И вот уже через пару минут Цицелир сидел в кресле со стаканом вишневого сока в руке – обложенный всеми пирожками и кексами, которые складировались запасливой Янкой в сумке. Растроганный такой материнской заботой однокурсницы, парень одарил девушку благодарным взглядом влажных очей и впился острыми зубами в сдобный бочок выпечки. Лис собрался было возразить, но, присмотревшись, отступился.
Видно, сирен, замордованный допросами и изрядно понервничавший за день, и впрямь был голоден. Он заглотил предложенные пирожки, практически не жуя, и выпил весь сок из запасов старосты. Тщетно дерево, вкусившее прелести кухни двуногих, ждало подачек. Ему досталось лишь несколько крошек и одна случайная вишневая капля.
Сыто рыгнув в аккуратно подставленную перепончатую ладошку, расчувствовавшийся Цицелир поерзал в кресле и, как того ожидал расчетливый Машьелис, заговорил:
– Яночка, свет очей моих, жемчужина из жемчужин сокровищницы Владыки Глубин, ты спасла меня от голодной смерти! После всех мук, коим меня подвергли, я опасался переступить порог столовой, дабы не быть атакованным жестокими в своем любопытстве студентами.
– Кушай на здоровье, – пожелала цветисто разглагольствующему сирену девушка. – Мы же знаем, что ты никому не желал зла. Ты – хороший парень, и все, что случилось, какое-то недоразумение.
Лис вытаращился на напарницу в немом восхищении, Цицелир же всхлипнул и принялся исповедоваться.
Из рассказа, уснащенного метафорами, красочными эпитетами и прочими завитушками, призванными делать четкую и понятную речь трудной для восприятия, компания все-таки выловила суть.
Самовлюбленному красавчику банально не повезло. Позавчера он, погруженный в переживания о своей травмированной лапке, возвращался в академию. Жалеть самого себя Цицелир умел долго, с чувством, с толком и расстановкой. Он был так поглощен сим увлекательным процессом, что столкнулся на бульваре Гиацинтов с очаровательной незнакомкой и сшиб ее на газон. Девушка, оказавшаяся красавицей-дриадой, не обиделась. Напротив, она обвиняла в столкновении себя, да и свою несчастную лапку Пит выставлял напоказ очень уж явно. Слово за слово, и виноватая особа в качестве компенсации – а как тогда показалось самолюбивому сирену, увлекшись его неземной красотой, – пригласила незнакомца на обед.
Разумеется, хвастун Цицелир распустил хвост и всю трапезу, оплаченную дриадой, разливался соловьем о своей исключительности и постигшем его несчастье. Проникшаяся собеседница напропалую стреляла глазками, охала, ахала и кокетничала. Кончилось тем, что Пит практически поверил в неслучайность встречи со столь понимающей и тонкой особой и принял ее за дар Судьбы. Он даже пригласил красавицу на свидание в день отдыха первой циклады. Незнакомка, назвавшаяся Дрэей, подарила ему на прощанье те самые злополучные мячики для восстановления подвижности руки. Разумеется, ни о каких червяках речь не шла, дриада уверяла парня, что "мячики" являются семенами одного редкого растения, чьи живительные токи помогут руке Пита побыстрее восстановиться. Цицелир с благодарностью принял дар заботливой девушки и усиленно упражнялся аккурат до сегодняшнего дня, когда опасная начинка "шариков" проявила себя во всей красе.
Мастера, поднятые на уши Ясмером, нашли и изъяли из сумки Цицелира лишь последний шарик. Пит ничего не ведал о судьбе червяка, уползшего с лекции по истории Игиды. Вернее, он знал лишь то, что эта тварь как-то ранила вампиршу (какое счастье, что не его самого!). Так же сирен слышал, как преподаватели ругались на дрянь, ухитрившуюся прогрызть в каменном полу две дыры. Мастера считали, что затоптанный Ириаль экземпляр был червяком, вылупившимся из шарика, потерянного на расоведении. Так что догадки Машьелиса подтвердились!
По итогам сегодняшнего дня исстрадавшийся парень обрушивал на злостно подставившую его дриаду громы и молнии. Он как раз начал обещать вероломной особе "приятное времяпрепровождение" на грядущих выходных, но вдруг резко захлопнул рот, а потом выдал сакраментальное:
– Болтун болтунью болтал!
Выпалив шедевр из области скороговорок, сирен с ужасом уставился на слушателей. Те разочарованно переглянулись. Все-таки антиболтушку на однокурсника повесили. И пусть она пока касалась лишь планов сирена и педагогов на выходные, все равно обидно было узнать столько всего и не услышать, как именно собрались ловить преступницу. На живца Цицелира или как-то иначе? В общем, было ясно только одно: кого-то ждет "веселье".
– Ты не переживай. – Яна поспешила утешить сирена, до дрожи перепуганного невозможностью связно выражать свои мысли. – Это тебя кто-то из учителей знаком Игиды приложил. Наверное, чтобы никто не вызнал, как будут искать дриаду.
– Или просто ты слишком много болтал, – тихонько прокомментировал Машьелис, подмигнув Янке.
– А… – принахмурился Пит и тут же расплылся в самодовольной улыбке, размышляя о том, к событиям какой важности он невольно оказался причастен. Пожалуй, к утру сирен вполне мог додуматься до того, что именно он встал на защиту академии грудью и спас АПП и весь мир Игиды впридачу, не говоря уже о самой Игидрейгсиль!
Вздумай враги академии прояснить ситуацию методом захвата языка, лучшее орудие дезинформации, чем говорливый сирен, сложно было бы придумать.
– Она хоть красивая была, та подставившая тебя дриада? – ненавязчиво подбросил вопросик Машьелис.
Сирен согласно пропел:
– Глаза, как море в шторм, зубки жемчужины, губки светлый коралл, волосы, правда, не зеленые, а цвета дубовой коры, длиннее водорослей ливитты, в косу дважды вкруг головы уложены…
– Ну надо же, – натурально удивился отчего-то сделавший стойку Лис. – Прямо дважды?
– Да, я еще думал, если свои волосы заплету, у меня один оборот будет, и то не полный, – недовольно нахмурился Цицелир.
Перекусивший и отошедший от шока юноша ощутимо расслабился. Он привычно собрался откинуть с глаз прядь и в шоке замер, когда пятерня застряла среди спутанных волос.
Сирен подскочил с древесной скамьи как ошпаренный, торопливо пробормотал какие-то вяло-цветистые благодарности и умчался на поиски расчески. Теперь самой большой трагедией для Цицелира являлся вид собственной шевелюры. О состоянии Ириаль, пострадавшей по его вине, Пит ничего не спросил. В его эгоистичной картине мира для сварливой однокурсницы сейчас не было места.
– Кое-что проясняется, – бодро констатировал довольный допросом дракончик.
– А по мне, так запуталось еще больше. Чем этой дриаде наша академия не угодила? – задумчиво почесал щеку Хаг.
– Неясно, она ли стоит за первым случаем болезни дерева, сама ли действует или ею кто-то управляет, – добавил Стефаль. – Все-таки дриада скорее причинит вред любому созданию, нежели растению. Но дриада, объявившая войну…
– Почему сразу войну? – недопоняла Яна.
– Волосы, Ян. Прическа. Коса, уложенная вокруг головы, означает, что дриада объявила кому-то войну и не успокоится, пока корни ее дерева не прорастут на трупе врага.
– Ой, – явственно вздрогнула девушка от столь живописной картины.
– Вот и "ой", а наш недалекий красавчик девушку разглядел, однако же ничего не понял. Не все и не всё знают про зеленушек, – скорчил забавную физиономию дракончик.
– Я вот тоже не знал, – вставил тролль, спокойно признавшись в отсутствии информации.
– Тебе можно, ты же не красавчик и не недалекий, – отмахнулся Лис.
– Что же теперь делать? – растерялась Янка.
– Нам пока все, что собирались, а преподаватели пускай ищут третьего червяка и воительницу. Может, и впрямь за всем этим она стоит, а виновата наша ректор, случайно чихнувшая огнем над лесом дриады, – пожал плечами дракончик и, будто только что припомнил, прищелкнул пальцами. – Так, Яна, на послезавтра никаких планов не строй, мы пойдем в город.
– Зачем? Ты все-таки собрался искать дриаду? – насторожилась девушка.
– Нет, мы пойдем решать твою проблему с помолвкой, – пояснил Лис и подмигнул напарнице.
– Спасибо! – расчувствовалась Янка от такой заботы.
– Да ладно, когда я от шанса заполучить золотишко отказывался? – ухмыльнулся парень, разом понизив градус патетики.
После этого заявления разговор как-то сам собой увял, да и пирожков, чтобы заесть паузу, не осталось. Почему-то еще и Стефаль впал в состояние задумчивого уныния. Наверное, как ответственный староста и эльф, он вдвойне переживал за сохранность детей Игидрейгсиль.
В комнате у Янки опять никого не было. Скорее всего, Иоле и Йорд снова где-то гуляли и любезничали. Нет, девушка не завидовала счастью подруги, хоть и не отказалась бы от ее общества и болтовни ни о чем. Однако повода отлынивать от занятий не нашлось. Потому второкурсница издала тяжелый вздох и засела за тренировки с пустышкой Игиды и распальцовкой для приговоров по схемам мастера Сейата. Помучавшись эдак с час-полтора, Яна выдохлась окончательно и, решительно умывшись, отправилась на поиски старосты-гоблина. Номер своей комнаты, где обитал с Авзугаром, тот еще в первой цикладе первого семестра объявил группе и предложил в случае нужды заходить в любое время.
Зеленокожий Кайрай открыл дверь после второго стука, и Янка не удержалась от смешка. Гоблин был одет в серенький халатик, подпоясанный коричневым пояском. В этой одежде парень удивительно походил на мастера Йоду из "Звездных войн".
Уши старосты шевельнулись, "безбровые дуги" приподнялись в молчаливом вопросе. Дескать, чего тебе надобно, однокурсница. Сама пришла, сама смеешься.
– Прости, Кайрай, ты в этом симпатичном халатике ужасно похож на одного героя.
– У вас же людской мир? – недоверчиво протянул гоблин, поводя ушами.
– Да. Я говорю про героя выдуманной истории, – поправилась Янка и снова улыбнулась, вспоминая занятную речь мастера Йоды.
– Надеюсь, он не злодей? – чуть заметно усмехнувшись, пискнул Раход, отступая от двери, чтобы девушка могла войти, не перешагивая через него.
– Нет, он учитель самых положительных героев в одной очень популярной длинной кин… э-э, истории, – помотала головой собеседница. – Я чего пришла-то. Песню хочу у тебя спросить подушевнее. Подскажи чего-нибудь для расоведения!
– Подскажу, – согласился Кайрай, всегда ответственно подходивший как к своей учебе, так и к желанию других научиться чему-то. Да и лестно было для гоблина, что к нему обращается не однокланник, а сокурсница другой расы. Тут еще Янка невольно польстила ему, сравнив с учителем героев. – Тебе про любовь, приключения, историческую балладу или что другое?
– Хм, – задумалась девушка, подготавливая блокнот для записи, и махнула рукой. – Давай на твой вкус. Только не очень длинное.
– Договорились, – показал в улыбке острые зубы гоблин, приглашая Янку пройти.
Внутри у Кайрая с Авзугаром было довольно уютно не только по меркам обитающих под землей зеленых недомерков и оборотней. Разве что несколько темновато, но ничуть не сыро. На полу лежал темно-зеленый пушистый ковер, похожий на мох, стены, покрашенные в сероватый цвет, напоминали своды пещеры. Штора редкостного буроватого оттенка плотно закрывала окно, не пропуская в него яркий, не слишком приятный гоблину свет. Того же цвета были покрывало на кровати и чехлы на мебели. У кровати и на кровати Авзугара лежала пара разных шкур с длинным мехом. В остальном же обиталище парней оставалось типовой студенческой комнатой в общежитии блюстителей пророчеств.
– Перекусить хочешь? – вежливо утончил староста, поведя ушами в сторону дивана, куда предлагал опуститься гостье.
– Нет, я в столовой хорошо поужинала, – помотала головой Янка и поспешно поправилась: – Это если я никаких твоих обычаев не нарушаю. Если положено, я, конечно, чего-нибудь поем.
– Даже улиток? – пискнул староста вроде бы серьезно, вот только в его глазенках плясали такие бесенята, что простодушная Янка сообразила, что ее подкалывают, и ответила соответствующе, воспользовавшись информацией из области общих знаний:
– И что? Тоже еда. Во французской кухне моего мира они считаются деликатесом. А еще лягушачьи лапки.
– У нас лягушек целиком едят, – раздумчиво заметил гоблин, заскакивая в кресло и болтая ножками. – Наверное, твои французы похожи на гоблинов.
– Э-э, не уверена, наверное, все-таки не очень, – призадумалась Яна, мысленно сравнивая типичного француза и зелененького гоблина. Ни портретного, ни какого-то другого очевидного сходства не наблюдалось.
Кайрай захихикал, поерзал в кресле и, зажмурив глаза, запел. У мелкого выходило на удивление неплохо. Он не фальшивил, даже не пищал, потому что исполнение больше походило на напевную декламацию или на что-то вроде странноватой частушки. Янка сначала просто слушала, подперев кулаком щеку, потом начала улыбаться, спустя минуту-другую подхихикивать, а потом уже от всей души хохотать.
Староста выбрал не героическую балладу, хотя начало чем-то и было похоже на оную. Он пел шутливую песню про горе-охотника, в пещеру к которому повадились ходить незваные гости.
Охотник жил в пещере у пруда,
Себя всерьез считая за умельца,
Пока не грянула нежданная беда:
Повадились незваные пришельцы.
Пещеру разорить, еду стянуть
Нахально норовят – и быстро дёру.
Теперь ни съесть, ни выпить, ни вздремнуть:
Грабители! Вандалы!! Мародеры!!!
…То в мышь летучую зря дротики метал,
В который раз без ужина оставшись,
То наглую лягушку все гонял –
В своем же прудике в итоге искупавшись.
То крыса съела все запасы у него;
Решил он на нее найти управу –
Да, встав, со сна не помня ничего,
Сам по ошибке съел ее отраву.
Потом была еще змея, и скальный кот,
Зверушки, гады, прочие химеры.
Достало все охотника – и вот
Развесил он портянки у пещеры.
Наутро же героя ждал успех –
Добычи гору свежевать богатой:
Не пережил никто из злыдней тех
Охотничьих портянок аромата!
Закончил Кайрай под стоны обессилевшей от смеха девушки. Янка утирала слезы и причитала:
– Классно! Я давно уж так не смеялась! Чуть живот не надорвала! Пожалуйста, надиктуй мне эту песню или скажи, где в библиотеке поискать!
– Я тебе ее сам запишу, в книжках не найдешь, оставь блокнот, – оскалил в улыбке острые зубы парень, очень довольный произведенным эффектом. – Завтра перед занятиями отдам.
– Спасибо!
В порыве чувств Янка чмокнула гоблина в щеку, и тот покрылся густо-зеленым румянцем смущения. Все-таки щупленького и низкорослого даже по гоблинским меркам паренька девушки не часто баловали вниманием. Видать, еще не сообразили, что высокий и сильный – это не всегда самый лучший. При его основательности и мозгах Кайрай наверняка уже сейчас смог бы заткнуть за пояс многих своих сверстников.
Уходила Донская от старосты очень довольной. Вечер определенно удался! Оставалось только почистить зубы, принять душ и отрубиться до очередного удара колокола.
Глава 6
О созданиях, существах, сущностях и суровых педагогах
С утра на медитацию Лис спешил, как в столовую после полосы препятствий или в общежитие с тренировки по двану, на которой беспощадный Рольд выжал из игрока все силы.
Зря блюстители втихую надеялись избавиться от въедливого капитана-пятикурсника. АПП-то он закончил, зато остался в академии на должности помощника Теобаля по спортивным играм и теперь гонял и в хвост и в гриву не только родной факультет, а еще и два других.
Напарники поглядывали на дракончика с явственным подозрением и даже пытались вывести блондинчика на разговор. Однако тот уже видел цель и верил в себя настолько, что совершенно не замечал препятствий, к каковым сейчас относились и беседы на отвлекающие темы.
Машьелис только отмахнулся и объявил:
– Хочу кое-что выяснить у мастера Тайсы. Давно собирался, а теперь, думаю, пора!
Вопреки обыкновению о Либеларо не стал пояснять, что именно он хочет выяснить. И напарники, сдавшись, оставили упрямца в покое. На медитацию примерно с половины прошлого года Яна стала ходить со всем курсом. Это поначалу у нее никак не получалось сосредотачиваться на работе с пустышкой Игиды в зале, результаты появлялись лишь при тренировках в заветном уголке лесопарка или ванной, при полном отсутствии или минимуме наблюдателей. Но потом потихоньку наметился прогресс. И тогда неумолимая, но справедливая Тайса сменила график. Сначала Яна ходила на общие занятия через раз, а потом окончательно присоединилась к группе. Если мастер и не была довольна успехами девушки, то, наверное, решила, что выше головы не прыгнешь, и смирилась или же готовила очередной набор упражнений, отпустив студентке время для моральной и физической подготовки к ним.
В зале народа уже было достаточно. Ребята слонялись по помещению, валялись на своих ковриках и болтали. После прихода в зал Янкиной тройки оставалось подтянуться всего паре ребят. В частности, Цицелиру. О том, что Ириаль придется полежать в больничке пару дней, и о коварных шариках сирена народ уже успел вдоволь почесать языками. Студенты знали только, что дураку Цицелиру кто-то в шутку или по злобе вместо шариков для разминки подсунул яйца какого-то сиреневого то ли глиста, то ли змея, отравившего Ириаль своим укусом. Ясное дело, мастера "глистов" переловили и всех спасли. Потому на длинноволосого болтуна особенно никто не сердился до той самой минуты, когда он, возникнув на пороге, с царственной снисходительностью поприветствовал группу и ляпнул, присаживаясь на свой коврик:
– Везет Ириаль, нам на листья два часа пялиться, а она в кроватке поваляется.
Яна, услышав такую несусветную глупость, только вздохнула: "Ну что за ерунду сморозил сирен? Сам же знает, почему нет однокурсницы, а такое несет. Вот и корми его после этого пирожками да жалей. Сейчас впору не лакомство подсовывать, а в ухо стукнуть, чтобы в голове шестеренки на место встали". Словно отвечая невысказанному пожеланию девушки, к болтливому сирену метнулся Надалик и зарычал:
– Ах ты, урод! Везет? Да тебя за такое везение…
Сейчас он мало походил на себя обычного – рослого, симпатичного и чуть неловкого парня. Глаза Еремила явственно отсвечивали инфернальной зеленью, рот щерился набором острых как ножи зубов, даже вся фигура как-то разом стала массивнее и тяжелее. Не выдержав испытания, треснули по швам рубашка и брюки, чудом уцелели распахнутый жилет и нижнее белье. Ногти обернулись длинными лиловыми когтями, на коже выступили мелкие красные чешуйки. На руках, сграбаставших Пита за грудки и как пушинку державших на весу, бугрились тугие жгуты мускулов.
Цицелир расширенными от страха глазами взирал на эту метаморфозу, произошедшую из-за его невинных слов. А потом обмяк, распахнул рот, закатил глазки и пронзительно, тонко заверещал.
– Достаточно, Еремил. Отпусти студента Цицелира. Он раскаивается, – прежде чем кто-то из студентов решился броситься на защиту трепача, раздался из центра помещения невозмутимый голос Тайсы.
Он вывел Надалика из состояния яростного безумства. Парень разжал руки, давая сирену возможность упасть на коврик и трусливо отползти в сторонку. Сам же Еремил остался стоять, с недоумением рассматривая собственные руки в лохмотьях разодранной рубашки. Когти на пальцах неторопливо, будто в замедленной съемке, сменялись обычными плоскими ногтевыми пластинами. Гасли глаза, а чешуйки блекли, уступая место хорошему загару.