Берём с собой три пушки: моя "Сайга", Женин "Моссберг" и "Ремингтон" Арта, небольшой запас патронов, а так же кое-что из еды, предвкушая скромный ужин при свечах в чужом доме. Хотелось бы найти такой, где не придётся вытаскивать наружу трупы хозяев. К мертвецам мы относимся вполне спокойно – за день насмотрелись – но трупный запах может привлечь "прокажённых". Да и аппетиту не способствует.
Велю Жене закрыть машину на ключ – слишком хорошо знаю, как действует на "прокажённых" сработавшая сигнализация. Потом выхожу на середину дороги и осматриваюсь.
– Ну, куда двинем? – спрашивает Арт. В левой руке пакет с продуктами, в правой помповик.
Я не успеваю ответить, слова застревают в глотке на полпути…
– Слышали? – спрашивает Женя.
Я слышал. Как будто чьи-то ноги шлёпают по лужам.
Одним резким движением цевья Арт досылает в патронник первый патрон из подствольного магазина. Жест настолько отточенный, словно он делал это всю жизнь.
Женя следует его примеру. Я снимаю карабин с предохранителя.
Лихорадочно осматриваем улицу. Никого.
Потом вдруг…
– Вон она! – Женя указывает дулом дробовика на ряд машин, в котором припаркован наш "Ниссан".
Поворачиваюсь туда и тоже вижу её. Нарушитель спокойствия прячется за белым "Мерседесом", сильно покорёженным и без стёкол. Это девчонка, не старше пятнадцати. Худющая, чёрные волосы почти до пояса. Тёмная хлопковая блуза с белыми рукавами, перекрасившимися в грязно-розовый, и чёрные джинсы, разодранные на коленках.
Завидев нацеленный на неё дробовик, девчонка пускается наутёк.
– Не стреляй, – говорю брату. – Пусть бежит.
– Ага… А если она заразная?
– Не заразная.
– С чего ты взял?
– Она в одежде.
20:20
Мы шагаем вдоль обочины в том направлении, куда убежала девчонка. Ботинки шлёпают по мокрому асфальту. Звук кажется инородным, настораживающим. Мне всё время кажется, что кто-то идёт за нами следом. Поминутно оборачиваюсь назад. Но кроме брата там никого. Женя с Артом тоже на нерве, стволы дробовиков безостановочно сканируют улицу.
Ни один дом не кажется мне надёжным. У одного стёкла выбиты, у другого ворота свалены, третий ещё горит, от четвёртого разит так, словно внутри устроили братскую могилу. Пятый…
Я останавливаюсь так резко, что идущий позади меня Женя врезается мне в спину.
– Ты чего?!
Молчу. Смотрю на пятый дом.
Из приоткрытой в воротах калитки нам призывно машет человеческая рука.
20:25
Дом на противоположной стороне дороги. Одноэтажный, кирпичный, окна заколочены досками, ворота самые простые, железные. Не выдержат натиска и пятерых "прокажённых", не говоря уже о компании побольше.
– Идите сюда! – слышу приглушенный женский голос. Рука принимается махать энергичнее. – Вы, в плащах! Идите сюда!
Пацаны отрывают щёки от прикладов и вопросительно смотрят на меня. Дула их дробовиков давно направлены на ворота.
– Покажись, – говорю. – Лицо покажи.
Рука исчезает за дверью, секунда, и из проёма высовывается взлохмаченная голова. Девушке лет восемнадцать, копна спутанных каштановых волосы и синий свитер с высоким горлом.
– Мы можем пустить вас переночевать, – говорит она. Голос мелодичный, но с хрипотцой – не люблю такие. – Вас сколько?
– Трое. А вас?
– Тоже. Будете заходить?
Поднимаю глаза к небу. В нашем распоряжении не больше десяти минут, чтобы подыскать приличное укрытие. А этот дом ничем не хуже других, даже укреплён худо-бедно. И потом – перед нами первые выжившие со времён "Супер-Арсенала".
Меня раздирает любопытство.
– Чернявая в блузке – ваша?
– Наша-наша. Ну, вы будете заходить?
– Пойдём, Максим, – шепчет брат уголком рта. – Чего бродить?
– Ладно, – говорю, и пацаны опускают оружие. – Только смотри, у нас стволы.
– Вижу, – отвечает девчонка. – Я вас потому и позвала.
20:30
Железная калитка за нами закрывается, и мы оказываемся в тесном дворике, окружённом со всех сторон кирпичной стеной. Участок маленький, от стандартных шести соток осталось только три, остальные то ли продали соседям, то ли выкупили имеющиеся. От калитки к крыльцу ведёт узкая тырсовая дорожка, за домом жалкое подобие огорода. Дворик вмещает стол и две лавки. Над головой железная решётка, увитая сухими виноградными лозами.
Теперь могу как следует рассмотреть нашу новую знакомую. Невысокая, пышноватая, густые каштановые волосы давно не чёсаны и не мыты. Лицо округлое, чистое и было бы даже симпатичным, если бы не излишняя полнота. Впрочем, теперь о диете ей можно не беспокоиться. В нашем новом мире тучные люди либо подтягивают пояса, либо протягивают ноги.
– Это у вас химзащита? – спрашивает девушка, поочерёдно оглядывая нас.
Невозможно понять, шутит она или нет. Голос звучит вполне серьёзно.
– Ты вообще в курсе, что на улице происходит? – пускает шпильку Арт.
Девчонка бросает на него недовольный взгляд, тонкие брови взлетают вверх:
– Конец света. Это из-за дождя, да? Мы на дождь сразу подумали.
– В самый корень зрите, – вытягивает палец Арт. Глобальные катаклизмы раскрывают в нем новые грани характера. Сперва властность, теперь саркастичность.
На крыльце появляются ещё две девушки. Одна – уже знакомая нам школьница. Агатово-чёрные волосы обрамляют костлявое лицо, тёмная отёчность под печальными глазами, верхнюю губу морщит рубец – след былой травмы. Вторая, по возрасту ближе к пухленькой, типичная "гламурная киса", как сейчас называют. Высокая, фигуристая, длинные выжженные волосы с прямой чёлкой чуть ниже линии бровей, толстые, точно пара пиявок, губы. Слой макияжа, который она то ли не успела снять, то ли успела наложить, не скрывает припудренные веснушками щеки. Джинсы в обтяжку, из-под короткой курточки выглядывает розовый вязаный топ.
Знакомимся.
Мы представляемся первыми. Киса и школьница реагируют довольно индифферентно, но пухленькая проявляет живой интерес. Вслух проговаривает наши имена, указывая на каждом пальцем. Ясно – она у них заводила.
Потом поворачивается к подругам.
– Это Саша, – взмах руки в сторону кисы, – и Лилит.
– Как? – переспрашивает Женя. – Извини, не расслышал.
– Лилит, – ледяным тоном повторяет школьница. – Ладно, Ев, мы внутрь.
Она хватает подругу за руку и тянет в дом. Киса бросает напоследок гневный взгляд в сторону пухленькой и позволяет увести себя с крыльца.
Значит, с соратницами наша заводила посоветоваться не удосужилась, когда зазывала нас в гости. Что ж, ещё один штрих к её портрету.
– Её на самом деле Даша зовут, – заговорщическим полушёпотом объявляет пухленькая. – Лилит – это она сама себе придумала.
– Зачем? – удивляется Женя.
"Затем, что может" – хочу ответить я ему. В нашем новом мире сменить имя куда проще, чем в старом. Никакой бумажной волокиты, никаких очередей в паспортном столе. Ты просто берёшь и меняешь. Мы все начинаем жить заново, так почему бы не начать с имён?
– Это соседская девчонка, – поясняет полнушка, мрачнея. – У неё родителей на глазах убили, представляете… Она до сих пор в прострации. Тогда и придумала имя поменять. Да пусть ходит, вам-то что!
Нам действительно ничего. Лилит так Лилит. Оно ей даже лучше подходит. В девчонке есть что-то кавказское.
– Ой, блин, я ж себя представить забыла! – всплёскивает руками полнушка. – Я Ева.
Первая женщина нового мира, которая нам встречается, носит имя первой женщины старого. Что ж, если бог существует, с чувством юмора у него всё в порядке.
– Тоже кличка? – на всякий случай уточняю я.
– Нет. У меня мамка очень набожная, – Ева впервые демонстрирует нам свою улыбку, и её лицо буквально расцветает.
Эх, ей бы чуть-чуть схуднуть…
За воротами слышится движение, и мы понимаем, что слишком задержались во дворе. Совсем скоро "прокажённые" заполонят улицы.
Не сговариваясь, замолкаем, прислушиваемся. Потом, на цыпочках, отправляемся в дом.
20:50
Внутри царит кромешная тьма. Все окна заколочены досками, а те крохи света, что проникают внутрь сквозь щели, уже на последнем издыхании. Ещё минут двадцать, и стемнеет окончательно.
Ева закрывает дверь на все замки и ведёт нас в гостиную. Вытянув руки перед собой и натыкаясь на предметы меблировки, следуем за ней по тёмному коридору. Запоздало вспоминаю про фонарик, включаю и дальше идём уже без помех. Впереди маячит Г-образная полоска жёлтого света, окантовывающая приоткрытую дверь.
В гостиной за большим столом нас уже дожидаются Саша и Лилит. На столе, подоконниках и старом пианино в углу расставлены круглые свечи в алюминиевых гильзах. Комната залита мерцающим желтоватым светом.
Интерьер по-стариковски аскетичен, ковёр на полу отсутствует, старые доски под ногами ощутимо скрипят.
– Скидывайте свои плащи, обувь можете не снимать, – Ева придвигает к столу ещё три стула. – У нас тут срач. Верхнюю одежду тоже оставьте, ночью будет холодно.
– Хорошо замуровались? – задаю самый важный вопрос.
– Ну, уж как смогли, – отзывается Саша. Голос манерный, но в пределах нормы. – Вообще весь день угробили. Окна мы с Евкой забили изнутри и снаружи, такими гвоздищами, что зубами не оторвёшь. А дверь и так железная, просто деревом обшита.
– Не возражаешь, если мы проверим?
– Да на здоровье.
Киваю пацанам, и те понимают меня без слов. Прижимая фонарики к прикладам, быстро обыскивают все комнаты. Если это ловушка – мы встретим её лицом к свинцу.
Первым в гостиную возвращается Женя:
– Нормально. Гвоздями сотками заколачивали.
Саша рефлекторно ощупывает свои красиво наращённые ногти.
Следом появляется Арт, кивает: всё чисто.
– Ну, если обыск закончен, давайте сообразим на стол, – предлагает Ева. "Обыск" – это она точно подметила.
– Небось, голодные?
– Держи, – Арт протягивает ей пакет с продуктами. – Посмотри, там много всего. Мы вас объедать не хотим.
Принимая пакет, Ева бросает мимолётный взгляд на оружие в наших руках, о котором деликатно умолчала, и принимается хлопотать над ужином. С недовольным выражением лица Саша присоединяется к подруге. Лилит остаётся за столом, пристально наблюдая за нами.
Вешаем плащи в древний, пропахший нафталином шкаф, ружья ставим в углу. При нас остаётся только холодное оружие: моё мачете в шлёвке на джинсах и пара охотничьих ножей в кожаных ножнах на поясах ребят.
Через пять минут ужин готов. На столе появляются тарелки с бутербродами в ассортименте: колбасные, сырные, с паштетом, шпротами, рыбой и даже красной икрой. Два наскоро поструганных салата из свежих овощей, хлеб, кола и бутылка вина.
Почти романтический ужин. Чёрт, беру свои слова обратно – у этого бога явно нездоровое чувство юмора…
Садимся за стол и накидываемся на еду. Мы так голодны, что первые десять минут проходят в чавкающем молчании. Потом нашу трапезу прерывают звуки, исходящие снаружи.
Город очнулся от дневного сна и приступил к ночному бодрствованию.
21:30
Похоже, ужин окончен – кусок в горло уже никому не лезет.
Мы слышим "прокажённых" повсюду. Они ворчат, скулят и скребутся. На дороге их десятки, может быть, сотни. Кто-то уже минут пять ходит во дворе – или у меня разыгралось воображение? Потом что-то с силой врезается в наши ворота, и начинается ожесточённая потасовка. Вопли, визг, рычание, резкие шлёпающие удары по голому телу.
Выскакиваем из-за стола и разбегаемся кто куда. Арт с Сашей приникают к заколоченным окнам, Женя, схватив дробовик, высовывается в коридор. Я включаю фонарик и совершаю обход дома. В комнатах порядок. Если во дворе кто-то и бродил, то теперь он ушёл.
За столом остаются только Ева и Лилит.
– Возвращайтесь за стол! – зовёт нас Ева. – Чего забегали? Чему быть – того не миновать.
Чуть подумав, решаю, что она права. Снова садимся за стол, однако оружие забираем с собой. Если в дом ворвутся, не хочу, чтобы нас застали врасплох.
В комнате воцаряется зловещая тишина, разбавляемая звуками жизнедеятельности "прокажённых". Мы сидим, как на иголках, невольно прислушиваясь к каждому шороху: не скрипнет ли калитка, не треснет ли шифер на крыше?
– Ну, расскажите что-нибудь о себе! – нарушает общее безмолвие Ева.
Ей страшно, как и всем, но, в отличие от нас, она пытается отвлечься от своего страха, а не зацикливаться на нём. Не самая плохая стратегия.
– Ладно, отбой тревоги, – говорю пацанам. – Пора привыкать, что теперь так будет каждую ночь. Давайте выпьем, что ли.
– Почему каждую ночь? – выкатывает глаза Саша. – Думаешь, везде так? А вы не думали, что это только здесь? Блин, Евка, – в её голосе проскакивают истеричные нотки, – вот угораздило же нас с тобой приехать в этот Ростов!
Разливающий по бокалам вино Женя замирает с бутылкой в руках, мы с Артом недоуменно переглядываемся.
– Не обращайте на неё внимание, – отмахивается Ева. – Она дурочка.
– Ой, умная заговорила! Слышь, Евик, щас по башке получишь.
Чокаемся и выпиваем. Тоста нет. Мы пьём для храбрости, а не для удовольствия.
– А вы не местные, что ли? – спрашивает Арт.
В последующие десять минут узнаем, что девчонки из Шахт, в Ростов приехали учиться – летом поступили в ДГТУ на факультет менеджмента, а этот дом снимают у бабки, живущей по соседству. Теперь ясно, откуда участок в три сотки. Из всей троицы только Лилит коренная ростовчанка, но в её историю наши новые знакомицы предпочитают не вдаваться. Она осталась сиротой – это всё, что нам нужно знать.
Потом приходит наш черед, и мы вкратце рассказываем о себе. Узнав, что отправились на поиски родных, девушки понимающе кивают. В их участливости сквозит плохо прикрытая радость от сознания того факта, что их семьи сейчас далеко отсюда, но я не склонен разделять их оптимизм. В отличие от Саши, я вовсе не уверен, что за пределами Ростова всё спокойно.
Однако я не произношу этого вслух, и разговор переходит на другую тему. Я рассказываю о первых сутках после наступления апокалипсиса, о приключениях в "Супер-Арсенале" и добытом нами оружии, а также о пойманном мальчишке-оборотне. Когда Арт в красках описывает опыт по определению болевого порога "прокажённых", Саша неприязненно морщит носик.
Бутылка почти опорожнена, и я чувствую дикую сонливость. Усталость наваливается на нас разом и едва не валит с ног. Сказывается недосып и стресс.
Увидев, что мы едва ворочаем языками, Ева решительно сворачивает посиделку и гонит нас спать. Мы так заболтались, что почти забыли о "прокажённых", толпами бродящих под нашими окнами. Только оказавшись в полутёмной спальне (источником света здесь является единственная свеча на прикроватной тумбочке), мы вспоминаем, где находимся, и что находится за стенами дома.
Двуспальная кровать расстелена поперёк – так, чтобы могли улечься трое. Три подушки, три одеяла, а вот простыни нет. Да и зачем, спать всё равно будем в одежде.
– Располагайтесь, – Ева не входит внутрь, остаётся в дверях. – Оружие в кровать возьмёте?
– Угадала, – отвечаю. – А ты хотела, чтоб тебе отдали?
– Да нужно оно мне сто лет! Я и стрелять-то не умею. Вы только это, смотрите, друг дружку не поубивайте.
Издаю смешок политеса:
– Спасибо тебе. За всё.
– Да пожалуйста! Ну, спокойной ночи. Сама поражаюсь, как глупо звучит, – она хмыкает и закрывает дверь с другой стороны.
Мы остаёмся в спальне втроём.
– Прикольная девчонка, – выносит вердикт Женя.
– А подружка у неё ещё прикольней, – подбрасывает Арт, плюхаясь на кровать.
– Да, но та вся такая манерная, а эта живая, бойкая.
– Даже слишком бойкая, – говорю я и поворачиваюсь к Арту. – Чувак, твоя смена первая.
Арт недоуменно моргает:
– Какая ещё смена?
– Караульная. Бери ружьё и на пост.
Лицо Артёма вытягивается, он недовольно качает головой – типичные жесты крайнего раздражения.
– Макс, да я еле на ногах стою. Створки закрываются.
– Не волнует. Пойди умойся, кофейку наверни. Через два часа разбудишь, я тебя сменю.
Арт неохотно встаёт, цокает языком:
– Не понимаю! На кой это надо? За кем следить?
– Арт, Макс прав, – вступает Женя. – Вокруг нас такое творится, а мы дрыхнем? По-любому кто-то должен следить за домом.
– И не только за домом, – добавляю я. – За девочками нашими тоже последи.
– А чо за ними следить?
Я открываю рот, чтобы ответить, но Арт отмахивается, хватает своей "Ремингтон" и, всем видом выражая неудовольствие, выходит из спальни.
Перед отходом ко сну пытаюсь вызвать по рации Михася. Как и ожидалось, тишина. В глубине души надеюсь, что заявленные компанией "Моторола" пятнадцать километров – не рекламный ход. На всякий случай оставляю рацию включённой на тумбочке.
Разуваемся и ложимся с Женей в кровать, укрываемся – в доме действительно ощутимо похолодало. Затягиваю под одеяло "Сайгу", любовно обнимаю рукой. Слышу, как брат бормочет "спокойной ночи" – он уже наполовину спит.
Переворачиваюсь на бок и закрываю глаза. Снаружи слышится босая поступь "прокажённых", тяжёлые охающие звуки. Удивительно, как быстро я привык к ним.
Не они сейчас мешают мне уснуть. Мне не даёт уснуть плохое предчувствие.
Глава 8. Плата за ночлег
06:10
Меня укусили.
Два этих простых слова прокручиваются в голове снова и снова, как заевшая пластинка: "меня укусили… меня укусили… меня укусили"…
Смотрю на руку и не верю глазам. На правом предплечье, чуть пониже локтя, алеют два полумесяца – следы зубов, вонзившихся в плоть. Тонкая струйка крови красной змейкой уползает к запястью.
Тело колотит крупная дрожь, в висках стучит. На несколько секунд я теряю связь с реальностью. Слух, зрение, обоняние и осязание – всё исчезает одновременно, я даже боли не чувствую. Шок настолько велик, что я просто отказываюсь воспринимать происходящее. Как это случилось? Помню, что под утро в дом ворвались "прокажённые". Адские отродья застали нас врасплох. Что было дальше – в тумане…
Первым возвращается слух. До ушей доносится частое хриплое дыхание. Спустя миг понимаю, что это моё собственное. Потом с глаз спадает пелена, появляются запахи и ощущения. И боль… Рука болит. При этом я не испытываю страданий, скорее, констатирую, как информацию, поступающую в электронный мозг Терминатора.
"Телу нанесён ущерб, повреждения несовместимы с жизнью…"
"Повреждения несовместимы с жизнью…"
"Несовместимы с жизнью…"
Вопли, грохот переворачиваемой мебели, канонада выстрелов обрушиваются на меня единой звуковой волной, окончательно возвращая к действительности. В доме кипит битва. Мои друзья отстреливают "прокажённых", как оловянных солдатиков в тире. Кто-то кому-то что-то кричит. Я сижу на полу, привалившись спиной к краю кровати, меж раскинутых ног лежит карабин с полным рожком патронов. Я не успел сделать и выстрела.
Поднимаю голову и осматриваюсь. Всё плывёт перед глазами, голова кружится. Возможно ли, что это первые признаки заражения? Не может происходить так быстро…