– Все, мужики, за работу. У танка поврежден ведущий каток, так что машина не на ходу. Сейчас я внутрь сползаю, передачу переключу, а вы пока начинайте тросы заводить, буксирные крюки здесь самые обычные. Тащить, думаю, лучше кормой вперед, она тяжелее. Только сначала гусеничную ленту в кузов тягача погрузите, чтобы под катками не мешалась, вон она, у края платформы свернута и чехлом накрыта.
Заметив, что Баранов весьма задумчиво глядит на укрытый брезентом танк, определенно собираясь задать еще какой-то вопрос, Владимир Петрович добавил:
– Да, все вопросы по матчасти – после, понятно? Машина экспериментальная, потому секретная. Внешнему виду особенно не удивляйтесь, это другая модель, чем та, на которой мы в прошлый раз воевали. Глубокая модернизация танка типа "Т-34", пока вам этого достаточно. Все остальные подробности узнаете… в свое время. Работаем, товарищи танкисты…
Глава 3
12 июля 1941 года, Цоссен
– Прости, Анхель, а почему ты решил, что этот комиссар – пришелец… из будущего? – осторожно спросил полковник после ОЧЕНЬ длинной паузы. Он помнил, что с фантазией у приятеля, мягко говоря, не очень, и придумать ТАКОЕ, ради шутки или в карьеристских целях, майор не способен. Внезапный приступ психоза? Для этого у Анхеля слишком прямолинейный ум. Значит, что-то дало ему основание так считать. – Есть какие-то доказательства?
– Есть, дружище Рейнхард! – одними губами улыбнулся майор.
Пошарив в брючном кармане, он выложил на столик, сдвинув кофейник в сторону, изрядно помятый и замусоленный конверт. Полковник осторожно, двумя пальцами, словно имел дело с мерзким насекомым, взял конверт, и… ему на колени выпал какой-то предмет, а вслед за ним посыпались тонкие книжицы в коленкоровых переплетах и разноцветные бумажки с цифрами.
– Это… что? – ошарашенно воскликнул хозяин кабинета.
– Деньги, документы комиссара и некое техническое устройство. Все это найдено у него в нагрудных карманах при обыске, – объяснил майор.
– Устройство? – Полковник поднял тонкую пластину, размером примерно с портсигар. – Из чего это вообще сделано? Одна сторона матовая, и на ней какой-то… гм… глазок. Вторая сторона блестящая.
– Вторая сторона – экран! – с некоторой долей самодовольства, как будто он каким-то образом приложил руки к созданию сего чуда технической мысли, ответил майор. – Причем цветной! Сейчас там, похоже, питание село, но когда устройство работало, при нажатии на боковую кнопку вся лицевая поверхность светилась.
– И… что там было? На экране? – оторопело спросил полковник, вертя в руках загадочную штуку.
– Запрос пароля для работы. Подобрать не удалось, а сообщить его нам комиссар отказывается. Методы допроса третьей степени к нему пока не применялись, – с каким-то ожесточением ответил майор. – Ты открой документы, пролистни. Ты ведь читаешь на русском. Это весьма интересно! Первый документ – офицерское удостоверение, или, как его называют русские, – командирская книжка. Там всё вполне стандартно, за исключением того, что "батальонный комиссар" числится в Особом отделе четвертой армии. А эта армия сейчас довольно далеко от того места, где комиссар попал в плен. Зато вот те два, в бордовых обложках – общегражданские паспорта.
– Что? Какая еще Конфедерация народов России? – вытаращил глаза полковник, заглянув в первый документ.
– Рейнхард, ты год выдачи паспорта посмотри! – усмехнулся майор.
– Две тысячи одиннадцатый год? Это явно какая-то шутка! – тихо сказал полковник.
– Посмотри второй! Он еще занятнее! – ухмыльнулся майор.
– Российская Федерация? Год выдачи – две тысячи второй! Два паспорта из… разных стран? Нет, Анхель, это явная подделка!
– Качество полиграфии видишь? – уже откровенно улыбнулся майор. – Все данные напечатаны, а не вписаны от руки. И это сделано не на печатной машинке! А водяные знаки? Их явно наносили типографским способом. Кроме водяных знаков там еще и какие-то блестючки есть, где рисунок герба разными цветами переливается и выглядит объемным.
– И гербы… гм… императорской России, – заметил полковник.
– Не совсем! Есть определенные различия! – отрицательно покачал головой майор. – Они незаметны неспециалисту, но я консультировался со знающими людьми. Гербы явно неканонические, при этом на обоих паспортах – различаются некоторыми особенностями.
– Для подделки слишком много деталей! – буркнул полковник, продолжая внимательно вглядываться в оба документа, изредка переворачивая странички.
– А теперь взгляни на деньги! – предложил майор, глядя на приятеля с видом ученого, открывшего новую отрасль науки.
– Это… деньги? – Полковник взял в руки разноцветные бумажки.
– Купюры достоинством в сто, пятьсот, тысячу и пять тысяч рублей. "Билеты Банка России". Качество исполнения – высочайшее! Около десятка степеней защиты, водяные знаки, микрошрифты, какие-то вшитые блестящие ленты, переливающиеся рисунки. Я сравнил с рейхсмарками – небо и земля! По сравнению с этими… гм… рублями наши марки – просто фантики.
– Ну… допустим! – минут через десять сказал полковник, осторожно кладя паспорта и деньги на край стола. – Я говорю: ДОПУСТИМ, что все это… вполне подлинные документы и купюры, созданные с применением неизвестных нам технологий. Но в то, что ЭТО каким-то образом попало к нам из будущего, я пока не верю.
– И загадочное устройство тебя не убеждает? – скривился, словно от зубной боли, майор.
– Я его в рабочем состоянии не видел и судить о его технических свойствах не могу! – отрезал полковник. – Найди специалистов, пусть разберут его по винтику… если тут вообще есть винтики… Для начала пусть подключат питание! Паспорта и деньги – отдать на экспертизу. Не мне тебя учить, Анхель!
– Слушаюсь, господин полковник! – Майор, не вставая из кресла, изобразил стойку "смирно" и даже прищелкнул каблуками сапог.
– Прости, Анхель, не обижайся! – немного смягчил тон полковник. – Пока представленные тобой… гм… доказательства интересны, но неубедительны. Они не доказывают твое предположение о иновременном происхождении пленника. Кстати, сам он что об этом говорит?
– Ничего конкретного он не сказал, только смеялся! – вздохнул майор. – Он вообще ведет себя чрезвычайно нагло и развязно, даже вызывающе, как будто не боится смерти. Наоборот – он специально провоцировал меня на физическое насилие. Я, признаться, с трудом сдержался, чтобы не врезать ему по роже. Особенно после того, как он назвал нас всех педерастами. Впрочем, он нас постоянно так называет.
– Хм… – даже поперхнулся от такой новости полковник. – Это как-то… необычно! Я допрашивал нескольких пленных, после начала войны мне привозили русских офицеров среднего и высшего звена. Они ругаются… традиционно. Ну, сволочами и гадами могут назвать… Но обвинять в гомосексуализме? На каком, простите, основании?
– Так он всех европейцев вкупе обвиняет! – пожаловался майор. – Европу называет "Немытой Гейропой"! Как мне удалось выяснить, гей – это в его понимании как раз и есть педераст. Говорит, что канцлером у нас будет баба, а педерасты станут проводить ежегодные парады в центре Берлина.
Полковник несколько секунд смотрел на приятеля, словно ожидая, что тот сейчас дезавуирует свои слова, сказав: "Шутка!" Но майор молчал, только покусывал губу.
– Анхель, а этот твой… комиссар сказал, когда война закончится? – осторожно, как будто боясь спугнуть источник ценной информации, спросил наконец полковник.
– Хех… сказал… – замялся майор. – Вернее, точную дату он не назвал, но в запале проговорился: большевики разгромят нас с позорным счетом, их казаки будут поить коней из Шпрее.
– Казаки? – удивленно выгнул бровь полковник. – Из Шпрее?
– Он пел песню… Всех слов не помню, но там была такая строчка: "едут по Берлину наши казаки".
– Вот даже как? Он про ЭТО песни поет? – усмехнулся полковник.
– И не только про это… – грустно кивнул майор. – Уже не на допросе, а сидя в камере, он, пытаясь, видимо, себя подбодрить, спел о разрушении Вашингтона.
– Вашингтона? Столицы САСШ? Они ведь союзники? – прищурил глаза полковник.
Майор достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, развернул и зачитал:
– "Может, мы обидели кого-то зря, сбросили пять лишних мегатонн. И пылает голубым огнем земля, где был когда-то город Вашингтон".
– Что это может значить? Ладно, пусть Вашингтон, но что это за голубой огонь и мегатонны? – попытался взять себя в руки полковник, по спине которого заструился холодный пот – такой уверенностью в неизбежном наказании повеяло от явно шутливой песенки.
– Подозреваю, что речь идет о каком-то супероружии, – пожал плечами майор. – В этой песне еще такие слова были: "Медленно ракеты улетают вдаль, встречи с ними ты уже не жди. И хотя Америки немного жаль, у Европы это впереди. Скатертью, скатертью хлорциан стелется и забирается под противогаз. Каждому, каждому в лучшее верится. Падает, падает ядерный фугас".
Полковника ощутимо передернуло:
– Хлорциан?
– Хлорциан – боевое отравляющее вещество, – пояснил майор. – Я уточнял – он был впервые применен войсками Антанты в июле 1916 года. И он действительно очень плохо сорбируется угольной шихтой противогаза.
– Они готовы применить химическое оружие? – вскочил из кресла полковник.
– И, вероятно, не только его! – хмуро кивнул майор. – Там ведь еще про какой-то "ядерный фугас" упоминалось.
– Большевики обладают оружием, способным сжигать города? – Полковник принялся ходить кругами по кабинету. – Но почему мы об этом ничего не слышали?
Внезапно хозяин кабинета остановился напротив гостя и тихо сказал, глядя ему в глаза:
– Анхель, мне очень хочется побеседовать с твоим пленником. Я надеюсь, ты привез его с собой?
Майор кивнул.
– Я дам тебе адрес явочной квартиры в Берлине. Отвези его туда. Постарайся все сделать тихо. Если мы его расколем, то… Информация подобного рода очень дорого стоит!
Глава 4
12 июля 1941 года, Москва
"Ну, ладно "Паккард", мы не гордые, но хоть какой-никакой "ЗиС" могли бы и прислать", – чуть сварливо пробурчал себе под нос Батоныч, оглядев предложенное им средство передвижения. Очень тихо пробормотал, разумеется, так, что даже Очкарик ни слова не понял, хоть и нахмурил лоб, прислушиваясь. Сопровождавшие их энкавэдисты и вовсе ничего не расслышали, поскольку топали в нескольких метрах впереди. Бурчал он, разумеется, не всерьез: ради того, чтобы поговорить с самим Сталиным, он бы и в кузове распоследней полуторки прокатился. Да что там полуторки – пешком бы пошел! Вприпрыжку побежал! Ведь это не кто-нибудь – СТАЛИН! Единственный нормальный правитель гигантской супердержавы, рядом с которым все последующие смотрелись откровенно бледно. Да никак, если честно, не смотрелись!
А почему бурчит? Так понятно почему – от волнения. Это Виталя с Вождем уже не раз и не два разговаривал, пусть и по телефону. Накоротке, можно сказать. А он всего однажды, да и то не совсем лично, поскольку находился рядом с Дубининым. Ну, тогда, когда Димон, приняв звонок с аппарата в дежурке, сначала пообещал телефонному шутнику ноги переломать… Волнуется он, короче говоря, не по-детски. Аж голова немного разболелась, причем не пойми отчего: то ли от этих самых переживаний, то ли после выпитой вчера без закуси водки. Ведь, если по-честному, это Дубинин должен с Иосифом Виссарионовичем встречаться, а не он. Но Виталика нет – и хорошо, если он просто вернулся в будущее, а не погиб! – так что придется ему самому отдуваться…
Транспорт, кстати, вполне нормальный для этого времени: пара обычных горьковских "эмочек", которые "Молотовский-первый". Погрузились – в первую Бат с Очкариком и встречавший эшелон майор госбезопасности, во вторую – трое сопровождающих пониже званием, младший лейтенант и пара сержантов. Лейтенант Наметов, к удивлению Батоныча, в Москву не поехал, оставшись на месте. Поерзав на пассажирском диване, Владимир Петрович вынужден был с усмешкой признать, что по уровню комфорта детище советского довоенного автопрома значительно уступает привычному "Гелендвагену", но ехать можно. Особенно когда автомобиль перестал наконец петлять по не шибко ровной грунтовой дороге и вырулил на магистральное шоссе.
Ехали довольно долго. Бат помнил, что от Кубинки до города что-то около шестидесяти километров, но одно дело подобное расстояние в его время, и совсем иное – в первой половине прошлого века. Ну, в смысле двадцатого. Зато ни пробок тебе, ни прячущихся в придорожных кустах гаишников… впрочем, судя по рассказам Виталика, он настоящих пробок-то и в глаза не видел. За неимением последних в его варианте будущего, ага. Когда въехали в Москву, стало поинтересней, благо смотреть в окна, несмотря на наличие на них светомаскирующих шторок, никто не препятствовал. Коренному москвичу Бату, чья семья переселилась в столицу из небольшого поволжского села Батологово еще в конце XIX века и потому избежала и голода тридцатых, и депортации осени 1941 года, было интересно, как выглядел родной город задолго до его рождения. Особенно сейчас, во время самой страшной в человеческой истории войны. К слову, ничего столь уж бросающегося в глаза он не заметил, и городской транспорт по улицам ездит, и свободные от работы люди ходят. Разве что людей в военной форме больше, чем обычно, да вооруженные патрули регулярно встречаются.
А вот затем автомобиль подъехал к Кремлю. Который Владимир Петрович… ну, не то чтобы не узнал, но был удивлен увиденным, хоть и читал в своем времени о маскировке центра Москвы. Звезды на башнях оказались зачехлены, а золоченые купола соборов – закрашены темной краской. Желтые стены правительственных зданий стали серыми – кое-где покраска еще продолжалась, Бат видел строительные леса и люльки маляров. Кремлевские стены покрылись геометрическими фигурами, с высоты птичьего полета выглядящими, словно крыши жилых домов, знаменитые зубцы обшили фанерой. Красная площадь тоже изменилась: вместо Мавзолея высился "жилой дом", надстроенный над ним еще на два этажа, трибуны маскировали фанерные "крыши". Кое-где прямо на брусчатке стояли одно– и двухэтажные декоративные домики. А когда автомобиль, практически не снижая скорости, въехал в ворота Спасской башни, под колесами заскрипел самый настоящий… песок, имитирующий отлично заметную с самолета грунтовую дорогу, тянущуюся до Боровицких ворот.
Батоныч негромко хмыкнул: серьезно предки к маскировке подошли! Пожалуй, нынешняя картина центра столицы абсолютно не совпадает с довоенной аэрофотосъемкой. Конечно, большая часть маскировки "работает" только в светлое время, да и теней она в большинстве своем не дает. Однако ночные бомбардировки здесь принято проводить при свете сброшенных первой волной зажигательных и осветительных бомб, и в данном случае фрицам такая "подсветка" не поможет. Когда-то Владимир Петрович читал, что осветительные бомбы на парашютах расстреливались в полете силами малокалиберной ПВО, а по самолетам работали более мощные зенитные орудия и истребители. Кстати, интересно, в реальной истории Москву к этому времени уже начали массированно бомбить или товарищ Сталин снова форсирует события? Вроде бы должны, уже июль к середине подходит. А с другой стороны, немцы здесь куда дальше от Москвы, чем в его… ну назовем это "вариантом истории". Так что явно без их с Виталей информации не обошлось…
Автомобили меж тем свернули в боковой проезд и вскоре остановились возле здания Совета Министров, на втором этаже которого, как знал Бат, находился кабинет Иосифа Виссарионовича. Выбираясь из машины, полковник задумчиво оглядел собственную униформу: гм, это что ж получается, они в таком виде к САМОМУ и пойдут? Нет, пропахшие соляркой и кордитным дымом, кое-где порванные комбинезоны они с Борисом сняли еще в поезде. По прибытии на станцию сдав вместе со шлемофонами и оружием энкавэдистам ("Калаши" Батоныч отдал без особых душевных сомнений – благодаря их с Виталей прошлым "провалам" у предков подобные уже имеются). Но все равно форма выглядела… собственно, как и должна выглядеть после боя в душном боевом отделении танка и неслабой драки с немецкими диверсантами. Неужели их так и отведут к Сталину? Помятых, с несвежими подворотничками и провонявших потом? С другой стороны, уж кто-кто, а Иосиф Виссарионович определенно далек от всяких условностей. Не тот он человек, чтобы на подобные мелочи размениваться и всерьез внимание обращать. Да и время дорого. И так они с Виталиком слишком долго к нему шли…
Время привести себя в порядок им все-таки дали. Когда вместе с сопровождающими зашли в здание Совмина, обоих сначала отвели в помещение, которое Бат – по аналогии с привычными ему реалиями – назвал "комнатой отдыха". По крайней мере, ванная, размерами со среднестатистическую жилую комнату, тут имелась, а из крана текла достаточно горячая вода. Так и не представившийся майор госбезопасности с рук на руки передал обоих своему коллеге, судя по знакам различия, пребывавшему в аналогичном звании. Который и сообщил, что у них на все про все не больше получаса. В смысле что душ, к примеру, принимать не советует, но побриться-умыться за это время вполне можно успеть. Тем более все необходимое имеется.
Владимир Петрович и Очкарик спорить, разумеется, не стали. И умылись, и привели в порядок обмундирование. А Батоныч, не в силах отказать себе в удовольствии, еще и побрился, воспользовавшись нашедшейся в санузле опасной бритвой в оригинальном картонном футляре. Судя по надписи на украшенном матовым травлением лезвии, самым настоящим немецким "Solingen", названным в честь одноименного города и известной оружейной фирмы. Не трофей, понятное дело, видать, еще из довоенных запасов. Полковник в курсантской юности подобными уже не пользовался, а вот у отца аналогичная точно имелась. Пока брился под ироничными взглядами Карикова (который на подобный риск пойти не решился, сославшись на все еще побаливающую руку), трижды успел пожалеть о принятом решении. Поскольку дело это оказалось отнюдь не столь простым, как он привык в своем времени. Даже банальный бритвенный станок со сменными лезвиями был куда удобнее в использовании. Но не бросать же начатое на полпути? Только не хватало к Иосифу Виссарионовичу недобритым явиться…