* * *
Кстати, историей с графом Кариканом никто не интересовался, оставалось предположить, что Алекиан решил предать забвению прощенного мятежника, это устроило всех. Вероятно, император решил, что акт монаршего милосердия может послужить опасным прецедентом, так что лучше оставить его Мир в неведении относительно судьбы мятежного графа.
Эрствина единственный раз пригласили к его величеству. Парнишка постарался нарядиться получше, велел начистить доспехи. Наверняка он втайне ждал, что его наградят за преданность и отвагу, мечтал, как император назовет героем… ну и прочее в таком духе. Собственные радужные мечты мальчик держал при себе, и это оказалось верным решением - ему даже не пришлось увидеться с Алекианом. Причиной приглашения оказался ок-Рейсель. После неудачного покушения молодой рыцарь содержался в городской тюрьме - то есть в подвале под ратушей. Кому-то из свиты императора пришло в голову судить злодея, но вскоре выяснилось, что он вассал Леверкоя и, стало быть, его следует выдать сеньору - тот вправе распоряжаться судьбой ок-Рейселя. Вот Эрствина и позвали, чтобы получил на руки заключенного. Пришлось потратиться на кандалы. Хотя и покалеченный, рыцарь мог оказаться опасным, так что в лагерь его привезли в цепях.
В общем, дни шли, но ничего не происходило. Тела погибших были преданы земле, а рыцари покойного Перка - те, кому посчастливилось пережить битву - разъехались по поместьям и сидели тихонько, выжидали, как пойдут события дальше. Скоро ли император уберется из королевства, чтобы можно было взяться за старое - разбойничать, бражничать и выбирать короля в Энгре?
Должно быть, болезнь Алекиана искренне огорчала этих добрых людей, потому что все были уверены, что имперское войско уберется в Ванет, едва Алекиан сумеет сесть в седло. Еще больше бы их устроило, окажись болезнь смертельной… но уж это в руках Пресветлого!..
Ну а солдаты имперского войска ждали. Кто - возвращения, кто - новых походов. Император показался на людях на четвертый день. Он проехал по улицам Вейвера, принял заверения в преданности от городского Совета, наведался в лагерь. Выглядел он не очень-то бодро, бледный и изможденный, тем не менее, прошел слух: завтра - в поход. Куда именно отправится император, никто толком не знал. Строились всевозможные догадки. Наиболее логичным выглядело возвращение в Ванет либо марш на Энгру. Кое-кто доказывал, что его величеству будет угодно увидеть море, то есть дойти с войском до самой Ливды. Простые воины не понимали смысла этой войны, не замечали целей, которые преследовал Алекиан. Карикан как-то затеял спор с ок-Вейспом, тот придерживался мнения, что Алекиан покажется в Энгре. Столица как-никак.
А его величеству нужен был торговый тракт из Ливды - через Вейвер - к ванетской границе. Поэтому ни о каком путешествии в Ливду речи быть не могло. Лето клонилось к середине, императора ждали дела в столице. В Сантлаке его держала его лишь болезнь.
Прошел день, а сборов не объявляли. Хромой томился. Он поделился сомнениями с отцом, то рассмеялся:
- Что за молодежь нынче! Мы в свое время жили одним днем, хватали каждый миг удовольствий. Что толку думать о будущем? Оно зависит вовсе не от нас, поверь. Позволь жизни увлечь себя, вот увидишь - течением прибьет к счастливому берегу. Нужно лишь уметь вовремя рискнуть и поверить своему везению. Поставь на кон жизнь против победы - и победишь. Спроси любого, кому улыбнулась удача, он подтвердит.
- А те, от кого удача отвернулась, уже ничего не может подтвердить, так? Они поставили на кон жизнь и проиграли.
- Да, разумеется, зато проигравшие тоже не сожалеют о совершенных ошибках, потому что мертвецы равнодушны… Это и есть мудрость, сынок. Что толку горевать заранее о предстоящих бедах? Ну а после ты либо будешь радоваться победе, либо помрешь, и уж тогда точно не будешь ни о чем сожалеть.
- Ты уверен?
- Говорю же, спроси любого, кто знаком с удачей. Я - точно знаком, не зря меня прозвали Счастливчиком.
- А как по-твоему, что сказала бы по этому поводу мама?
Карикан перестал улыбаться.
- Я как-нибудь расскажу тебе подробней. В Мире все имеет свою цену, моя удача - тоже. Я рассказал об этом Лауре, едва мы познакомились. С ней я был честен, как ни с кем другим. Скажи, разве она сожалела?
- По правде говоря, она слишком сильно любила, чтобы верно оценить, чего ты стоишь, папа. А что такого с твоей удачей?
- Видишь ли, за мое счастье всегда расплачивались другие - те, кто был мне дорог. Отец, брат… М-да… Должно быть, поэтому я рано отучился сожалеть о потерях. Их не избежать, это моя судьба. Скажу так: я любил Лауру и люблю до сих пор, но, увы - удача взяла с меня привычную цену. Попробуй и ты так же - просто шагать своим путем, а? Если ты унаследовал хотя бы толику моей удачи…
- Нет. Надеюсь, что нет. Я не хочу выигрывать, теряя тех, кого любою. Надеюсь, такая удача не улыбнется мне.
- Посмотрим, сынок. Поживем - увидим!
* * *
Наконец Алекиан решил, что достаточно окреп, чтобы держаться в седле. Так было объявлено солдатам - и, разумеется, войску велели готовиться к маршу. На самом деле причиной было прибытие гонца. После победы Коклос с Гиптисом отправили гонцов в Трингвер к епископу Гевскому и далее - в Ванетинию. Когда Алекиан пришел в себя, отправил новое послание епископу, в письме содержались конкретные инструкции, и вот пришел ответ. Теперь пора было в путь.
Войско разделились. Император возвращался в столицу. Дело сделано, а в Ванетинии ждут тысячи дел. Тегвину с его собственными вассалами, местными волонтерами и войсками Белого Круга - следовать на Энгру. Обычно после завоевания королевства победитель стремится завладеть сокровищами побежденных, а они собраны в столице, однако сантлакские короли не скопили богатств, такую жалкую добычу, как Энгра, Алекиан с легким сердцем уступал тильскому герцогу.
Ливдинскому отряду было поручено возвращаться к морю, но не спешить. Двигаться медленно, короткими переходами и, по возможности, разъяснять господам, по землям которых проходит тракт: разбой с нынешних пор будет наказываться с преувеличенной жестокостью. Его величество решил дать примерный урок грабителям, и те, кто попадутся первыми, будут казнены вместе со всеми вассалами, какие попадутся на горячем. Пощады не следует ждать. Но зато, когда по дороге пойдут караваны, владельцы постоялых дворов и придорожных трактиров окажутся в большом выигрыше.
Эти соображения окажутся чуждыми сантлакским рыцарям-разбойникам, поэтому вбивать новые истины в тупые дворянские головы следует настойчиво. Все это Эрствин пересказал своим рыцарям. Сам парнишка был не в восторге от такой миссии, зато предприимчивый ок-Вейсп воодушевился, у него уже созрели кое-какие новые идеи.
- Учись, сынок, - снова стал поучать Карикан, - гляди на славного ок-Вейспа, он, кажется, нашел тысячу способов погреть руки на этой войне, и все, до единого - соответствуют рыцарскому достоинству.
- Боюсь, мне никогда не овладеть этой наукой, - пожаловался Джейем. - Но я присмотрюсь к методам сэра ок-Вейспа.
Из Вейвера, чтобы попрощаться с Хромым, явились двое - Мясник и Коклос. Мясник явился в лагерь под вечер, накануне выступления.
- Я знаю, что ты меня разыскивал, - объявил Гедор, - но времена нынче горячие, минутки свободной не было. Ну а как услыхал, что на рассветет войско уходит, тут уж думаю: нужно хоть попрощаться.
- Я, пожалуй, не стану говорить Обуху о том, где ты пристроился.
- Что ж, я всегда знал, что ты человек Обуха, бережешь его, - Гедор скривил рот - улыбался. - Если он вздумает явиться сюда, то в Ливду уже не возвратится. Я справился, я успел… Теперь Вейвер - мой город, здесь я сильней кого угодно. Однако ты прав, не говори Обуху… пока что. Может, я сам наведаюсь в нашу старую Ливду. Когда-нибудь. Потом. Когда подрастет маленький Алекиан.
Коклос явился прощаться утром, когда колонны уже строились для марша.
- Слушай-ка, Джейем, - протрещал карлик. - Наша империя велика, и может выйти, что нам с тобой не доведется более встречаться, а это очень скверно, потому что, как ни верти, а жизнью я обязан тебе. Должно быть, сам Гилфинг Светлый либо Гунгилла Прекрасная послали тебя в тот самый миг, когда я уже был скорее мертв, чем жив.
- У меня лошадь понесла, - признался Хромой. - Наездник из меня, как из тролля флейтист.
- А, ну, значит, Гунгилла, - решил карлик. - Скоты, лошадки и всякая тварь земная в ее ведении. Благословение Матери со мной, так что я легко обойдусь без этого… без вот этого вот… Держи и используй крайне осторожно!
Шут протянул Джейему сверток, тщательно перевязанный шнурками. Хромой пощупал.
- Что там? Пергамент?
- Да, пергамент с тысячей печатей. Жалко расставаться, печати такие красивые! Ни у кого таких не было, лишь у меня. Только, заклинаю тебя, не размахивай этим документом направо и налево. Надеюсь, я не совершил ошибку, отдавая это тебе… но ты кажешься мне довольно здравомыслящим… ну, для человека твоего роста, конечно. Вы, дылды долговязые, все такие дураки…
Коклос шмыгнул носом и поспешно распрощался.
ГЛАВА 23 Королевство Анновр
Возвращение в столицу Анновра было безрадостным… Армия Деймута вовсе не походила на войско победителей, а уж город выглядел так, будто нашествие нелюдей затронуло и его. Несколько кварталов на окраинах выгорело дотла, в центре, на улицах, выходящих к королевскому дворцу, дома были разрушены, а на площади красовались только что установленные виселицы. Эшафот сиял свежеоструганной древесиной - тем мрачнее выглядели висельники в грязных обгорелых лохмотьях.
Обычно преступников в Анновре казнили за городскими воротами, подле дороги, дабы все приезжие могли убедиться в строгости королевского суда. Старые виселицы тоже не пустовали, въезжая в столицу, Деймут видел тела казненных. Теперь же канцлер велел возвести еще один эшафот на площади. Королевское правосудие демонстрировало себя не только и не столько приезжим. Канцлер решил преподать урок собственным подданным.
На площади было полно вооруженных воинов. Хотя бунт подавили в течение пары дней, войска продолжали стягиваться к столице. Деймут, проезжая по площади мимо эшафота, принимал приветствия хмурых рыцарей. Здесь были и старики, и юнцы - в поход король увел небольшое отборное войско, теперь созывали всех, кто способен склонить копье и пришпорить коня.
Деймут спешился, латники распахнули тяжелые створки ворот, и король быстро зашагал через обнесенный стенами двор отеля. Канцлер уже спешил навстречу.
- Ваше величество…
- Оставим приветствия. Где гномы?
- Они уже углубились в Малые Горы. Их кавалерия патрулирует район к северу от долины Атонах.
- Кавалерия? Фенадцы? Мерзавец Гратидиан?
- Гратидиана наши лазутчики не видели с тех пор, как войско вошло в горы. Вроде бы, появляется граф Слепнег.
- Еще один мерзавец… Итак, они вошли в Малые горы через Атонах? Поднимайте людей, мы двинемся туда.
- Но ваше величество, столица… был бунт… я думал сделать подробный доклад…
- Я видел на севере, как крестьяне вешают чародея. Мне все известно.
- Увы… я счел нужным установить эшафот на площади, чтобы подданные вашего величества подумали не раз, прежде чем устраивать мятежи. Надеюсь, я не…
- Отличное решение. Но виселиц должно быть больше. Пусть бунтовщиков продолжают разыскивать, пусть хватают всех, кто виноват, и вешают в столице на пепелищах, пусть виселицы ставят на перекрестках дорог. Урок должен быть наглядным. Я с войском иду на юг, к долине Атонах, и мне не нужны беспорядки за спиной. Сколько людей вы собрали здесь, в столице?
- Ваше величество… - канцлер замялся.
- Что вы мямлите, сэр? - Деймут никогда не стеснялся высказываться невежливо, а теперь он был очень зол. - Говорите короче.
- Я выдвинул десять значков к Ойверку, отряды ополчения патрулируют наш берег Золотой…
- Отлично. Не пропускать к Ойверку купцов! Мерзавец Гратидиан не получит ни гроша с Ойверкского моста.
- Но ваше величество, тогда купцы забудут эту дорогу. Мы тоже понесем убытки…
- Это меньшее из зол. Либо я буду получать подати на Ойверском мосту - либо не получит никто! Ныне жестокие времена, и действовать нужно в соответствии с ними. Итак, сколько здесь, в городе, рыцарей?
- Шестнадцать значков, сир. Около трехсот всадников. И королевские лучники из гарнизона. После нынешних бунтов я бы не рискнул призывать в ополчение простолюдинов. Маловато против армии гномов, увы. Прошу прощения, не получим ли мы помощи из Ванетинии? Прошлые войны с нелюдями велись империей, не одним лишь Анновром…
- Мы получим помощь. Будь я проклят, Алекиану не останется ничего иного, кроме как помочь мне! Но сперва он должен об этом узнать! Не было ли сообщений о его возвращении из Сантлака?
- Еще раз прошу прощения, но было бы удивительно, если его императорское величество возвратится живым.
- Я бы сказал, что это не худший вариант… но сейчас нам нужна военная помощь против гномов. И Алекиан - именно тот, у кого я смог бы эту помощь получить. Пусть вернется в столицу, и тогда…
* * *
Воины Белого Круга в столицу не входили. Они остались снаружи - они и большая часть анноврцев. Король въехал в город, сопровождаемый небольшой свитой, остальным было позволено передохнуть, наблюдая за движением на дорогах и за висельниками у городских ворот. Покидая войско, Деймут предупредил: стоянка будет короткой. Король спешил на новую войну.
Отсутствовал Деймут около двух часов. Затем из ворот вышли стражники и стали орать на проезжих - требовали, чтобы повозки и путники сошли на обочину и освободили проезд. Показался Деймут, за ним, сверкая латами, ехали по двое в ряд кавалеристы. Отец Брак поглядел на движение и велел братьям готовиться к маршу. Король, сопровождаемый свежими воинами, проехал по дороге, затем зашевелились анноврцы, возвратившиеся из северного похода - затягивали подпруги, подгоняли доспехи и садились в седла. Когда Деймут и три сотни всадников из города проехали, ветераны стали пристраиваться за ними.
Потом дошла очередь Белого Круга, прискакал оруженосец Деймута, передал приказ - подтягиваться к хвосту колонны, позади обоза.
Воины в когда-то белых, а теперь перепачканных плащах, потянулись к дороге, чтобы занять место в строю. Велитиан, как обычно, ехал рядом с викарием. Отца Брака тревожили неприятные предчувствия, юноша был спокоен.
- Теперь мы составляем в войске меньшинство, - нарушил молчание Брак.
Велитиан не ответил.
- Я хочу сказать, что если король замыслил некую подлость, чтобы захватить тебя, мне будет трудней вступиться. Я уверен, Деймут что-то замышляет.
В самом деле, теперь церковные солдаты составляли меньше четверти войска.
Принц пожал плечами.
- Если бы я боялся, то не стал бы открывать своего имени.
- Во имя Гилфинга, я до сих пор не пойму, зачем ты это сделал.
- Просто другого пути я не видел. А разве можно было иначе? Этот мир, который мы заключили с эльфами - неправильный, невозможный мир. Мы дрались с ними, перебили множество нелюдей, сожгли их драгоценный лес… но я удивил их полководца, и мы заключили перемирие.
- То есть ты хочешь сказать, что не видел иного пути для империи? Но для себя-то ты мог выбрать что-то более безопасное?
- Протите, отец Брак, наверное, во мне говорит гордыня, а это грех… но все же! Меня убили в прошлом году, верней, должны были убить. Тихо зарезать в подземелье Валлахала. Вместо этого мне была подарена жизнь. Нет, не так. Не подарена, а дана взаймы. Я теперь живу в долг. И всякий раз, решаясь совершить тот или иной поступок, думаю лишь об одном: как бы возвратить часть этого долга. Понимаете ли вы меня, отец Брак? Мне так хочется, чтобы меня хоть кто-то понимал!
Велитиан порывисто вздохнул. Чувства, которые он тщательно скрывал, вдруг вырвались наружу. Юноша на мгновение утратил контроль над собой и позволил выплеснуться потаенному напряжению. Потом, словно устыдившись минуты слабости, снова замкнулся, лицо утратило выражение.
- Отец, пусть все идет своим чередом. Я не боюсь ни Деймута, ни гномов, ни даже собственного брата. Предоставим Пресветлому решить за нас.
Он боялся лишь одного: что в миг смерти успеет возместить слишком мало в сравнении с тем, что дал взаймы коротышка Дартих, когда вытащил из стен Валлахала и обрек на новую жизнь.