рюкзаки? – Змея бросило на стенку при очередном повороте. По ее наружной стороне весело простучали пули. – Твою мать!
- За надом. – Бирюк прицелился и дал короткую очередь. – Всякое бывает. Почему скорость стала меньше?
Енот прислушался к ощущениям. Скорость действительно снижалась. Стук колесных дисков стал реже, вагон уже не так качало на поворотах. Издали донесся пронзительный свист. Кондуктор снова высунулся в коридор. Задорного блеска в глазах поубавилось.
- Пути разобрали… - левая щека чуть дернулась, вместе с ней шевельнулся вялый грустный ус. – Хана нам теперь.
- Клево… - Бирюк оскалился в ухмылке. – Пошли, пареньки, нам в конец вагона. Остановка аварийная, не забываем вещи.
- Блядь! – Семерка остановилась рядом с дверью, куда впихнула девчонку. – А с ней что делать?
- Есть предложения? – Бирюк прицелился в замок задней двери вагона, выстрелил. – Я ее с собой не возьму, не до того нам.
- Но… - женщина опустила карабин. – Черт, черт! Бирюк!
- Что Бирюк? – бородач прицелился через ближайшую амбразуру, выстрелил. – Там несколько банд, сотня с лишним выродков. А нам надо в Степь, у нас задание. Что-то не так?
- Все так. – Семерка посмотрела на девочку, забившуюся в угол купе. – Пошли.
Енот понял задумку Бирюка. Действительно, вагон с конями следующий, и им стоит поторопиться, чтобы добраться до него. В милосердие и здравый смысл степных мутантов чистильщик не верил. Осталось только освободить киберов… и удрать, если получится.
Скорость поезда снизилась еще больше, машины сбоку уже не гнали, а всадники смогли обогнать тормозящий состав. Теперь разглядеть их можно было лучше. Хотя, что смотреть на степняков? Они все одинаковые… вернее, наоборот. Ни одного похожего друг на друга, но с чем-то общим. Грязные, одетые в пестрое и разномастное рванье, вооруженные чем Бог на душу положит, от грубого копья из косы до бюксфлинта штучной работы с накладками из резной кости и чистого серебра. Лысые, заросшие волосами от ушей и до пяток, горбатые, карлики и великаны.
- От твари! – Бирюку пришлось вернуться назад. – Ну-ка, ребятишки, прикройте меня как следует!
Ребятишки прикрыли как могли, не обращая никакого внимания на крики кондуктора и пассажиров вагона. Енот стрелял экономичными короткими очередями, не давая группке степняков, верхом пытающихся догнать поезд, сблизиться с ними. Змей стрелял из новенькой "снайперки", матерясь и пытаясь не мазать. Семерка старательно целилась в амбразуру с другой стороны, где степняков оказалось не меньше. Но затея удалась, Бирюк выбил дверь в грузовой вагон и скрылся в нем.
- Енот! – Семерка оказалась рядом с ним. – Прикрываем Змея, и уходим сами. Ждать нечего, поезд почти остановился. Никто на помощь не придет.
- Хорошо, – он выстрелил несколько раз подряд, снимая ближайших степняков. – Иди за ним, я пока останусь здесь. В грузовой вагон они вряд ли сразу сунутся. Пассажиры дороже.
Женщина кивнула, быстро толкнула Змея в сторону выхода и прыгнула следом. Енот задержался, бросив взгляд в сторону сплюнувшего кондуктора и не слушая крики остающихся людей. И ушел сам, стараясь не оглядываться.
Бирюк уже почти подготовил киберов к скачке. Что хорошо в механических лошадях, так это отсутствие страха перед стрельбой и шумом. Стоят себе, спокойно ждут своего часа, никуда не удирают. Змей стрелял в дальнем конце, уже успокоившись и тщательно прицеливаясь. Семерка навьючила один из своих саквояжей и винтовку в чехле, подскочила к воротцам, через которые заводили коней внутрь.
- Самое главное… - крикнул Бирюк. – Чтобы нас не сняли сразу, когда удирать начнем. Выходить будем парами, с разницей в пять секунд. Всем все ясно?
Ответа он и не ждал, торопливо приматывая повод пятого кибера к собственному седлу. В это время из брошенного вагона до них донесся крик. Кричала та самая девчонка.
- Твою мать… - сплюнул Бирюк, заметив вытягивающееся лицо Енота. – Вот этого только мне и не хватало!
Енот, не посмотрев на него, вскочил на площадку, наплевав на стрельбу. Замер, прислушиваясь, стараясь уловить звуки через стрельбу и ор вокруг. Да, он не ошибся, именно детский голос звал на помощь. И еще к нему присоединились кто-то, хохочущий басом, и второй, что-то гнусаво приговаривающий через хорошо слышимый плач. Треск разрываемой ткани, приметного голубенького ситцевого платьица, пришел чуть позже.
- Енот… - Бирюк вздохнул, голос стал спокойным, как у мамы Енота в моменты, когда она отговаривала его от глупостей. – Енот, не надо, ЕНОТ!!!
Девочка закричала еще выше, с плачем, надрывая голос. Бас захохотал, звук удара пришел следом. Невнятный и гугнявый его товарищ что-то прошепелявил, бас угрожающе заухал. Звуки от скрещивающейся стали возникли чуть позже. Гугнявый выкрикнул матерную тираду, завопил дико, надсаживаясь, и пропал, еле слышно забулькав горлом.
А потом девочка закричала еще сильнее, и этот страх Енот ощутил всем телом, от шеи до копчика. Проникающий внутрь, кусающий и рвущий на куски, обжигающий стыдом. Следом пришла ярость, да такая, что Еноту снова стало страшно. Такая же, как два года назад в шахтах, когда на его глазах погибла Медовая.
Что кричал ему Бирюк, Енот не слышал. Ему на это стало просто насрать. И растереть. Он пошел вперед, в три прыжка проскочив длину вагона и оказавшись на площадке только что брошенного. Степняки попались сразу.
Двоих, отличающихся от самого Енота только чересчур рваными и засаленными мундирами внутренней стражи, с пятнами от давно засохшей крови, чистильщик срезал выстрелами в упор. Один вылетел через перила площадки прямо под копыта проносившегося рядом дико визжащего всадника, второй упал назад. В темноту прохода, помогая Еноту.
Следующая очередь пришлась уже сквозь его тело, пронизываемое насквозь очередями калибра 7,62-а, и рвущая следующих степняков. Крики, грохот выстрелов, бьющий в нос запах пороха и крови. Ударом в грудь Енот отбросил уже дохлого степняка внутрь, выстрелил на слышимое звяканье, влетел внутрь.
Очень вовремя пригнулся, пропуская над головой прошелестевшее острие топорика, ударил прикладом, дробя нижнюю челюсть раненого мутанта. Ухватив опустевший автомат за цевье, рванул наружу пистолет. "Беркут" не подвел, громыхнув внутри металлической коробки, разнеся в хлам горло следующему, высоченному худому лысачу, решившему посоревноваться с чистильщиком в скорости стрельбы. Не прокатило, не на того напал. Пока тот булькал и сучил ногами, Енот пошел дальше, уже понимая, что не успел. Он не ошибся, хотя это почти стоило ему жизни.
Единственный выживший в вагоне до времени затаился, дожидаясь врага. Еноту пришлось всадить последние патроны магазина в грудь широченного степняка, покрытого татуировками с ног до головы, одетого в юбку из кожи и меха. Тот уже почти вытащил короткий обрез двустволки какого-то невообразимо лютого калибра. Мутанта отбросило назад, завалив прямо на беднягу кондуктора, смотревшего на бой почти вытекшим глазом уцелевшей половины лица. Второй же у него просто не было, снесенной ударом топора, сделанного не иначе как из куска автомобильной кабины.
Трое невысоких и юрких воина степи скользнули следом за татуированным. На счастье Енота у этих с собой оказалось только холодное оружие. Первого, ударившего длинным копьем с хвостом из конских волос, он уложил ножом. Второго смог ударить ногой, но потом сам получил в живот дубиной и рухнул, сложившись пополам. Вся жизнь перед глазами мелькать не спешила, взгляд уперся только в треснувший линолеум, выглядывающий из-под сбившегося красного ковра. Что еще? Красная липкая лужа, в которой слилась кровь кондуктора, чьего имени Енот так и не узнал. И татуированного степняка. Подошва грубого ботинка мутанта, замахивающегося узловатым суком, усаженным сразу после шишки острыми ржавыми гвоздями. И все.
Сзади раскатисто грохнуло, ботинок ушел в полет в сторону входа. Грохнуло еще раз и в поле зрения появилась перекошенная рожа второго степняка, на которую медленно стекало содержимое его же собственной головы.
- Енот, ты цел? – И вот именно сейчас Еноту стало ясно, что не любить Семерку невозможно. Так же, как ее легкая хрипотца – чуть ли не лучшее, что он слышал в жизни.- Если жив, так не хрен валяться. Вставай уже, торопиться пора.
Чистильщик встал и поторопился. На ходу не повернул голову в сторону снесенной двери, за которой наверняка еще жила та девчонка. На что смотреть, если и так все понятно? Еле живая, забившаяся в угол, плачущая, натягивающая обрывки этого самого платьица… Дело есть дело, и его стоит выполнить. А все остальное? Он в последний раз осмотрелся вокруг, для чего? Этого Енот сказать бы не смог.
Бессмысленная жестокость, глупая и ненужная. Ярость, копящаяся десятилетиями в степи, где выброшенные людьми мутанты, калеки и инвалиды старались выжить, всегда находила свой выход. Через кровь, через смерть и огонь. Ярость и злоба перерастали в ненависть, делали степняков самым страшным кошмаром для любого человека, считающего себя нормальным. Жившие среди бескрайних волн травяного моря, те, кто пах смертью, жиром, немытым телом и дымом, не давали ни единого шанса потомкам тех, кто когда-то предал их, оставил выживать посреди возвращающей свое природы. Этот поезд не стал исключением.
Енот знал, что творится там, впереди. Он не видел, да, но База дала ему многое, что сейчас помогало закрыть глаза и понять. Запахи, звуки… все рисовало знакомую картину.
Визжащие от восторга, покрытые кровью с ног до головы степняки выбивали двери вагонов, где уже практически никто и не оборонялся. Вспарывали кривыми тесаками, выкованными из тележных рессор, животы еще живых людей, стараясь как можно дольше протянуть страшную муку и боль. С мясом выдирали из ушей женщин серьги, рвали цепочки и кольца. Вон, зашлась в крике только вышедшая замуж девчонка, насилуемая воняющим едкой смесью грязи, пота и мочи мохнатым крепышом с третьим слепым глазом. Ведь в это же время его компаньон, сутулый, с торчащими в сторону жесткими волосами карлик отрезал ее палец, с которого никак не слезало обручальное кольцо.
Запершись в самом конце одного из передних вагонов кондуктор, высокий, с сединой на висках и в усах, отстреливался, пока еще отстреливался от нескольких мутантов. Палил из короткого карабина, прижимая приклад к простреленному плечу и не обращая внимания на содранный попаданием лоскут кожи и волос, лезущий в глаза. Пуля из самопала, отлитая из свинца этим утром, чуть не вышибла ему мозги, но на какое-то время повезло. Закончилась последняя пачка патронов. И он перешел на пистолет.
Выстрел, и упал ревущий от боли степняк, покрытый от шеи и выше толстой чешуей, не спасшей от попадания из крупнокалиберного револьвера. Выстрел, и еще один, лохматый, одетый в мешковатое пончо, спиной съехал по стене вагона, покрытой алым суриком из артерий и вен.
А кондуктор захрипел, хватаясь за горло, за затянувшуюся петлю живого хлыста, второй конец которого уходил прямо в руку бледного, с красными глазами, тощего мужика в черной низкой шляпе. Нож, явно трофейный нож подразделений егерей, вошел кондуктору в ямку на затылке, заскрежетал, проходя через кости. И кровь, темная, вздувающаяся пузырями, мешаясь с тягучей слюной, попала прямо на лицо безумно кричащей на одной ноте беременной крестьянки. Ее одну кондуктор вытащил из соседнего вагона и думал дотащить до локомотива. Не вышло. И даже когда ее разложили прямо на выжженной солнцем траве у железнодорожной насыпи, жадно рвя одежду с уже выросших и готовых к кормлению грудей, она не знала, что это не самое страшное. Страшнее были клетки на больших фургонах, уже подогнанные теми степняками, что терпеливо ждали своего времени за холмами.
Бронеплощадка в самом начале поезда, огрызалась выстрелами авиационных пушек, отгоняя от себя дикую карусель всадников, палящих в нее. Бойцы "Первого пароходного" продержались дольше остальных. А у их командира даже успела появиться глупая мысль о спасении, когда кочевники подтащили к ним трех больших ящериц, провисающих на брезентовых ремнях между лошадями. Ящерицы дружно отрыгнули струи рыжего киселя, метко попав в несколько смотровых щелей. Кричать под бронеколпаком люди прекратили только через час, разъедаемые заживо желудочным ферментом странных земноводных, выращиваемых степняками мутантами на своих дальних стойбищах.
Всего этого Енот видеть не мог, хотя и знал. Ветер хлестал по глазам, под ногами несущихся на пределе возможностей киберов разлеталась высоченная трава. Они уходили от горящего поезда, не добравшись на нем до удобной точки начала путешествия. Зато они остались живыми и, возможно, единственные из всех пассажиров сохранили свободу. Енот не оглядывался, не смотрел в сторону густых черных клубов, жирно ложащихся в уже темнеющее небо над Степью. Несколько прицепившихся степняков, позарившихся на снаряжение и коней киборгов, остались позади, убитые точными одиночными выстрелами Бирюка.
- Быстрее, охламоны! – бородач отстал, высясь на кургане. – Отстали вроде, никого нет. Теперь идем всю ночь и половину дня. Время надо выигрывать. Семерка, веди.
Четверка скатилась с лохматой спины степной горушки, несясь за черным кибером женщины. Енот прикусил рукав, стараясь отогнать подальше безумие и ярость, до сих пор рвущихся наружу. Бирюк, пролетая рядом, только сверкнул глазами и ничего не сказал.
Глава 6. Степь, ночь и мысли о разном
"Не стоит выбирать между
большим или меньшим Злом для других.
Выбирать надо между добром или злом
для себя самого "
Из наставления
"Biblionecrum", гл. "Жизнь".
M.A. Erynn, ph.d., Culto Nocto
Костерок, разведенный в вырытой яме, потрескивал. Найти для него сушняк, бустыли борщевика и даже высохший кизяк оказалось сложно. Но Семерка настояла, а Енот и Змей сделали. Довольными в результате оказались все. Даже хмурый Бирюк, наконец-то проронивший несколько слов. То ли он придумал, как успеть куда нужно в срок, известный только ему одному, то ли выстрел Змея подбившего здоровенного суслика, добавил бородачу позитива.
Грызун, довольно жирный и явно вкусный, как раз подрумянивался над пышущими жаром углями. Семерка, вытянувшая ноги, сейчас занималась сложнейшей задачей. В чем-то Енот ее понимал, но помочь ничем не мог. С водой у них сейчас не особо хорошо, но для жажды хватало. На что другое – нет. Женщина, стащив сапоги и размотав портянки, протирала чуть влажным куском ветоши ноги. Змей, какое-то время восхищенно таращившийся на узкие ступни с длинными пальцами и тонкие лодыжки, пошел прогуляться. После того, как она поставила сапоги с накрученными на голенища для просушки онучами рядом с ним.
- Ты посмотри, какие мы нежные… - протянула Семерка, критически осматривая результат трудов. – Прямо все мироустройство вокруг рухнуло.
- Жестокая ты женщина. На пятке грязь сотри. – Бирюк посоветовав, поправил седло, на которое закинул ножищи. – Любовь, может быть у парня. А тут на те, онучи и все такое.
- Да ужас просто, – женщина устало откинулась на один из саквояжей. – А еще я просто обязана ходить, пардон, в сортир бабочками. Исключительно бабочками.
- Действительно… - бородач начал набивать магазин патронами. – Енот, а Енот?
- Что? – тому пришлось отвлечься от собственных мыслей. – А?
- Сказал бы я в рифму… - Бирюк покосился на него. - Ты вот скажи, может, мне тебя сразу пристрелить, чтобы потом не мешался? Что за фортель ты отчебучил в поезде, дурило картонное?
- А это так похоже на фортель? – Еноту совершенно не хотелось что-то объяснять бородачу.
- Ты полагаешь, что похоже на что-то другое? Интересно, на что? На явление общине святой непорочной Виргинии непотребств, творимых сектой хлыстов? Или на подвиг Мэдмакса у Пармы? Послушай, кусок дебила, может, ты прямо сейчас поедешь в Степь и подальше? Чтобы мне на тебя не тратить времени с боеприпасами.
- Никуда я не поеду. – Енот поправил пистолет на бедре. – Я сделал то, что должен был сделать.
- Да ты что… - Бирюк закурил, положив автомат на колени. – Прямо рыцарь в сверкающих доспехах, весь такой без упрека со страхом и тэ-дэ. Мы зачем отправились в Степь, надеюсь, помнишь?
- Помню, – буркнул Енот. – Но…
- Отставить! – громыхнул Бирюк. – Раз непонятно, парень, объясню тебе еще раз. Ты сам согласился на эту работу, сам отправился со мной. И раз так, то будь добр ее выполнять. Девка в поезде уже померла, это точно. Так-то ее бы отодрали во все дырки и потом либо взяли в рабы себе, либо продали бы. А сейчас, когда ее найдут в том вагоне, в окружении трупов своих соплеменников, дикари ее убьют. И хорошо, если умрет она быстро. Это ты понимаешь, Ланселот сраный?
- Понимаю. – Енот смотрел в красные дергающиеся отсветы затухающего костра.
- Ты видел когда-нибудь, пацан, как они снимают шкуру с живого человека? Не знаешь, что такое степной тюльпан? Когда ее подтянут к потолку и начнут медленно срезать кожу, так, чтобы чулком слезала, будет она рада твоему подвигу? А?!
Енот моргнул, понимая, что Бирюк неожиданно оказался рядом и говорит тихо и спокойно, глядя ему в глаза. Не крича, не пытаясь донести мысль через эмоции, ровным тоном продолжал рассказывать.
- Ты не знаешь, да? Настой мака, очень много этого сраного белесого киселя. Ее подтянут к потолку, привяжут, чтобы не дергалась, не мешала этим, мать их, эстетам. Начнут с головы, срезав лицо, перейдут на шею и дальше. Снимут всю кожу даже с ее маленьких упругих титек, Енот. И свернут, спустят к поясу. А потом отвяжут, добавят еще настоя и отпустят в Степь. Эх ты, герой, блядь.
Енот смотрел в пляшущее пламя. Есть скворчащего жиром суслика не хотелось.
Где-то в стороне что-то дико заорало. Протяжный высокий вопль прокатился над ковылем, уйдя вверх, в черный бархат неба.
- Эй, Змеина! – Бирюк встал, похлопав Енота по плечу. – Змей!
- Что-то не то. – Семерка торопливо натянула сапоги на босые ноги. – Змей!
В траве снова кто-то завопил, протяжно и ближе к костру. Змея слышно не было.
Енот сорвался с места, схватив автомат. Бирюк уже ринулся в сторону воплей, перехватив оружия удобнее. Вопль поднялся еще выше, переходя в злое урчание. Крик Змея, зовущего их на помощь, раздался сразу за ним. Выстрелы раздались чуть позже.