- В вашей приемной, - приобретая цвет свежей весенней зелени, еле выговорил секретарь и закрыл лицо трясущимися руками. Его руки все еще пытались спрятать их обладателя от восприятия ужасов этого бренного мира, когда подошедший к нему гигант совсем без усилий, словно тряпичную куклу, придал прикрепленному к ним туловищу выражено вертикальное положение.
- Ведите нас к телу. Пора, - еще тише, на ухо секретарю, произнес Амадео. Его слова произвели на потерявшегося в своих переживаниях мужчину поистине магическое действие: стеклянный блеск безумия в его глазах исчез, сменившись ровной подсветкой трезвого осознания. Уверенной поступью, лишь слегка горбясь под тяжестью перенесенного стресса, Александр Евстигнеевич в сопровождении Амадео и Азизы направился вглубь приемной.
Платяной шкаф доверчиво являл миру небогатое содержимое имеющегося нутра. Холода в этом году запаздывали, и покрытые летней всепроникающей пылью молочного цвета полки откровенно и скучающе пустовали. Распахнутые настежь дверцы, не выдержавшие давящего на них изнутри излишне инородного тела, скособочено болтались на перекошенных петлях. Оно, в смысле - тело, располагалось между разъехавшихся створок своей явно принудительной обители.
- Это она… она! - вскрикнул Александр Евстигнеевич, чрезмерно резвой рысью подбегая к шкафу и стремительным движением распахивая ближайшую к нему дверцу еще шире. С громким хрустом кусок искусственной древесной плоти отвалился от еле удерживающей его основы, увлекая грузного пожилого джентльмена в экстремальное путешествие в стиле импровизированного виндсерфинга. Что ж, ничто в мире не является незаменимым, и даже стихии подчас сменяют друг друга в случае крайней на то необходимости. На воздушной волне, вызванной неуправляемым перемещением в пространстве собственного тела, секретарь спикировал точно на предмет своего волнения.
Лежащая на полу девушка никак не отреагировала на столь бурное вмешательство в физический аспект ее существования чужеродного неуклюжего субъекта, и продолжала безотрывно смотреть куда-то вглубь себя, закатив глаза под лоб. Неестественно вывернутая шея, крутым изломом удерживающая на боку обметанную длинными белыми волосами продолговатую голову, ничуть не нарушала данного процесса самосозерцания и даже способствовала ему. Ярко-красная, цвета коммунистического флага, блестящая помада причудливым пятном размазалась по пепельно-серым подбородку и щекам. Задравшаяся до пояса мини-юбка из золотой парчи вкупе со съехавшими с колен красными кожаными ботфортами и порванными крупносетчатыми чулками, создавали вызывающий, но впечатляюще гармоничный образ дешевой доступности. Ярко-розовая измятая рубашка, тоже обильно выпачканная красной помадой, топорщилась упрямым узлом на сером и впалом, вечно голодном животе.
- Она что, была в шкафу? - изумление было слишком велико, выходя за привычные границы. Гибкое тело рок-певицы, в попытке поддержать ее душу, выражая бушующие в ней эмоции, изогнулось в форме огромного вопросительного знака. В блестящих миндалевидных глазах плескался первобытный ужас и жгучий интерес одновременно.
- Да, я открыл шкаф, чтобы положить туда зонтик, а она… на меня выпала прямо из шкафа! - содрогнувшись от ожившего в памяти стресса, секретарь затрясся мелкой дрожью.
- Постойте, это же Анника, - разглядывая лицо девушки, сообщил Амадео.
- И правда, Анника! - воскликнула Азиза, поддавшись победившему любопытству и бесстрашно присев рядом с телом. - Но она же… Она же…
- Работает у Шалкара, - под нос себе произнес Амадео, с заметной тревогой с высоты своего двухметрового роста глядя на истерзанную девушку.
- Работала, - чутко уловив его слова, уточнила рокерша, осторожно поправляя разметанные по полу безжизненные пергидрольные пряди.
- Судя по вывернутой шее, ее не задушили, а сломали позвоночник, - подвел итог своим наблюдениям Амадео. - И, похоже, перед смертью убийца поцеловал ее. Посмотри, на ее губах остался заметный отпечаток чужих губ.
- Поцелуй смерти! - уложив светлые волосы красивым нимбом вокруг мертвой головы, прошептала Азиза. - Может быть, ее пытались изнасиловать? Или… уже надругались?
- Вряд ли, - отмахнулся от ее предположения гигант. - Не в моей приемной посреди рабочего дня. Времени не хватило бы.
- А с чего вы взяли, что ее задушили днем? - вдруг ожил оглушено молчавший до сих пор Александр Евстигнеевич. - Может, она в шкафу простояла несколько дней? Или ее прикончили в одном месте, а потом перенесли к нам в шкаф?
Кивнув в знак понимания, Амадео опустился на колени около недвижимого тела. Бережно взяв руку девушки в свои огромные ладони, он аккуратно согнул ее в локте. Рука с легкостью поддалась его нажатию.
- Видите, тело еще не остыло и мышцы не закаменели. Значит, ее убили совсем недавно. И, скорее всего, именно здесь, - подняв глаза на напряженно следивших за его манипуляциями певицу и секретаря, сказал продюсер.
- Но я был все время здесь! - неожиданно громко возопил вконец сбитый с толку несчастный секретарь и спустя мгновение совершенно сник под укоризненными взглядами Амадео и Азизы. - Ну да, я выходил на минутку. Всего лишь на часик! Я не виноват, в "Меге" была распродажа. - Испуганно глядя на безмолвно разглядывающих его мужчину и женщину, он печально развел руками. - Вы же знаете, я шопоголик. Это сильнее меня…
- Ну да, вас не было часа полтора, - с тихой яростью констатировала Азиза. - И Аннику преспокойненько так, с наслаждением, убили прямо у нас в приемной! И поцеловали перед смертью или после нее. А может быть, тогда, когда она умирала! И затолкали еще теплое тело в платяной шкаф, как будто она не человек, а вещь какая-нибудь! - убавив громкость под выразительным взглядом шефа, рокерша незаметно для себя сменила гнев на исследовательский интерес. - Но зачем? И почему именно у нас?
- О, Боже, я больше не могу… - горестно всплеснув руками, простонал побагровевший Александр Евстигнеевич и в порыве самоуничтожения ухватил себя за тщедушные остатки волос на вполне упитанной голове. - Теперь я буду во всем виноват… Накапаю себе успокоительного. Сердце схватило… - тяжело обвалившись на диван, он одной рукой, плотно прижатой у груди, пытался удержать рвущееся из нее сердце, а другой, закрыв глаза, слепо шарил в воздухе перед собой, словно надеясь нащупать в доступном сейчас пространстве материализовавшуюся в нем склянку с заветными каплями.
- Вы не виноваты, - тепло и сочувственно улыбнувшись, произнес Амадео и положил обе руки на плечи расстроенного сотрудника. - Ее бы все равно убили, но в другое время и в другом месте. Вашей слабостью элементарно воспользовались.
- Вы так уверенно говорите это… - покачав головой, возразила Азиза. - Как будто догадываетесь, кто преступник.
- Я не догадываюсь. Я знаю, - отчеканил Амадео. - И эта жертва - отнюдь не первая и не последняя в его списке.
Надрывный стон спиралью невыносимой боли врезался в ведомый диалог и разметал сказанные и невысказанные слова по углам приемной. Схватившись уже обеими руками за обширно полную грудь, Александр Евстигнеевич, запинаясь на ходу о безупречно ровную поверхность ковра и путаясь в собственных ногах, выскочил из злополучной комнаты.
- Он же сейчас наклюкается вусмерть, любитель чачи, - проводив взглядом перекошенную фигуру секретаря, сообщила Азиза. - Наберется до поросячьего визга.
- Пусть набирается, - в тон ей, тихо и внушительно ответил Амадео. - Ему это необходимо. Сейчас действительно необходимо. Но - только ему. Чтобы победить свой страх, он должен сначала опереться на свою слабость.
- Что-о-о-о?! - вскинув на продюсера переполненные изумлением глаза, воскликнула Азиза и от возмущения чуть не поперхнулась застрявшим в горле скоплением слов. - Да он же…
- Спокойно, - повелительным жестом остановил начинающийся выплеск рокерского темперамента Амадео и протянул замершей в паузе невысказанности певице телефонную трубку. - Сейчас не до философии. Вызывай полицию.
Широкими шагами преодолев королевский размах приемной, гигант скрылся в ожидающем его кабинете.
Огненная тьма расстилалась повсюду, вылепляя из себя едва заметную различимость неба и земли. И верх, и низ казались идентичными друг другу, перетекая за чуть видимые границы, лежащие между ними и сразу же порождая новые пределы. Чрезвычайная подвижность неба и земли создавали парадоксальное должному впечатление: не живости, а сугубой мертвенности, не сути, но отсутствию всяческого ее проблеска. Насыщенность чернотой - вот что позволяло опознавать видимую структуру пространства. Более красное, багровое небо нависало над выражено черной землей. Перемещение границ вызывало усиление и ослабление цветовой насыщенности каждой из частей огненной тьмы. Небо чернело, отдавая красный цвет земле. И тут же стадии перемен вновь сменялись, и земля разверзалась под обегающим ее взглядом обновленной глубиной тьмы, а небо давило сверху с удвоенной полнотой кровавого свечения.
Линия горизонта возникала то тут, то там почти незаметной пунктирной алой полосой. Ее необычайная тонкость заставляла ее то и дело прерываться, колыхаться и размываться, вырисовываться и пропадать вновь. Ничто не было устойчивым в этом зловещем месте. И, пожалуй, именно данная неустойчивость ориентиров угнетала воспринимающее его сознание больше всего. А действительно - что, как не стабильное отсутствие прочной системы ценностей и целей является для человека источником настоящих или будущих страданий? Путаница мыслей и действий - плодотворная почва для выращивания личностных монстров любой категории ужасности.
Своеобразная жизнь порождалась этим специфическим местом. Наверное, здесь находилось логово теней всех мастей. Черные, красные и черно-красные метущиеся тени наполняли все вокруг непонятным, но четко уловимым ритмом передвижения. Останавливаясь на долю мгновения, словно желая изучить окружающую обстановку, они следовали дальше в своем пугающе странном танце. Внимательный наблюдатель заметил бы, что тени подчинялись явной тенденции к группированию по собственному цвету. Он, как отличительное свойство их сущности, особенно ярко проявлялся в черных и красных теневых скоплениях. Чем больше теней скучивались в одном месте, тем более идеальную форму шара принимала их совокупность. Отдельные тени, штрихи из двух-трех их данностей, неправильной формы пятна из десятка-другого теней и огромные шары довлеющей черноты и кричащей багровости встречались тут и там на пути исследовательского взгляда.
Чем меньше было теней в какой-либо округлой форме, тем менее реальной она оказывалась. Мелкие и средние формы удерживались в самих себе какое-то время, а потом рассыпались единичными тенями, принимавшимися неудержимо метаться по растекающейся на небо и землю огненной тьме. Наиболее устойчивые образования - гигантские шары одного цвета - притягивали внимание. И если неосторожный наблюдатель позволял себе слишком долго всматриваться в такой шар, то очень скоро он оказывался рабом уже неподвластного ему восприятия. Багровые шары ослепляли взгляд раскрывающейся в их глубине огненной бездной, ну, а черные… Скопления черных теней, ухватив внимание азартного исследователя, утаскивали его на самое свое дно, погружая в область абсолютной тьмы.
Голос, невыразимо мощный и чрезвычайно низкий, шел из самой глубины абсолютной тьмы и одновременно ею являлся. Когда он звучал, этот голос производил себя в окружающее пространство, а когда умолкал, то наполнял собой произведенное. Тьма, и без того абсолютная, усиливалась с каждым сказанным словом. Конечно, а что же может определиться как действительный абсолют, где бы то ни было? Разве что только Создатель всего, то есть Бог… Ведь именно Он истинно присутствует везде.
И, странное дело, ощущение, что этот первый невероятный голос производил и наполнял второй голос, звучащий тоже очень пугающе низко, но все же гораздо выше своего источника, не исчезало при глубочайшем созвучии этих двух голосов. Они вели между собой диалог.
- Ты вернулся с победой? - невероятно низким для человеческого слуха басом вопросила истоковая тьма.
- Не совсем, мой повелитель, - нерешительно ответил густой баритон.
- Шалкар, ты же знаешь, я не терплю иных результатов, - отстраненная ярость в исходном голосе разошлась глухим звоном по непроницаемой тьме.
- Мой повелитель, ее душа почти перешла к нам, - заметно дрогнув, все же выдержал ее напор второй голос.
- Но она не перешла!
- Да, мой повелитель. Но она может перейти.
- Доложи развернутую ситуацию.
- Мы почти завербовали ее. Но агенты Амадео оказались проворнее.
- Дальше, - звон растущей в басе ярости перешел в громыхающий железом гул.
- Но в ее духовном сердце оказалось слишком мало энергий света, чтобы перейти на их сторону, - после небольшой паузы, будто восстановившись от перенесенного удара, чуть тише продолжил баритон.
- Она зависла на грани между двумя сферами мироздания, - нарастающим гулом ударил по нему бас.
- Да, мой повелитель, - усиливающаяся дрожь в голосе баритона указывала на растущую затруднительность его положения.
- Дальше.
- Она не смогла перейти к ним сама. Но они могли бы ей помочь. И чтобы этого не произошло, мы прервали ее земное воплощение.
- У нее оказалось слишком много энергии тьмы, что дало вам возможность убить ее. Ты и должен обрывать воплощения тех, кто застрял на перепутье между светом и тьмой. Но ты же знаешь, что такая смерть - чисто физическая. И она нежелательна для нас, потому что выброшенная из тела душа из-за перенесенного страдания слегка очищается и становится ближе к свету! Ты обязан убивать не столько тело, сколько душу! И ты ДОЛЖЕН всячески препятствовать такому раскладу! Душа должна погибнуть, перейдя на нашу сторону, до физической смерти тела!!!
- Так точно, мой повелитель, - отчаяние в голосе баритона зазвенело нотками плохого тенора.
- Где она теперь? - утробным рыком вопросил крепнущий в своей низкой силе бас.
- Новое воплощение произошло очень быстро. Но более низкое, чем у нее было. Но Ангелы тоже борются за нее, причем, с новой силой.
- Она вселилась в матрицу души одного из твоих подопечных. И в этой усиленной за нее борьбе и кроется уже произошедшее с ней частичное осветление! - рявкнул бас.
- Да, мой повелитель. Но зато теперь она будет стараться осветлить не только свою душу, но и вернуть остатки души, уже проживающей в том теле, на путь света. Это ее наказание за то, что она почти перешла на нашу сторону, но это и ее шанс на спасение. Но она не знает о своей двойной задаче. Она ее видит совсем по-другому, - задыхаясь, пискнул второй голос.
- Твои шансы? - прогремел бас.
- Она в моем лагере. Я буду постоянно воздействовать на нее. Мы все, воплощенные демоны, будем влиять на нее.
- Укажи шансы светлых сил.
- Она получила бонус, пройдя через насильственную смерть. Страдания добавили в ее духовное сердце светлых сил. Теперь она может выбирать: использовать эту силу во благо или же во вред. Если она будет жалеть себя и копить обиду на мир, мы ее одолеем. Если она будет проявлять сострадание и любовь, мы ее потеряем. К тому же, светлые ангелы будут постоянно, как и мы, влиять на нее. Но у нас есть козырь. Мы будем толкать ее на самопожертвование. Если она совершит его из любви - она перейдет в свет. Если мы сумеем скрыть от нее истинные мотивы ее жертвы - она наша. Навсегда, - собрав всю силу, на одном дыхании фальцетом пропищал второй голос.
- Хорошо. Против правил мироздания мы пойти не сумеем. Шалкар, если ты заставишь ее перейти в область мрака, я отдам душу Анники тебе в личные прислужники.
- О, спасибо, мой повелитель! - окрепшим тенором отозвался собеседник тьмы.
- Не произноси это слово при мне слишком часто. Хотя Он и спасает, и управляет, но мне тяжко выносить Его присутствие - даже в словах. Слова имеют особую силу.
- Да, мой повелитель, - сдавленно пропищал второй голос.
- Используй ее. И запомни: я жду тебя с нужным мне результатом. Иначе… - глухой гул надвигающегося землетрясения цунамической волной прошелся по пространству, заставив тени в красноватых областях хаотично рассыпаться и сбиваться в новые формы.
- Я понял, мой повелитель. Все будет, как вы пожелаете… - свистящим шепотом отозвался собеседник тьмы.
- Если бы все было, как я пожелаю, Вселенная перестала бы существовать, - яростно рявкнул бас и разразился громовым хохотом.
Получив увесистый толчок, крепкая дубовая дверь жалобно скрипнула латунной ручкой и без усилий распахнулась, пропуская влетевшего в ее проем высокого загорелого атлета. Ворвавшись в кабинет, Амадео резко сбавил шаг и уже медленно подошел к залитому солнечным светом окну. Окинув задумчивым взором знакомую картину заоконного пейзажа, он с минуту вглядывался в проникновенно чистое небо, немедленно отразившееся задорными солнечными бликами в его зеленых глазах. Словно приняв решение, он коротко вздохнул и уселся в просторное кожаное кресло, мирно дремавшее у отделанного разноцветной мозаикой письменного стола. Проведя широкими ладонями по проступающим с его поверхности цветам и птицам, Амадео тепло от души улыбнулся, словно вспомнив что-то очень приятное. Слегка подавшись вперед, в полупоклоне из сидячего положения, он сложил руки перед собой в характерном молитвенном жесте, обратив их ладонями друг к другу.
Тишина, тут же разлившаяся по кабинету, зазвенела хрустальным звоном, рассеивая разлетающиеся отзвуки во вспыхнувшем золотом льющимся из окна солнечном свете. Впечатление, что тишина и свет являлись полноценными осознаниями, с каждой секундой делалось все сильнее. Золотистая жаркость света и звенящая прозрачность тишины нарастали, заполняя комнату и переливаясь через подоконник в подставленную под них небесную бездну… И непонятно было, откуда взялся луч невыносимо яркого сияющего белого света, в котором оказался сидящий в кресле мужчина: упал ли он с небес или образовался из удивительного слияния солнечной энергии и намерения Амадео. Переливы радужных цветов, исходящие из невообразимой интенсивности белого сияния, разноцветными отбликами закружились по комнате, собрав в себя миллионы неизвестно откуда моментально слетевшихся сюда солнечных зайчиков. А, может быть, это они сами их и порождали…
Яркость радужных переливов стремительно возрастала, и вместе с ней также быстро становилось все менее и менее заметным кресло и сидящий в нем человеческий силуэт. Наконец, достигнув пика цветовой насыщенности, световой столб вспыхнул, рассыпавшись по комнате мириадами крохотных радуг. И никакого кресла, а уж тем более - воцарившегося в нем продюсера - в кабинете не оказалось…
Хаотично-неугомонная звуковая дробь осыпалась на внешнюю сторону дубовой двери, спустя пару секунд собравшись на пороге в раскрасневшуюся и воинственно взлохмаченную Азизу. Блестящие иссиня-черные волосы, наспех собранные в конский хвост, наполовину выбились из-под усыпанной стразами резинки и рассыпались по напряженно прямым плечам и спине рок-певицы. Решительно переступив порог, Азиза гармонично дополнилась разноликой и разношерстной, проследовавшей за ней мини-толпой.