Одна из плиток, находящихся на краю диска, треснула. Пошевелив ее рукой, я после недолгих раздумий подцепил ее ножом. Выбрал без проблем. Под ней оказался странный материал. Такое чувство, что куски янтаря залили расплавленным золотом и отполировали до зеркального блеска. Где-то я видел нечто подобное… Дьявол, это же палласит – железно-каменный метеорит! Если прикинуть размеры лимба и представить, что он изготовлен из цельного куска, то… На этом фантазия дала сбой. Я не мог представить метеорит подобных размеров без сопутствующего ему конца света. Кто и зачем создал этот компас миров? Кому понадобилось скрывать его под глиняными плитками?
Больше ничего не нашел. Вернулся наверх, к выходу и, морщась от боли, попытался протиснуться в дыру. Едва просунул плечи и поднял голову, как увидел незнакомого человека, который целился в меня из ружья…
17
В горле моментально пересохло. Уж слишком мужик был серьезным да и ружье держал уверенно. Не вцепившись мертвой хваткой, а спокойно и расслабленно. Привычно. Калибр его карамультука был таким, что без проблем можно засунуть в ствол указательный палец, не боясь, что он там застрянет. Если выстрелит, то от моей головы останется мелкий фарш, сползающий по огрызку позвоночника.
Не знаю почему, но первой мыслью, мелькнувшей в моей голове, было поразительное сходство этого незнакомца с актером Жаном Рено. Возраст? Не больше пятидесяти. Длинные седые волосы, впалые щеки. На левой – старый побелевший шрам. Трехдневная щетина и тяжелый взгляд из-под полуопущенных век.
Одежда, вполне отвечающая эпохе. Жилет с двумя рядами серебряных пуговиц, широкие штаны, нависающие над голенищами мягких сапог. Тулью шляпы украшал бронзовый значок с изображением герба Базалет-де-Энарьо – голова льва на фоне сторожевой башни в обрамлении лаврового венка. На кожаном поясе несколько подсумков и нож. Где-нибудь запрятан еще один, а может, и не один, а несколько… Просто головорез какой-то!
Что-то в его натуре не совпадало с обликом. Не знаю что именно, но не совпадало. Так иногда бывает – зацепится глаз за почти незаметную мелочь, а ты страдай и мучайся, решая эту шараду. Они мне нужны, загадки эти? Нужны, Шатров, очень нужны! Потому что у него в руках ствол, а ты торчишь из подземелья, как цветок в проруби. Даже обратно в провал не скользнешь. Разве что потяжелев немного. Аккурат на вес картечного заряда, который он в меня влепит. Успеет влепить. Уж слишком ухватисто ружье держит. И ведь убьет, стервец, не задумываясь. Так что надо решать проблему полюбовно, и чем скорее, тем лучше.
– Ты кто такой? – Голос у него тяжелый и хриплый. Так хрипят старые, уставшие от жизни сторожевые псы.
– Серхио. Я из лагеря Федерико Линареса.
– Хм… На простого землекопа ты не похож, – задумчиво протянул он, – но и на ученого придурка, которых привечает сеньор Линарес, тоже не тянешь.
– Почему же?
– Глаза…
– Что с ними не так? – прищурился я.
– Ты воевал.
– Немного.
– Этого взгляда не скроешь, приятель…
– Все уже в прошлом. Сейчас я работаю десятником, и лишние проблемы мне не нужны.
– Десятником? И где же твои люди? Почему рука на перевязи?
– Припозднился в городе.
– Это не ты, случайно, уложил трех беглых рабов?
– Случайно я.
– Понятно… Ладно, вылезай.
– У меня, как видишь, рука болит. Не поможешь?
– Извини, амиго, но как влез, так и вылезешь.
– Руку хотя бы подай.
– Обойдешься. Если дернешься за револьвером, разнесу тебе голову.
– Даже в мыслях не было. – Я выбрался наружу и присел рядом с провалом. – Закурить-то хоть можно?
– Кури, – милостиво разрешил он и присел на камень. Ствол отвел чуть в сторону, но не опустил.
Его звали Мартин Вильяр. Один из таможенных стражников, которые приглядывают за здешним побережьем и по возможности ловят контрабандистов. Не самая приятная служба. Контрабандисты, как понимаете, не горят желанием свести знакомство с этими господами, а, наоборот, так и норовят проскользнуть мимо, не приветствуя слуг закона. Еще и пальнут в спину, если выпадет такая возможность. Так что реакция Мартина на незнакомца, который появился из заброшенного подземелья, вполне понятна. Сразу не выстрелил – и на том спасибо.
Пришлось снять револьвер вместе с кобурой и поясом. Во избежание лишних и вредных для здоровья телодвижений. Спорить, когда у собеседника такой весомый аргумент, а у меня рука на перевязи, не хотелось.
Мартин, поинтересовавшись моими планами, решил проводить меня в наш лагерь. То ли проверял, то ли и правда ему по пути – не знаю.
Наше знакомство было предопределено. Вильяр часто появлялся в этой части побережья, так что рано или поздно мы с ним свели бы знакомство. Его лошадь вороной масти была привязана рядом с моей. Она мирно общипывала листья с чахлого кустарника, аккуратно выбирая листочки посочнее.
– Раньше в этих подземельях часто отсиживались контрабандисты, – рассказал он, когда мы добрались до лагеря и сели передохнуть.
Повар приветливо улыбнулся моему новому знакомцу и выставил миски с похлебкой и кувшин вина. Федерико где-то носился, и можно было не опасаться очередной взбучки. Тем более что все положенное я уже сделал. Судя по кускам говядины, оказавшейся в наших мисках, сеньора Вильяра здесь уважали.
– Раньше?
– Потом ими занялся Альварес Гарса, и ребята перебрались чуть дальше на восток.
У меня мелькнула мысль, что здешний коррехидор просто избавился от конкурентов, но я не стал озвучивать эти мысли. Мало ли… Даже если это и так – что мне с этих местных разборок? Своих проблем выше крыши.
– И давно это случилось?
– Примерно с месяц. – Мартин пожал плечами и начал хлебать суп. – Место, как видел, удобное. Рядом есть бухточка, где можно разгрузить лодку, не опасаясь лишних свидетелей.
– Удобное? Я бы так не сказал. Достаточно перекрыть вход в подземелье – и все, будешь сидеть как в мышеловке.
– Хм… Ты не все знаешь, парень, – усмехнулся Вильяр. – Там, на нижнем уровне, рядом с лестницей есть потайной ход, который ведет в пещеры. Его трудно заметить, но он есть.
– Пещеры?
– А ты как думал, – с важным видом кивнул он. – Здесь этого добра хватает.
– Понятно…
– Ваши парни так и бегают к Джаббару?
– Случается, – осторожно кивнул я.
Мартин допил вино, поднялся, немного помолчал и провел ладонью по губам:
– Посоветуй им быть осторожнее.
– В смысле?
– Старик ведет какие-то дела с Альваресом. Если твои землекопы начнут хапать лишнее, то Джаббар не станет рисковать и расскажет про них коррехидору, а Гарса выдаст виновных Федерико Линаресу.
– Как все запутано, – усмехнулся я.
Вильяр кивнул и продолжил:
– Сеньоры хоть и постоянно собачатся, но дружат с давних пор. И вот еще что, Серхио… Вижу, как загорелись твои глаза, когда я сказал про пещеры. Не лезь туда. Гиблые там места.
– Почему ты мне это рассказываешь?
– Джил Лангар…
– При чем здесь мой помощник? – не понял я.
– Я хорошо знал его отца, – пояснил Мартин. – Джил, можно сказать, вырос у меня на глазах. Если бы не некоторые обстоятельства, ему бы не пришлось копаться в земле. Его отец был воином, и, поверь, не самым последним.
– Понятно… Спасибо, я учту насчет пещер и подземелий.
– Ты умный малый, Серхио.
Вильяр прикоснулся рукой к шляпе и побрел к коновязи. Я посмотрел ему вслед и отпил вина. Час от часу не легче. Кто и когда зачистил подземелье? Старик Джаббар? Вряд ли… Да, я проспал его появление, но он выбирался из провала с такой поспешностью, что явно перед этим там не был. Был слишком напуган всем увиденным и торопился оттуда убраться. Еще и коррехидора привел… Что из этого следует? Зал прибрали до его прихода. Прибрали, но тело не стали трогать, оставив Рыжего валяться на каменных плитах. Кто это сделал?!
Я бы обязательно прогулялся в пещеры, если бы… Если бы все не пошло наперекосяк…
Это случилось три дня спустя. Времени точно не помню. Незадолго до ужина. Часов в девять. Как раз закончил заполнять график завтрашних работ и с удовольствием встал из-за стола. Себастьяно покосился на меня, что-то буркнул и уткнулся в бумаги. Плевать я хотел на его недовольство! Тем более что в тот день пахал не разгибаясь.
Вышел из палатки и с большим удовольствием подставил лицо вечернему ветру. После затхлой и провонявшей по́том палатки воздух показался божественным эфиром. Еще бы умыться… Ничего, послезавтра выходной, и я обязательно съезжу в Базалет. В бани. Надоело кормить здешних клопов и вшей.
Закурив, я осмотрелся и пошел в сторону кухни, но не успел сделать и двадцати шагов, как между палатками заметил знакомую фигуру Джила Лангара. Парень стоял на коленях и скулил, пытаясь удержать тело Федерико Линареса, а бедный ученый дергался и сучил ногами, словно хотел отползти в сторону. Джил – раздери меня дьявол – бестолково хватал его за плечи и оглядывался по сторонам, будто боялся, что его увидят, – или, наоборот, ждал поддержки.
– Джил, что ты делаешь?!
Он поднял голову, увидел меня и закричал:
– Сеньор! Сеньор Серхио, клянусь, это не я!!!
Я подбежал к ним, но хватило и одного взгляда, чтобы понять – Линаресу уже не помочь. На горле зияла рана, из которой толчками била кровь. Кто-то перерезал ему глотку – и сделал это так ловко, что не оставил бедняге ни малейшего шанса. Линарес хрипел, хватая Джила за руки, словно пытался что-то сказать, но сил уже не было. Не прошло и нескольких секунд, как ученый вцепился в мою руку и обмяк.
– Джил, что здесь произошло?!
– Сеньор, это не я! – Он меня не слушал. Верещал, как недорезанный, пока не получил от меня оплеуху, чтобы прекратить истерику, но было поздно. Между палатками появились люди, и всего через несколько секунд нас сбили на землю и связали.
18
Боль не уходила. Отступала на время, прячась в закоулках избитого тела и позволяя лишь судорожно вздохнуть, а затем наваливалась с новой, оглушительной силой, сметая остатки выдержки и воли к жизни. Я уже перестал чувствовать вкус собственной крови. Харкал, сплевывая на каменные плиты бордовые сгустки. Задыхался, корчился от боли, а новые удары не доходили до моего разума, словно нервы не выдерживали и рвались, как гнилые нитки. Я тонул. Тонул в бездне отчаяния, как исчезает в глубинах океана скорлупа разбитого штормом корабля.
Казалось, еще немного – и забуду собственное имя. Где-то еще теплилась искра сознания, но едва она разгоралась, как накатывала новая волна боли, и сознание покидало меня, бросая в спасительную темноту забытья. Мелькали смутные образы, знакомые и незнакомые лица, а потом мозг взрывался, разрушая милосердную тьму, и все повторялось. Вновь и вновь.
– За что ты, падаль, убил Федерико Линареса?!!
– Не уби…
Я даже света не вижу. Удар – и сознание услужливо покидает тело. Темнота… Она давит, прижимая к каменным плитам, пока меня не обливают холодной водой, но и она не всегда помогает вернуться в настоящее. Я где-то там – в безвременье. Вижу ребят из Сотки. Они проходят мимо, исчезая в каком-то тумане. Хочу закричать, но даже хрипеть не в силах.
– За что?!
– Я не убивал!
День за днем. Это просто выражение, не больше. День за днем… Так просто. Обычное течение времени, которое мной уже утрачено. Напрочь. Я не различал времени суток. Какая, в сущности, разница?
Потом это закончилось. Совершенно неожиданно. Закончились избиения и допросы. Про меня словно забыли. Только тюремщик, дряхлый и седой старик, с ехидной ухмылкой приносил мне ковригу дрянного хлеба, похожего на кусок глины, и ковш тухлой воды. Я со сладковато-умильным удивлением валялся на каменных плитах и поражался, что меня не забили насмерть. Так удивляется ребенок, познающий окружающий мир. Несмышленыш, еще не знающий, что ожидает в будущем. Что им помешало? Увы, этого я так и не узнал. Помню лишь удушливый кошмар, который охватывал тело, когда в темнице распахивалась дверь и входили палачи…
Думать? Вы издеваетесь? Думать было не меньшей пыткой, чем двигаться. Я едва ползал по камере, стараясь забиться в угол и стать невидимым. Поверьте, это мне казалось вполне возможным. Надо лишь найти угол потемнее, а там сама Тьма придет на помощь. Вязкая и спасительная тьма.
Потом во мне что-то изменилось. Нет, не сломалось, хотя и целого оставалось немного. Мысленно уходил в прошлое, чтобы немного забыться. Тем более что прошлое было почти рядом. Оно было осязаемым. В отличие от настоящего. Мне казалось, что эта камера вместе со мной плавает в некоем бульоне мироздания.
Вспомнились острова одного из миров, где мне доводилось бывать. Ослепительно-белый песок и ласковый океан, хранящий множество тайн и секретов. Разве это было со мной? Нет, наверное, я ошибаюсь. И девушка. Там была девушка, на этих островах. Ласковая и нежная. Ее шелковистая кожа пахла душистыми травами и свежим кофе, который она варила для меня каждое утро. Нет, я определенно ошибаюсь.
Этот образ растаял, а на острова из моей памяти приходила смерть. Эти парни… Их было слишком много, но мы каким-то образом удержали крохотный клочок суши. Зачем? Я уже и не вспомню. Смерть не была чем-то новым или неизведанным. Убивать мне приходилось. Гораздо чаще, чем этого хотелось бы. Убивал, защищая своих друзей, свою жизнь и груз. Я экспедитор… Капитан Сергей Владимирович Шатров.
Коррехидор Альварес Гарса пришел совершенно неожиданно. Он вошел в камеру и скривился от моего вида. Что-то произнес сопровождавшему служителю, а потом подошел чуть ближе и даже присел, разглядывая мое лицо.
– Не обезумел, – после небольшой паузы кивнул он. – Это меня радует. Завтра ты будешь казнен. Тебя и твоего подельника, Джила Лангара, повесят. Ничего не хочешь сказать?
– Это хорошая новость, сеньор. Просто замечательная.
– Ты еще можешь шутить? Раздери меня дьявол! – Альварес хмыкнул и прищурился. – Я буду рад, если завтра утром будешь таким же стойким и сам взойдешь на эшафот. Поверь, если преступника приходится нести на руках, он выглядит очень жалким. Ты ведь не хочешь остаться в памяти горожан ничтожеством, которое бьется в истерике и цепляется за камни мостовой?
– Не дождетесь. – Мой голос стал удивительно чужим.
– Твой подельник, – коррехидор недовольно скривился, – не так упрям.
– Что с ним?
– Он жив. Правда, выглядит немного хуже, чем ты. Кстати, он нам все рассказал.
– Что именно Джил сумел вам поведать?
Разговаривать было чертовски трудно, но я получал от этой беседы какое-то дьявольское наслаждение. Это доказывало, что я еще могу думать, а значит, не сошел с ума.
– Джил Лангар признался в том, что вы замышляли.
– Его помилуют?
– За что? – Он удивился. Искренне удивился. – Признание не облегчит вашей участи, так что на эшафот вы взойдете вместе. Ты можешь гордиться, Серхио!
– Чем именно?
– Сам губернатор изъявил желание присутствовать на казни. Вместе с женой и дочками.
Теперь я понял, почему палачи пощадили мое лицо. По крайней мере, почти ничего не сломали. Все дело в здешней знати. Женщины, которые будут присутствовать на моей казни, не должны испытывать отвращения, наблюдая за подвешенным куском мяса. Это ведь развлечение – повесить человека. Поэтому мое лицо было в относительном порядке. Глаза едва открывались, но зубы были на месте. Чего не скажешь про остальной ливер. Почему не подох? Не знаю. Видно, кто-то там, наверху, решил, что я еще нужен.
– Как… Как это мило.
– Это большая честь для тебя.
– Ценю вашу заботу…
– А ты не так прост, как кажешься. Даже немного жаль тебя вешать.
– Поверьте, я не против еще немного пожить.
– Пожить?! – переспросил он. – Сколько же ты хочешь жить?
– Лет пятьдесят, – ответил я.
Гарса не выдержал и расхохотался.
– Извини, Серхио, – он развел руками, – но тут я тебе не смогу помочь.
– Ничего. Как-нибудь переживу…
– Чем ты хочешь позавтракать перед казнью? Может быть, принести тебе вина или рома?
– Рома? Нет, не нужно. Здешний ром напоминает помои. На следующий день будет болеть голова. Не хочу портить свое здоровье.
– На следующий? – переспросил он. – Ты чертовски интересный парень, Серхио Чатров!
Я сидел на охапке гнилой соломы и напрягал память, оживляя картины прошлого, которое привело к такому безрадостному финалу. Напрягал с такой силой, словно разум был способен разорвать преграду, отделяющую от привычного бытия. Вглядывался в темноту, будто хотел увидеть все то, что для меня дорого. Увы, усилия были тщетны. Как я ни старался, зыбкие, едва различимые образы таяли, возвращая в жестокую реальность. Послышались шаги старика-надзирателя, шаркающего по истертым каменным плитам. Шаги становились все громче и громче. Вот звякнула связка ключей, щелкнул замок, и раздался хриплый старческий смех:
– Эй, парень, не пора ли тебе прогуляться? Палач уже ждет!
Вот уж не думал, что мой последний выход будет обставлен с такой пышной и пошлой торжественностью. Чехлы на шлемах караульных были постираны, а нас переодели в белье из грубого полотна, похожего на парусину. Два ряда солдат, которые организовали коридор, ведущий к подножию виселицы, и куча народу, пришедшего посмотреть на двух временно живых парней.
Джил Лангар едва двигался. Судя по всему, ему досталось ничуть не меньше, чем мне. Он был на грани. Сомневаюсь, что парень отдавал себе отчет, куда именно нас привезли и что сейчас случится.
– Джил! – Он даже не обратил внимания или не услышал. – Джил!
Нет, бессмысленно. Нас подвезли к площади на повозке, запряженной парой вороных лошадей. Вы не поверите, но их головы были украшены пышными султанами! Неизвестный режиссер этого действа изрядно постарался, чтобы зрители остались довольны.
Вон их сколько здесь собралось…
Все как в пошлом романе. Размеренный бой барабанов и очень довольные лица горожан, предвкушающих нашу казнь. Их лица светились искренним любопытством. Не думал, что люди, пережившие не одну осаду и видевшие зверства арабских племен, будут так жадно вкушать подобные зрелища. Вроде ничего нового не должны были увидеть.
Хотя… Чему удивляюсь? В одном из миров я видел, как сжигали женщину, которую сочли ведьмой. Думал, беснующаяся толпа сойдет с ума от радости.
Что с нами будет? Ничего особенного.
Выведут на помост, и какой-нибудь чиновник в пыльном и засаленном мундире огласит приговор. Накинут на шею петлю, потом придет священник и прочитает молитву. Вот он, долгополый, стоит рядом с лестницей, держа в руках книгу. Неужели Библия? В каждом из миров эти книги отличаются по содержанию. Причина? Откуда мне знать! Разве это сейчас важно? Интересно, здесь надевают мешки на головы осужденным? Не хотелось бы. Предпочел бы видеть небо, а не кусок грязного полотна.
Осталось пройти совсем немного. Еще тридцать шагов – и вот она, лестница, ведущая на эшафот. Лестница в небо. Надеюсь, это надолго не затянется. Не то чтобы очень торопился, но сегодня слишком жаркий день для таких мероприятий.
Жарко. Сегодня дьявольски жарко…
19