Вожак стаи, секалан, тут же прочел информацию из памяти своего разведчика, мгновенно проанализировал направление движения потенциальной добычи, то есть нас с Потапом, и оценил обстановку абсолютно правильно: понял, что мы собираемся отсидеться всю ночь в окружении света от гейзеров. Это для него оказалось неприятным сюрпризом. Выходит, напрасно он терпеливо преследовал нас, ожидая ночной темноты. Добыча обхитрила охотников. Но он сам и его стая отчаянно хотели есть! Нервы у молодого вожака не выдержали, и он отдал своре приказ о нападении.
Атака застала нас возле одного из толстых деревьев-мутантов…
Похоже, погода в этом бою решила выступить на стороне собак – небо вдруг потемнело до черноты, ливень набрал силу – казалось, вода стоит сплошной стеной. Видимость упала до нескольких метров. Слышимость вообще оказалась на нуле – барабанная дробь дождя и раскаты грома заглушали большинство звуков. Вспышки молний лишь на краткий миг разрывали темноту, а когда гасли, мрак еще больше сгущался.
В отличие от псов-мутантов, мы с Потапом практически ослепли и оглохли. Зато до предела обострилось чутье – выработанная годами, доведенная до автоматизма реакция на опасность.
Первого вынырнувшего из стены дождя хищника встретила пуля, выпущенная из моего "Ярыгина" практически в упор. Свинец вошел точно в красную пуговку глаза.
Собака взвыла от боли, но не сдохла, как любой другой обычный зверь на ее месте. Напротив, у нее лишь прибавилось ярости. Острые зубы едва не сомкнулись на моей руке, пришлось потратить на тварь еще один драгоценный патрон. Выстрел остановил пса, тяжелая девятимиллиметровая пуля пробила панцирь. Зверь рухнул на землю и забился в агонии. Сраженный двумя выстрелами, он еще жил! Что ж, живучести этих тварей можно только позавидовать.
К счастью, мне не пришлось тратить на него третий патрон, чтобы добить, – один из панцирных псов набросился на раненого, с остервенением вонзив зубы ему в незащищенное брюхо. Видно, от голода у собаки помутился разум. А может, напротив, песик был как раз очень умным – рассчитал, что безопаснее утолить голод практически беспомощным сородичем, чем рисковать, бросаясь под пули людей.
Остальные псы, привлеченные примером, тоже отвлеклись от нас с Потапом, явно помышляя присоединиться к пиршеству. Раздалось яростное рычание – собаки намеревались драться между собой за полумертвую добычу.
Теперь мутантам стало не до нас. Мы уже собирались вздохнуть с облегчением и тихо отступить, как обстановка вновь изменилась, причем не в нашу пользу.
Вожак стаи, молодой секалан, который прятался где-то среди деревьев, не желая попадаться нам на глаза, оказался гурманом. Его не привлекало вонючее радиоактивное мясо мутанта, ему непременно хотелось отведать человечинки. Звереныш быстро восстановил порядок в своей маленькой армии. Его мысленные приказы буквально подстегнули собиравшихся пировать собак так, что они завизжали, будто от боли, моментально забыли про подранка и с остервенением бросились на нас.
Двух передних псов срезал четырьмя выстрелами Потап. Он перевел свою "Грозу" на одиночные выстрелы, изо всех сил экономя патроны.
В моей голове словно заработал счетчик: всего тридцать восемь патронов. Минус два… Минус четыре…
На нас одновременно с разных сторон бросились еще три пса. Одного снял Потап… Минус три… В другого пришлось стрелять мне… Минус два…
Одна из собак все же добралась до Потапа – крепкие, будто железный капкан, челюсти сомкнулись на его ноге. Выстрел из "Грозы" в упор перебил мутанту хребет, но и мертвым он не разомкнул зубы.
Потап упал на одно колено, увлекаемый тяжестью звериной туши. На него тут же бросился еще один пес, стараясь вцепиться в горло. Мой "Ярыгин" плюнул свинцом, пуля прошла немного вскользь – ударила в шею хищника, смяла чешуйки брони и заставила отвлечься от Потапа, переключиться на меня.
Пес зарычал, роняя гнойную слюну с желтоватых зубов, напружинился для броска. Я выстрелил прямо в оскаленную пасть. Мутант "проглотил" пулю, но смерть застала его уже в воздухе, в момент прыжка. Тяжелая собачья туша по инерции пролетела вперед, как торпеда, и врезалась в меня. Я упал, сильно ударившись спиной и затылком о пятнистый ствол дерева. В голове словно взорвался фейерверк.
Не способный пока адекватно действовать, я полусидел, опираясь спиной о дерево, и видел перед глазами оскаленную морду панцирного пса, к счастью мертвого. В ноздри бил тяжелый смрад псины.
Сквозь шум дождя и поскуливание умирающих собак до меня донесся окрик Потапа:
– Бедуин! Ты цел?
Его голос вернул меня к действительности. Я отпихнул мертвую тушу в сторону и тут же был вынужден нажать на спуск – очередная собака распласталась в прыжке, мечтая впиться зубами в мое тело.
"Минус один", – услужливо отщелкал счетчик. Это означало, что в "Ярыгине" остался последний патрон.
Последний!
К счастью, уцелевшие мутанты пока не спешили набрасываться на нас. Они крутились поодаль, повизгивая и рыча.
Внезапно я почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Не человеческий – звериный и в то же время… разумный. Так смотреть может только один зверь – атрийская рысь – секалан, вожак. Если его убить, стая, скорее всего, отстанет от нас. Распадется на одиночек, которые не смогут причинить нам вреда.
Повернув голову, я увидел его.
Он стоял между двумя деревьями, почти неразличимый в пелене дождя. И все же я увидел его так, будто глядел при ярком солнечном свете.
Молодой – не больше года, поджарый, по-своему очень красивый. Песочного цвета густая шерсть с темными подпалинами, высокие сильные ноги, короткий, будто обрубленный хвост, кошачья морда с пушистыми баками и длинные кисточки на ушах.
Я поморгал, пытаясь стряхнуть с ресниц капли дождя, обхватил пистолет двумя руками и прицелился в звереныша. У меня остался только один патрон. Промахнуться нельзя… Впрочем, одним-единственным выстрелом я вряд ли сумею убить его… Ранить – да, убить – нет…
Мой палец замер на спусковом крючке.
Мне показалось или зверь на самом деле улыбнулся?! Торжествующе, победно: "Так-так, двуногое мясо… У тебя не осталось патронов… Хорошо!"
От неожиданности у меня задрожали руки – я прочитал его мысли! Мне не показалось – я совершенно точно прочитал их! Вернее, это были не совсем слова, скорее эмоции, ощущения, образы. Тем не менее я воспринимал их вполне отчетливо.
"Вы проиграли… И скоро я наконец-то поем…" – думал секалан.
"Жри своих мертвяков, тварь! У нас очень много патронов!"
Я заставил себя отчетливо представить целую груду боеприпасов: наполненные до отказа пистолетные обоймы, магазины для автомата, черные шарики гранат и даже одну противопехотную мину.
Секалан засомневался, покрутил головой: "Ты врешь…"
"Проверь! Скомандуй своим тварям атаковать нас и увидишь! От твоей своры останутся лишь зловонные трупы, а ты… Из твоей шкуры я сошью себе куртку. Или нет! Лучше положу ее на пол и буду вытирать ноги…"
– Бедуин, что ты там бормочешь? – спросил Потап. Он сидел под деревом с "Грозой" наготове, а в его ногу по-прежнему впивались зубы мертвого пса.
– А?
Я всего на миг отвлекся, машинально повернул голову к Потапу, а когда вновь хотел посмотреть на секалана, его уже не было и в помине. Ушел и увел свою поредевшую стаю. Вот только далеко ли?..
– Как думаешь, Потап, они ушли совсем?
– Леший их разберет. Но нам все равно лучше перебраться поближе к гейзерам. Бедуин, кинь мне нож. Попытаюсь разжать зубы этой твари.
– Давай помогу.
Я торопливо доковылял до Лешки, рухнул рядом на раскисшую от дождя землю и обнажил клинок. Непропорционально огромная челюсть панцирного пса основательно закусила лодыжку и часть голени Потапа.
– Ботинок прокусил? – спросил я, тщетно пытаясь рассмотреть в сгустившейся тьме, где кончаются собачьи зубы и начинается человеческая нога.
– Вроде прокусил, – откликнулся Потап. – А может, и нет. Не пойму никак…
– Боль чувствуешь?
– Н-нет… Точно нет.
– Значит, не прокусил ботинок песик, – обрадовался я и уже смелее сунул лезвие в собачью пасть. Отыскал щель между зубами и, орудуя ножом, как ломом, постарался разжать челюсть.
Как бы не так!
– Давай я попробую снять ботинок, – предложил Потап.
Ночь и дождь окутали нас, будто саваном. Я скорее услышал, чем увидел, как Потап, сопя от усилий, возится с берцем.
– Не получается, – раздался его запыхавшийся голос. – Засел намертво. Видно, зубки все-таки застряли в ноге. Странно, что я их не чувствую.
– Фонарик бы нам. Или костерок. Рассмотрели бы, что там и как у тебя с ногой…
– Ну, с этим-то проблем нет. Ближайший гейзер должен быть метрах в пяти.
Потап завозил руками по липкой, холодной грязи, в которую превратилась земля, разыскивая камень.
Внезапно вдалеке взметнулся к небесам столб огня – проснулся один из гейзеров на дальнем от нас краю "Долины". Раздался чей-то крик, и тут же стих, а спустя мгновение погас и гейзер.
Я замер, тщетно пытаясь сквозь ливень и темноту разглядеть поле. Там явно кто-то был, и, судя по крику, не наши старые знакомые собаки.
– Бедуин, – окликнул меня Потап, – ты увидел, кто там?
– Нет. Далеко слишком. Что будем делать? Затаимся в темноте или все же займем оборону при свете?
– При свете, – выбрал Потап. – От зверья в темноте не спрячешься.
Прекратился дождь – словно повернули выключатель. Похоже, капризная госпожа удача сменила гнев на милость, предоставив нам крохотный шанс дожить до утра…
Мы разожгли небольшой костерок. Потап принялся деловито орудовать ножом, пытаясь разжать зубы мертвого пса.
– Получается? – спросил я.
– Нет. Легче отрезать мне ногу или ему голову.
– Злая шутка, – хмыкнул я.
– Это не шутка, – откликнулся Потап. – Я всерьез подумываю о втором варианте.
– И что? Так и пойдешь с висящей на ноге головой пса?
– А есть другие предложения? – проворчал он.
Я решил сменить тему:
– Сколько у тебя осталось патронов?
– Двадцать два. А у тебя?
– Один. Последний.
– Хреново.
Это точно. До Стрелки еще топать и топать. Но самое главное – нужно пережить ночь. Хорошо, хоть дождь прекратился. Правда, теперь меня охватил сильный озноб – то ли от ветра и мокрой одежды, то ли дала себя знать сломанная нога.
– Эх, сейчас бы накатить по маленькой, – помечтал я. – Для сугреву. А, Потап?
– Тихо! Ты слышишь?
– Что?.. – Я осекся.
Из "Долины спящих гейзеров" явственно донесся шум борьбы. Рычали и визжали собаки, раздавались еще звуки вроде раздраженного уханья или бормотания. Взметнулся к небу столб пламени разбуженного гейзера, и тотчас ночь пронзил уже слышанный нами крик, а потом в свете огня мы явственно разглядели силуэт…
– Хуги! – воскликнул я.
– И не один, – добавил Потап.
Столб огня погас, в долине вновь воцарилась темнота, но звуки борьбы не утихали. Напротив, стали еще яростнее.
Я навострил уши, пытаясь на слух следить за перипетиями боя. Похоже, наш старый знакомый секалан с остатками своей своры нарвался на хуги и теперь сам того и гляди выступит в роли еды. Не то чтобы мне стало жалко его, но хуги, расправившись с псами, вполне возможно, заинтересуются нами. На закуску. Так сказать, приятный десерт.
– Потап, кромсай голову собаке и ходу отсюда!
– В темноте идти опасно. Вляпаемся в аномалию, мало не покажется.
– А останемся – превратимся в ужин для хуги. С двадцатью патронами не отобьемся. Если их двое…
– Трое. Я ясно видел троих, – возразил Потап.
– Тем более. Нужно как минимум два полных рожка, а лучше три, чтоб наверняка. Нет, попробуем уйти. Возьмем с собой факел, какой-никакой, а свет.
Потап не ответил, но я увидел, как он с остервенением дробит челюсти прилипшего к ноге пса. Ошметками полетела спекшаяся кровь, мне в ноздри шибануло жутким смрадом. Кажется, только теперь я начал понимать напавшую на нас атрийскую рысь – труп панцирной собаки даже нюхать невозможно, а уж кем надо быть, чтобы такое есть!
Наконец Потап отпихнул изуродованное собачье тело в сторону. Я поглядел на его ногу. Он раздробил мертвому псу челюсть, но осколки зубов вытащить не успел, они по-прежнему глубоко впивались в голень. Потап должен был сейчас ощущать прямо-таки адскую боль… но не ощущал.
– Все, Бедуин, я готов. Двинули.
Так как я остался практически безоружным, то и факел предстояло нести мне. Пришлось ограничиться одной палкой-костылем, а во вторую руку взять факел. Я выбрал ветку попрямее и потолще, навертел на конец сухой кусок футболки, который чудом уцелел под разорванным комбинезоном, подпалил от костра и пошел ведущим, внимательно вглядываясь в пространство перед собой. Потап с автоматом наготове шагал за мной след в след, соблюдая дистанцию.
Идти было тяжело – ноги разъезжались на мокрой земле, проваливались по щиколотку в лужи. Ступать приходилось очень осторожно, обдумывая каждый шаг, чтобы как можно меньше тревожить сломанную ногу. Моя палка-костыль то и дело увязала в грязи, и чтобы вытащить ее, приходилось прикладывать усилия. Свет от факела больше мешал, чем помогал, – метался из стороны в сторону, создавая причудливые тени, затрудняя осмотр. И все же я, как мог, старался прибавить шагу – сзади слышались звуки яростной борьбы панцирных собак с хуги, подгоняя почище плетки.
Постепенно местность стала уходить вниз, деревья поредели, а потом и вовсе остались позади. Мы вышли на берег старицы – старого русла реки – широкой полосы земли, лишенной всякой растительности и покрытой коркой засохшего ила.
Я остановился, в первый момент и сам не понимая почему. Вроде старица как старица. В АТРИ они не редкость – после столкновения двух миров многие ручьи и речушки ушли под землю или поменяли русло.
Короче, вроде все то же, да не то…
Потап замер в трех метрах сзади, стоял молча, отлично зная, что ведущего нельзя ни поторапливать, ни отвлекать ненужными вопросами.
Я снова вгляделся в пространство перед собой и внезапно понял, что именно меня напрягло – вода, вернее, ее отсутствие…
Когда река меняет русло, старица первое время напоминает заиленное озерцо, затем мелеет, зарастает травами, превращаясь в сырой луг или болото. Бывает, что и засыхает – в особо жарких районах или знойным летом. Короче, старица может выглядеть, как та, что сейчас перед нами, – лишенная растительности полоса земли. Но после прошедшего ливня покрывающий ее ил должен был превратиться в раскисшую грязь с большими и маленькими лужами. Русло же этой старицы выглядело неправдоподобно сухим – даже засохшим, напоминая растрескавшуюся корку, вроде среднеазиатского такыра.
– По ходу притопали, Потап. Область измененного пространства, мать его, – выругался я.
– Как думаешь, аномалия барическая или метео? – уточнил он.
– Это "Поцелуй Борю в зад".
Так на егерском жаргоне называется "Полоса барического взрыва", сокращенно ПБВЗ – весьма неприятная штука, напоминающая по действию барокамеру, в которой какой-то "шутник" выставил давление на максимум.
Аномалия очень коварна – маркером не выявляется, да и приборы не всегда способны ее определить. Нам необычайно повезло, что недавно прошел ливень, и просто немыслимая удача, что аномалия только-только взорвалась, иначе хрен бы мы распознали эту смертельно-опасную ловушку.
Дело в том, что некоторую часть времени аномалия неактивна – через нее можно пройти совершенно спокойно и без последствий. Но периодически происходит резкий скачок давления – тот самый барический взрыв. Если человек или зверь окажется в аномальной зоне именно в такой момент, его разорвет на куски. При таком давлении вода испаряется в один миг, вот почему земля выглядит настолько сухой – из нее буквально выжали воду.
Кстати, во время барического взрыва поднимается резкий шквальный ветер, способный сломать не очень толстое дерево, так что иногда "Поцелуй Борю в зад" можно распознать по переломанным стволам, веткам и кустам. Эта же конкретная аномалия проявила поистине изощренное коварство – спряталась в неглубоком овраге, в русле старицы, по берегам которой много осоки, но нет ни берез, ни ив, ни лиственниц.
– Аномалия сейчас разряжена, – заговорил я, – но мы не знаем, насколько быстро она "заводится" и когда произойдет следующий взрыв. Нужно искать обход.
– "Поцелуй" может быть длиной в несколько километров, – откликнулся Потап.
– А если и так, выбора-то все равно нет. Не пойдем же мы напрямки.
Вернее, можно и напрямки. Дождаться скачка давления – он определяется по тому самому шквальному ветру, а потом быстро перебежать опасную территорию. Если повезет, можно проскочить. Тут все зависит от ширины аномалии и частоты взрывов. И я, и Потап раньше уже проделывали такой трюк. Но сейчас моя нога не оставляла шансов на успех.
– Поищем обход, – согласился Потап. – Как думаешь, где ближе обойти – справа или слева?
Звуки боя собак с хуги тем временем становились все ближе и отчетливее. Сражение явно перемещалось в нашу сторону.
– Пойдем налево… – начал я и осекся – прямо нам под ноги выскочил окровавленный атрийский рысенок. Он тяжело дышал, странно приволакивал задние лапы и вообще выглядел так, словно угодил под автомашину.
Я присмотрелся… Веник тебе в дупло! Похоже, один из хуги со всей дури наступил ему на заднюю часть спины. Странно, что у рысенка не треснул хребет.
Хуги внешне очень похож на йети – снежного человека – этакая волосатая пепельно-бурая "горилла" ростом свыше двух метров и весом килограмм триста, не меньше. Правда, в отличие от земного йети, у хуги не два глаза, а три. Третий расположен точно в центре лба и отличается от остальных – видит не в обычном, а в инфракрасном режиме. Этакий встроенный прибор ночного видения.
Потап машинально прицелился в рысенка из "Грозы".
"Не убивайте! Примите меня в свою стаю!"
Мне показалось или звереныш и в самом деле попросил об этом?!
Наверное, я спятил и умопомешательство продолжало прогрессировать. Я резко ударил по стволу "Грозы", выстрел ушел в сторону. Драгоценный патрон оказался потрачен впустую.
– Ты охренел?! – зарычал Потап.
– Звереныш пригодится нам… – Неужто и впрямь я это сказал?! – У нас сейчас общая цель: унести ноги от хуги. Мы нужны друг другу. У секаланов отменное чутье на опасность. Этот ушастенький будет показывать нам оптимальный путь.
Потап посмотрел на меня и едва удержался, чтобы не покрутить пальцем у виска.
Рысенок сморгнул и вроде как посмотрел на меня с благодарностью. Затем сделал осторожный шаг к "Полосе барического взрыва", понюхал воздух и уверенно направился влево. Я двинулся вслед за ним, Потап замыкал цепочку, все время оглядываясь назад, готовясь пулями встретить хуги. Но те пока были заняты боем с остатками своры панцирных псов.
Судя по остервенелому рычанию, собаки-мутанты сражались яростно, прикрывая бегство своего вожака и нас заодно. Хотя беглецы из нашей троицы получались неважные – у всех проблемы с ногами.
"Вот ведь компашка подобралась, – я хмыкнул. – Калека на калеке… Просто спецназ инвалидов какой-то!"
Лучше всех чувствовал себя Потап. Странно, но он и в самом деле не ощущал боли от впившихся в тело острейших зубов. Шел, правда, слегка приволакивая ногу.