Глава 2. Костя-Дима
03:35
– МАКС, ЗАКРЫВАЙ! – Михась отпихивает меня в сторону и сам захлопывает ворота, но я успеваю заметить творящийся на улице хаос.
Горящие люди. Люди в огне, вот что я вижу.
Меня словно пронзает тысяча крохотных иголок. Язык прилипает к нёбу, в ногах появляется слабость. Я чувствую на плечах чьи-то холодные руки, и только спустя мгновение понимаю, что это Арт. Пятясь назад, я чуть не отдавил ему ноги. А может, в моих плечах он искал поддержки?
Ко мне возвращается слух. То, что он доносит до мозга, ввергает в ступор. Воздух переполняют человеческие голоса. Десятки, сотни голосов – я и не подозревал, что в нашем забытом богом микрорайоне живёт столько народу. Голоса молят о помощи, вопят от боли, проклинают от отчаяния. Но страшнее всех те, что служат прослойкой между ними. Словно отравленный крем в слоях "наполеона", эти звуки являют собой смесь рыка и визга живьём жаримого на электрическом стуле смертника. Звуки перемежаются безумным гиеновым хохотом. Пожалуй, так должен смеяться Сатана на комедиях Чарли Чаплина.
Мы поворачиваем головы в ту сторону, откуда гремели взрывы. Далеко на западе в небе пылает зарево пожара. Потом в ворота со стороны улицы врезается человеческое тело.
ББ-ОМ-М!
Зловещий гонговый звук и треск ломающихся под плотью костей приводят нас в чувство. Мы отшатываемся от вибрирующих ворот и отступаем вглубь двора.
Фонарь над тамбуром заливает всё тусклым жёлтым светом.
– Максим, что происходит?! – из дверей тамбура на меня смотрит перекошенное лицо брата.
Я слышу, как в глубине дома вопит благим матом бабушка.
– Пацаны, в дом! – командует Михась. – Быстрее! Быстрее!
Мы вваливаемся в тамбур, и Женя закрывает за нами дверь. Не разуваясь, ломимся на кухню. Бабушка уже здесь. В белой ночнушке, доходящей ей до колен, она напоминает карлика в шутовском наряде Пьеро.
– Максим! Максим! – повторяет она снова и снова. Кажется, это всё, что она может сказать. Глаза лезут из орбит, лишённая вставных зубов челюсть жуёт губы. – Максим!
Она совершенно не понимает, что происходит. Возможно, решила, что мы ввязались в драку, или что начался Армагеддон. Признаться, в вопросе осведомлённости я недалеко ушёл от неё.
– Ба, иди в комнату! – кричит на неё Женя.
– Максим! Максим!
– Я сказал, иди в комнату! Быстро!
По щекам старухи катятся слёзы. Женя почти силой выпихивает её из кухни.
– Юра! Юра! – теперь она зовёт моего отца. – Я позвоню Юре! Я сейчас позвоню Юре!
– Ба, всё нормально! – пытается угомонить её Женя. – Сейчас мы придём!
Из спальни доносится надрывный старушечий плач. Сквозь всхлипы я слышу, как она повторяет: "Война… война началась…"
Пока брат борется с бабушкой, мы пытаемся допросить Мишу. Но из этого мало что выходит. Мой друг в глубоком шоке. Впервые вижу его в таком состоянии… да что там, впервые вижу вообще кого-то в таком состоянии. И то, что доносят мои глаза до мозга, ужасает в не меньшей степени, чем то, что происходит сейчас на улице.
От моего внимания ускользает момент, когда Витос потрошит столовые ящики. Вижу его уже вооружённым – в обеих руках поблёскивают сталью длинные кухонные ножи.
Это выводит меня из ступора. Подбегаю к мойке и набираю стакан холодной воды. Первый залп летит в лицо Михасю, второй – в зелёную маску, в которую превратилось лицо Арта. Следуя моему примеру, Витос подсовывает голову под струю проточной воды.
Пацаны матерятся и фыркают, но я вижу, что вода пошла им на пользу. Недолго думая, плещу водой себе в лицо. Принимаю от Витоса нож с зазубренными краями и сразу передаю Мише.
Какое-никакое, но оружие в руке придаёт тому силы, и он наконец обретает дар речи.
03:50
– П…ц! – первое слово, что мы слышим от него за последние десять минут, и первое матерное слово, что я слышу от него за последний… месяц? А то и того больше.
В своей речи Михась старается избегать мата, и то, что он снова вернулся к нему, странным образом подбадривает меня.
В кухне появляется Женя. Даже не взглянув на нас, подбрасывает под себя стул и, запрыгнув сверху, достаёт с шифоньера в дальнем углу кухни старое зазубренное мачете. Давным-давно мачете купил на птичьем рынке отец, чтобы рубить осоку, он у нас заядлый рыбак. Сталь – полное дерьмо, там и сям уже прихвачено ржавчиной, но лезвие заточено отлично, и уж точно не хуже затупленных о сотни хлебных буханок ножей.
При виде мачете в руках брата по кухне прокатывается полувздох-полусмешок.
Что-то снова бьётся в ворота, и мы вздрагиваем. Бабушка в спальне принимается причитать.
– Михась, объясни, что происходит! – снова обращаюсь к Мише.
Тот кладёт руки мне на плечи, едва не выколов при этом глаз ножом, который сжимает в кулаке.
– Макс, – говорит он, стараясь сохранять в голосе твёрдость и пристально глядя мне в глаза, – пацаны, – обводит взглядом остальных, – я всё расскажу, но только позже. Сейчас… – его голос даёт слабину, – …сейчас нам надо пережить ночь…
Звучит страшно. Я оглушён услышанным. На задворках сознания различаю, как Женя бесконечно тянет: "Что-о? Что-о?".
Потом беру себя в руки:
– Хорошо. Понял. Объясни хотя бы, кого бояться.
Михась отходит на середину кухни, берёт со стола ещё один нож и вручает Арту. Последний нож достаётся мне от Витоса. Теперь мы все при оружии. А впрочем, хорошо бы добраться до сарая и достать парочку топоров.
– Всех, кто попытается прорваться в дом. Задерживаем их… задерживаем их любыми способами.
– Задер'живаем! – насмешливо вскрикивает Витос. – Мочим на фиг!
В моей голове уже прокручивается план обороны. Дом имеет три слабых места. Первое – спальня брата. Единственные два окна, выходящие на улицу, находятся именно там. На ночь их закрывают ставнями, но разъярённая толпа снимет их с петель, даже не потрудившись поискать щеколду. Второе – собственно, сами ворота. Третье – двор, в который незваные гости могут проникнуть через смежные участки. Заборы у нас из профнастила, символические.
– Так, – говорю я, – слушаем меня. Женя с Артом возьмут спальню. Михась, ты берёшь ворота. Карауль, и если что – зови нас. Мы с Витосом возьмём остальной участок и будем неподалёку. Если двор удержать не получится, баррикадируемся в доме.
Цех, как убежище, я даже не рассматриваю. Гипсокартонная коробка и хилая шпонированная дверь – не самая лучшая защита.
Друзья кивают.
– Убивайте всех, кто нападёт на вас, – напоследок говорю я.
Говорю серьёзно. Я готов убивать. Сейчас я почти верю в это.
– Убивать, – эхом отзывается Арт. Его лицо – камень, губы – тонкая нитка. – Да, убьём.
Никогда не замечал за ним признаков жестокости. Но сейчас он – не он. Все мы – не мы.
– Мочить на фиг! – кричит Витос так, что на висках вздуваются вены, а руки сжимаются в кулаки.
– Только осторожней, – вставляет Михась. – Не запачкайтесь кровью. Она… короче, может быть заразной.
04:40
Это самая долгая ночь в моей жизни. Даже не ночь – утро. До рассвета всего два часа, но мне они кажутся вечностью. Творящееся за пределами видимости безумие бьёт по нервам, неведение сводит с ума. Пару раз мне кажется, что кого-то на соседнем участке в буквальном смысле рвут зубами заживо. Звук клокочущей в горле жидкости вызывает кровавые ассоциации. "Не испачкайтесь в крови. Она может быть заразна", – сказал Михась. Что он имел в виду?
Нам поразительно везёт. За сорок минут на наш участок не позарилась ни одна тварь. На другом участке – там, где живёт со своим семейством (младшим братом и родителями) Костя-Дима – вот уже с полчаса бушует нешуточное сражение. Дикий рык перемежается женскими воплями, мольбами и звоном бьющейся посуды. Слов не разобрать, но я знаю: если мы дотянем до утра, живым я Костю-Диму больше не увижу. Один раз что-то грузно врезается в забор с той стороны, выгнув панель профнастила. Мы с Витосом, к тому времени вооружённые найденными в сарае топорами, готовимся вступить в бой, но неизвестная тварь решает не продолжать таран, и отступает.
Я стараюсь всё время держать Михася в поле зрения. Тот выбрал один из углов ворот для засады и, притаившись там, ждёт вторжения. Со своего места я не вижу, но знаю: в его руках пара ножей, и я молюсь не увидеть их до самого рассвета.
Каждые пять минут забегаю в дом на десять секунд, проверить Женю с Артом. Они в спальне, оба нашли для себя укрытия и тоже ждут момента, которого никогда не хотели бы дождаться. Поразительно, но ставни до сих пор закрыты – наш дом словно оберегает невидимое силовое поле. Бабушка у себя в спальне сидит на кровати и, кажется, молится. Пусть молится. Какая-то польза от этих молитв всё-таки есть – они отвлекают.
Возвращаюсь к Виталику. Тот притаился у стены сарая и не сводит глаз с участка дяди Вити, нашего соседа справа. Отвратительные горловые звуки прекратились несколько минут назад, и сейчас оттуда исходят грохот бьющегося стекла и треск ломающейся древесины. Похоже, нападающие осадили двор и теперь громят дом – огромный трёхэтажный особняк из итальянского кирпича. Ну что ж, по крайней мере, это займёт их на какое-то время, поживиться там есть чем.
Мы так напряжены, что не смеем даже переговариваться, боясь спугнуть удачу. Соседи по обеим сторонам нашего участка, скорее всего, уже мертвы, а мы остаёмся нетронутыми, как будто защищённые их жертвой. Их смертью. Я гоню от себя чувство вины, совершенно неуместное в вопросах выживания.
Небо на востоке выбеливает поднимающееся солнце, но мы почти не замечаем этого. Звуки побоища тоже понемногу стихают. Им на смену приходит стук колотящегося в груди сердца. Даже не подозревал, что оно может биться на такой бешеной скорости.
– По ходу, заканчивается… – слышу шёпот Витоса. – Да, Макс?
Я хочу ответить "да", но боюсь сглазить. Вот когда закончится совсем, тогда и поговорим. Однако моё сердце понемногу переходит с галопа на рысь, и я начинаю чувствовать холод. Только теперь до меня доходит, что мы с Витосом до сих пор в майках и трусах. Впопыхах не успели одеться, да и не до того было. А на дворе конец сентября. Адреналин греет лучше шерсти.
Оглядываюсь на Михася. Он в джинсах и вязаной кофте, ему хорошо. Поднимет руку и легонько машет нам. Машу ему в ответ. Солнце поднимается стремительно, укромный уголок, где он засел со своими ножами, уже не кажется таким укромным. Ещё минут двадцать, и там будет совсем светло.
Потом происходит сразу несколько событий.
05:30
С оглушительным металлическим грохотом вылетает одна из панелей профнастила. Вместе с ней на огород, разделяющий дом и цех, вваливается огромная тёмная туша. В предутренних сумерках мы видим лишь силуэт. Это человек, но не совсем…
В ту же секунду ещё одна тварь с улицы принимается вколачивать себя в ворота. Железные створки ходят ходуном. Отпрянув от них, Михась кубарем катится на землю. Вскакивает на ноги и занимает боевую позицию. Я вижу, как дрожат ножи в его руках.
– Макс! – полуистерично зовёт он. – Витос!..
Мы ничем не можем ему помочь. Случилось кое-что похуже: на участке со стороны двора Кости-Димы прорыв. Придётся действовать раздельно. У Михася своя битва, у нас – своя.
Тем временем тварь в огороде приходит в себя после сокрушительного столкновения с забором. Становится на четвереньки и роет пальцами землю. В этой туше килограмм сто двадцать, и я понимаю, что существо абсолютно голое, не считая лоскутов материи вокруг шеи и бёдер – последних остатков одежды, которые оно не успело с себя сорвать. Я вижу, как покачиваются в воздухе огромные сиськи и… гениталии. Стало быть, некогда оно было мужчиной.
Тварь издаёт нечленораздельные жующие звуки. Плохо видно, но мне кажется, что с губ клочьями летит пена. Воображение дорисовывает цвет – тёмно-розовый. Почти алый.
– АГГР-ХХ-ШШ! – выплёвывает тварь и, загребая землю толстыми ручищами, на четвереньках мчится на нас. – ШШАВРР-КХ-Х…
Она выбирает цель – Виталик. Он ближе к ней, чем я, и находится в менее выгодной позиции. Позади него стена сарая, отступать некуда.
– Витос! – кричу я, чувствуя свою беспомощность. – ВИТОС!!!
Он успевает отпрянуть. Адское отродье промахивается и с жутким треском врезается в саманную стену сарая. Я удивлён, как она не проломилась под ударом – остальные три ощутимо вибрируют. Тварь мешкает, приходя в себя, и Витос пользуется моментом. С размаху бьёт топором… и промахивается.
Как можно промахнуться по такой жирной туше, я не понимаю, однако рукоять топора проскальзывает в потных ладонях, и лезвие проходит вскользь, едва ободрав твари спину. Момент упущен, и второго существо дарить не намерено. Прежде чем я успеваю сделать хоть что-то, оно валит Витоса с ног и между ними завязывается ожесточённая борьба.
Витос – сухой, жилистый, кандидат в мастера спорта по греко-римской борьбе, увлекается смешанными единоборствами и намерен достичь в этой сфере немалых высот. Но весовые категории есть даже там. И сейчас преимущество в весе явно не на его стороне. Всё, на что меня хватает – пару раз пнуть тварь ногой. Однако мне больнее, чем ей: босые ноги против одеяла из жира. Пустить в ход топор я не решаюсь. Витос может быть ранен, а кровь этого существа… "Не запачкайтесь в крови", – сказал Михась. – "Кровь может быть заразна…"
Витос оказывает неистовое сопротивление. Я бросаю взгляд в сторону Михася – тот обеими руками удерживает сотрясающиеся под ударами ворота. Возможно, стоит позвать на помощь Женю с Артом, но я боюсь оставлять Витоса наедине с этой мразью. Если он проиграет, мне не останется ничего иного, как задействовать топор…
– Сука… сука… – повторяет Витос, и вдруг полностью исчезает под студенистой тушей твари.
Две пары ног и две пары рук скручиваются невообразимым узлом… Потом, внезапно, каким-то непостижимым образом голова твари и одна из её жирных рук оказываются зажатыми меж сцепленных ног Витоса. С ужасом и восхищением до меня доходит: он выполняет удушающий приём.
– Держи! – воплю я что есть мочи. – Держи!
Тварь хрипит и неистово сучит ногами, но хватка Витоса – капкан. Я уже знаю наперёд: ей оттуда не выбраться.
– ДУШИ! ДУШИ ЕГО!
Голова и рука твари захвачены ногами Витоса. Кровавая пена стекает тому на майку, пропитывая отравленной слюной. Я могу ударить тварь топором по голове, но если она действительно заразна, кровь хлынет прямо на Виталика. С равным успехом можно раскроить голову ему самому.
В полумраке новорождённого утра я вижу, как лицо существа начинает темнеть (а на самом деле синеть). В предсмертной агонии оно находит в себе силы приподнять вцепившегося в него, как клещ, Витоса над землёй и пару раз хорошенько приложить об асфальт, но это ещё туже затягивает захват.
– ТА-А-А! – вопит из под туши Витос. – ТА-А-А! Т-А!!!
Тварь в последний раз взбрыкивает ногами и обмякает. Витос держит её в захвате ещё по меньшей мере с полминуты, и только потом отпускает.
Существо замертво падает на землю, перекатывается на спину. Первые лучи поднимающегося солнца ложатся ему на лицо, и я вижу, что это Костя-Дима. Теперь он точно мёртв.
06:30
Рассвет первого понедельника нового мира встречает нас благословенным затишьем. Над нашими головами раскинулось первозданно чистое небо – ни облачка. Побоище окончилось: лучи солнца в мгновение ока разогнали всю нечисть по углам. Михась удержал ворота – кроме Кости-Димы, во двор больше никто не прорвался.
Я не сомневался в этом ни секунды, но теперь у нас есть точное подтверждение: выпавший ночью дождь действительно был розовым. Всё вокруг окрашено этим мерзким цветом гламура и мракобесия. Но мы не обращаем на это никакого внимания. Мы выжили, и это главное.
Мы встречаем Женю и Арта во дворе. За минувшие два часа ни одна тварь не додумалась проникнуть в дом через окна, и это, без дураков, самое большое чудо сегодняшней ночи. Боюсь даже представить, чем могло кончиться, если бы беснующаяся толпа выбрала своей целью не ворота, а ставни. Мы в красках рассказываем о предутреннем побоище и показываем труп Кости-Димы. Шок от вида лежащего в нашем дворе мёртвого соседского пацана сменяется восхищением, когда Жене с Артом удаётся разглядеть обезображенное неизвестным вирусом лицо. Витос удостаивается прозвищ "молоток" и "машина", и уважительного похлопывания по спине.
Мы наведываемся к бабушке. Удивительно, но она, похоже, спит. Женя сообщает, что здесь не обошлось без лошадиной дозы снотворного, и мы оставляем её отдыхать. Впятером выстраиваемся перед воротами, и Миша отпирает засов. Оглядываем друг друга, готовясь ступить в новый неизведанный мир, прячущийся от нас за железными створками. Никогда прежде мы не чувствовали себя такими живыми, как сейчас.
Потом я киваю Мише, и он открывает ворота.
Глава 3. Бешенство
07:00
Сотворение мира завершено, и настаёт понедельник новой эры. В отличие от бога, возившегося целую неделю, розовому дождю хватило одной ночи. Не знаю, как обстоят дела на остальном земном шаре, но наш локальный Армагеддон уже случился. Мы, выжившие, первые люди нового эпохи, саженцы новой цивилизации. Мы смотрим на это диковинное, полное опасностей место сквозь открытые ворота старого мира, сузившегося до размеров земельного участка моей бабушки. Потом делаем шаг и вступаем в наш новый дом.
Мир перевернулся. На дворе день, но в городе стоит ночная тишь. Нет ни гула машин, ни людского гомона, даже звуки природы стихли – за всё утро мы не видим в небе ни одной птицы. Я с трудом узнаю улицу, на которой прожил большую часть жизни. В ямах изрытой автомобильными колёсами дороги поблёскивают тёмно-розовые лужи. Поваленный в лобовом столкновении с огромным внедорожником фонарный столб подмял несколько одноместных гаражиков. Оборванные провода чёрными змеями валяются в грязи. Сквозь треснувшие стекла внедорожника вижу мёртвого водителя, упавшего разбитой головой на рулевое колесо. Ещё несколько тел лежат ниже по дороге, втоптанные в грязь обезумевшей толпой. Розовая грязь на тротуарах и в дорожных лужах маскирует кровь, но я знаю, что она там есть. Где есть смерть, всегда есть кровь.
Большинство домов варварски разгромлены и выпотрошены, ни в одном, кроме нашего, я не вижу целых стёкол. Из окна дома бабы Вали, чуть выше по улице, висит на кусках битого стекла половина человеческого тела. Вторая половина, несомненно, в доме, но далеко не факт, что обе составляют единое целое. Труп выглядит так, словно перед смертью его хорошенько пожевала Годзилла.
Первым не выдерживает Арт. Сгибается пополам, и его шумно рвёт в палисадник. Звуки падающей в грязь блевотины вызывают цепную реакцию, и вот уже мы все извергаем из себя остатки того, что осталось в наших желудках с вечера. Эту роскошь я позволяю себе в последний раз: в нашем новом мире так запросто расставаться с калориями непозволительно.
Машина Михася лежит на боку возле мусорных баков на противоположной стороне улицы. Из открытого капота торчат наружу, точно внутренности, провода и трубки. Какая неведомая сила умудрилась закинуть её туда, я не знаю, да и не хочу знать. Одной машиной меньше, но сейчас меня это не беспокоит. В нашем новом мире недостатка в машинах у нас не будет.