Спрятавшись под столом, мальчишка грустно размышлял: героические свершения, сопряженные с риском для жизни, удовольствие ниже среднего. Получить по хребту от любимой мамы ни капельки не больно, но крайне унизительно и несправедливо. В два раза выше его ростом, а так ничего и не поняла. Обидно.
Отцу ничего говорить не стали. Так потомок меткого артиллериста получил урок жизни: ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
Алешкин-старший надевал форму редко, исключительно по большим праздникам. Большим в его понимании. Когда подошел очередной Праздник урожая и время надеть форму, отставной подполковник подошел к зеркалу. Собственным отражением он остался доволен на сто процентов. Вояка смахнул невидимые пылинки с обшлага старого мундира и удовлетворенно хмыкнул, разглядывая предмет тайного обожания:
"Сколько лет прошло, а он все как новенький!"
Черный шнур был официальным признанием заслуг. Неофициальное признание - синяя татуировка у основания большого пальца правой руки, размером с мелкую монетку. Тату представляла собой круг с заключенными в него двумя перекрещивающимися стволами орудий. Древняя эмблема пушкарей была отличительным знаком части, в которой служил и сражался отец. Наколоть такой символ имели право не просто прошедшие "крещение огнем", а проявившие исключительное личное мужество. Или спасшие погибавших однополчан.
На робкий вопрос сына: "За какое из двух свершений тебя отметили?" - отец, замявшись, ответил: "Так уж вышло, что за оба сразу. Повезло, значит, тогда, подфартило".
В подробности прошлого отставной подполковник вдаваться не собирался. Если рассказывать все как было, никто в армию служить не пойдет.
В те годы только-только провозглашенное Содружество старалось набрать силу, сгребая в кучу непокорные планеты. Все вместе - сила. Время одиночек закончилось.
…Соседнюю огневую позицию накрыло бинапалмом. Летуны раздолбили своих же, с первого захода.
Одиночный бомбардировочный аэробот вынырнул из облаков, обронил черный контейнер с бинапалмом и, взмыв, вновь потерялся в низких облаках.
Контейнер ударил точно в центр позиции батареи и, вспухнув горбом пламени, расплескался во все стороны. Еще когда он оторвался от мутно-серого брюха бомбардировщика, необыкновенное чутье, профессиональный глазомер и мгновенный, почти бессознательный расчет подсказали командиру обреченной батареи, что от черной смерти, падающей из поднебесья, не уйти. Она рухнет прямо на них.
Офицер сделал единственное, что было возможно сделать в оставшиеся мгновения, - во всю луженую командирскую глотку крикнул: "В укрытие!" - понимая, что артиллеристы не успеют. Последнее, что он отметил в сознании, - легкий хлопок, едва заметный шелестящий звук, мгновенно превратившийся в рев пламени, которое жадно пожирало все вокруг.
Верхний край стены огня на миг завис в воздухе, играя всеми оттенками красного, а потом тяжко рухнул вниз, растекаясь по позиции батареи.
Уцелел только корректировщик соседней батареи. Почти уцелел. Его выносной наблюдательный пункт располагался на небольшой высоте. Аккурат перед двумя батареями.
Огненный язык бинапалма не смог дотянутся дотуда, растеряв по пути свою мощь. До корректировщика долетело лишь несколько огненных брызг. Но и этого хватило за глаза. Алешкин-старший, тогда еще лейтенант второго класса, первый заметил живой факел, вылезший на бруствер окопа. Он долго не раздумывал и помчался на горку с полевым огнетушителем в руке. Зеленые баллоны с красной полосой входили в запасной комплект каждого орудия. Никто на них никогда не рассчитывал всерьез, а тут пригодились.
Корректировщик уже не кричал от боли, лишь слабо трепыхался, пытаясь расстегнуть застежки плавившегося защитного жилета. Краска и защитное покрытие шлема вздулись пузырями и покрылись трещинами черной коросты. Офицер залил белой химической пеной шевелящуюся головешку, отдаленно смахивавшую на человека. Взвалил обгоревшего бойца на закорки и дунул вниз по склону к своим, рискуя свернуть шею.
Опасная спешка была оправданна: на месте соседней батареи полыхал огромный погребальный костер. От огня начали рваться снаряды в укладках контейнеров. Сработал боезапас. От осколков стало темно в воздухе.
Алешкина кольнула мысль:
"Не умер бы от боли!"
Инъектор с антишоком остался в аптечке, закрепленной на тыльной стороне орудийного щитка.
За раненым офицером на удивление быстро прилетел медицинский эвакуатор. Сегодня летчики действовали споро, хотя наносили авиаудары не туда, куда надо, но исключительно точно.
Когда сильно обгоревшего, без единого живого места, корректировщика грузили в авиаэвакуатор, он неожиданно пришел в сознание. Из-под слоя бинтов и дезинфицирующей пены на артиллериста смотрел один глаз, неестественно зеленого цвета. Раненый даже попытался протянуть руку своему спасителю, но сил хватило лишь обозначить движение.
Во взгляде товарища по оружию уже не было ни боли, ни тоски, только пристальное внимание, словно он старался запомнить каждую черточку лица лейтенанта, вытащившего его из огненного ада, разверзшегося на месте наблюдательного пункта. И больше ничего.
Когда горячка боев закончилась, реактивный артдивизион, в котором служил командир огневого взвода Алешкин, отвели в тыл на переформирование.
Необходимо было пополнить сильно поредевшие расчеты, а заодно провести профилактику и ремонт техники. В отличие от людей металл не выдерживал запредельных нагрузок. Практически все орудия требовали замены изношенных и изъязвленных изнутри реактивным топливом стволов.
Пока технари из ремонтного батальона занимались восстановлением материальной части, артиллеристы наслаждались заслуженным отдыхом. Офицеры принимали молодое пополнение, распределяя бойцов по огневым расчетам.
Пользуясь передышкой, Алешкин отпросился у командира реактивного дивизиона в госпиталь, благо тот находился недалеко от их артиллерийского парка.
Сонный дежурный приемного отделения госпиталя долго не мог понять, чего от него хочет лейтенант в пропыленном и пропахшем химической гарью защитном комбинезоне. Когда же до него наконец дошел смысл просьбы, дежурный пощелкал клавиатурой, и на экране вспыхнули данные о доставленных в тот день раненых.
- К нам не поступали корректировщики с такими ожогами, - сообщил он, не отрываясь от экрана. - В тот день сбили два медицинских аэробота, как раз на вашем участке фронта. Твой друг мог быть в одном из них.
Потом, подумав, добавил:
- Может, его переправили дальше в тыл, у пехотинцев в армейском полевом госпитале ожоговое отделение не чета нашему, туда как раз отправляют всех с тяжелыми ожогами.
Алешкин резко развернулся и пошел к выходу.
- Рано расстраиваться, еще найдешь его! - крикнул дежурный ему в спину.
Артиллерист вышел в коридор, прошелестев занавеской. Дверной проем закрывали широкие полосы, нарезанные из пластиковых пакетов для трупов. Черные траурные ленты, тянувшиеся до пола, были прихвачены на притолоке хирургическими скобами.
Когда в авральном порядке разворачивали полевой госпиталь в прифронтовой полосе, оказалось, что у многих сборных модулей не хватает дверей. Контейнеры с комплектующими то ли потерялись по дороге, то ли их забыли на складе. В общем, при сборке модулей двери оказались в дефиците. Их ставили в операционных и в палатах с тяжелоранеными, требовавшими особого ухода и повышенного стерильного режима.
Приходилось обходиться подручными средствами. Импровизированные занавески, заменявшие двери, резали из подручного материала. Черных двухметровых пакетов на молниях не жалели, их было с избытком. С этим добром у тыловых служб промашки не вышло. Их запасли очень много и периодически продолжали подвозить еще…
Мощный кондиционер центрального охлаждения гнал прохладу по трубам, соединявшим зеленые коробки модулей. Агрегат натужно гудел, работая с перегрузкой. Судя по сбивавшемуся ритму двигателя под кожухом, кондиционер собирался в скором времени приказать долго жить. Ему была нужна передышка, которую военные медики не собирались давать, да и не могли.
Отфильтрованный холодный воздух играл черными пластиковыми змеями и вырывался наружу в жаркую духоту дня, тут же оседая каплями конденсата на стенах домиков. Капли не успевали скатиться на землю, без следа испаряясь под жгучими лучами солнца.
Проходя по коридору, Алешкину пришлось посторониться. Двое медиков в белых комбинезонах толкали перед собой каталку с телом человека в изорванной форме с петлицами и нашивками танкиста. На оголенной по плечо руке синели нити вен, из них торчали трубочки капельниц, заканчивавшихся бутылочками с разноцветными растворами. Лицо с остатками волос на полусодранном скальпе закрывала маска полевого реаниматора. Третий медик бежал сбоку. Он со всей силы бил танкиста по груди раскрытой ладонью и орал:
- Дыши, сука! Дыши, кому говорю!
На изуродованное лицо танкиста было неприятно смотреть. Удивительно, как среди посеченных лоскутов кожи уцелели глаза. Зрачки закатились. Глазные яблоки белели на безбровом лице, вызывая отвращение. Устыдившись своего чувства, лейтенант ускорил шаг. Хотелось побыстрее выйти на воздух. Пусть душный, пропыленный и прокаленный солнцем, но воздух, без запахов антисептиков и незнакомых лекарств. В госпитале физически ощущался сгусток боли и страданий.
…Алешкин-старший обо всем этом сыну рассказывать не стал. Всему свое время. Сам узнает об изнанке армейской службы, когда наденет погоны. Не одни авиаторы мастаки накрывать собственные войска. Случалось, и артиллеристы вколачивали в землю не только противника. Взаимодействие в кровавой круговерти частенько давало сбой: поди разбери, кто свой, а кто чужой.
- Накололи татуировку сразу после боя. Положили руку на гильзу и накололи. Сержант у меня был мастер на все руки. Глаз - алмаз. Потом из этой гильзы и выпили. Отметили, значит, то, что живы, и за удачу.
- У вас стаканов не было? - удивился сын.
- Почему не было? Были! Традиция такая - пить из гильзы. Да и крепче забирает, когда перемешивается с налетом от сгоревшей взрывчатки. Неудобно поначалу. Ну да дело привычки и сноровки. Аккуратно и, главное, медленно наклоняешь, чтобы все сразу не вылилось налицо. Гильза, она, понимаешь, длинная, а от этого все неудобства и происходят. Приноровиться надо.
Для детства характерны особенные качества ума, отличные от взрослых. Мерить жизненный опыт прожитыми годами еще рано. Ведь тебе всего шесть лет. Точнее, исполнится осенью, через полгода.
От большинства людей не ждут подвига. Живет человек, трудится, в меру своих сил зарабатывает на жизнь, воспитывает детей, болеет душой за то, что считает правильным. Человек такой всегда нужен. И он всегда незаметен. А если жизнь забросит его на какой-нибудь тихий участок, то его совсем забывают. Так забывают о сердце, которое не болит, а исправно работает, гоняя кровь по венам и артериям. Никому и в голову не придет поручить такому человеку - клеточке общества - дело посложнее да порискованнее.
С течением времени он и сам привыкает думать, что есть вещи для него и есть не для него. Годам к сорока порывы сделать что-то особенное, необыкновенное утихают. О них вспоминают с грустью и стыдливым смешком. Остается одно главное желание - быть не хуже других.
А ведь в жизни не обойтись без исключительного. Нужен задор, стремление сделать что-то важное. Всегда находятся люди "со взглядом вперед". Со временем то, что сделано ими, становится нормой для всех. В том числе для тех, кто с неба звезд не хватает.
Подвиги повторимы, но не для всех и не всегда.
Принято считать, что у секиры есть лезвие и есть рукоять. Но никак нельзя обойтись без середины. Алешкин-младший к середине себя не относил. И никто не подозревал, что он способен на большее. Разумеется, кроме него самого.
Так смотрят на человека до тех пор, пока он не попадет в ситуацию, в которой может опуститься ниже и продемонстрировать, что, в сущности, оказался хуже, чем о нем думали. Второй вариант - перешагнуть через себя и сделать то, чего никто не ожидал. Ингвар постоянно ломал голову, как можно проявить себя.
В девять лет он решил стать археологом, быстро раскопать ближайший курган и вписать фамилию семьи в историю планеты большими буквами. Идея прославиться была воспринята соседскими мальчишками "на ура". Алешкин легко решил разделить лавры первооткрывателя с друзьями. Жалко, что ли!
Вышли с утра пораньше. Шанцевый инструмент раздобыли быстро, легко и элегантно. Попросту украли, сняв лопаты и короткий вибролом с пожарного щита, красневшего ярким "стоп-сигналом" у здания мэрии.
Мало-мальски приличных курганов поблизости от их городка не было. Пришлось довольствоваться небольшим бугром на окраине, недалеко от купола подстанции комплекса солнечных батарей.
Копали по очереди, сменяя друг друга. Лаз постепенно углублялся, ведя шкодливые ручонки к славе, ну и, разумеется, к богатству. Быть известным и без денег - нонсенс!
Судьба иногда награждает упорных, но не всех. Кто станет ее любимчиком и избранником, невозможно предсказать.
Через несколько часов каторжного труда землепроходцы были приятно удивлены. Под лезвием лопаты звякнул металл. Все оказалось намного проще и быстрее, чем они ожидали. Значит, все правильно: чем меньше сомнений, тем быстрее идешь к цели.
- Давайте лом, - безапелляционно распорядился Алешкин. - Быстро!
Никто не оспаривал его право как организатора великолепного приключения первым узнать, что же они откопали. Лом показался юным археологам самым подходящим для этого инструментом.
- Сейчас все узнаем! Главное в нашем деле - точность и сила. Ну, и, разумеется, везение.
Алешкин незамедлительно решил последовать собственному совету. Он поднял лом, прицеливаясь к тусклому металлическому предмету, выглянувшему из-под земли.
Сказано - сделано. Занесенный лом чиркнул острым краем по низкому своду лаза…
Силовой кабель, идущий от подстанции в город, остался в тот день цел. Мальчишки не успели его перерубить. Их засыпало обвалившейся землей после неосторожного обращения с пожарным инструментом. Стоявшему ближе всех к выходу из низенького тоннеля повезло больше всех. Его присыпало землей по пояс. Выбравшись, как червяк, из земляного лаза, он помчался на подстанцию за помощью, на ходу размазывая слезы по грязному лицу.
Помощь пришла быстро. Откопали еще быстрее. В этом месте кабель проходил неглубоко под землей.
Курганокопатель заявился домой в сопровождении почетного эскорта работников технической службы подстанции комплекса солнечных батарей. Все с ног до головы были перемазаны землей и глиной.
Узнав причину визита, родители закаменели.
Первой в себя пришла мать, как и положено настоящей жене офицера.
Всплеснув руками, она заголосила:
- Отец, скажи же что-нибудь!
- Ему уже скоро десять. Он уже почти взрослый, - выдавил из себя Алешкин-старший.
На этом все и закончилось.
Взрослое чадо угрюмо сопело, не поднимая глаз. Алешкин-младший в диалог вступать не собирался. Все равно не поймут. Не оценят!
Мама сграбастала его в охапку и потащила в ванную отмывать от грязи - атрибута дел тяжких и неправедных. Отец пригласил спасателей в гостиную. Надо было отметить рюмочкой домашней настойки второй день рождения сына, а заодно подписать счет, выставленный специалистами по солнечной энергии за земляные работы. Настойка на пачуа розовой была отменной, а счет астрономический.
После плена земляной могилы Ингвар поумерил свой пыл и навсегда решил завязать с раскопками. Для него обвал прошел без последствий, если не считать появившейся легкой рассеянности и задумчивости, чего нельзя было сказать о других участниках экспедиции. Один из мальчишек перестал разговаривать. Только титаническими усилиями врачей он через год с трудом заговорил. Так и оставшись заикой на всю жизнь. Спать он мог только при включенном свете. Другой иногда начинал плакать без видимой причины…
Когда начался показ нашумевшего сериала "Прыжок к звездам", все мальчишки на Мронии поняли, кем они станут. Как только наступало время очередной серии, на улице невозможно было увидеть пацаненка моложе двенадцати лет. Вихрастая часть населения планеты с ободранными коленями и стесанными локтями завороженно застывала перед мерцающими экранами визоров.
С первых секунд заставки, когда Капитан Дикий, командир звездолета "Далекая звезда", шел со своим экипажем по пенобетону взлетки, взрослые на всей планете получали сорокаминутную передышку. Пока экраны визоров выдавали очередную порцию приключений бесстрашного экипажа, можно было не бояться за намеренную порчу своей и чужой собственности, а родители не опасались, что к ним без спроса вломятся в спальню.
Рано радовались. До последней серии "Прыжка к звездам" было еще далеко, а все мальчишки колонии бесповоротно решили стать астронавтами. Эпидемия "звездной" болезни поразила всех, не делая исключений, от четырех лет и старше.
Молодая поросль тянулась в космос. Мелюзга, копаясь в песочницах, строила бастионы на астероидах и готовилась к отражению нашествия космических пиратов. Как всегда, коварного и внезапного. Дети постарше резали родительскую одежду, подгоняя по фигуре скафандры, без которых не обойтись в дальних перелетах между планетами. Предпочтение отдавали дорогим вечерним платьям с серебристым и металлическим отливом. На их счастье, в моде были платья из переливчатого материала электра.
Близился праздник Первого урожая. Женская половина колонии собиралась блеснуть в прямом и переносном смысле новыми туалетами. Мужчины, как более консервативные, из года в год одевались в одно и то же. Это было в порядке вещей, как и обновки их половин.
Но оказалось, что все мамы остались без платьев на выход.
Под крики родительниц потомки бесстрашных колонистов разбегались во все стороны, как тараканы на кухне, когда включат свет. Их можно понять: раненый крысоскорпион не так страшен, как разъяренная женщина, обнаружившая, что осталась без любимого платья.
Самые мудрые - двенадцатилетки - начали с другого.
Алешкин быстро укомплектовал свой будущий экипаж. В него вошли трое приятелей, проверенных при поиске клада. Стоит ли терять время на ерунду? Пока другие возились в песке и кромсали тупыми ножницами одежду, великолепная четверка приступила к тренировкам по преодолению неприятных последствий невесомости.
Подходящий тренажер был найден в соседском палисаднике. За низкой декоративной оградкой ровно по колено росло дерево. Нижние ветви засохли, на них не было листьев. Одну из них, толщиной с лодыжку взрослого мужчины, и облюбовали под тренажер. Бесстрашные друзья по-обезьяньи вскарабкались по стволу и со всеми мерами предосторожности оседлали ветвь. Потом без пяти минут астронавты зацепились на ней согнутыми в коленях ногами и повисли вниз головой.
Сначала все шло по плану, потом кровь прилила к героическим макушкам и зазвучала звонкими молоточками в ушах. Лица приобрели красный цвет.
"Терпеть и не сдаваться!" - подбодрил сам себя Ингвар. Так всегда поступал в трудную минуту Капитан Дикий - командир звездолета дальнего поиска из сериала. Товарищи восприняли гундосый возглас как приказ. От висения вниз головой менялся не только цвет лица, но и тембр голоса.