- А вот это самое сложное. - Червякин завозился, устраиваясь в кресле поудобнее, и Владислав Львович увидел выглянувшие из туфлей копыта. - Вы, люди, воспринимаете дьявола по внешности, а не по делам его. Причем каждый представляет его по-своему. Люди даже то, что никогда не видели, наделяют свойством постоянства формы, кроме, почему-то, героев сказок… Ну, взять хотя бы вас. Каким вы себе представляете дьявола?
- Наверное… как Мефистофель, - сказал, немного подумав, Равин, вспомнив Шаляпина в этой роли.
В тот же момент комнату заполнил дикий раскатистый хохот. На месте, где стояло кресло с Червякиным, взметнулся столб пламени, заклубился тяжелый зеленый дым.
Равин инстинктивно закрыл голову руками, в горле запершило, он зашелся в кашле, из глаз потекли слезы.
Все кончилось так же неожиданно, как и началось. Повисла тишина, дым быстро, не расползаясь, напоминая пролитый кисель, исчез под портьерой, прикрывающей балконную дверь. Остался лишь легкий незнакомый и неприятный запах.
Прокашлявшись, Владислав Львович вытер слезы, В кресле сидел гигант, укутанный в черный плащ. Широкий лоб его пересекали глубокие морщины, впалые щеки подчеркивали остроту скул и размеры хищного носа. Бездонные, абсолютно черные глаза смотрели из-под густых, сросшихся бровей с явной издевкой.
- Ну как?! Такая внешность дьявола вас устроит?
Мощный голос бил по ушам, гудел в углах маленькой комнаты, раскачивал портьеры. Снизу застучали до батарее.
Равин болезненно сморщился.
- Устроит, но нельзя ли потише? Мы пока еще не в преисподней.
- Хорошо, пусть будет потише. И все-таки, что скажете? Вы до сих пор считаете, что находитесь под гипнозом?
- Если это и гипноз… - Равин вспомнил о козлиных копытах и поперхнулся. - Если это и гипноз, то вы очень сильный гипнотизер, даже опасный. А если нет, и вы действительно дьявол во плоти, то… - Владислав Львович замолчал, пытаясь представить, что для него в действительности может означать появление дьявола.
- Вам, конечно, интересно узнать, зачем вы мне понадобились?
- В общем-то, да…
- Тогда переходим к делу. - Мефистофель встал, полыхнув алым подбоем плаща, едва не задел головой люстру, подошел к книжному шкафу, снял с полки несколько книг.
Равин узнал свои книги, написанные в разное время и изданные небольшими тиражами.
- Неплохо написано, неплохо! - с легкой усмешкой проговорил дьявол, демонстративно взвешивая книги на ладони и возвращая их на полку. - Но и не хорошо! - воскликнул он, ткнул пальцем в кипу черновиков на журнальном столике. - Средненько!
- Уж как есть. - Владислав Львович развел руками.
- Вот именно - как есть. И лучше у вас не будет, вы просто не сможете, вы просто средненький писатель…
- Вы явились из мира потустороннего только затем, чтобы мне это сказать? - Владимиру Львовичу вдруг стало скучно. Он сам прекрасно понимал, что не гений. Слышать же банальщину от Мефистофеля было просто неловко.
- Не только. Таких, как вы, много. Вы меня заинтересовали своим рассказом только потому, что я в нем упоминаюсь. Написан же он до неприличия бездарно…
- У нас будет литучеба?..
- Спаси и сохрани!.. Я предполагал, что после беседы со мной в редакции вы откажетесь от дальнейшей работы над ним. - Мефистофель положил ладонь на кипу черновиков. - Но вы оказались податливым. Вы действительно считаете, что сможете сделать рассказ лучше?
Равин совсем успокоился. Кроме того, появился какой-то интерес к происходящему, поскольку разговор затрагивал литературу.
- Послушайте-ка, - произнес Владислав Львович, озаренный промелькнувшей у него мыслью. - Вы, быть может, пришли купить мою душу? - Это предположение слегка развеселило его, и он впервые за сегодняшний вечер слабо улыбнулся.
- Я не литературный герой, - вполне серьезно ответил Мефистофель и сердито сверкнул глазами. - Мне не надо ничего покупать, я только забираю то, что сочту нужным забрать. Другое дело - состояние души, ее качество. Еще водки! - Он щелкнул пальцами.
Из кухни снова выкатился карлик с подносом. Владислав Львович покосился на стену.
- Я вам не предлагаю, извините уж, - уловил его взгляд дьявол, - хочу, чтобы вы поняли то, что я сейчас скажу.
Равин невольно напрягся.
- Я слушаю.
- Вам уготована - или, как вы говорите, предписана свыше - судьба серенького, незаметного писателя, имя которого никогда не будет у читателя на слуху. С голоду вы, конечно, не умрете, нищета вам не грозит, но мне интересно: устраивает ли вас подобная перспектива с точки зрения самолюбия?
Вопрос застал Владислава Львовича врасплох. Малые тиражи и невнимание издателей, конечно, вызывали некоторую досаду, но большей частью из-за величины гонорара. О задетом самолюбии он как-то привык не задумываться.
- А вы можете что-то предложить? - нашелся он наконец.
- Да. Я бы хотел, скажем так, из чисто спортивного интереса изменить предписанное свыше. Ваше имя будет известно, и хотя бы иногда вас будут вспоминать.
- ???
- Я предлагаю вам стать не автором, а героем литературного произведения, написанного в жанре вашей последней рукописи.
- A кто будет автором? - спросил Равин.
- Автором будет некий небезызвестный вам ответственный секретарь Червякин Мстислав Аиоллинарьевич, весьма талантливый автор. Слышите, Равин, талантливый. И я хочу, чтобы героем опуса стали вы. Мне нужно ваше согласие. Подумайте.
Тут Равин вспомнил, что с минуты на минуту должна прийти Светлана, и неожиданная злость накатила на него.
- А идите-ка вы, гражданин ответственный секретарь, к дьяволу! - выкрикнул он.
Мефистофель преобразился, став вновь Червякиным, ехидно улыбнулся:
- Не перестаю удивляться писательской братии, с кем ни имел дело - сходство в нелогичности поступков поразительное. Сами посудите: как я могу идти сам к себе? Я перед вашими очами, почтеннейший. И не извольте шутить.
"Нет, каков наглец!" - подумал Равин и сказал:
- Раз по доброй воле не хотите, я пойду и вызову милицию. Пусть с вами и вашей бандой участковый разбирается. - Он встал и подумал, что надо бы Светлану успеть встретить на улице, нельзя ей сюда.
- Послушайте, Равин! - В голосе Червякина послышалось раздражение. - Да сядьте вы, в самом деле! Я всего-навсего хочу довести начатый разговор до конца. А вы - как маленький мальчик!
- Па-ашел ты!.. - бросил Равин и решительно направился к двери в прихожую.
- Вы помните, где дверь? Обойдетесь без провожатого? - спросил, не скрывая насмешки, Червякин.
Равин резко распахнул дверь в прихожую и очутился в каких-то полутемных сенях. Под ногами заскрипел прогнивший пол, с огромными щелями в половицах. Равин поскользнулся, замахал руками и с трудом удержался на ногах. С поросшего плесенью потолка капала вода. Несколько капель угодило Равину за шиворот. "Чертов гипнотизер!" - подумал он, зябко передернул плечами и хотел одним прыжком преодолеть оставшееся до двери на лестничную клетку расстояние, но остановился.
Дверь медленно открывалась, открывалась с жуткой неспешностью, как открываются двери в кошмарных снах. В облаке дождевых брызг возникло неопределенного пола существо, низкорослое и странно передвигающееся, в изодранной фуфайке и развалившихся сапогах. Высоко над головой оно держало зажженную керосиновую лампу, в другой руке сверкнул отточенным лезвием топор.
- Ты что, мать? Ты что? - с трудом выдавив из легких воздух, прохрипел Равин. Он узнал старуху, собиравшую подаяние на автобусной остановке.
Старуха неестественно, словно отражение в воде, заколыхалась, запрокинула голову назад и двинулась на него. Ее лицо закрывал, свешиваясь из-под рваных платков, кусок мешковины, и Владислав Львович понял, что лица просто нет.
Равин почувствовал, как волосы на голове встают дыбом, сделал шаг назад, провалился ногой в щель между половицами, дернулся, что было сил, и… И очутился в комнате сидящим на табурете. Напротив в кресле ухмылялся Червякин.
- Выпейте. У нас будет серьезный разговор.
Равин ощутил в своей руке холодные грани стакана, не задумываясь, залпом опрокинул в себя коньяк. Почувствовал в другой руке яблоко, тут же быстро съел его, стараясь заглушить подкатившую к горлу терпкую волну от чрезмерной дозы. Передернул плечами, крякнул и с ненавистью посмотрел на Червякина.
- Послушайте, как вас там… Я понял, вы хороший иллюзионист, престидижитатор, гипнотизер - мне не важно, кто вы, но зачем вы решили на мне оттачивать свое мастерство? - Пьяная волна ударила Разину в голову. - Какого хрена ты, шарлатан эстрадный, здесь выпендриваешься?
Червякин, холодно улыбаясь, предостерегающе поднял руку:
- Выслушайте меня внимательно, Вы знаете, кто я, Надеюсь, больше не сомневаетесь?..
Равин вскочил с табуретки.
- Слушай, ты, дерьмо! На хрена ты тут меня пугаешь своими шизобредальными ужасами?! Ко мне сейчас девушка должна прийти. Выметайся из квартиры, козел! Выметайся, тебе говорят!!!
Что-то вцепилось Равину в брюки и потянуло назад, Равин оглянулся, Неизвестно откуда появившийся карлик, ощерившись в плотоядной улыбке, тянул его на кровать.
- Па-ашел ты! - замахнулся Равин на карлика. - Чу…
"Чучундра" хотел сказать Равин, но карлик в неуловимом прыжке метнулся ему на спину и впился зубами в шею.
- Максвел! - рявкнул Червякин. - Брысь на место! Не тронь человека, не время еще!
Карлик разжал руки, камнем упал со спины Владслава Львовича и растаял в воздухе.
Равин потрогал укушенное место.
- Ужас тихий, кошмар, - произнес он. Ему вновь, как и несколько минут назад, захотелось убежать из квартиры, неважно куда - главное, чтобы оказаться вне этих стен. Равин затравленно осмотрелся, прикидывая вариант бегства через балкон.
- Это не кошмар - кошмарики, - сказал Червякин. - Вы бы лучше сели, Владислав Львович. Я, честное слово, боюсь за вас. Я собираюсь вам показать нечто, от чего вы можете упасть и убиться здесь, на деревянном полу, а не только падая с балкона на асфальт тротуара. Сами понимаете, раньше времени мне вашей смерти никак не надо. Сядьте, сядьте. - Червякин перестал улыбаться.
Равин сел, у него вдруг появилась уверенность, что закончится этот разговор и с ним закончится вся эта чертовщина.
- Итак, Владислав Львович, в нашей дружеской беседе вы намекнули… - Червякин вздохнул. - …вы намекнули, что ждете в гости некую молодую особу?
- Да, жду, - с достоинством сказал Равин.
Червякин, ни слова не говоря, ткнул пальцем в свободный от ковра участок стены.
Стена исчезла, а там… А там был прокуренный ресторанный зал. В комнату хлынула вульгарно-громкая музыка. Несколько пар, с пьяной откровенностью целуясь, танцевали медленный, очень медленный танец.
- Смотри, возмужалый дурак, смотри! Тебе молодой любви захотелось? - прогремел в самые уши голос Червякина.
Пары, расступаясь, словно на них наезжала кинокамера, отодвигались на боковые планы…
У Владислава Львовича поплыло в глазах.
- Ты сволочь, Червякин, - прохрипел он. На его глазах Светлана взасос целовалась с молодым парнем, а тот сколько было силы сжимал ее в объятиях. - Ты - сволочь, - опять прохрипел Равин, не в силах оторвать взгляда от видения на стене. - Я не знаю, кто ты - ответственный секретарь ли, дьявол ли, но то, что ты самая распоследняя сволочь - это мне ясно. - Какая-то струна-нерв лопнула у Владислава Львовича в душе.
- Нет ничего кошмарнее смерти последней надежды на счастье, не правда ли, Владислав Львович? - донесся до него голос Червякина. - Человек надеялся, надеялся; теплился в душе маленький огонек, еще немного - и вспыхнет большой костер. Но тут появляется некто и пошло заливает огонь ведром воды. Из меня плохой поэт, но в аллегории я всегда представлял себе эту процедуру именно так.
Равин убрал руки от лица и поднял глаза на Червякина. В кресле опять сидел Мефистофель, Владислав Львович не удивился, а просто спросил;
- Зачем ты пришел ко мне?
- Я пришел по твою душу, - ответил Мефистофель.
Владислав Львович улыбнулся мертвой улыбкой. Встал, подошел к кровати, постоял секунду.
- Этот гад там? - спросил он, не оборачиваясь, указывая пальцем под кровать.
- Где ж ему быть?
Равин подпрыгнул и всем своим весом, так, чтобы пружины матраца достали пола, опустился на кровать.
Под кроватью яростно залязгало и защелкало, раздался похожий на орлиный клекот звук.
Равин с холодной усмешкой вытянулся, заложил руки за голову и очень тихо сказал:
- Ты, Червякин, не дьявол, ты обыкновенный глупец с козлиными копытами. У меня больше нет души, ты убил ее. Можешь проваливать на все четыре стороны, дубина.
- Дьявола в помощь призывал? Вот и дождался! Гореть тебе в геене огненной! - послышалось зловещее шамканье из прихожей.
- А ты вообще заткнись, - лениво сказал Равин, глядя в потолок. - Лучше бы деньги вернула, побирушка.
Зазвенела рассыпаемая по полу мелочь. Равин повернул голову. От двери в прихожую через комнату к нему катились, выстроившись по номиналу, несколько монеток. Впереди двадцатник, за ним пятак, следом несколько двушек и копейка. Монетки подкатились к кровати, покружились и свалились в кучу.
Равин сплюнул.
- Идиотка!
Монетки поднялись на ребро и прежним порядком укатились в прихожую.
Мефистофель захохотал.
Равин равнодушно уставился в потолок.
Мефистофель, отсмеявшись, превратился в Червякина и завозился, устраиваясь в кресле поудобнее.
- Продолжим наш разговор, Владислав Львович, вернемся к писательскому труду. Вы - неудачник и в глубине души согласны с этим утверждением. Вы написали серенький рассказ с намеками на ужасы. Вы не сможете его сделать лучше, чем он есть сейчас. Однако, когда в редакции я предложил вам его доработать, вы согласились!
- Жить-то на что-то надо, - вяло отозвался Равин. - Жизнь в материальном мире обязывает.
- Вот именно, - вкрадчиво сказал Червякин. - А для вас жизнь означает поиск самого себя. Вы прекратили этот поиск, занявшись писательством. Следствием чего стало не житье-бытье, а существование.
На кухне зазвенела посуда. Вновь к Червякину прокосолапил карлик.
- Из сказанного мной следует вывод, - продолжил Червякин, дождавшись, когда карлик исчезнет в кухне, - ход событий можно было бы исправить лет пять назад, но теперь поздно: вы не захотите, да и не сможете ничего изменить. Жизнь замерла - вы умерли! Без движения нет жизни!
- Чушь какая-то. Бредятина. Я жив и умирать не собираюсь.
Равин постарался сказать это как можно уверенней, но фраза прозвучала довольно вяло. Последние годы жизни Владислава Львовича были действительно скучны и серы. Пишущая машинка, издательство, редактор, опять машинка. На семинары его не приглашали. С местной писательской братией как-то не сошелся. Критики - и те игнорировали его существование. Да и все остальное - ерунда, однообразные будни. Вот только Светлана…, Или действительно Мефистофель прав - дурак я…
- В ваших мыслях, особенно последней, - неожиданно прервал его раздумья Червякин, - гораздо больше здравого смысла, чем в речах. Вы хотите обмануть себя. А Светлана занята, вы же видели. - Червякин поднял руку и указал на стену. - Еще раз желаете убедиться?
Равин повернул голову. Вновь на стене, как на экране, возник зал ресторана. За столиком у окна сидела Светлана. Рядом с ней заливался хохотом уже другой тип, в тройке, со спортивной прической. Светлана тоже смеялась и, держа в руке фужер с недопитым вином, что-то рассказывала собеседнику.
- Гуляет барышня, веселится по молодости лет, - тоном телекомментатора заговорил Червякин. - Сейчас она рассказывает мальчику о том, что у нее есть знакомый писатель и, возможно, она выйдет за него замуж…
Изображение на стене исчезло. Владислав Львович почувствовал, что его слегка мутит. Он вдруг осознал, до какой степени ему опротивели и книги, и бестолковые скитания по редакциям, и эта квартира, и все, все, все, а теперь даже и Светлана. Ужасно захотелось остаться одному.
- Чего вы хотите? Какого согласия? - произнес он сквозь зубы.
- О-о! Не стоит нервничать. Право - это напрасно. Я хочу одного - вашего согласия стать литературным героем. Речь идет не о тривиальной смене вида деятельности - об изменении способа жизни. Вы будете жить в душах, в мыслях тысяч, миллионов читателей, как Фауст. Автор, благодаря которому данное событие произойдет, действительно талантлив…
- А вам это зачем нужно? - прервал Равин восторженную речь.
- Как зачем?! - удивленно вскинул брови Червякин. - Вы заставляете меня повторяться, Владислав Львович! Ведь подобного хода нет в предписании вашей судьбы. Вам предписано другое, понимаете? Вы должны умереть серым, незаметным человеком, а я хочу все изменить. Если вы согласитесь, мы вместе отпразднуем еще одну победу над ним, предписывающим судьбы. Но сие возможно только с вашего согласия.
- Я не гожусь на роль Фауста, - махнул рукой Владислав Львович.
- Ничего подобного от вас и не требуется. Я прошу лишь вашего согласия на…
- Могу я хотя бы узнать, - нетерпеливо бросил Равин и сел на кровати, - о чем будет рассказ, повесть, Или обо мне напишут роман?
- Это ваше право.
- Только покороче. Я хочу остаться один.
- Это будет описание нашего сегодняшнего вечера.
- Значит, не роман, рассказик… И чем мой сегодняшний вечер закончится?
Червякин помялся:
- Пока тайна. Но уверяю вас, финал будет эффектным! Автор чертовски талантлив!
- Можете писать. Я устал. Оставьте меня одного.
- Все кончено, - тихо сказал Червякин. Он встал с кресла, потер руки. - Вы согласились. Я победил. - Червякин улыбнулся, щелкнул пальцами.
Папка с рассказом, оставленная Равиным в ванной, выплыла из прихожей, замерла посреди комнаты, засветилась голубоватым светом и растаяла в воздухе. Из-под кресла выполз клуб ядовито-зеленого дыма, окутал улыбающегося Червякина, собрался в большой пульсирующий ком и, сорвав с гардины штору и чуть не утащив ее за собой, с ужасным, сотрясающим стены ревом вылетел через балконную дверь.
Владислав Львович сжал голову руками, зажмурил глаза и уткнулся в подушку. Ему казалось, что сейчас рухнет потолок, рассыплются стены, его самого раздавит звуком, однако с исчезновением шара все кончилось. Равин открыл глаза. В кресле никого. Черновики, собранные им и уложенные на столе, вновь разбросаны по полу. Заложило перепонки - догадался Владислав Львович. Он помассировал уши. Тишина взорвалась стуком в дверь.
Кто-то громко кричал: "Что там у вас происходит!? Вы взорвете весь дом!"
Минуту Равин просто сидел и слушал. Буханье в дверь и возгласы соседей после пережитого казались ему музыкой сфер. Однако двери стали уже просто выламывать.
"Надо открыть", - решил он и поднялся.
Под кроватью стукнуло. Равин замер. Ужас вновь обрушился на него, ноги подкосились, защемило под сердцем. Владислав Львович стоял, боясь шевельнуться.