– О логике. Всего лишь о логике. Раз уж представители именно нашего племени поспособствовали, так сказать, изгнанию людей из рая, то отвечу вам я, а не Альена. Так вот, давайте немного подумаем. Я понимаю, что это трудно, но постарайтесь. – Виктор Николаевич нахмурился, но промолчал. Слушал. – Вот представьте, что вы приходите домой из аптеки. Вы купили какое-то лекарство. Что вы первым делом делаете? Конечно же ставите его на самое видное и доступное место. Потом берете за руку Алешу и подводите его к этому лекарству. И говорите: "Смотри, сын мой. Это лекарство. Оно очень вкусное, но вредное. И тебе его трогать нельзя. Обещай, что не тронешь его!" "Обещаю", – отвечает послушный сын и не трогает. Правильно?
– Ты издеваешься? – не очень вежливо поинтересовался Ненашев.
– Неужели? Мой рассказ вы восприняли как издевательство? Тогда почему же вы так же издеваетесь над Ним? Почему Ему в логике отказываете? Вы, человек, догадываетесь от ребенка спрятать то, что для него может быть опасным, причем прячете как можно дальше и в тоже время, полагаете, что Он выставил Плод Познания на самом видном месте, ограничившись запретом. Где логика? Или вы Его полагаете глупее себя?
– И где же логика? – поинтересовался, не выдержав повисшей паузы, Григорий Иванович. Хм, а я и не заметил, что уже все слушали меня затаив дыхание.
– Где логика, где логика, – буркнул я. – А вам не приходило в голову, что Он хотел, чтобы плод попробовали?
– А зачем тогда запрещать? – поинтересовался священник.
– А затем, – буркнул я. – У детей есть период, когда они слепо верят своим родителям. Когда воспринимают каждое их слово, как откровение. И сомнение в непогрешимости родителей – первый признак взросления. Беда в том, что этот ваш любимый Адам так и не удосужился повзрослеть. Сколько он там по вашим хроникам жил? Восемьсот лет? И что он за это время сделал, кроме перевода пищи в… э-э, – я покосился на Альену. – В общем, кроме перевода пищи? Он создал какой-нибудь шедевр? Нарисовал великую картину? – поинтересовался я у художника. – Помог страждущему? – Поворот в сторону священника. – Что-то изобрел? – Я развернулся к Ненашеву. – Нет, ему просто скучно стало. Ну, отец, понятно, терпелив. Скучно? Пожалуйста, вот Ева. Вдвоем не скучно. Может, она тебя, идиота, вразумит и объяснит, что пора взрослеть. Нет. Она тоже не лучше оказалась. Как вы, люди, все-таки не любите что-то делать!
– Ты настолько уверен в Его мыслях? – поинтересовался священник.
– Уверен, – отрезал я. – Это Он сам говорил нам, когда просил повлиять на своего сынка. Зачем он, по-вашему, создавал Разум? Чтобы запереть его в Эдеме? Он создавал помощников себе! Помощников! Тех, кто разделит с ним его груз. Как вы не поймете. Он терпеливо ждал эти восемьсот лет. Ждал, когда же его сынок повзрослеет. Ждал, когда тот подойдет к нему и скажет: "Прости, отче наш, не могу больше тут сидеть. Я не пойму, зачем живу. Зачем, ты наделил меня мыслью, если я не пользуюсь ей? Зачем ты наделил меня свободой воли, если я безволен? Зачем я живу, если не знаю смысл жизни?" И тогда бы обрадованный отец сказал бы: "Давно я ждал от тебя, сын мой, этих слов. С того момента, как появился ты. Подойди к Древу и вкуси Плод Познания. Раз ты задаешь мне эти вопросы, то теперь ты готов вкусить его. Иди и вкуси". Хм, как бы ваша жизнь изменилась, если бы все произошло так. А что вместо этого? Тьфу.
Я оглядел слегка ошарашенные лица собеседников. Священник беспомощно смотрел на Альену, словно ожидая ее опровержения. Но Альена только кивнула.
– Эзергиль прав. Вы, люди, так ничего и не поняли. Адама наказали не за то, что он, в конце концов, попробовал плод. А за то, что оправдывался.
– Угу, – вмешался я. – Ух, сколько тогда пришлось поработать нам, чтобы, в конце концов, заставить Еву и Адама попробовать тот плод. Жуть. Целая история. Вот еще нелепость. Вы, полагая Его всемогущим, думаете, что от Него можно что-то утаить в Его саду. Змей искушал Еву, а Он не видел? Ага, как же.
– Так что… это Бог просил искусить? – ошарашено поинтересовался Ненашев.
– Дошло, – хлопнул я в ладоши. – Конечно, Он. Ему просто надоело ждать, когда бестолковому сыну надоест растительное существование без смысла. Вот он и нашел способ заставить сынка сделать то, что надо. И как они отреагировали? Покаялись? Нет. Оправдываться стали. Ева меня искусила… Змей меня искусил… Джентльмен, блин! Умеете вы, люди, оправдать в собственных глазах самые неблаговидные поступки. Сколько крови из-за этого пролили… Именно попытка оправдаться и рассердила Его. Раз дети ничего не поняли, то пусть познают Истину в поте лица своего. Идите и растите. Познавайте добро и зло на собственном опыте.
Священник потряс головой.
– Ты же говорил, что вас создали люди? Как же тогда черти уговаривали Адама? Вас тогда и в проектах не намечалось!
Я поморщился.
– Ну, ладно-ладно, поймал. Я только хотел попроще объяснить. Чтоб вопросов лишних не было. Чертей тогда действительно не существовало. А историю о падшем Ангеле вы слышали? Вот своего помощника и просил Он. Самого верного помощника. Вот так. Кстати, неофициально он считается прародителем чертей. Когда мы, то есть черти, появились, он некоторое время возглавлял ад. И дал ему законы. Так понятней?
– Отчасти, – кивнул священник.
– Отлично. Теперь по поводу Рая… что такое в вашем представлении Рай? – продолжил я.
– Ну… – протянул было священник.
– Вот именно, что "ну"! – перебил я. – Это, в вашем представлении, вечная халява. Что-то типа неравного договора с Богом. В вашей интерпретации, конечно. Я мол, так и быть, сделаю тебе одолжение и поживу лет семьдесят-восемьдесят жизнью праведника, а вот ты мне за это потом уже обеспечь, будь добр, вечное блаженство и райские кущи. Вам не кажется, что в этой вашей людской логике что-то неправильно?
– Ты – черт.
– Ага. А ты – человек. А теперь скажи, что люди лгут меньше чертей.
– Эзергиль не врал, – вмешалась Альена. – Но и не говорил правду. Абсолютной истины нет, как вы не понимаете! У каждого своя дорога. И каждый идет по ней самостоятельно. И каждый должен думать сам. Он ведь не призывал вас верить. Он призывал вас ДУМАТЬ!
– А ты меня призывала верить, – вдруг вмешался Алеша. Я посмотрел на мальчишку. Интересно, многое он понял из того, что я говорил? И насколько?
– Вера – как лучик света в ночи. Она дает надежду, когда для надежды, как кажется, нет оснований. Но если ты не будешь думать – вера слепа. – Альена присела перед мальчиком. – Не верь тому, кто утверждает, что познание – грех и достаточно веры. Познавай через веру, а не верь через свою слепоту.
Алеша моргнул. Хотел еще что-то сказать.
– Смотрите! – возглас Григория Ивановича вывел всех из задумчивого состояния, в которое всех поверг мой рассказ и слова Альены. Мы разом повернулись в сторону дома художника.
– Да-а, – растерянно протянул я. – Такого я не ожидал.
Глава 6
Нет, такого я действительно не ожидал, хотя и мог предвидеть. Совершенно неожиданно из многих домов повыскакивали люди и устремились ко двору. Некоторые уже переругивались через забор с бандитами. Я настроил слух.
– Что вам тут надо? – интересовался через забор какой-то мужчина.
– А твое какое дело? Вали отсюда, – лениво огрызался амбал, мельком демонстрируя пистолет. Мужчина отшатнулся.
– Да тут какие-то бандюги! – закричал он, оборачиваясь к соседям. – Вызывай милицию, ребята.
После этого крика, люди моментально отошли от дома. Женщины поспешно загнали детей домой. А вот мужчины, хоть и отошли подальше, но продолжали наблюдать за калиткой. Бандитам это явно не нравилось. Их действия во дворе стали несколько более нервными. Один из них, судя по всему - главный, наорал на того, кто продемонстрировал свое оружие. Тот оправдывался. Ясно, привык, что люди при его виде и виде его "пушки" испуганно вжимали головы в плечи и торопились уступить ему дорогу. А тут… какая-то шантрапа и не разбежалась. Еще огрызаться смеют.
– Интересно, – задумчиво поинтересовался я. – Почему соседи так старательно защищают вас? Даже с риском для себя.
– В смысле? – удивился художник.
– Ну, вот они сейчас рискуют. Идут против братвы. Те ведь при желании раздавят их всех и не заметят. А они все равно идут. – Краем глаза я следил за Алешей. Мой вопрос был вовсе не художнику. Он адресовался именно мальчику. Пусть задумается. – Что вы им пообещали?
Мой маневр удался. На мне скрестились сразу три пары глаз. Недоуменные художника, возмущенные Альены и заинтересованные Алеши. Именно Алеша меня и интересовал больше всего.
– Да не за что, – растерянно отозвался художник. – Я им помогал. Они мне. Сейчас вот мальчику помогаю, – Григорий Иванович кивнул на Алешу.
– Ну, с Алешей ясно, – отозвался я. – Ему вы помогаете из-за чемодана денег. Надеетесь, что и вам чего-нибудь перепадет.
Художник отшатнулся от меня, смотря как на какую-то вшу. Презрительный такой взгляд. Потом сплюнул.
– Ты очень неприятный тип, – заметил он.
Я пожал плечами.
– Я же черт. Никто вам не обещал, что черт должен быть приятным типом.
– Зачем ты так? – хмуро поинтересовалась Альена. – Ты же ведь на самом деле не думал, что эти люди помогают Алеше из-за денег.
Я некоторое время разглядывал, как бандиты пытаются что-то втолковать собравшимся соседям. Потом посмотрел на девчонку.
– Я говорил, говорю и еще много раз скажу. Главная беда людей в том, что они совершенно не умеют думать. Этот художник мог бы сообразить, что раз я черт, то я насквозь вижу все темные чувства в людях. В том числе и алчность. И поэтому я совершенно точно могу сказать, кто жаждет денег, а кто помогает бескорыстно.
– Тогда зачем был этот концерт?
Я едва не подпрыгнул на месте. А вот Альена подпрыгнула.
– Тьфу, – я сплюнул. – Святой отец, пожаловал. Вы всегда так подкрадываетесь? Вы меня чуть до инфаркта не довели.
– Черта? До инфаркта?
– Угу. Шутка-юмора типа, да? Хотите сказать, что у меня нет сердца? Ну да, валите все на бедного черта. Бессердечного и коварного типа, что спит и видит, как совратить с пути истинного невинных людей. Хотя само сочетание "невинные люди" довольно забавное…
– Эзергиль! – с угрозой протянула Альена. – Кончай комедию.
– Уже закончил. А насчет концерта не скажу. Из вредности. Сами думайте. В конце концов, мне, как черту, положено быть вредным. И вообще, мы еще долго тут торчать будем?
– А зачем уходить? – поинтересовался священник. – Место хорошее.
Я подозрительно покосился на него. Тот совершенно невинными глазами смотрел на меня. Поэтому я ему не поверил. Я и сам так же невинно смотреть умею. Особенно когда нагло вру.
– Что-то вы не договариваете.
– А вот не скажу. Я тоже вредный.
Вредный он. Угу. От меня научился. Ну, надо же, как я плохо влияю на окружающих.
В этот момент где-то вдали послышались милицейские сирены. Нельзя сказать, что они бандитов напугали, но часть гонора потеряли. Стали поспешно выходить из чужого дома. Не обнаружив тех, кого искали, они не видели смысла конфликтовать с милицией. Однако раньше милиции на место прибыла другая машина. Пассажирская "Газель" плавно выехала из-за поворота и притормозила недалеко от навороченных джипов "хозяев жизни". Медленно отъехала боковая дверь, и на улицу выбрались трое мужчин спортивного телосложения. Им было лет по тридцать пять-сорок. С сиденья рядом с водителем показался мужчина постарше. От всей этой четверки за километр несло военной выправкой. Двигались они совершенно спокойно и уверенно, словно не замечая стоявшие иномарки и парней вокруг. Молча прошли мимо них и заглянули в калитку, откуда недавно вышли бандиты. Рядом со мной выругался священник.
– Ну, куда ты полез, Миша. Я ж сказал, чтоб только недалеко постояли. Зачем лезешь?
– Кто это? – хмуро поинтересовался художник.
– Командир мой, – ответил Григорий Иванович. – По Афгану. А те трое сослуживцы. Мы из одного взвода были.
– А…
– Я к нему сегодня ходил, – пояснил священник, не дожидаясь вопросов. – Рассказал, что и как. Он обещал помочь. И ведь я просил его не лезть! Просто постоять в стороне, подстраховать нас.
Мы с Альеной хмуро переглянулись. Итак, можно подвести неутешительный итог. По плану мы должны были быстренько внушить Алеше веру в себя, и тот, опираясь на нее, а также на пример окружающих его людей, побеждал меня и все тип-топ. Его отец тоже, похоже, начал сознавать что натворил. Поздновато, конечно, но лучше поздно, чем никогда. Что в итоге? Папаша напивается в ближайшем баре и на всю округу трезвонит о чемодане с деньгами. Всем этим заинтересовалась компания "редисок", бяк и вообще плохих парней. Эти самые бяки, вкупе с продажными милиционерами, теперь носом роют весь город в поисках некоего мальчика, который непонятно где умудрился найти два миллиона долларов. Естественно, у них тоже возникла охота поискать там. Вдруг им тоже что перепадет. Вместо примера мальчику, вся наша компания оказалась вынужденной удирать и прятаться. Вдобавок ко всему тут еще затесался отряд бывших разведчиков. Для полного счастья только их и не хватало. А ведь еще в пятом классе нам говорили, что чем больше в задаче переменных, тем сложнее ее решение. И что нам теперь делать? Хоть бросай все и беги.
Бандиты насторожились. Двинулись к вновь прибывшим. Но тут из-за поворота выехал желто-синий уазик. Из него вылез… Угу. Теперь ясно, почему бандиты не волновались. Ленчик, собственной персоной. С гипсовой рукой на перевязи, он смело вылез из машины и направился к бандитам. Важно что-то заговорил. Во, артист! Рядом же с Ленчиком пристроился какой-то молоденький милиционер. Явно замена напарника. Ну, конечно, тому ведь со сломанной ногой гораздо труднее. Но все равно, жаль, что не приехал. Вот парочка была бы!
Главарь бандитов что-то вежливо стал говорить в ответ. Ленчик важно кивал головой. Конечно, можно было бы и послушать, но мне этого совершенно не хотелось. Во-первых, я и так мог предположить о чем там говорится. Во-вторых, мне гораздо интереснее было смотреть за прибывшими разведчиками и священником. Наш кроткий и всепрощающий весь напрягся. Кулаки были сжаты. Губы сложились в тонкую линию. Казалось, еще мгновение и он ринется в бой. Как в молодости.
– Мы не можем здесь отсиживаться, – хмуро заметил он. – Мы должны помочь.
Угу. Давай. Вместе и угодим под раздачу. Как раз то, что бандитам и надо. Сейчас они скандал затевать не будут. Смысла нет. Но если увидят мальчика… Священник, похоже, это тоже понял.
– Нет. Не так. Я один должен пойти. Скажу, что назначил встречу своим друзьям и опоздал.
– А как ты объяснишь, что они пошли к чужому дому? – рассудительно поинтересовался художник. Он вздохнул и встал. – Пойду с тобой. При такой толпе вряд ли что эти типы решатся сделать. А так могут запросто под видом ареста увести и твоих друзей, и бандитов. Бандитам от этого продажного типа ничего не будет…
Фраза осталась недоконченной, но что подразумевал Григорий Иванович, было ясно всем.
Вскоре художник и священник скрылись за деревьями. Я покосился на Алешу. Тот стоял опустив голову и поглядывал на меня исподлобья. Отец Алеши мрачно следил за тропинкой, ожидая появления в гуще событий новых знакомых. Поняв, что ни тот, ни другой ничего предпринимать не хотят, я вздохнул.
– Ну, а вы чего стоите?
– В каком смысле? – повернулся ко мне Ненашев.
– В самом прямом. Вам что, больше всех надо? Давайте, берите чемодан с вашими деньгами и пойдемте.
– Куда? – удивился Алеша.
– Куда-куда. На Кудыкину гору. Вы что, так и будете тут стоять, пока там выясняют отношения? Берите ноги в руки и бегом. Вот у меня тут два билета до Кипра. Думаю, вы там неплохо устроитесь со своими деньгами. И бандиты вас не найдут.
Алеша нахмурился. Его отец как-то странно посмотрел на меня. Потом на чемодан, стоявший рядом с ним. Потом снова на меня.
– Ну? Так и будете туда-сюда глазами водить? Вы же давно хотели избавиться от всей вашей постылой жизни. Так действуйте. Кипр – это рай. Море, солнце. Красота. – Я впихнул Ненашеву Виктору Николаевичу в руки билет. – Самолет вылетает через пять часов. Думаю, успеете. Кстати, вот поддельные документы. По ним вас точно никто не найдет.
Алеша протянул руку.
– Возьми-возьми, – едко посоветовал Ксефон, появляясь за спиной у мальчика. – Ну, бери, и ты навечно останешься рабом этого типа. Неужели ты не понимаешь, на что он тебя толкает?
Я хмыкнул. Появлению Ксефона я был совсем не удивлен. Даже не проводя сканирования местности, я предполагал, что он ошивается где-то поблизости. Из-за него я не стал объяснять никому и про свое недавнее выступление.
Алеша зло зыркнул в его сторону.
– Ты ничем не лучше его. Ты такой же, как он. – Мальчик взял документы. Повертел их. Потом подошел к отцу и отдал один. – Это твой.
Виктор Николаевич машинально взял. Мальчик же, кряхтя, подтащил чемодан поближе к отцу. После чего развернулся и направился в сторону тропинки, на ходу разрывая свой билет в клочья.
Ксефон торжествующе взглянул на меня и показал язык. Ну, не идиот?
Ко мне подошла Альена и встала рядом. Отмахнулась от ветки, касавшейся ее щеки.
– А если бы он взял билет? Чтобы ты делал тогда?
– Тогда? – я проследил за тем, как Алеша исчезает среди деревьев. – Тогда я признал бы свое поражение.
Альена удивленно посмотрела на меня, но я был серьезен. Человек, способный предать тех, кто, по сути, спасает его жизнь, перестает быть человеком.
– Но я верил в него, – закончил я.
– А-а!
Я обернулся на крик. Ненашев со всей дури пинал чемодан, чуть ли не прыгая на нем. Однако чемодан попался на редкость крепким. Даже не раскрылся.
– Будьте вы все прокляты!!! – прокричал он.
– Как я понимаю, вы проклинаете тех, кто виноват в ваших бедах? – ехидно осведомился я. – Не назовете имена этих негодяев? Обещаю примерно наказать их. Окажу вам эту услугу.
Виктор Николаевич наградил меня совершенно диким взглядом. Потом подхватил чемодан и понесся следом за сыном.
– А все-таки он еще не все человеческое пропил, – констатировала Альена.
– Удивительно, – согласился я.
– А ты не выглядишь расстроенным проигрышем, – заметил Ксефон.
– Да не переживай ты обо мне, – благодушно заметил я. – Еще не вечер. А теперь отвали. Дай послушать, что там происходит. Надо же мне спланировать новое злодейство против невинного мальчика и его добропорядочного отца.
Ксефон хмыкнул и отстал. Не столько потому, что я попросил, сколько из-за того, что ему самому было интересно услышать, что происходит у дома Григория Ивановича. Тем более что там как раз появились наши знакомые.
Григория Ивановича и отца Федора я увидел сразу, как только те вынырнули из тропинки между домами на улицу. Переговариваясь, они, словно не замечая никого вокруг, двинулись к дому.
– Вот он, тот козел!!! – услышал я довольно эмоциональный крик одного из бандитов. Присмотревшись, я узнал в нем того, кому уже досталось однажды от отца Федора.
Священник совершенно невозмутимо оглядел крикуна.
– Вы всегда оскорбляете священников, сын мой?
– Какой я тебе сын, придурок!!!
Священник развел руками и, поворачиваясь ко всем присутствующим, вопросил:
– Люди, да что ж это делается? Уже нельзя на улицу выйти, чтобы тебя не оскорбили. Причем безо всяких на то оснований.