Штурмовики подбили все десять танков. Результат австро-венгров был поскромнее - пулеметная точка и орудие. Мазуров сам проверил, можно ли его исправить, оказалось, что да, а вот с пулеметной точкой были большие проблемы. Снаряд залетел точно внутрь через амбразуру и все разнес внутри, вместе с пулеметом и двумя приникшими к нему штурмовиками. То, во что они превратились, даже у видавших всякое штурмовиков вызывало рвотный рефлекс. Взрывом выбило тяжелую металлическую дверь. Она ударилась в противоположную стену. По бетону пошла трещина. Хорошо еще, что никто не стоял рядом, а то дверь зашибла бы насмерть любого, в блин превратила, размазав по стене.
Патроны детонировали, рвались, будто это праздничный фейерверк, а когда они закончились и поутих огонь, выяснилось, что вместо узкой амбразуры в стене зияет огромная дыра, в которую может пролезть даже человек.
Поскольку лишних пулеметов не было, Мазурову пришлось оставить здесь трех штурмовиков, вооруженных автоматами. Они отгоняли наседавших на форт австро-венгров. Но у тех опять пропал боевой запал.
Поле перед фортом усеяли человеческие трупы, но дымовая завеса опять укрыла их, стрелять перестали и те и другие, точно временное перемирие негласно заключили. Стало так спокойно, будто ничего здесь и не происходило, а Мазурову вдруг почудилось, что этот дым растворит мертвые тела, и когда он рассеется, то возле форта действительно не останется никаких следов штурма. Они отступили, когда до победы было совсем близко. Еще один натиск, и штурмовики бы его не выдержали. Оборона трещала, разваливалась. У металла есть предел текучести, когда нагрузка становится такой сильной, что он перестает сохранять прежние свойства. Примерно к такому пределу были близки штурмовики.
Они заранее заминировали лестницы, ведущие на верхний этаж, и подорвали их вместе с уже поднимающимися по ним австро-венграми. Бетон обрушился, погребая под завалами людей. Не все из них погибли, из-под завалов высовывались шевелящиеся руки и ноги, слышались стоны, проклятия и ругательства. Некоторым из них удалось-таки пробиться на верхний этаж, но здесь уж численное преимущество было за штурмовиками, и они быстро перебили противника в рукопашной.
Раненых перетащили на носилках. Работа выдалась трудной, нашлась для каждого, и все взмокли от нее. За ранеными ухаживал лекарь, кого-то перевязывал, кому-то колол лекарства, или, скорее, это был морфий - самое хорошее лекарство в данной ситуации.
К нему подошел Мазуров. Лекарь, почувствовав, что рядом кто-то стоит, повернул голову, хотел сказать что-то злое, но, увидев командира, промолчал.
- Как? - спросил Мазуров.
- Раненых слишком много. Я не справляюсь. Многие нетранспортабельны, а мы их перетаскивали. Четверть, если не попадет в течение ближайшего часа в госпиталь, - умрет. Я буду бессилен. За жизнь остальных пытаюсь бороться.
- Ты знаешь, что они не попадут в госпиталь через час, - сказал Мазуров, - занимайся теми, кого можно спасти. Для остальных остается морфий. Его хватит?
- Его много.
Мазуров думал, что когда на верхний этаж поднимутся все штурмовики, то там будет не протолкнуться, а вышло все совсем иначе, и теперь превосходно было видно, как мало их осталось, а ведь им еще нужно не дать подорвать австро-венграм мост, захватить его и удерживать до подхода передовых частей. Но как такое сделаешь? И как быть, когда австро-венгры начнут откатываться от линии фронта, по мосту двинутся нескончаемые колонны отступающих войск и весь этот вал обрушится на форт? Его бы удержать, что тут о мосте думать.
А если выдвинуться навстречу австро-венграм, тем, что так лихо спрыгивали с грузовиков, да напасть на них? Они-то такой прыти от штурмовиков наверняка не ожидают, полагая, что те должны сидеть в форте и носа своего из него не показывать. Вот неожиданность-то для них будет, когда они столкнутся в этом дыму с русскими, побегут еще обратно, вот на их спинах и ворваться на мост, перебить его охрану, да держаться, пока еще кто-то из штурмовиков жив будет.
К Мазурову подбежал радист, правда, теперь без радиограммы.
- Что там? Опять Брусилов? Просит держаться?
- Нет. Подполковник Страхов.
- И что же?
- Он возвращается.
- Очень рад этому.
- Говорит, что к форту движется передовая механизированная колонна из дивизии Деникина. Танков двадцать, не меньше, еще самокатчики и грузовики с пехотой. Им осталось пройти до форта километров десять.
- О, это хорошая новость. Сам-то Страхов когда обещался быть?
- Да с минуты на минуту.
- В этом дыму он ничего не увидит. Мы сами ничего не видим. Можно наладить связь с Деникиным? А лучше с этой механизированной колонной, у них наверняка есть рация в одном из танков.
- Я попробую.
- Ну, уж постарайся.
Радист козырнул, бросился налаживать связь.
Настроение Мазурова поднялось, затеплилась надежда.
- Эй, ребята, - закричал он, - помощь идет! Танки Деникина на подходе!
Те из штурмовиков, что были к нему поближе, повернули головы, слушали, но докричаться до каждого он, конечно, не мог, однако известие это из уст в уста быстро распространилось по всему верхнему этажу форта, правда, в ответ восторженных воплей Мазуров не услышал.
Похоже, о колонне прознали и австро-венгры, и натиск их опять усилился, точно они возомнили, что у них осталась последняя возможность вырваться из окружения, а смерть пугала их гораздо меньше, нежели перспектива плена.
Теперь идея контратаки стала иметь смысл, но для ее осуществления надо было собрать ударный отряд человек в тридцать, не меньше, и хотя и этого было мало, учитывая, сколько австро-венгров сейчас, укрываясь дымом, подбиралось к форту, но больше Мазуров выделить не мог.
Он решил, что поручит штурм моста первому попавшемуся офицеру. Им оказался Тяжлов. У него было редкое свойство - оказываться в нужных местах в нужное время.
Из реки высовывались наполовину своей длины трубы потопленной канонерской лодки, а вода была настолько прозрачной, что Страхов видел сквозь нее и покоящийся на дне корабль. Волны накатывались на трубы, обтекали их, недовольно пенясь. Возле берега нерешительно клубился дым, точно боялся дотронуться до холодной воды, но над фортом он был таким густым, что накрывал его непроницаемым для человеческих глаз пологом.
"Наворотили они тут дел".
О, если бы он только увидел, что тут творилось еще.
Издали Страхов подумал, что форт горит, а дым исходит от него, но, подлетев чуть ближе, догадался, что дыма было уж слишком много и, скорее всего, так австро-венгры прикрывали свою атаку. Из форта ему ответили на позывные, а это значило, что штурмовики все еще продолжали его удерживать.
Вот только из-за этого дыма он не знал, что же ему делать, цели-то не разглядеть, а переводить пули понапрасну было даже преступно. Во-первых, он мог попасть и в штурмовиков, которые перешли в контратаку, а во-вторых, израсходовав боеприпасы, ему пришлось бы волей-неволей опять возвращаться на базу, а вдруг его помощь как раз и будет в эти секунды необходима, ему же не останется ничего другого, как идти на таран.
"Хоть бы истребители, что завесу ставили, вернулись. Тогда бы мы с ними разобрались".
Но небо было чистым, безоблачным.
Истребители Страхова сделали круг над фортом.
Подполковник видел, что пилоты его эскадры жестами спрашивают у него, что делать, но пока он ответить на это им ничего не мог. И вдруг он почувствовал, что земля там, глубоко под ним, задрожала, форт ожил, исторгнув огненный залп в направлении моста, заговорили пулеметы, вгоняя в дымовую завесу ежесекундно сотни пуль, нашпиговывая ими воздух, так что от них было не укрыться - прячься не прячься.
Одна из ферм моста была чуть погнута. Несколькими часами ранее в нее врезался один из аэропланов эскадры Страхова.
Он увидел брошенные грузовики и догадался, кого обстреливали штурмовики, и тогда он завертел головой, ища взглядом взгляды своих подчиненных, а найдя их, ткнул в грузовики пальцем и пошел на снижение. Следом за ним устремились и другие аэропланы, выстраиваясь в одну линию позади Страхова.
Ангелы Смерти.
Водители в кабинах рассмотрели на крыльях атакующих аэропланов опознавательные знаки Антанты. Выпрыгивая из автомобилей, кто-то из них залезал под днища, кто-то искал спасения в дымовой завесе, кто-то отстреливался из ружей, но попасть в аэропланы было очень сложно.
Пули находили австро-венгров везде. Они крошили борта в щепки, пробивали брезентовые крыши, разбрызгивали осколками стекла, а когда попадали в бензобаки, то грузовики ослепительно взрывались, точно в них были бомбы. Люди превращались в живые факелы, и несколько секунд, объятые пламенем, они метались между останками автомобилей, пытаясь добежать до реки и спрыгнуть в нее, но они уже ничего перед собой не видели и никак не могли найти реку. Они кричали от боли, падали на землю, катались по ней, пробуя сбить огонь, но это ни у кого не получалось, и они вскоре затихали, а огонь все продолжал слизывать с них остатки одежды, кожу и плоть, добираясь до костей.
Бензин из пробитых баков растекался по земле и горел, наполняя воздух черным отвратительным дымом и запахом горящего человеческого мяса, но в эти чистые небеса, где властвовали Ангелы Смерти, он не добирался.
Аэропланы Страхова опять развернулись, но возле моста им делать было уже нечего. Люди с небес казались не больше муравьев. На форт их надвигалось несколько колонн, еще не развернувшихся в боевое построение. Страхову трудно было посчитать, сколько именно. Но как же он их раньше не заметил?
- Форт, как меня слышите?! - заорал он в рацию. - Вызывает эскадра прикрытия.
- Слышим вас хорошо, - услышал он искаженный помехами голос в наушниках, хотя до радиста было совсем близко, и выберись он из форта, то и без всякой рации до Страхова мог бы докричаться.
- Австро-венгры. Пехота. Примерно две тысячи. Двигаются на вас. Записывайте координаты.
- Спасибо. Мы встретим их.
Страхов стал уводить эскадру, чтобы ее не задело взрывами.
Штурмовики, растянувшись несколькими цепями, шли крадучись, но вовсе не из-за того, что в этом дыму боялись неожиданно натолкнуться на австро-венгров, а потому, что земля вся была вспахана, и не ровен час шагнешь неосторожно, не заметив, что под ногами глубокая воронка, и полетишь в нее кубарем. Хорошо, если при этом дело ограничится лишь ушибами, а то ведь и сломать чего можно. Сколько ни всматривайся в этот дым, все равно дальше метра ничего не разглядишь, но, прислушиваясь, штурмовики различали стоны, вскрики боли, которыми был пропитан весь воздух. Хотелось заткнуть уши и ничего этого не слышать. Стали попадаться мертвые тела, изуродованные осколками, многие из них уже почти не походили на людей, развороченные, с вывалившимися из животов внутренностями, оторванными руками, ногами и головами. Смерть здесь хорошо поработала своей косой.
В одной из воронок сидел австро-венгр, прижимая к телу руки и ноги, точно замерз, и хотел вот так согреться. Его и вправду колотила дрожь, зубы стучали друг об друга, а на измазанном грязью лице выделялись испуганные глаза. Он боялся выбраться из воронки, хотя обстрел вот уже несколько минут как закончился. Он просто не знал, куда ему идти, опасаясь, что выберет неправильный путь и выйдет как раз к форту. Похоже, его совсем не задело.
Увидев штурмовиков, он схватил валявшееся рядом с ним ружье с расщепленным осколками прикладом, попробовал загнать в ствол патрон, но руки его дрожали, и ему все никак не удавалось справиться с затвором.
Кто-то из штурмовиков добил его ножом. Воткнул в грудь длинное лезвие, оттолкнул ногой умирающего, полез из воронки прочь, уже не оглядываясь. Тело австро-венгра скатилось на самое дно воронки. Жестоко. Но в живых его все равно оставлять не стоило. Пожалеешь, отвернешься, а он пальнет тебе в спину.
Раненых и умирающих они не трогали, проходили мимо, благо никто из австро-венгров и не думал оказывать сопротивление и пытаться как-то остановить или задержать штурмовиков. Они вообще старались на них не смотреть. Ужасное зрелище, когда человек, корчась от боли, валяется на земле и что-то ищет на ней, шаря единственной оставшейся рукой, а из того места, где когда-то была вторая, все продолжает сочиться кровь. Он что-то шептал, потому что сил, чтобы кричать, у него не осталось, смотрел на штурмовиков уже не с ненавистью, а с какой-то мольбой, но она едва-едва проступала сквозь боль. Глаза его заволакивал туман, и, скорее всего, он не понимал, что возле него проходят русские, и еще он не мог понять, почему никто ему не поможет, а может, он просил его добить и прекратить эти мучения, но и этого штурмовики не делали.
И все равно тихо к мосту они подобраться не смогли.
Десяток австро-венгров переждали обстрел в воронке. Они как раз выбирались из нее, помогая друг другу, когда на них набрела первая цепь штурмовиков. Рисковать не стали. Срезали всех короткими очередями. Это было избиение. Австро-венгры безвольными куклами скатились обратно в воронку, ставшую для них могилой, а они-то думали, что она их спасет.
Заблудиться в этом дыму было невозможно. Со стороны моста доносилась стрельба и взрывы - отличный ориентир, а потом стали различимы и горящие автомобили.
Австро-венгр выбежал навстречу штурмовикам, натолкнулся на них, чуть с ног не сбил, потом бросился прочь, что-то крича. Видимо, это был один из уцелевших водителей. У него были безумные глаза. Перестань он кричать, может, и затерялся бы в дыму, но он никак не мог этого понять. Даже когда в его спину попала пуля, он все никак не хотел замолчать, хрипел что-то, а в горле у него булькала кровь. Тело рухнуло и наконец затихло.
Сквозь дым стали проступать фермы моста и обгоревшие остовы грузовиков. Земля от жара почернела и потрескалась. Штурмовики перешли на бег, как ищейки, которые долго шли по цели, а теперь увидели ее, и осталось сделать последний рывок, чтобы ее схватить.
Беженцы по мосту больше не шли, или испугались и пошли искать более безопасной дороги, или поток их иссяк.
Оставшиеся на мосту несколько австро-венгров так опешили от появления штурмовиков, что сопротивления не оказали. Они, подняв вверх руки, глядели на русских с таким же ужасом, с каким должны были встретить и появление призраков, вынырнувших из дыма. Штурмовики быстро обезоружили их и связали.
Низко над ними пролетели истребители, покачивая в знак приветствия крыльями. Как же приятно было чувствовать, что ты здесь не один.
Форт озарился несколькими вспышками, а спустя несколько секунд километрах в трех от него засверкали взрывы.
- Что там еще? - задавались вопросом штурмовики на мосту.
Сгибаясь чуть ли не вдвое, укрываясь за фермами, десяток штурмовиков побежали на другую сторону моста к пулеметной точке, окруженной невысокой баррикадой из мешков с песком. В некоторых местах она осела - пули пробили мешки, и песок из них высыпался. Они ждали, что в любой момент пулемет оживет, но ствол его смотрел совсем в другую сторону, а когда штурмовики перемахнули через баррикаду, оказалось, что там никого в живых нет.
Возле мешков было сложено в ряд пять человеческих тел, прикрытых шинелями. В пулемете была заправлена полуизрасходованная лента, еще несколько были сложены в железных ящиках. Этого хватит, чтобы минут на десять задержать пехоту.
- Хм, они заминировали мост, - сказал Тяжлов.
На каждую из опор было привязано килограммов по десять взрывчатки, а от нее тянулись провода, сплетавшиеся вместе и идущие к двум взрывным устройствам, расположенным в баррикадах по обе стороны моста. Привести их в действие приказа так никто и не дал, но даже если перерезать провода, все равно будешь чувствовать себя точно сидишь на пороховой бочке, потому что взрывчатка могла сдетонировать и от пули.
Тяжлов развил бурную деятельность, отдавая приказы.
Мост заминировали недавно, может, когда штурмовики уже захватили форт, австро-венгры не убрали страховочные веревки, так необходимые сейчас штурмовикам. Без них дело было бы совсем плохо.
Из отряда никто не практиковался в восхождении к горным вершинам. Штурмовики неумело обмотались страховочными веревками, стали спускаться к опорам, похожие в эти минуты на марионеток, которыми манипулируют их товарищи. Вцепившись в веревки, они медленно ослабляли их, пока наконец штурмовики не зависли напротив взрывчатки. Они болтались там минуты три, видимые со всех сторон, ничем не защищенные, так что попасть в них мог даже самый скверный стрелок. Ветер немного раскачивал их, ноги и локти терлись о шершавый камень. Ножами штурмовики резали веревки, которыми была привязана взрывчатка к опорам. Хорошо было бы ее поднять наверх, пригодиться может, когда придется отбиваться от австро-венгров, но как ее удержишь в непослушных руках, к тому же когда одна из них занята ножом? Взрывчатка рассыпалась на маленькие бруски, попадала вниз, с бульканьем уходя под воду, как у нерадивых браконьеров, решивших глушить рыбу, но они были такими неопытными, что забыли поджечь ее бикфордовы шнуры.
- Тяните, - приказал Тяжлов.
Штурмовики стали вытаскивать своих товарищей, дружно вцепившись в веревки.
- Молодцы, молодцы, - подбадривал Тяжлов штурмовиков, похлопывая по плечам всех вылезающих, - ну и черт с ней, с этой взрывчаткой.
Штурмовики разделились на два равных отряда, занимая оборону по обе стороны моста, напасть-то на них могли и с той и с другой, а то и с обеих сразу.
Вскоре мост загудел оттого, что стала сотрясаться земля. С противоположной стороны от форта к нему приближалась колонна танков. У штурмовиков ничего не было, кроме гранат, чтобы их остановить, надеяться приходилось только на орудия форта, если оттуда заметят эти танки и не будут заняты собственными проблемами…
В одночасье подвал весь наполнился оглушающими криками, а до этого из разных мест прогремело несколько мощных взрывов и все заволокло дымом вперемежку с колючей, противной пылью, которая забивала нос и горло при каждом вздохе. Пахло гарью.
"Что случилось?" - задавался вопросом Мазуров.
Но спрашивать-то, собственно, никого и не стоило. Нетрудно самому догадаться. Австро-венгры прорвались на верхний этаж сразу из нескольких мест. Как у них это получилось, бог его знает, но Мазуров понимал, что это конец, потому что у него не осталось никакого резерва. Они были обречены. Чуть дольше продержатся те, кто забаррикадировался в орудийных башнях, но и их вытащат оттуда, подорвав люки. Странно, но он не испытывал никакого страха, может, оттого, что давно настроил себя к тому, что когда-то это должно произойти, когда-то он окажется в безвыходной ситуации и будет более странным, если такое не произойдет.
Заволновались раненые, пытались подняться, ворочались, и даже большинство из тех, кто до сих пор был в бессознательном состоянии, очнулись, что-то шептали, спрашивая, вероятно, "что же случилось?". Добьют их австро-венгры, когда захватят форт?
Руководить обороной стало невозможно, рукопашная, похоже, шла везде.
С секунду Мазуровым владела апатия и безразличие, прогоняя их, он замотал головой.
- Рация накрылась, - сообщил Мазурову радист.
Он стоял рядом, ждал каких-то распоряжений, устало дыша и смачивая языком пересохшие губы. На щеке у него был неглубокий порез. Кровь уже засохла.