На четвертый день, измаявшись, с темными кругами под глазами, не выспавшийся, с трепещущим от страха и неизвестности сердцем, Соломон вычистил свой компьютер от инородных проектов, отвез в гараж к соседу камнеобразные устройства Тунгуса и пошел сдаваться. Хотя нет, не сдаваться. Он не хотел бы думать о своих действиях как о сдаче или тем более полной капитуляции. Он собрался рассказать Василине лишь выборочные детали, подогнав кое-какие факты под проект "Офелия" – мол, для него все делалось, родимого. Ни слова о Тунгусе! Нет, вот это точно было бы предательством. Наоборот, нужно было отвести от партнера любые подозрения. Соломон составил легенду: мол, ковырял Машину, добросовестно выполнял свои дополнительные обязанности, и да – кое-что узнал интересное, нашел способ создания в произвольном месте порталов для путешествия по параллельным мирам, затем обнаружил странную активность вокруг некоего блоба, того самого, со злополучным дарханским институтом, не выдержал, сунулся в него и совершенно некстати попал в самый центр чужой заварушки с Сарто, дарханами и священником, который помог ему сбежать из того жуткого места на гравилете. Мол, если по его душу вдруг заявятся Хранители, он ни в чем не виноват, ничего такого не творил и все такое прочее. Ему казалось, что такой краткий и простой рассказ не должен был навести на него лишние подозрения, и все обошлось бы.
Соломон подошел к кабинету Караваевой и сел в приемной, выпрямив спину и вперив безжизненный взгляд в огромную репродукцию "Трех медведей", висевшую напротив. Видя его измученное, подавленное состояние, пожилая секретарша милостиво позволила дождаться окончания совещания, на котором присутствовал в том числе и Кассиус. "Что ж, если уж самое высокое начальство здесь, – мрачно размышлял Павел, – это знак; так тому и быть!"
Ожидание тянулось мучительно долго. Прошло лишь минут двадцать, а ему казалось, будто вечность. Потом еще двенадцать минут – и это была вторая вечность, причем ничуть не меньше, чем первая. Наконец он не выдержал и принялся, словно раненый лев, метаться взад-вперед по приемной.
– Да что такое с тобой? – возмутилась секретарша. – Ты здесь, милок, спортом, пожалуйста, не занимайся. Спортивный зал для этого имеется, на третьем этаже.
– Извините, – пробормотал Павел. – Нервы.
– Ну а что ж так?
– Да знаете ли… – замялся он, и тут дверь кабинета распахнулась и вышла Караваева. Ему стало и вовсе не по себе.
– О-о, Соломон, – приветствовала она хакера. – Какими судьбами? Проблемы? Просьбы?
– Да я… я хотел бы… – промямлил Павел, краснея и отводя взгляд в сторону.
– Слушай, погоди пять минут, хорошо? – перебила его начальница. – Пару пирожков принесу из буфета, обед у меня такой сегодня. Тебе что-нибудь взять?
– Спасибо, не надо, – растерялся Соломон и тяжело бухнулся на ближайший стул. Блин!
– Ладно, – улыбнулась Василина, – я мигом.
Она упорхнула, а секретарша невозмутимо продолжила печатать очередной приказ. Время вновь остановилось. Это было невыносимо!
И тут на секретный телефон Павла пришла эсэмэска. С досадой поморщившись, он достал аппарат и прочитал сообщение. Потом перечитал его. И еще раз. Оно гласило: "Я в Норе. Приходи пить пиво, Сол! У нас до фига работы".
– О да! Йес! – не сдержавшись, воскликнул Соломон и даже подпрыгнул на стуле. – Я знал! Получилось!
Секретарша посмотрела на него поверх очков в толстой роговой оправе и неодобрительно покачала головой:
– В "Злых птичек" играй, пожалуйста, дома!
– Это не то, что вы подумали, – вскакивая и лучезарно улыбаясь, ответил ей хакер. Проблема решилась сама собой! Тунгус в Норе! Не нужно теперь никаких признаний, не будет никакого метростроевского следствия! И даже дарханского.
– Да я ничего и не подумала, – строго заметила секретарша. – А ты куда это, а? Караваева сейчас будет, погоди, раз уж пришел.
– Как-нибудь в другой раз! – хмыкнул Соломон и, весело насвистывая, выскочил в коридор. Кажется, жизнь налаживалась и сегодня вечером можно было продолжить ковырять Машину. Ну и позвонить Станнум не забыть, наладить отношения. А что еще для счастья нужно?