- Действительно… - протянула Семерка. – И зачем мне знать хотя бы сколько-то правды про людей, которые сейчас рядом? Может быть, Бирюк, потому что нам с тобой доводилось отстреливаться от Бульдозера и его шайки как-то раз?
- А ничего, что я их привел сам, а не как в тот случай с Будьдозером, когда нам с тобой его предложили в компаньоны? То есть, погоди, выходит, что ты теперь и мне не доверяешь… интересная песня. И давно?
- Я такого даже близко не сказала. – Семерка потрогала просохшую ткань на голенищах, начала обматывать ноги. – Не надо выдумывать. Я просто поинтересовалась у твоих юных спутников – кто и откуда. Не начинай, Бирючище, не надо.
- Так отстань от пацанвы, вот и не начну, – бородач достал портсигар. – Сама раскинь мозгами, которых у тебя очень много, чтобы там не думали всякие дурни. Я привел двух ребят, решил, наконец-то, сколотить себе команду. В кои-то веки, представляешь, златовласка? И тут ты устроила вот этому лютому убийце чуть ли не допрос с пристрастием. Ты как бы на моем месте поступила?
- Тоже верно, мозгами раскинула, не забрызгала никого, не? – Семерка хохотнула. – Ладно. Приму на веру все, что сказал наш умник, и что сама просчитала про Енота.
- И хорошо, – бородач сел удобнее. – Ну, маленький небритый полоз, что там насчет жареной собаки?
- Жареная собака? – Змей откинулся на седло, баюкая раненую руку. – То есть рассказываю я для Енота, правильно?
- Все верно, – согласился Бирюк. – Хотя мне тоже интересно послушать, что будешь рассказывать. Я бы сказал, прямо необходимо услышать, как ты людям врать можешь.
- Для чего? – Змей удивился. Удивление в голосе не казалось поддельным.
- Ну, мой дохловатый боа-констриктор, все очень просто. Неужели ты считаешь, что вся новая работа для тебя теперь будет состоять из стрельбы, скачек, поездок на бибиках с отбиванием нападений всяких мутантов? Если ты полагаешь такое, то стоит сразу понять свои ошибки, вьюнош. Все будет, стрельба, поножовщина и перегрызание зубами вражьего горла. Но сначала, прежде чем добраться до кого-то, кого надо будет сожрать, переварить и выплюнуть, придется много говорить, спрашивать и врать. Понимаешь?
- Ну, так… - Змей недоверчиво хмыкнул. – Я полагал, что будет немного по-другому. Вроде как нажать, к ногтю и зубы выбить. Или деньги.
- Куда без этого? – Бирюк заговорил совсем бодро, видно полностью проснувшись. – Златовласка, помнишь, как нам пришлось покупать доверие господина городского советника Яшмового в том городке, как его…
- Сложно забыть. – Семерка поднесла к губам кружку. – Фу, черт, холодный уже. Енот, дай мне свой плащ, что ли… прохладно. Д-а-а, тогда мы с тобой немало серебра вбухали, помню. Что поделаешь, везде коррупция, взятки и многосемейные чиновники. Или это, черт, многодетные семьи чиновников, точно. Приходится, ребятишки, очень часто помогать государственным людям, даже если ищешь какого-нибудь подлого негодяя. Жадность, господа мужчины, жадность и коррупция когда-нибудь погубят нас полностью.
- М-да. – Енот почесал затылок. – Как страшно жить, одним словом. Так что там с жареной собакой-то?
- А, да. – Бирюк хохотнул. – Чу, что это там, в поле? Не, показалось? Так. Змей, ты чего спрыгиваешь с рассказа, ну-ка, принимайся, давай за грустную повесть о жареном кабысдохе, проклятии старых трактов.
- У-у-у-о-о-о-у! – протянула Семерка. – Кгхм… ну, как-то так она должна выть, треклятая дворняга.
- Да не томите вы душу. – Енот покачал головой. – Давай, Змей, жги правду матку о страшном проклятии и всем прилагающемся антураже.
- Неверие, чудовищный гибрид из паровой молотилки и шестиствольного авиационного пулемета, порождается исключительно невежеством. – Бирюк прикурил и спрятал сигарету в кулаке. – Существование жареной собаки никем не опровергнуто, так что не стоит недооценивать этого милого представителя местного фольклора. Усек, Фома неверующий? Софистика, сынок, штука такая, супротив нее не попрешь.
- Так мне говорить или как? – поинтересовался Змей. – В принципе надо ли оно Еноту?
- А как же еще? – Бирюк удивился. – Не собираетесь же вы, молодые люди, работать где-то за Итилем или Камнем? Нет, там нам частенько приходилось бывать, не даст мне соврать наша красавица, но эта территория, дорогой мой юный полоз, пока Альянс. И как же не знать народных суеверий и милых добрых баек на ночь, со всякими интересностями вроде Гуляющего трупа или Ямщика Душегуба? Нет, никак нельзя настоящему хэдхантеру не знать таких важных вещей. Тем более что явно никто из нас четверых спать не собирается. Хотя это выйдет нам боком поутру. Ну да чего не сделаешь за ради бойкой и пытливой молодежи. Да, милая?
- Каэшн… - Семерка все-таки допила свой холодный кофе. Темнота делала женщину другой, не как привык ее видеть Енот. Длинные светлые волосы, собранные в косу, Семерка распустила. И сейчас, сидя на жесткой попоне, расчесывала их. В лунном свете вся ее жесткость и острота спрятались, убежали куда-то, уступив место обычной женской красоте. Вот в такую Семерку, чей точеный профиль заставил чуть участиться пульс Енота, он мог бы и влюбиться. Наверное. – Все для них, как же иначе. И, Змей, в конце концов, прекращай увиливать и начинай рассказ.
Еноту уже стало очень интересно услышать про непонятную ему подпечённую животину, так что он приготовился слушать.
- Это пес, самый обычный караванный хунд, который погиб вместе с хозяином. – Змей прокашлялся. – Если верить слухам, а верить им чаще всего вредно, караван шел с Катая.
- Не, не! – возмутился Бирюк. – Ты ври, тигровый питон, да не завирайся. Шел караван с Эмирата. Вез тамошних женщин на продажу. И пес был как раз с одной из тех красоток, бежал за ней с самой Испагани.
- Ой, Бирюк! – Семерка оторвалась от своих длинных прядей. – Сам-то чего обманываешь? Караван тот, Енот, двигался откуда-то из Сибири. И вез вовсе даже меха, а никак не женщин. Это у Бирюка от воздержания такое, везде ему сиськи мерещатся.
- В общем, шел себе караван. – Змей продолжил. – При караване приблудился пес. Ничем такой не примечательный собач, в меру лохматый, в меру крепкий, лаял там, на волков кидался. Когда тех не особо много было, еду отрабатывал. То есть, если вдуматься, ничто не предвещало беды. И тут…
- Внезапно! – Бирюк откусил кусок от оставшегося суслика. – Не-не, ври дальфе, не мефаю.
- Неожиданно, я бы сказал. – Змей продолжал все так же спокойно. – Действительно странно, неожиданно на караван напали степняки. Самые, что ни на есть стандартные степные выродки мутанты.
- Я вот чего только не понимаю, мужчины. – Семерка снова принялась заплетать волосы в косу. – Их раньше что, столько же по Степи околачивалось, или что? Неужели нельзя было передавить клан за кланом, натравив друг на друга? Вроде бы есть на что купить самых сильных и вперед, аля-улю гони гусей, потрошат степняки друг друга. Не понимаю и все тут.
- Ох, златовласка, а это все от того, что ты еще возрастом не вышла и не улавливаешь всяких тонкостей тогдашней политики.
- Да уж, куда мне глупой бабенке до таких умных мужских вещей. Нос не дорос, типа так, что ли?
- Ну, не совсем так, конечно. – Бирюк встал, разминая затекшие видно ноги. – Молода ты просто, дорогая моя, всего делов-то. Ты же знать не знаешь, что здесь творилось лет двадцать назад, бегала, небось, кур по двору гоняла?
- Не гоняла, – голос женщины стал таким ровным и спокойным, что у Енота неожиданно по спине пробежали мурашки. – Но это роли не играет.
- Тем более. Альянс тогда только сколачивался, народа гибла такая уйма, что мама не горюй. На словах – союз, по делу – вражда. Только и успевали, что найти предлог для войны. Вроде вот только смогли более менее жить начать, и то, столько вражья вокруг было. То Парма на Челябу, то Стерля на Екатерининск. Резали друг друга, как могли… - Бирюк явно осуждающе покачал головой. – Идиоты всегда найдут что делить, что и сказать.
- А ты сам-то не воевал тогда, Бирюк? Вроде как раз, призывной возраст, не? – Семерка шомполом ворошила угли. Совершенно бесцельно и не смотря вокруг. – Кого убивал ты, дружище? Сам-то явно навострился душегубничать не в гарнизоне каком-то.
- Э-э, подружевна, вон оно чего… - бородач повернулся к ней. – И у тебя нет никого, и пропали именно тогда?
- Это не играет никакой роли, Бирюк. – Семерка упрямо дернула головой в сторону. – Так на чьей стороне воевал ты?
- Наемник я, сестренка, – бородач не шелохнулся. – И воевал за того, кто платил. Плевать мне тогда было – кто, где и за что. Отрабатывал серебро, вот и все.
Енот тихо вздохнул. Нельзя сказать, что прожаренную собаку ему было бы интереснее слушать, но второй раз за ночь в воздухе неожиданно запахло еще не пролитой кровью. А этого ему не хотелось.
- Хорошо. – Семерка сгорбилась, продолжая тыкать железякой в остывшие и рассыпавшиеся в золу угли. – Все потом. Так что там со степняками?
- Потом, так потом. – Бирюк поменял позицию, чуть отойдя и повернувшись в сторону уже начавшего светлеть неба. Послышалось ли Еноту, или на самом деле еле слышно застежка кобуры бородача задела о замок? – Степняки… нет худа без добра, одним словом. Как раз тогда эти сукины дети начали постоянно нападать на Фронтир и все деревеньки с хуторами вдоль него. Ну, кому же захотелось бы остаться без еды? Без лошадей и волов, которых в армии становилось все больше? Всю нямку дают крестьяне с фермерами, а их тут режут как цыплят. Вот тогда война потихоньку начала затихать. Нас перекидывали на границу, в помощь КВБ, а потом так вообще убрали к чертям собачьим. Мой отряд ушел в сторону Итиля и Средних земель, я пошел с ним. Сюда вернулся лет десять назад. А тут уже все стало куда серьезнее и жестче. Вот и подался в охотники за головами.
Семерка молчала, и хотя бы перестала бесцельно ворошить умерший костерок. Змей кашлянул:
- Я дорасскажу и чуть посплю, ладно? Ну, так, вот. Не суть важно, что там за караван шёл да откуда, дело не в этом. Енот, ты слушаешь? Кого-то убили, кого решили увести с собой, продать в Эмират. А некоторых съели прямо там. Хотя сначала вроде как решили покушать только лошадок, но потом степняки передумали. Пленных оказалось много, гнать их пешком – только время зря тратить, да и опасно. Они ж дурни дурнями, но жизни свои всегда берегут, не поспоришь. В общем собач этот оказался живьем в огне, когда его хозяина или хозяйку начали резать. Вроде как кинулся защищать, а его проткнули в нескольких местах, да и на костер, чего добро переводить просто так? Только когда хотели за него приняться – пса как ветром сдуло. Ни костей в углях, ни самого где рядом.
- И? – недоуменно уставился на него Енот. – Пес-призрак, что ли?
- Ой, Енот, вот что ты за человек? – Бирюк старательно раскурил свой постоянный сигарный огрызок. – Говори не говори, как об стену горох. Человеческим языком сказано было про то, что ты все должен учитывать при работе. Ну что ты, в самом деле…
Енот еле-еле сдержался и не улыбнулся. Ломать комедию перед Семеркой, строить из себя ничего не понимающего солдафона, родом из городов… да, действительно обхохочешься. Но что поделать, если так надо?
- И жареная собака выходит ночью на тракт и идет по нему, ища тех, кто погубил и ее саму и хозяйку. – Змей закончил и начал устраиваться на сон. Горизонт светлел все больше.
- Именно так, точка в точку. – Бирюк снова сел. – Давайте спите, молокососы, а то свалитесь днем. Нам скакать и скакать завтра, пока задницы струпьями не покроются и штаны не протрутся. Отбой, Енот, спать немедленно.
Енот лег, положив голову на седло. Не сказать, что неудобно, но он и не думал жаловаться. Все-таки снова вокруг степь и что-то стоящее, хоть и опасное. Девочку вот жалко, это да. Но виновата-то мамаша, и никто кроме нее. Знала, что бывает на пути по железке, и все равно поперлась.
- Бирюк? – он позвал бородача, начавшего кружить вокруг лагеря. – Слушай…
- Ну чего еще? – тот потоптался рядом. – Чего не спишь, чудо в перьях?
- А ты видел жареную собаку?
- Да. – Бирюк хмыкнул ставшим таким привычным звуком, потом сплюнул. – Видел.
Енот довольно улыбнулся и заснул. Во сне ему пришла здоровенная псина, опаленная как молочный поросенок. Она требовала от него поиграть и косточку. Енот кидал жареной собаке саперную лопатку и та радовалась. А потом лизнула его в нос, Енот проснулся. Бирюк хмурился, Семерка качала головой, а Хан махал хвостом и довольно растягивал свою страшную пасть в широченную улыбку.
- Дела… - протянул Змей, подскочив спросонья, когда пес, здороваясь, случайно потоптался по нему. – И откуда прибежала эта мохнатая морда?
Лирическое отступление-2: И один в поле воин.
Жизнь пошла такая, что порой и жить-то не хочется. То ли дело совсем недавно, казалось бы, живи да радуйся. Начала, наконец-то, налаживаться, дала вздохнуть, дала возможность создать что-то заново. Кто отстроился так, как хотел, скотину завел, семья растет как на дрожжах. Дети по двору носятся, гомонят, а старики наконец-то могут отдохнуть. Кто-то даже начал работать на фабриках и заводах, в мастерских, которые потихоньку полегоньку стали появляться. И вот на тебе, поменялась в плохую сторону, чуть ли не в одночасье. И сюрпризов в ней, тех, что похуже, стало куда как больше чем еще с десяток лет назад.
Казалось бы - как такое возможно? А возможно, хоть и сдюжили, вытянули, смогли, скрипя зубами и стиснув их в жутчайших усилиях, что-то сохранить и восстановить. Но разве может беда являться в гости одна? Да ни за что, ни в коем случае. Одно, другое, третье. Прорывы эти, как нарывы на нищеброде, выскакивают не пойми откуда. Банды снова растут, как грибы после дождя. Народ в городах еще спокойно себя ощущает, а вдоль трактов, в глуши, на выселках?
В человеческом теле около пяти литров крови. Возможно больше, возможно меньше, люди-то разные. Ну как, например, может быть одинаковое количество литров у малыша и взрослого дядьки? Но факт остается фактом, без жидкости красного цвета не жить. Ее потеря превращается в смерть, это простейшая и понятнейшая аксиома. Кровь проходит через наш организм по венам и артериям. По первым кровь возвращается в сердце, идя не под самым высоким давлением, по вторым, наоборот, кровь идет обогащенная кислородом, и давление неизмеримо выше. При повреждении бедренной, либо плечевой артерий, смерть от кровопотери наступает в течении двух минут. Если кровеносные сосуды раскурочены в хлам, то еще быстрее. Повредить артерии и вены не так-то просто, на самом деле. В том случае, когда рядом не происходит что-то страшное, или кто-то вдруг специально не решит помочь человеку потерять как можно больше крови. Если желание присутствует, то всегда есть вариант, что тот, кто захочет ее выпустить побольше, умеет это делать. Либо обучен специально, либо умеет это делать по самой своей природе.
Экспансивная пистолетная пуля девятого калибра, входя в тело разносит в клочья и труху мышечную и костную ткани, не оставляя возможности врачу помочь. Попадая внутрь человеческого тела - она деформируется намного страшнее, чем пуля в полной латунной или медной оболочке. Все дело в плавкости и способности к деформации самого свинца, составляющего сердечник пули. Хотя, несомненно, не только. Дело и в самой форме пули, и, так-то, в первую очередь. Но и сердечник пули… Любой, за исключением бронебойных или зажигательных. Но такими не стреляют по чему-либо живому, лишь в крайних случаях. Эти чудесные изделия стоят куда дороже.
Надпил в форме креста, сделанный надфилем на самой головке пули, лишь добавляет убойного эффекта. Проходя через ткань одежды и кожу, попадая в мышцы и остальные составляющие любого организма, такая пулька преображается еще сильнее. Надпиленная часть немедленно распускает свои лепесточки, разворачиваясь и разлетаясь в разные стороны, по совершенно непредсказуемой траектории, пролегающей через важнейшие жизненные органы, скрытые внутри грудной и брюшной полости. При поражении конечностей она может, просто напросто, их оторвать. Суставные сумки, при прямом попадании, превращаются в крошево и смесь из мельчайших остатков костей, хрящей, соединительной ткани, разлетевшихся лохмотьев тонких здесь мышц и клочьев кожи. При попадании в голову стоит ожидать шикарного разбрызгивания мозгового вещества, крови и небольших фрагментов кости черепной коробки. Если забрызгает, то виноваты вы сами, стоило стоять чуть дальше.
Активные ионы жидкого коллоидного серебра убийственны для обычного человека. Но для создания Прорыва, или дитя некросферы… оказываясь внутри такого тела, активное вещество вызывает полное удаление последствий некроза и уничтожают оставшиеся живые клетки, ответственные за функциональность самого тела. Для человека серебро – слишком дорогое удовольствие в виде начинка патронов. Если вы видите человека, водящим надфилем по головкам револьверных патронов большого калибра с величайшей осторожностью, а стружка явно серебристая, это скажет только об одном. Объект выстрелов - не живое существо. Какая взаимосвязь между тремя упомянутыми темами? Очень простая. Этот человек ищет и убивает тех, кого считают кровопийцами в самом прямом смысле. И в таком же прямом эти кровопийцы мертвы. И живы одновременно.
Кровь, сама по себе, не является питательной жидкостью, не продлевает жизнь до бесконечности и не наделяет своего потребителя, предпочитающего ее в качестве коктейля какими-то сверхъестественными способностями. Эта прекрасная и такая необходимая для любого живого организма жидкость попросту не имеет таких свойств. За некоторыми, возможно, немногочисленными исключениями из правил. И то, она лишь является связывающим звеном при передаче части дезоксирибонуклеи́новой кислоты, алкающим и жаждущим ее. Но, попробуй, объясни это обывателю, способному лишь пересказывать бабушкины сказки, услышанные еще в детстве. Фольклорный персонаж вампира давненько и прочно занял в них особую нишу, прямо таки специально отведенную для него фееричной и буйной человеческой фантазией.
Среднестатистического жителя города, деревни, поселка или, не приведи Мэдмакс, отдельно стоящего хутора, не волнуют многие вопросы, связанные именно с настоящей стороной жутких историй. Ему вовсе неинтересно знать о вампирах правду. О том, что кровососов из сказок нет. Про бледно-серых порождений некросферы, пожирателей заблудших путников, адских хищников, жрущих все, а не только пьющих кровь. И про то, что серебро, драгоценное жидкое серебро, которое нельзя залить в патроны в кустарных мастерских, нужно именно для них. Что обычного волколака можно свалить и простым свинцом со сталью, лишь зная, куда стоит попасть. А убить кровопийцу, попав тому в голову, вряд ли.