— Прямо в Зону, — сказал он. — У меня другого пути нет. Или здесь кончайте, или отпускайте, я спешу.
Патрульные любят, когда пленные ведут себя вызывающе, «по-мужски». Это рейдерам-добровольцам очень импонирует. Они скорее пощадят сильного и наглого, чем скулящего, умоляющего не убивать.
— Некогда мне тут с вами лясы точить, — добавил он. Правду сказал. Зная прекрасно, что не поверят они. Многие одиночки подолгу шастают в ближнем околозонье, несмотря на ежесекундную вероятность исчезнуть вместе с камнем, на который присядешь, сараем, в котором устроился на ночлег, или травянистым покровом, по которому шагаешь. В призонной округе тоже на солнышке не понежишься беспечно, но всё-таки здесь нет повышенной радиации и многих других смертоносных прелестей в кавычках, которыми под завязку набита Зона. Главное, что здесь бал не правят выбросы злой энергии!
— Тебя там кто-то ждёт? — спросила майорша с ухмылочкой, искривившей её сочные, выразительные губы. — Неужели очаровательная сталкерша тебе свидание у монолита назначила? Или для романтических прогулок вы предпочитаете свалку?
Выражение лица сталкера не изменилось. Хотя лучше бы эта голландская сука ударила сапогом или прикладом, чем словом…
Чем-то он ей понравился, явно. Задержанный понимал прекрасно, что другие солдаты вовсе не обязаны разделять симпатии командира и огонь в спину не исключён. Острое сожаление пронзило его. От стольких монстров убежал, скольких завалить пришлось, столько лишений перенёс, проказникам не достался вот, чудом выжил, а теперь глупо подохнуть от рук своих же соплеменников…
И куда деваться, вариант, что с ним просто поиграют, отпустят, а потом сожгут вероломно, — суровая жизненная правда:
Потому что жизнь такая здесь, в глубине Черноты. Сплошная рулетка судьбы… русская. Никому не ведомо, в какой из ячеек следующих мгновений — твой последний патрон.
Ни для кого никакой гарантии, что проживёшь намного дольше, чем любой из убитых тобой.
Кто в это не уверует безоговорочно, как в первейшую аксиому, тот в сердцевине Чёрного Края долго не протянет. Уж что-что, а эту очевидную истину Луч давно уяснил отнюдь не теоретически.
Он умеет играть по правилам, навязанным Зоной. Уловил алгоритм пульсаций её ненависти и чует макросхемы движений её античеловечной энергии.
Слышит ЕЁ.
Потому и жив…
— Не-е, Лису точно не позову третьей… Моя медновласка тебя не жалует. И поделом, Паучище. Ты слишком много от баб хочешь. Женщина не обязана шевелить извилинами. У неё своя миссия на этой земле.
— Жалко, что у некоторых её исполняющих в запасе дополнительные жизни…
— Дрынькай давай, ироничный ты наш. Не отбирай хлеб у Мартиросяна, пожалей ветерана юморного фронта. О драконах ни слова, да?
— Нуда, нуда… хозяин — барин.
Бархатистое тёмное узким «языком» ледника сползло в моментально закоченевшее нутро. Пиво холодное, плюс холодрыга сорокаградусная за стенами особняка — от одной мысли об этом коктейле в дрожь бросало, но в этом доме правила устанавливал и вкусы диктовал хозяин. Ещё бы! Кого хочешь уверенностью в собственной правоте до краёв наполнит миллиардик-другой, завалявшийся на личных счетах. Хотя от карающей лапы государства даже Бедлам не сумеет защитить стопроцентно. А то, глядишь, пожизненный друг олигарха мог бы и решиться исполнить своё давнее тайное желание…
Почти у каждого есть заветные, но совершенно несбыточные мечты. Сладкая грёза фрилансера Николая Котомина ещё прошлогоднего образца — желание проследить схему проплат, добыть неопровержимые доказательства, что экологическая безопасность попирается самым наглым образом. Смотаться в Белорусь под каким-нибудь нейтральным командировочным предлогом и продать материалы непримиримым оппозиционерам в изгнании.
Заманчиво до дрожи в кончиках пальцев, но убьют ведь неотвратимо. После окончания первой же сенсационной «Минской пресс-конференции разоблачителей» — спецура федбезов быстренько найдёт источник, не успеет и гонорар потратить. Даже американцы ни черта не защитят, если он вдруг захочет к ним переметнуться, что для него — невозможно в принципе. Штатовские «понты» стремительно теряют былое мировое господство, звёздно-полосатые со своими внутренними проблемами замаялись бороться. Спираль истории — одни империи рушатся, другие возвышаются, чтобы когда-нибудь рухнуть.
— Хох-хо, ещё и какой барин! — вдруг разулыбался Бедлам, и его разбойничья рожа, что к текущему сорок четвёртому году этой жизни приобрела истинно шедевральную фактуру мраморного барельефа, неожиданно вновь сделалась по-мальчишески задорной. Такой ролик с суровым Бедламом, лидером думской фракции непримиримых экороссов, любой журнал купит и отвалит пятизначную денежку, не торгуясь.
Но Паук никогда не будет торговать бесценным материальчиком из тайничка, полного компромата на Лампыча.
Талантливые повелители виртуала почти никогда не достигают реальных успехов. Они до максимально возможной степени погружаются во множественные сетевые вселенные, чуть ли не сращиваются с пространством по ту сторону экрана. Им почти не интересна эта убогая, единственная реальность. Особенно — с момента появления автономных сенсорных «коконов».
Бедлам — исключение. Он ухитряется оставаться воистину крутым по обе стороны. Настоящий уникум. Потому — друга полезнейшего, чем он, даже теоретически изобрести невозможно.
— Я, собственно, к тебе по делу. У меня тут идея одна подсозрела…
— Слышь, акула блогосферная, не обрыдло скакать по всяким подворотням в погоне за свежачком? Я ещё в школе врубился, тяга лазать по скалам и кайф от прочего экстрима к тебе с генами папы, альпиниста-любителя, перебрались, но не до такой же степени, ё-моё… Когда уж ко мне оформишься пиарщиком штатным? Я тебе столько бабла отваливаю, хоть буду по ведомости как зарплату проводить…
— Вот сколько тебя знаю, Бедлам, всегда ты меня норовил на самую гнусную роль определить. Помнишь, в садике ты у воспиталки стащил прокладки из сумочки, а на меня стукнул, что это Колька спёр? Наталь Иванна решила, что я малолетний фетишист, и моим родакам такое наболтала, что…
— Её звали Роза Петровна, — перебил хозяин. — Память у тебя продырявилась совсем. При твоей нервной работе неудивите…
— Не-е, это ты башкой стукнутый многажды, — ввернул редко употребляемое словечко Ник. — Звали её Наталья Ивановна Локтева. Розочка нашей постоянной была, а эта заменяла её зимой, в старшей группе. Она ещё тебе чуть на голову не наступила потом, когда ты подкрался сзади на карачках, чтоб под платье зыркнуть.
— А-а… точно, слушай! Я и забыл… А трусики у неё красного цвета!
— Во, теперь вспомнил.
— Памятливые мы с тобой…
— Ну, это профессиональное. Наши профессии реально маразма не предполагают.
— Только я в итоге пульку в глаз получу, а ты Пулькину премию.
— Ха, тебя скорее лучевиком на половинки развалят, это сейчас модно в охоте на политиков, а разрывную пульку и я могу запросто схлопотать. И в спину, и в упор.
— А не фиг лазить куда ни попадя, по всяким дырам и помойкам. Больше негде свои грязные ролики снимать?
— Ради хорошего ракурса я в очко сортирное залезу, ты же знаешь…
— И маму родную продадите, журналюги. Я вот давеча зырил в одной архивной базе ролик. Там пернатый жлоб, стервятник, кажись, заклевал мелкую девчонку, реально, вусмерть… Не монтажный спецэффект. Снимала же в реале какая-то… хе, творческая личность, чтоб ей икнулось тыщу раз! А другой коллега твой собственную мать запечатлел в процессе надевания петли и самоподвешивания к стальному крюку. Особенно выразительным получилось судорожное дрыганье ног крупным планом… Папарацци долбаный! И гнилой штатовский суд его оправдал! Дескать, имел право не препятствовать волеизъявлению.
— Ну, за такую муть Пулитцерку не оторвёшь. Это для копченых маньяков, а у них влияния на процесс отбора номи-нантов маловато… Пока ещё, во всяком случае.
— Один хрен разница. Слава одинаковая.
— Деньги вроде тоже у всех одинаковые. Разнится только их количество… Ладно, Бедлаша. Пиво у тебя, как всегда, замечательное, твоё ведь. Но я к тебе не америкосовский лучший репортаж года обсуждать припёрся по снегу полуметровому. Сделай мне переход в Чёрный Край.
— К… к-куда?! — Бедлам аж поперхнулся пивом и дёрнул рукой. Баночка улетела куда-то в направлении дальнего угла Качзала и возмущённо зазвенела там. — Чё морозишь, ё-моё?!
— Ты не ослышался. Точнее, непосредственно в Чёрную Украину, с юга или востока. Знаю, ты можешь. Я понимаю, что граница с Предзоньем наглухо закрыта с нашей стороны, но уверен, ты знаешь способы. За десяток лет, прошедших с момента возведения периметра, активисты твоей партии наверняка там прокрадывались не раз и не два и не три…
— Да не хочу даже слушать этот бре…
— Погоди, дай же договорю! — Ник повысил голос, он понимал, что совершенно необходимо играть ва-банк и выкладывать всё начистоту о своей заветной мечте нового образца, иначе Бедлам просто пошлёт его и будет совершенно прав. — Я хочу сделать репортаж. Пока из Зоны и её округи пролезала всякая мутотень, пускай даже запредельная дофигища, это было не так интересно, привыкли к мутированным сюрпризам. Но я проанализировал кой-какие свои наблюдения, сопоставил факты…
— Какие, на хрен, факты, стрингер долбаный?! Откудова ты мож…
— Бедлам, дай мне сказать! Я уверен, слышишь, уверен, что назрело нечто… э-э-э… совсем уж мутное! Я бы сказал, новая амба к нам подкрадывается со спины, и никакой забор, хоть до неба, уже не спасёт. Буду очень рад ошибиться. Тебя с собой не зову, твой долг — печься об электорате денно и нощно здесь. А мне — прямая дорога в потустороннюю территорию. Вернусь живой, точно… Пулькину премию отхвачу, хотя на кой чёрт мне эта американская медалька сдалась! Если к тому времени будет кому её присуждать и вручать мне… Если к тому времени мир этот ещё останется нашим. Понимаешь, Бедлам? Далеко не бесспорный факт, что останется.
…И лишь когда совсем затих рокочущий звучок двигателей патрульных бронеджипов и бээмпэшек, Луч позволил себе окончательно поверить в то, что выжил. И на этот раз в очередном гнезде барабана судьбы вновь не оказалось последнего патрона. Шутка не зря говорила, что за ним присматривает какая-то звезда с неба. Хранит и ведёт. Знала бы наставница и подруга незабвенная, и сама не чуждая роли ангела-хранительницы, куда затащила его звездочка путеводная!
Точнее, куда ведёт и ведёт, тянет и манит, тащит и не отпускает. С той самой минуты, как у него благодаря встрече с нею, легендарной старожилкой по прозвищу Шутка, появилась чёткая цель. С той минуты, когда он вместе с новой напарницей отправился в поход по Зоне и окрестностям за хабаром, ценнее которого нет и быть не может. Но этого Шутке не узнать, не похвалить любимого ученика за сообразительность, прилежность и старание. Сожрала Зона неуловимую сталкершу, без всяких шуток отняла её у Луча.
Причём он так и не врубился, что именно произошло, и от этого больнее ему стократно. Её не убил враг, не втянуло какой-нибудь из зонных пакостей, не поразило контролем какой-нибудь сущности, и от голода, жажды, усталости она не сваливалась. И ровный участок почвы, на котором она стояла, не испарился, вместо себя явив озерцо воды, раскалённый гейзер или глубокий овраг, например, как это бывает в Предзонье.
Просто вот она была, а вот её уже нет. Шутка просто исчезла. Ушла сама, кто-то или что-то её утащило — Луч так и не узнал. Просто однажды он проснулся, а её больше нет. Как же он по ней скучает, знал бы кто… Хотя кому оно надо, знать такое. У каждого и у каждой — своей тоски накопилось, девать некуда. Понятное дело, речь о тех, кто ещё человеки!
На звезду надейся, но и сам не плошай. Сталкер не торчал столбом на месте, прислушиваясь к удаляющемуся звуку моторов. Он энергично, крейсерским шагом, начал утекать в западном направлении, как только за углом исчезла корма замыкающего патрульного кара.
Там, прямёхонько по курсу, — Зона.
И там уж точно выражение «смерть на каждом шагу поджидает» переносного смысла не имеет. Чтобы не потерять шанс ещё один, следующий шаг сделать, чтобы выжить, надо не в переносном, а в буквальном смысле пропитаться ЕЁ правилами поведения.
К армейского образца ременной суме с подарками патрульных он даже не притронулся. Взять хоть что-нибудь у этих чёрнокомбезных означало обречь себя на участь простофиль, соблазнившихся дарами коварных данайцев. Патрульные и отраву в жратву сунуть могут, и бомбочку с включённым таймером подложить в виде банки тушёнки. Хочешь жить — умей не поддаваться соблазнам… Только вот жалко лекарств. Целительных артефактов на всех не хватит, и фармация очень бы пригодилась, при желании всегда найдётся кому помочь, но — любое лекарство может стать ядом. Конкретно эти, дареные, — в смысле буквальном.
Уж кто-кто, а Луч прекрасно знаком с подобными натурами, которых полным-полно что по эту, что по ту сторону периметра. Не первоходок сопливый… давным-давно НЕ. Уже и забыл, поди, точную дату, когда в «скобочный» мир занырнул впервые. А что её помнить, здесь от этого никакой пользы! Помнить надо то, что выжить помогает. Чтобы не ходить по неверным тропкам. Уцелеть в Зоне может лишь тот, кто способен играть по её правилам, улавливать её промахи и даже иногда слышать подсказки. И если туза в рукаве прячет, то о-очень глубоко. Чтобы не выпал раньше времени, а то нечем будет ответить в момент истины, выстраданный и долгожданный.
Но всё-таки почему эта майорша на удивление ласково с ним обошлась? Не иначе, у неё сегодня день рождения. А он ей подарок преподнёс, целую банду проказников…
Заветную кока-кольную бутылочку с жидкой, коричнево отсвечивающей субстанцией, предположительно являющейся Эликсиром Таланта, о котором обитатели Зоны, способные общаться друг с дружкой, у костров на привалах шептались с благоговейным придыханием и жгучей завистью, он успел снять с тела Шеста. Уже после того, как сжёг временному напарнику голову остатком заряда, последними эргами, буквально с «донышка» энергопакета своего лучемёта.
Тем самым «последним лучом», которого ему самому и не хватило для быстрого самоуничтожения. Звезда путеводная шутит… Не подарил бы энергию попутчику, в связке с которым договорился якобы пробраться на территорию (Припяти), сам бы сейчас валялся с обугленной башкой. А бывший болтун и зануда, в позапрошлой жизни — российский журналист, если не врал, в прошлой — сталкер не самый фартовый, но вполне основательный, — уже в следующей, обернувшись проказником, рысачил бы по Зоне в стае полумертвяков.
Жертвами могильной проказы, самозародившейся на кладбищах, угодивших в отчуждёнку, никто не управлял, даже контролёры, манипулировавшие стаями зомби первых поколений. Только одно стремление побуждало их двигаться, а не лежать замертво, снедало всепоглощающим желанием. Всех встречных-поперечных, имеющих мозги, необходимо превратить в таких же, какими стали они сами. В общем-то закономерное желание — искоренить «иных»…
Потому и сжёг тощему сталкеру голову Луч — лучом последним, НЗ своим. Уж очень не хотел повстречаться с ним, новоиспечённым проказником, а вовсе не потому, что уморил Шест своей болтовнёй. Лучу и раньше доводилось убивать напарника, но за дело, не за слова. Хотя иногда — так и хотелось, так и подмывало трындоболу кляп в рот засунуть. С некоторых пор Луча ну о-о-очень раздражало общество живых существ, много и не по делу говорящих.
Потому и пришлось на трофейное помповое оружие срочно переходить. С результатом известным.
Вот и хорошо. Послуживший ему исправно лучевик, полностью истощённый ручной ЛК-24 м, рейдеры утянули. Взамен оставили «калаш» пулевой, простенькой модели, и пару магазинов к нему — на которые опытный сталкер, естественно, тоже не позарился. Не факт, что другой энерган удастся быстро добыть, излучатели, волновые разрядники или порционные плазменники далеко не под каждым кустом валяются, но причин менять имя на Пулю нет.
Пуля — дура. Луч — молодец.
ЧЁРНАЯ БЫЛЬ
Бывший «киевский скорый» в столицу южного соседа назывался теперь «харьковским» и отправлялся с Курского.
Киевский давно переименовали в Юго-Западный. Что там нынче творилось в «матери городов русских», проглоченной «распухшими» притязаниями Зоны, со всеми окрестными весями и городами в придачу, достоверно не ведал никто. Разве только федбезы или украинские эсбэшники, если под информацией о регулярных контрольных походах в Черноту и Причернье имелось хоть какое-то реальное основание. Или патрульные рейдеры стражей периметра, но «интербригадовцы» ещё менее говорливые ребята. В зонные команды для проведения внутренних рейдов отбирают самых фанатичных и суровых.
Чёртову дюжину лет назад громадный кусище украинской территории начали вынужденно обносить многослойным защитным периметром и нарекли Чёрной Украиной. Три области фактически целиком, включая столичную, по солидному ломтю от ещё трёх областей, узкие ломти ещё двух и краешек ещё одной. Многие привычные географические названия уже безвозвратно отошли в область преданий, а немало традиционных транспортных маршрутов довелось переносить.
Вместе с вошедшими в ареал Предзонья большущим шматом белорусского Полесья и немаленькой краюхой брянских лесов, совокупно — ещё примерно в две трети такой площади, совершенно запретные земли теперь официально именовались в документах Чёрным Краем. В разговорах по-русски он для краткости именовался попросту — ЧК. Ещё в разговорах буферная призонная территория часто звалась Предзоньем, иногда — Причерньем.