Вот на эту кровать и плюхнулся со всего маху Гуг Хлодрик. Сетка на все лады заскрипела, заскрежетала под ним.
– Хором я, Ванюша, не нажил, – признался Гуг, без особого сожаления. – Но ты не подумай, что я бедный человек, нет, у нас тут бывает ха-ароший клев...
– Заткнись! – оборвал его Иван. – Я не желаю знать про твои делишки!
Докатился, космолетчик!
– Ну, давай, давай, я с удовольствием послушаю воскресную проповедь.
– Обойдешься!
Ивана вдруг прорвало. Он выложил о себе всю правду, рассказал столько, сколько никому не рассказывал, слова вырывались из него будто лава из вулкана. И сдержаться он уже не мог.
Гуг сидел с полуоткрытым ртом и вытаращенными красными глазами.
Впечатление было такое, словно его только что вытащили из подводных рудников Гадры, его распирало как глубоководную рыбину, казалось кровь вот-вот брызнет из пор кожи, а глаза вылезут из орбит.
– Первые дни я держался, Гуг, все было нормально! Я говорил себе – у тебя есть воля, разум, держись, космолетчик, иначе цена тебе – грош! И ведь держался, Гуг, держался! А потом навалило... Да так навалило, что хоть в петлю, хоть в окошко! Не поверишь, но это было выше человеческих сил, неделю я не спал вообще, ни единой минуты, ни секунды. Ну ладно, нас обучали не спать сутками, сам помнишь, как было в Школе, но ведь это легко, когда просто не спишь, понятно, просто! А когда мозги набекрень, когда перед глазами одно и то же, Гуг, это совсем другое дело, хоть башкой об стену! У меня был план, я поклялся отомстить этим тварям, добраться до них во что бы то ни стало! Сдохнуть, но добраться! Но не так-то это просто, мнемограммы показывать, сам знаешь, шумиху поднимут, подопытным кроликом сделают, на слово само-собой никто не верит, да и попробуй раскройся, высмеют, сочтут за блаженного. Куда ни сунься, везде труба, Гуг! Но не это главное, это все дело понятное, не привыкать. А вот память жжет, сил нету, хоть под психоскальпель ложись! Вот тогда, Гуг, я и стал понемногу прикладываться, а где немного, там и все остальное... Погулял я здорово, от Марселя до Тегерана, а потом залетел в эту дыру, черт бы ее побрал. Только время зря потерял. А мне бы сейчас набрать надежных ребят, пробить разрешение, хотя бы под видом свободного поиска в Пространстве, ну ты знаешь, да и махнуть туда! Иначе, Гуг, загнусь, не выдержу. Ты можешь меня считать неврастеником, бабой-истеричкой, но это не передать словами, это не под силу человеку!
Гуг замахал рукой, разинул рот, еще шире разинул.
– Ничего я не считаю, – проговорил он. Но ты забудь про свои замыслы, ни черта не выйдет! И ни один из нормальных парней с тобой не пойдет на это дело, можешь даже не пробовать уговаривать, тебя сочтут помешанным, Ваня, вот и все! Я сам думаю, что у тебя крыша поехала... Ладно, не трепыхайся, я чего думаю, то и думаю, крутить не собираюсь. А чем смогу, помогу! Только ведь нечем. Ежели башли нужны, сотен шесть-семь подкину... но это тебе на полбака. Можно, конечно, и побольше наскрести, на разгон всегда можно наскрести, а как обратно выбираться будешь? Не-е, коли тебя в Космофлоте не поддержат, и рыпаться не стоит! Или к частникам на поклон иди!
– А что я им предложу? – спросил Иван.
– В том-то и дело, что предложить тебе нечего. Ни один из частников благотворительностью в космических масштабах заниматься не станет, Ваня. Но гляди, старина, пока ты будешь по миру побираться, крохи выпрашивать, тебя точняк засекут, может, ты уже под колпаком.
– Все может быть, – понуро согласился Иван.
И поглядел на груду бутылок, валяющихся в углу.
– В это время из-за двери послышались торопливые тяжелые шаги, сама она почти сразу распахнулась, на пороге застыли две фигуры в зеленоватой форме и касках, блеснули стволы автоматов-парализаторов.
– Легки на помине, сучары! – тоскливо пробурчал Гуг Хлодрик, но не пошевельнулся.
Иван смотрел на служащих Европола и не мог понять, что их сюда привело.
Гуг? Его шайка? Иван не знал, что надо делать, и потому не делал ничего.
– Ты сиди на месте, – холодно сказал тот, что стоял слева, указывая стволом на Хлодрика, – а русский пойдет с нами.
Иван привстал.
– И попрошу соблюдать спокойствие, это в ваших же интересах.
– В наших интересах, – с ленцой процедил Гуг, упирая руки в колени, – совсем другое, дорогие легаши!
– И что же именно? – с ухмылкой поинтересовался стоявший справа.
– А то, чтобы гости, навещающие нас, были немного повежливее, понял?! Если не понял, могу разъяснить, сучий потрох!
Иван не видел, как ампула вылетела из дула. Но он видел, как она ударила в грудь Гугу Хлодрику и разлетелась на мелкие осколки. И он понял – у Гуга под курткой был надет панцирь. Все дальнейшее произошло мгновенно:
Хлодрик вскочил на ноги, будто был не восьмипудовым верзилой, а пушинкой, взметнувшейся под струей воздуха. Европоловцы рухнули на грязный заплеванный пол, уткнулись в него лицами. Гуг выскочил за дверь и через минуту, после непродолжительной возни, вскриков, сопенья и скрежета зубов, втащил в комнатушку еще двоих парней в зеленоватой форменке. Он их держал за воротники. И как те ни упирались, вырваться им не удавалось.
– Еще трое валяются там, у входа, – доложил Хлодрик Ивану извиняющимся тоном.
– Нехорошо все это, – высказался Иван. Ему совсем не нравилось происходящее. И он никак не мог понять, зачем он европоловцам? Может, он успел натворить чего-нибудь такого, за что надлежит отвечать по местным законам. Все может быть, разве упомнишь! Только ему не хотелось попадать в клетку, какая бы причина на то ни была.
– Еще бы! Конечно, нехорошо! – согласился Гуг. – Но мы сейчас сделаем так, что все будет хорошо!
Он заорал на вырывающихся парней так, как не орал в свое время на звероноидов Гадры, медленно отжиравших у него левую ногу. Эти гнусные твари тогда именно отжирали его конечность, не отрывали, не отъедали, не отгрызали; они привязали самого Гуга к железному крюку, вбитому в стену пещеры, и не торопясь, со смаком и явным удовольствием, чавкая и обливаясь слюной, жрали ногу у живого и дико орущего Гуга Хлодрика. Иван поспел вовремя. Но тогда Гуг не орал так дико.
– Я вас, твари, гниды паршивые, напополам поразрываю, ежели вы через две минуты не вытащите всю эту падаль наверх, чтоб она не воняла в хоромах благородного Гуга – Игунфельда Хлодрика Буйного! Поняли, суки?! В моей старой и дырявой шкуре сидят сорок поколений свирепейших викингов, и я от их имении поручению размажу ваши вонючие мозги по стенам! А ну, брысь!!!
Он притопнул ногой. И выпустил парней. Не прошло и минуты, как в конуренке стало тихо и покойно, никто не стоял в ней из непрошенных гостей, никто не лежал на полу. Иван выглянул наружу – лишь валяющаяся у стены каска с зеленоватым отливом да отпечаток кровавой пятерни почти под самым потолком напоминали о случившемся.
Он вернулся в комнату. Поглядел на тяжело дышащего Гуга исподлобья, неодобрительно.
– И все-таки, дружище, тебя не зря вышвырнули из Космофлота, ты и впрямь Буйный. Зачем тебе лишние неприятности? Может, дело шло о штрафе за погром в кабаке одноглазого Сайруса или еще о каких-нибудь таких мелочах! А ты кулаками махать начинаеш, викинг хренов!
Гуг не обиделся, не рассердился. Он снова плюхнулся на скрипящую кровать, откинулся к стене. И сказал:
– Не-е, старина, у тебя точно разжижение мозгов! Вспомни-ка, о чем ты тут рассуждал только что, а?
– О чем? – не понял Иван.
– Балбесина, пока ты думаешь, что за тобой могут установить слежку, тебя уже взяли под колпак, дошло?!
– Ты уверен?
– Еще бы! – лицо Гуга было совершенно непроницаемо и серьезно. – А за скандал и потасовку в кабаке Сайруса, да и иных местах, о которых ты изолил забыть, я заплатил столько, что ребятам придется изрядно попыхтеть месячишко-другой, прежде чем мы восстановим нажитое... Не думай, что твои пьяные истерики были бесплатным развлечением! Тебе надо мотать отсюда, понял! За океаном сейчас совсем хреново, не скроешься от легавых. А в России, я думаю, тебя не сразу сцапают. Вали домой, Ваня! Никто тебе здесь не поможет. Но одну штуковину я тебе дам, глядишь, пригодится!
Иван уставился на Гуга иронически, скривил губы.
– Это какую же? – спросил он с явным сарказмом. – Фомку? Кастет? Отмычку? Чего ты мне можешь дать сейчас, Гуг Хлодрик Буйный, предводитель шайки грабителей и алкашей?! Чего у тебя есть за душой и вне ее – канистра виски? Или, может быть, ржавый парализатор? Мне в нашей всесильной конторе ни черта не смогли предложить, кроме любительской капсулы, понял! А остальное мне и задаром не нужно!
Гуг поднял руку.
– Не спеши, Ванюша, отказаться всегда успеешь. Я не знаю, как ты доберешься до того проклятого места, до этой окраины Метагалактики, это все твое дело... но ежели ты доберешься до нее, ежели ты решишь потолковать с местной братией, которая угробила твоих родичей, то тебе эта штуковина ох как пригодится... Да и все равно продать ее некому! Бери, Ваня!
Пора было собираться, уходить отсюда. Иван знал, что европоловцы вернутся с подкреплением и зададут им жару. Но апатия держала его в своих тисках. Он не мог встать, решиться на что-то.
– Вот, гляди! – Гуг долго ковырялся в стене за кроватью, наконец вытащил что-то неопределенное, завернутое в тряпицу. Вид у него был весьма самодовольный. – Мы тут год назад подломили парочку сейфов в одном пришвартовавшемся судне. Дело было мокрое, пятерых охранничков пришлось в воду сунуть с камешками, но, Ваня, они сами виноваты, зашебуршились не ко времени, задергались... А суденышко-то оказалось лабораторией засекреченной, усек? Я как допер, так чуть не сверзился от беспокойства, но поздно было – тут или пан, или кичман! Я грешным делом, подумал, ридориумом удастся разжиться, Ваня! Это ж раз в жизни! Грамм – и гуляй до могилы со всей оравой, еще и останется столько же!
– Раньше ты был другим, – вставил Иван. – Я жалею, что не удержал тебя в Отряде, очень жалею!
– Поздно, Ваня, поздно, жизнь не переделаешь! Да и все относительно, старина. Ты меня жалеешь, а я вот сейчас тебя жалею, не дай Бог, Ваня, на твоем месте быть, не дай Бог! Но слушай! Какой там к черту ридориум – пустые сейфы за семью бронированными дверями, а в одном – вот это яйцо! Гляди-ка, может, слыхал чего про такие!
Он развернул тряпицу, в огромной мясистой ладони оказалось обычное яйцо, чуть больше куриного, но цветом такое же, покрытое какими-то пятнышками, а может, и просто засиженное мухами. Иван понял, что самый обычный дурацкий розыгрыш.
– Не-е, ты носа-то, не вороти, дурачина! – Гуг явно занервничал. – Из-за этой штуковины вместе с нашими восемь душ отлетело к небесам, а ты нос воротишь. Ну скажи, вам там самую последнюю технику дают, самые новейшие всякие хреновины...
– Тебе тоже давали в свое время, – вставил Иван.
– Да ладно, я же не спорю! И не горюю, Ваня! Но ты скажи, такие хреновины давали?
– Нет!
– То-то!
– Не тяни, мне пора уходить отсюда.
Гуг Хлодрик рассмеялся ему прямо в лицо.
– На, Ваня, держи! С этой штукой ты уйдешь от кого угодно, даже от самого дьявола! И помни, какие у тебя друзья, а коли вернешься... – в глазах у Гуга появились грусть, он судя по всему, не верил, что Ивану доведется вернуться. Но он старался, чтобы это неверие не выплескивало наружу. – А коли вернешься, отдашь. Я с тебя за нее строго спрошу, понял?!
– Понял! Оставь себе.
Иван собирался встать. Но Хлодрик остановил его, усадил напротив.
Задышал тяжело, взволнованно, будто должно было произойти нечто необычное.
– Гляди!
Гуг прижал яйцо острым концом к шее, прямо под сивой бородищей, надавил. Поначалу ничего не изменилось, и Иван поневоле подумал, что старый приятель свихнулся от пьянства, от всего этого дичайшего и непотребного образа жизни, и он хотел толкнуть его рукой в плечо, чтобы очнулся от бреда, пришел в себя... Но рука его застыла в воздухе. То, что Иван увидал, было ни на что не похоже, если только на галлюцинацию. Лицо Гуга, да и его фигура, начали на глазах меняться: щеки втягивались, бледнели, плечи сужались, живот пропадал и одежда начинала обвисать складками несмотря на панцирь, скрываемый под нею, нос из набрякшего и непомерного превращался в тонкий, правильной формы, борода, вся до волоска, исчезла, оставив на своем месте недельную щетину...
Иван машинально провел ладонью по подбородку, щекам – он тоже не брился давненько, щетина торчала наждаком. Но не это озадачивало его. Гуг становился похожим на кого-то очень знакомого, он не просто утрачивал свой обычный облик, он превращался в кого-то. Но в кого?! Ивану показалось, что он сходит с ума! Перед ним сидел его собственный двойник, не надо было зеркала! Только теперь Иван сообразил, что к чему, но поверить, что это происходит на яву, не мог, не верилось! Да и не могло быть такого!
– А ты ущипни себя! – проговорил вдруг тот, кто был прежде Гугом Хлодриком. – Ущипни за ляжку! А хочешь, за нос! Глядишь, и проснешься.
Иван словно загипнотизированный последовал дурацкому совету. Но щипки не помогали – он чувствовал боль и не просыпался.
– Что скажешь?
Иван тысячи раз слышал собственный голос в записях. И теперь он готов был спорить на что угодно, что прозвучал именно его голос, это не могло быть ошибкой, в этом во всем была какая-то закономерность.
– Гуг, это ты? – спросил он, глуповато улыбаясь.
– А кто же еще, конечно, я – Гуг Хлодрик! – ответил сидящий напротив – Ивановым голосом. – Ты только чувств не лишись, ладно? А то стал чувствительным больно, как барышня! Ну, Ваня, отвечай, пока я добрый, нужна тебе эта хреновина или нет?!
Иван замялся. Он думал о множестве вещей и не мог сразу найти нужного.
И все-таки, спросил:
– Сколько времени она действует вот так?
– Столько, сколько надо тебе!
– А обратно?
Иван-двойник оторвал яйцо от шеи, сунул его тупым концом в рот, надул щеки и почти сразу же превратился в обрюзгшего и краснорожего Гуга Хлодрика.
– Вот как! – заявил Гуг надменно, оттопыривая губу.
Но Иван не мог поверить в чудо, случившееся у него на глазах.
– Слушай, Хлодрик, а может, это гипнолокатор, – предположил он, – может, ничего на самом деле не меняется, просто нам начинают видеться всякие вещи...
Гуг сплюнул под ноги, почесал за ухом...
– Все проверено, не будь занудой, Ваня. Держи!
Он сунул яйцо в руку Ивану.
– Только зря не экспериментируй с ним, не стоит. Штуковина непонятная, может, в ней еще чего есть, откуда нам знать. Вон Лысый, ну ты его должен знать, тот, что тебя брал, доэкспериментировался – щас по ходам бегает, на четырех лапках и с длинным голым хвостом!
– Врешь!
– Ей-Богу, Ваня! Эта хреновина, видать, настраивается на самый активный, биоактивный, объект в радиусе своего действия. Ну этот дурашлеп позавчера и доигрался – поймал крысу, здесь их полно, сам видал, приставил к горлышку яичко, и поминай как звали – только хвостиком вильнул, Ваня! Где его теперь отлавливать, а? Может, сам возвернется? Хорошо еще, что я подобрал... Так что ты не дури, не надо!
Ивану вдруг показалось, что все это продолжение алкогольного бреда, белой горячки. Но рука его сжимала вполне материальное и даже какое-то живое на ощупь яйцеобразное тело неизвестного происхождения. И от этой реальности деваться было некуда. Он обтер яйцо о штанину, сунул в боковой карман комбинезона.
– Но должны же быть какие-то инструкции? – предположил он, поглаживая колючий подбородок.
– Ванюша, у тебя нулевой допуск, а ты болтаешь о такой ерунде! Ну где ты видал, чтобы засекреченные штуки хранили вместе с инструкциями, чертежами, техдокументацией, ты наивный человек. Ваня. Если и были какие инструкции, так на другом суденышке за семью замками, а то и вообще у черта на рогах! Давай-ка, собирайся, пора уматывать, теперь я чую недоброе, меня чутье не подводит!
Он привстал, подтянул штаны. Подошел к двери, снял с пояса связку огромных ключей – этой связкой можно было проломить череп слону – и долго возился с замками. Потом со скрежетом и лязгом задвинул три гигантских засова, опустил сверху металлический занавес и, видно, для пущей надежности придвинул вплотную к двери непомерный стальной сейф, сработанный еще лет пятьсот назад. После этого выдохнул тяжело, но удовлетворенно:
– Порядок!
– Ты чего, танковой атаки ждешь? – поинтересовался Иван.
– Это мы поглядим, – неопределенно ответил Гуг.
– А как же сами выбираться будем?
– Не волнуйся, Ваня! – Гуг Хлодрик повел глазами куда-то ввысь, за паутину, – Выберемся.
Он прильнул к стене ухом. Лицо приняло настороженное выражение.
– Что там?
– Идут, сучары! Я все точно рассчитал. Но ты, Ваня, не робей! Гуга-Игунфельда Хлодрика Буйного голыми руками не возьмешь! Гляди!
Он подошел к противоположной стене, подогнул колени, напрягся и подскочил метра на три вверх, вцепился обеими руками во что-то невидимое, подтянулся... послышался треск, что-то загремело, заскрипело. И Гуг многопудовым мешком свалился вниз, на пол. Он сидел весь в обрывках паутины и с недоумением разглядывал чугунную старинную решетку, которую держал в руках. На концах этой решетки болтались куски цемента, кирпичей.
– Во-о! Оторвалась, падла! – произнес Гуг, будто еще сомневаясь в случившемся. Но тут же отбросил решетку в угол комнатушки.
В дверь застучали.
Гуг попробовал встать. Лицо его исказилось гримасой боли, он ухватился обеими руками за левую ногу, застонал.
Иван сразу понял в чем дело. После того, как звероноиды отожрали Гугу половину голени и всю ступню, ему пришлось ложиться на биорегенерацию в Центре. Но живой протез получился неважным, он то и дело подводил хозяина.
Видно, что-то подобное произошло и теперь.
Иван подхватил Гуга под мышки, приподнял.
– Ничего, я тебя подсажу, выберемся Гуг, лишь бы ход был.
– Ход есть, Ваня, но я не полезу, ну его на хрен! Надоело бегать!
В дверь принялись колотить прикладами. Потом как-то сразу все стихло. И послышался приглушенный голос:
– Именем закона требую открыть дверь!
– Ага, щас, разбежался, – прокомментировал требование Гуг. И повернул голову к Ивану: – Там все просто, по лесенке наверх – шесть ярусов, потом по туннелю до упора, и в тридцать восьмую дверцу по левой стороне! Гляди, не сбейся! Ни одна собака тебя не отыщет в этих лабиринтах, будь спокоен!
– Мы пойдем вместе! – твердо заявил Иван.
Гуг рассмеялся своим прерывистым кашлем-смехом, утер выступившие слезы.
– Ванюша, вместе мы сможем пойти только на кичу, понял?! А тебе надо еще кое с кем расквитаться, об этом тоже не забывай! Что касается старого буйного викинга, так за него, Ваня, не переживай, не родился еще на Земле-матушке тот, кто покорителя Гадры за хобот возьмет!
В дверь опять забарабанили. Голос стал громче.