* * *
– Ты рассказывал, Коэн, как "боги" иногда у вас тут охотятся. Когда собирают всех горожан от мала до велика, запускают в лес, заставляют прочесывать его, гнать зверя на их засады. Полагаю, они и сейчас воспользуются этим испытанным способом. Иначе, спрашивается, чего они ждут, почему не стали нас сразу преследовать? И есть у меня мыслишка… Собак, слава Крому, у вас нет. Что такое собака? Э-э… То что бесспорно погубило бы нас…
Переплетенные деревья для остановки Конан выбрал не случайно. Они как нельзя лучше подходили под его планы – выждать, пропустить мимо себя облаву и пробраться в подземный ход. Собственно говоря, бежать-то им было некуда. В город? Поди проберись, да там слухачи "богов" разыщут в два счета, быстрее, чем в лесу. Убраться с острова? А как? Если только прятаться до прихода очередного корабля с какого-то непонятного материка. И когда он придет? Да и остров не столь велик размером, чтобы скрываться долго.
И самое важное – для выполнения того плана, который складывался в голове Конана и все больше казался ему единственно верным, ему необходимо было очутиться в помещении. И чтобы какое-то время не тревожили, не отвлекали.
– Слышу. Они вошли в лес, – вдруг сказал Коэн.
– Тогда пора, – отозвался Конан.
Везунчик легко проскользнул под узел могучих сосновых корней и зарылся с головой в слоях старой хвои. Коэну, чтобы втиснуться туда же, пришлось изогнуться в три погибели; Конан, чтобы стражника не было видно, завалил укрытие ветками и набросал поверх хвои. Со слепцами в облаву могут, да и скорее всего пойдут "боги", про их глаза никак нельзя забывать.
– Когда услышите, что эти приближаются, превратитесь в камень. Ни мизинцем не шелохните. Дышите… лучше вовсе не дышите. Я буду наверху.
И Конан, вскарабкавшись по стволам, укрылся в двойном хвойном шатре, в самой его гуще. Увидеть его будет нелегко, даже если специально всматриваться, а он надеялся, что всматриваться не станут. "Боги", в конце концов, не зверобои, не лесные воины, вообще не воины, – так, изнеженные правители безропотного острова слепцов. Слепцы с их кошачьим слухом, – вот те гораздо опаснее, те способны уловить дыхание людей за много шагов, распознать его сквозь лесной шум и шелест шагов облавы. Густая хвоя мешала киммерийцу смотреть. То, что облава близко, он понял по хрустнувшей под чьей-то ногой ветке. Он еще теснее прижался к стволу, стремясь слиться с ним в единое целое. Попытался дышать как можно беззвучнее.
Опять хрустнула ветка, уже значительно ближе. Киммерийцу пришло в голову, что столь неаккуратно ступает, вернее всего, какой-нибудь "бог". Слепцы с их ощупывающей походкой должны более умело передвигаться по лесу.
Конан ждал, что на полянке под деревьями вот-вот появятся преследователи, однако когда он увидел человеческую фигуру, оказавшуюся в его поле зрения, по телу киммерийца прошла непроизвольная позорная дрожь. Руки мгновенно сделались влажными. Он задержал дыхание, зная, что делать этого нельзя. Потому что если человек простоит под деревом слишком долго, ему придется выдохнуть, и задержанный выдох получится невероятно громким. Для ушей слепца этот звук будет равносилен вскрику.
А под деревом стоял, поворачивая голову в разные стороны, именно слепец. Вытянутые перед собой руки, задранная кверху голова, стриженные клочками волосы. Не стражник, отметил киммериец, иначе был бы вооружен тупоносым дротиком. Впрочем, какая разница, смысл облавы в том, чтобы обнаружить беглецов и привлечь внимание остальных.
Волна безотчетного ужаса накатила на киммерийца.
Слепца, судя по всему, что-то насторожило, он не спешил уходить, он изваянием застыл внизу на расстоянии десяти локтей от киммерийца, лишь клочковатый затылок поворачивался туда-сюда. В глазах у Конана потемнело, грудь распирал рвущийся наружу воздух, легкие требовали нового живительного глотка, но киммериец пока держался. Северянин позволял себе лишь моргать.
Слепец внизу наконец неторопливо двинулся вперед и скрылся из виду. Что не значило, будто он ушел. Он мог зайти с другой стороны, не просматриваемой из-за деревьев.
Все, дольше Конан терпеть был не в силах и решился на выдох. Неимоверным напряжением легких и воли он сделал его долгим, растянутым. Нормальный человек не услышал бы такой и на расстоянии вытянутой руки – но киммериец сегодня имел дело с ненормальными.
"Что теперь? Прыгать вниз, выхватывать меч, сражаться? Просто убегать, чтобы по крайней мере увести облаву от Коэна и Везунчика?" Безумие. Его поймают. Очень страшно. Руки буквально приросли к шершавому стволу сосны. Будь бы проклят, Бел…
Удар сердца сменял другой удар. Удары складывались в дюжины и сотни. Ничего не происходило.
Снова треснула ветка, но уже в другой стороне. Облава уходила, углублялась в лес. Так что, спускаться? А вдруг арьергард еще рядом?..
Конан выждал еще немного. Потом, собрав в кулак остатки силы воли, приказал телу повиноваться. Медленно, словно ленивый медведь, он слезал с дерева, осторожно ощупывая каждую ветку, прежде чем наступить на нее. Если ветка сломается, ее треск услышат не только местные слепцы…
* * *
– Спустился. Облава ушла, ну а насколько далеко – за деревьями не видно. Раскопал я своих приятелей. Двигаем, говорю, к подземному ходу. Те, вижу по лицам, уже готовы и к Нергалу в пасть, и на самую лютую смерть. Ладно, когда люди не робеют столкнуться нос к носу с костлявой, не паникуют – то не так уж плохо. А у меня ж так прямо все тело тряслось от страха, но я старался не показывать. Что ж это за предводитель, у которого при опасности зубы начинают дробь выбивать?
Пошли. Самое главное, чтобы нас никто не поджидал у кромки леса или у подземного хода. Если издали увидят, как мы бежим от леса до тоннеля, – это пустяки, а вот встретиться с кем-нибудь из местных возле самой цели было бы намного хуже. Нам бы в тоннель заскочить без задержек по пути, думал я тогда, остальное не важно.
Дошли до края леса. "Слышишь чего?" – шепчу Коэну. Тот вслушался, мотает головой. Оставил я их тогда на месте, подобрался к крайним деревьям, высунул нос из леса. У двери в холме никого, поблизости тоже. А вот на расстоянии полета стрелы, вижу, ходит туда-обратно вдоль опушки один из "богов". Даже вижу кто именно. Сет. Ну ладно, решаю, рванем на авосъ. Может, не обернется. Подвожу своих слепых к крайним деревьям, дожидаюсь, когда Сет повернется спиной и – вперед.
Добежали мы до заветной двери. Я влепился в нее всем телом, выдавил гвозди, держащиеся не без моей помощи на соплях, распахнул проклятую – и только тогда оглянулся. Сет стоял к нам спиной и смотрел на что-то в небе. Я невольно проследил за его взглядом. Тот, оказывается, пялился на утиную стаю, пролетающую над лесом! Представляешь? Да-а, думаю, если 6 все мои враги были такими идиотами, я б в их сторону даже плюнуть поленился бы. Эх, попутала нелегкая с этим посохом…
Прикрыл, короче, дверь подземного хода, вставил гвозди обратно в их норы, задвинул щеколду, понимая, что это не преграда никакая, и потопали мы по каменной трубе в обратную сторону. Раз дверь оказалась заперта изнутри, значит, кто-то из островитян возвратился этой дорогой раньше нас. Ну и пусть…
Глава восьмая
Дверь потайного хода отошла легко, чуть ли не с готовностью, лишь скрипом ржавых петель напомнив, что ею редко пользуются. Они ворвались в главный зал Обители, держа наготове каждый свое оружие. Замерли. Уши и глаза вторгшихся обследовали помещение.
Зал хорошо освещен. В торце стола сидит, склонившись над чашей, Адонис. Он поворачивает голову на шум, вскакивает. С громовым грохотом падает троноподобный стул.
– Стража! – крик Адониса.
"Бог" хватает со стола меч с очень тонким клинком. Идет навстречу Конану, глядя только на него. Конан видит это и ждет на месте. В Пиршественный зал врываются два слепых стражника, вооруженных дротиками.
– Коэн, двое по левую руку, задержи их! Везунчик, ко мне! Коэн, осторожно, через два шага ковер!..
На стенах зала не осталось ни одного ковра, все валялись бесформенными кучами на полу.
Везунчик встал плечом к плечу с Конаном, сжимая свой кинжал.
– У него меч в правой руке, – прошептал Конан.
– Что в руке? – шепот в ответ.
"Тысячи демонов ему в хребет, ну разве можно быть таким бестолковым!" – подумал варвар и произнес еще тише, чем прежде:
– Нож длиной в руку. Сделай два шага в сторону и шаг назад. Быстро.
Везунчик чуть помедлил, справляясь с удивлением, и подчинился.
Адонис зашел со стороны Конана и взмахнул ножом длиной в руку. Не дожидаясь, когда он опустит оружие, киммериец отпрыгнул назад и закричал:
– Бей его, Везунчик! – и вместе с криком присел, рванул край согнутого пополам ковра. На котором стоял Адонис и никто более.
"Бог" упал навзничь, нелепо взмахнув мечом, но из рук его не выпустил.
Слепой вор рванулся вперед одновременно с приказом киммерийца и раньше, чем упал Адонис.
– Падай на колено и коли! Вниз коли, в пол! – заорал варвар.
Везунчик задел ногами ступни упавшего "бога", обрушился на него. Накрыл своим телом тело Адониса. Кинжал Везунчик держал у живота. В живот Адониса и вонзилось его лезвие. Так и не поднятый "небожителем" меч выпал из разомкнувшейся ладони.
Здесь все было ясно, и Конан повернулся к другому концу зала. И невольно залюбовался.
– Посмотри-ка, Везунчик!
– Что делать?
– А, Нергал! – варвар хлопнул себя по бедру – что ж я все время забываю! – Вставай давай!
А посмотреть было на что тому, кто мог видеть. Слепые стражники вели бой на своих тупоносых дротиках с железными набалдашниками, и зрелище было захватывающее. Определяя на слух направление удара, момент замаха противника, его передвижение по полу, они отбивали, уклонялись, совершали выпады, ложные маневры. И все беззвучно. Слышались лишь стук палок друг о друга и вдохи-выдохи. Молчаливый танец с дротиками обученных этому виду борьбы поединщиков. Серьезных ударов пока никто из них не пропустил. Конечно, немало времени нужно равным бойцам, чтобы выяснить отношения на деревянных палках. Впрочем – заметил северянин – один из противостоящих Коэну стражников слегка прихрамывал, а на колене его пунцовела свежая круглая отметина.
Конан опытным глазом определил, что развязка наступит небыстро. И сказал Везунчику:
– Придвинем стол к двери подземного хода. Что они и сделали. Киммериец споро оттащил тело Адониса в сторону, затем отшвырнул мешающий ковер, после чего они с Везунчиком ухватились оба за один край стола, передвинули его насколько смогли, бегом перешли к другому краю, продвинули, вернулись к первому. Да уж, не пожалели "боги" дерева на стол. Видимо, вбили себе в головы, что за таким вот и должны пировать настоящие небожители, – а им очень хотелось во всем походить на настоящих. Наконец махина встала у стены, прижав дверцу, ведущую в подземелье.
А Коэн до сих пор вел свой бой. Правда, уже с одним противником. Другой пытался подняться с пола, получив, судя по всему, серьезный удар, и пока это ему не удавалось.
Конан огляделся: что можно использовать в качестве пут? Взгляд его наткнулся на пояс Адониса. Прочный, кожаный, с серебряными бляшечками. Очень хорошо. И что еще? Ладно, пусто будет собственная одежда стражников.
– Коэн, Везунчик! Заканчиваем здесь. Стражников вяжем.
И варвар на ухо нашептал Везунчику, что от того требуется. Недостойная воина задумка посетила Конана, но все делалось во благо тех же стражников, – чтобы как можно быстрее вывести их из игры и как можно меньше им навредить.
Везунчик, воровской сущности которого не претило использование любых средств для достижения цели, не колеблясь приступил к выполнению приказа варвара. Схватил со стола до сих пор валявшуюся там ножку от табурета, – ту, что отломал Конан в комнате Иштар. Бесшумно подкрался к стражнику, который еще вел бой с Коэном.
И когда Конан, размахивая своим двуручным, с грозным свистом рассекающим воздух мечом, якобы пошел на помощь Коэну, да еще выкрикивая при этом боевой киммерийский клич, Везунчик нанес свой подлый удар ножкой от табурета по голове противника.
Связанных стражников оставили в Пиршественном зале, а остывающее тело Адониса варвар взвалил на плечо.
– Зачем? – спросил Коэн.
– Это поможет нам победить. Пошли.
– Куда?
– Веди к Воротам.
В коридорах Обители повсюду горели факелы и плошки с маслом. Впервые киммериец заметил белые кресты на стенах. Именно в этих местах Коэн предупреждал идущих позади о ловушках, и северянин догадался, что эти отмечены сделаны "богами" для самих себя. Любой слепец, не выдрессированный, подобно стражникам Обители обходить коварные "подарочки", был обречен.
Итак, они шли к Воротам в Обитель. Если где еще и находиться людям в этой цитадели, так только там.
Коридор сделал очередной поворот, и из-за него вдруг вылетела темная фигура. Конан не сразу разобрал, кто это, – раньше мелькнула стальная полоса клинка, и Коэн, удивленно охнув, стал оседать на пол. Фигура стремительно повернулась к северянину и Везунчику.
Только теперь киммериец разглядел напавшего.
Деркэто.
Деркэто!..
Возможности выхватить меч не было.
Взревев, варвар обеими руками поднял над головой тело Адониса и швырнул его в переступающую через тело слепого стражника "богиню". Та едва успела заслониться руками. Мертвый "бог" сбил Деркэто с ног и отбросил назад…
И произошло нечто неожиданное: оба тела, "бога" и "богини", внезапно исчезли. А спустя миг киммериец услышал приглушенный крик невыносимой боли. Конан сделал шаг вперед, и понял, куда подевались "боги" – под тяжестью тел плиты пола предательски разошлись, и враги провалились в ловушку. Киммериец заглянул в отверстие люка, откуда исходил слабеющий стон. Упавшая первой Деркэто обрушилась спиной на торчащие остриями верх железные пики. Тело Адониса легло поперек тела "богини". Бесславная смерть бесславных "богов"…
Конан метнулся к Коэну, над которым уже склонился Везунчик.
– Кончается, – прошептал слепой вор.
– Не может быть…
Киммериец рванул мешковатое одеяние на стражнике, и его глазам предстала жуткая рана, из которой тонкой, пульсирующей струйкой вытекала густая, почти черная кровь. Конан зажал рану руками, понимая, что все бесполезно. "Но как же так, – билось в его голове, – ведь он не должен умереть!!!"
Мысли путались.
Да, Коэн умирал, ему оставалось совсем недолго до ухода на Серые Равнины. Он тяжело, страшно дышал, каждый вздох оканчивался судорогой, пробегающей по телу.
– Ты – Кром? – вдруг пробормотал слепой стражник, с силой, удесятеренной агонией, ухватив Конана за рукав.
Конан почти до крови закусил губу – и не почувствовал боли.
– Да. Я – Кром, – внятно и твердо произнес он, наклоняясь над умирающим. – Я пришел, чтобы наказать изменивших мне Богов. Ты заслужил мою милость. Ты будешь там среди героев.
Коэн улыбнулся. И умер.
Глава девятая
Не было других сейчас чувств у варвара, кроме ярости. Кром, говорите… Что ж, будет вам Кром…
Пятеро оставленных у Ворот стражников, услыхав, как с грохотом распахнулась дверь, ведущая из Покоев Богов к Воротам, вскочили, подхватили дротики.
Конан с телами двух мертвых "богов" на плечах выскочил на вымощенную булыжником площадку перед воротами и заорал:
– Все сюда! Внемлите мне и запоминайте! Я – Кром! Я пришел в Дзадишар, я вернулся в мир! И я убил ваших Богов! Вот они, держите! Они предали меня, они предали вас!
Он сбросил с плеч то, что было недавно Адонисом и Деркэто. Стражники, двинувшиеся на незнакомца, остановились, услышав падение тел на булыжник и пугающие раскаты сильного голоса:
– Идите же, коснитесь их! Ты, самый маленький, со шрамом на левой щеке, тот, что закусил кулак. Ты, без двух пальцев на правой кисти, ты держишь палку двумя руками и кусаешь губу. И ты, с цепью на шее – старшина, небось? – у тебя растут волосы из носа. Я – Кром! Ты, что теребишь ворот рубахи, худой и длинный. Я – Кром!
– Кром… – выдавил испуганно кто-то из стражников, словно примороженных речью Конана к тем местам, где она их застала.
Но один – старшина – переборол себя, дошел до лежащих на камнях тел, наклонился и ощупал их. Остальные, включая Конана, выжидали. Везунчик, вышедший из дверей вслед за киммерийцем, в дверях и остался, жадно вслушиваясь в происходящее у Ворот.
– Боги, они мертвы, – еле слышно выговорил стражник, все еще касаясь пальцами глаз Деркэто и Адониса.
– На колени! – с новой силой возопил Конан. – На колени перед Кромом, слуги предавших меня! На колени, презренные!
Стук дерева о камень, звон железных набалдашников дротиков о булыжник – стража побросала свое оружие и рухнула на колени.
– Кром… Кром… – не переставая бормотали они.
Конан огляделся. Нельзя было терять времени. А то еще опомнятся. Будка без окон, видимо, караульное помещение, не запирается – не годится. Где же у них казарма? А-а, вот это она и есть! Приземистая пристройка к основному зданию Обители. На дверь навешен замок. Ключи, ключи… Ну конечно! Пояс у одного только старшины, зачем он ему? Точно, нагнулся и вгляделся Конан: есть ключики.
– Идите за мной, презренные! – пророкотал он. – Идите в свою казарму и ждите, когда я призову вас и начну Суд! Идите и молитесь! Берите дротики с собой: воины не должны бросать оружие!
Конан правильно рассчитал: возможность взять с собой оружие окончательно добьет слепцов. Тот, кто не боится вооруженных людей, и впрямь всесильный Бог. Стражники гурьбой двинулись в казарму. Старшина отпер ее, а Конан, забрав у того ключи, запер за ними дверь.
Это представление перед Воротами тяжело далось киммерийцу. Когда все было окончено, новый поток страха обрушился на него. Колени позорно задрожали, сердце бухало в грудную клетку, норовя выскочить наружу. Конан закрыл глаза, обхватил голову руками и с силой, с яростью, с ненавистью к себе сжал. Нельзя, нельзя поддаваться панике… И только чудовищным усилием воли справился он с вяжущим язык и тело страхом.
На негнущихся ногах варвар подошел к слепому вору, выдавил:
– Надеюсь, Везунчик, что у нас есть запас времени. Нам осталось самое последнее и важное.
Вор молчал. И молчал как-то странно.
– Может, ты тоже думаешь, будто я Кром? – Конан потряс Везунчика за плечо.
– Не знаю, – ответил тот. Ответил, кажется, честно.
– Ну и думай, как хочешь. Главное сейчас, чтобы ты просто верил мне. Поверь мне, Везунчик, в последний раз. И я сделаю тебя равным богам…
И опять в Пиршественный зал местных "богов".
Конан уже не думал об игре Бела. Похоже, он проиграл. Он так и не забрал у своего двойника самое ценное, что есть у того. Двойник погиб, и Конан теперь навеки останется на острове слепых. Что ж… Тогда тем более ему необходимо довести свой план до конца…
Озарение, посетившее Конана, когда они с живым еще Коэном выбирались из подземного хода на утренний воздух, началось с воспоминания.
А вспомнился Конану рассказ какого-то наемника, слышанный им в одном шадизарском трактире.