- Да, - сказал я. - Видел. Там еще есть блондинка, - добавил я, показав на стоящую на коленях девушку с повязкой на глазах. Выглядела она довольно неопрятно. Колени разъезжались в жидкой грязи. Левая лодыжка, как и у многих рабынь, была перехвачена длинной общей цепью, на которой томились другие рабыни. Все они были обнажены. Руки блондинки были скованы перед грудью, наручники фиксировались на поясе, так что самостоятельно снять повязку с глаз она не могла.
- Пойдем, я покажу тебе других, - произнес Учафу и повел меня в сторону от блондинки с повязкой на лице. Я отметил, что подобная мера была применена только к ней одной. Ранее Учафу сообщил мне, что сделал это для того, чтобы успокоить рабыню.
Вчера, после того как я оставил на причале белокурую дикарку, мне удалось найти жилье в "Приюте Шенди". Это была небольшая гостиница, где часто поселяются иностранные моряки. Мне достались две комнатки с брошенными на пол матрасами. В одной стоял вместительный комод и низкий столик с лампой на жире тарлариона. Имелся также кувшин с водой и большой таз. В ногах матраса прямо в пол было вкручено невольничье кольцо. К нему я и приковал свою рабыню. Потом я запер комнату, бросил ключ в карман и отправился в город, намереваясь незаметно пробраться обратно в порт, где разгружалась "Пальма Шенди".
События разворачивались стремительно. Почти одновременно со мной на причал приковылял Учафу. Быстро оформив необходимые формальности, он приобрел у Улафи белокурую дикарку. Шока снял с нее ошейник "Пальмы Шенди", Учафу тут же надел на нее свой. Учафу надел на девушку наручники и зафиксировал их на поясе таким образом, чтобы она не могла дотянуться до повязки на глазах. Шока унес на корабль ошейник, а Учафу поволок за собой скованную девушку. Я последовал за ними. Учафу несколько раз сворачивал в сторону, явно стараясь запутать дорогу. Теперь, даже если бы девушка хорошо ориентировалась в Шенди, ей было бы трудно определить, куда ее ведут.
- Вот хорошенькие рабыни, - произнес Учафу, показывая на двух белокурых невольниц. - Сестренки. Из Аспериха. Продаются и вместе и порознь.
Блондинка с завязанными глазами по-прежнему стояла в грязи на коленях. Повязка, которую на нее надели на восьмом причале, закрывала не только глаза, но и половину лица. Учафу, безусловно, уже смекнул, что девчонка представляет определенный интерес, иначе за нее не платили бы таких денег. С другой стороны - и я был в этом абсолютно уверен, - торговец не понимал, с чем это связано. Равно как и Улафи. Между тем на внутренней поверхности бедер рабыни пятен крови я не заметил. Улафи тоже ею не воспользовался и не отдал на потеху команде. Все это подтверждало мои предположения относительно того, что они сознавали необычность данного случая. Может быть, ее возжелал какой-нибудь богатый чудак. Не исключено, что капризный толстосум откажется платить, если девчонку доставят уже распечатанной.
- Ну, что скажешь? - спросил Учафу, поглядывая на сестричек из Аспериха.
Голубоглазые девушки испуганно озирались, стоя на коленях в тени низенького строения с крышей из пальмовых листьев.
- Что умеете делать? - спросил я. Они растерянно переглянулись. Одна тихонько захныкала. Учафу угрожающе взмахнул суковатой палкой.
- Все, что пожелает господин, - пролепетала одна из девушек.
- Все, что пожелает господин, - повторила другая.
- А вон та? - произнес я как можно равнодушнее, указывая на стоящую на коленях неподалеку от нас блондинку с повязкой на глазах.
- Перед тобой настоящие красавицы, - сказал Учафу, глядя на сестер из Аспериха. - Бери любую, а хочешь - обеих сразу.
Я сделал несколько шагов в направлении белокурой дикарки. Учафу забежал вперед и торопливо заговорил:
- Эта не продается.
- Почему? - с деланным удивлением спросил я.
- Ее уже купили.
- И сколько же ты за нее получил? - спросил я.
- Пятнадцать медных тарсков, - не моргнув глазом, соврал Учафу. Подозреваю, что он специально занизил цену, чтобы у меня пропал к ней всякий интерес.
- Я дам тебе шестнадцать, - сказал я.
Учафу раздраженно засопел. Я с трудом сдерживал улыбку. Я знал, что он ее еще не продал, иначе на ней не было бы его ошейника. К тому же Улафи проговорился, что Учафу выложит за нее два серебряных тарска. Значит, получит он за нее, как минимум, три, а может, и четыре.
Неожиданно старый работорговец улыбнулся и жалобно запричитал:
- Вот всегда так выходит! Мог продать за шестнадцать, а отдал за пятнадцать. Теперь уже ничего не поделаешь, я дал человеку слово. Ну надо же! Как обидно!
- Никогда не думал, что приверженность собственному слову может причинить такие убытки, - сказал я.
- Представь себе, - простонал торговец.
- Полагаю, репутация честного и надежного партнера рано или поздно принесет свои плоды, - обнадежил его я.
- Будем надеяться, - проворчал Учафу.
- Никогда не встречал такого честного работорговца, - заметил я.
- Спасибо, господин, - произнес Учафу и низко поклонился.
- Желаю тебе удачи, - сказал я.
- Желаю тебе удачи.
Я направился к воротам рынка. В этот момент Учафу сообразил, что я так никого и не купил.
- В конце недели у нас новый завоз! - крикнул он. - Приходи!
Я помахал ему рукой с другой стороны низкого заборчика.
8. ЧТО ПРОИЗОШЛО В "ЗОЛОТОМ КАЙЛУАКЕ"
- Быстрее! Поторапливайся, ленивая рабыня! - кричал маленький хромой горбун. На нем была старая грязная туника, поверх которой он накинул такую же изодранную и поношенную абу. Горбун был зол. Босые ноги его были грязны, поскольку на улице шел дождь. - Быстрее! - крикнул он.
- О! - воскликнула рабыня, когда он хлестанул ее по плечам длинным кнутом. - Пожалуйста, не бей меня больше, господин!
Потом она споткнулась и получила еще пару ударов. Видеть рабыня не могла, поскольку глаза и половину лица закрывала повязка.
Я пошел за ними следом. Акт продажи я наблюдал при помощи складной подзорной трубы с крыши прилегающего к рынку здания. Я видел, что за девушку рассчитываются серебром. Сколько монет получил продавец, я не разглядел, поскольку он стоял ко мне спиной.
- Шевелись! - крикнул горбун и ударил ее еще раз.
- Хорошо, господин! - сквозь слезы отвечала девушка.
Он был одет как нищий, но я усомнился в том, что это его настоящая профессия. Нищие не покупают себе рабынь, во всяком случае открыто.
Я не сомневался в том, что этот человек - агент кюров
Он ударил ее еще несколько раз, пока наконец девушка не повалилась на колени. Наверняка повязку с ее глаз не снимали ни разу. Она не видела рынка Учафу и, конечно, понятия не имела, куда ее тащат.
Блондинка попыталась подняться, но снова потеряла равновесие. Руки девушки были по-прежнему связаны между собой, на этот раз простой грубой веревкой. Она не могла дотянуться до повязки, в то же время спина оставалась открытой для ударов хлыста. Принадлежащий Учафу ошейник с нее сняли и тут же надели другой. Разумеется, у меня не было возможности прочесть, что на нем написано.
- Пожалуйста, не бей меня больше, господин! - взмолилась блондинка. - Я и так очень спешу!
Потом она натолкнулась на свободную женщину, которая завизжала от возмущения и принялась осыпать ее ударами и пинками.
Рабыня повалилась на колени, опустила голову и запричитала:
- Пожалуйста, прости меня, госпожа! Прости меня!
Свободная женщина сплюнула и пошла дальше.
- Поднимайся! - рявкнул горбун и грубо дернул за веревку. - Пошевеливайся, тварь!
- Куда идти? - беспомощно закрутилась она на месте, пока не получила кнутом по спине.
Я оглянулся, но на улице были только случайные прохожие.
- Пошевеливайся, тварь! - повторил горбун и стегнул девушку кнутом.
На мне была одежда кожевника. На "Пальме Шенди" был пассажир в одежде кузнеца.
- Сюда, бестолковая дура, - проворчал горбун и втолкнул девушку в двери паговой таверны под названием "Золотой кайлуак".
Внутри таверны он подвел ее к небольшой двери и приказал:
- Ложись на пол!
Рабыня послушно опустилась на дощатый пол.
- На бок! - рявкнул горбун. - Подтяни колени! Потом он прикрыл девушку старой коричневой абой и скрылся в боковой двери.
- Что угодно господину? - склонилась передо мной темнокожая рабыня.
- Паги, - сказал я и сел, скрестив ноги, за низкий столик. Со своего места я мог видеть лежащую возле стены рабыню, прикрытую абой нищего
Скорее всего, в задачу горбуна входило довести девушку до этой таверны. Отсюда ее должен был забрать кто-то другой.
Я с наслаждением потягивал пагу.
Никто, однако, к девушке не подходил.
Я начал волноваться, не вкралась ли в мои расчеты какая-нибудь ошибка. Что, если Улафи ошибся относительно этой девушки? Что, если он не получил за нее два серебряных тарска с Учафу? Что, если нищий привел рабыню для хозяина таверны? Что, если ее с самого начала планировали использовать как рабыню в таверне?
Я огляделся. Кроме моей блондинки, в таверне была только одна белокожая рабыня - красивая темноволосая девушка в желтом шелковом одеянии, невольница, такая же, как и темнокожие рабыни, прислуживающие у столиков. Может, владелец таверны захотел иметь еще одну белую, чтобы удовлетворить запросы своих клиентов?
Я посмотрел на съежившуюся под тряпьем блондинку. Она не решалась даже пошевелиться.
Не может быть, успокаивал себя я. Я же своими глазами видел, как за нее рассчитались серебряными монетами. Тут нет никакой ошибки. Надо ждать.
Я заказал еще одну кружку паги, потом сыграл в каиссу с каким-то пьяницей. Пага показалась немного странной на вкус, но, с другой стороны, пага всегда разная. Все зависит от способа приготовления, в разных местах используют разные травы и зерна. Время от времени я поглядывал на застывшую под тряпками девушку. В игре я выбрал защиту Телнуса. Обычно ее играют против гамбита убара. Я был уверен, что в Шенди такого начала еще не знают. Впервые я увидел его в Эн-Каре, у подножия гор Сардара.
Мой противник смело вступил в игру. До Сентия из Коса мне далеко, и уже через несколько минут я столкнулся с непредвиденными трудностями. В результате я едва избежал поражения в эндшпиле.
- Не ожидал, что ты найдешь правильный ответ на мой ход Копьеносцем на Убара пять, - сказал я.
- Ты играл защиту Телнуса, - пожал плечами мой соперник.
- Ты знаешь защиту Телнуса? - изумился я.
- Я изучил более ста ее вариантов, - ответил он. - По-твоему, в Шенди живут варвары?
- Я так не думаю.
- Поздравляю тебя, - произнес он. - Ты хорошо играешь.
- Это не лучшая моя партия, - признался я.
- Лучшая партия всегда впереди, - философски заметил мой соперник.
- Наверное, ты прав, - сказал я и протянул ему руку. - Ты отличный игрок. Спасибо за партию.
Незнакомец пожал мне руку и вышел из таверны. В каиссу играют, как правило, симпатичные люди.
Я посмотрел на укрытую тряпьем девушку. При этом мне пришлось пару раз моргнуть. Глаза странно чесались. Непонятный зуд ощущался также на животе и предплечьях.
- Господин? - склонилась передо мной темнокожая рабыня с выдающимися скулами.
- Еще паги, - распорядился я.
- Слушаюсь, господин.
Спустя ан в таверне появились музыканты. Таверна между тем наполнялась. Музыканты приступили к игре. Нещадно чесалось бедро. Я яростно скреб его ногтями.
За соседним столиком прислуживала белокожая темноволосая девушка. У нее были великолепные ноги.
Визг флейты и бой барабанов привлек мое внимание к квадрату песка перед небольшим оркестром. На нем танцевала темнокожая рабыня в желтых бусах. Я невольно залюбовался ее роскошными бедрами. Судя по движениям, девчонка была профессиональной танцовщицей, причем тренировали ее на Ианде, острове к северу от Ананго. Смысл некоторых движений я не понял, поскольку не обладал соответствующей подготовкой. С другой стороны, многое мне было уже знакомо. Вот это движение означает свободную женщину, вот это - кнут, это - символ покорности, а вот - закованная в ошейник рабыня. Танцовщица умело изобразила вороватую рабыню-плутовку, потом испуганную невольницу перед разгневанным хозяином. Все было исполнено с высочайшим мастерством. Женщины прекрасны, из них получаются великолепные танцовщицы. Одна из фигур танца передавала встречу рабыни с человеком, зараженным чумой. Невольница прекрасно понимала, что, если она заразится, ее просто прикончат. Танец символизировал скорбь и ужас попавшего в безвыходное положение существа.
Я огляделся, но темноволосой белокожей рабыни, которая только что прислуживала за соседним столиком, уже не было.
Я постепенно пьянел и раздражался. По моим подсчетам белокурую дикарку уже давно должны были забрать.
Я посмотрел на прикрытую абой фигурку у стены. Под грязной тряпкой угадывались очертания великолепного тела. До чего все-таки хорошенькие попадаются рабыни.
Неожиданно я взревел от ярости, отшвырнул стоящий передо мной стол и подскочил к укрытой абой девушке. Резким движением я сорвал с нее изодранное покрывало.
- Господин! - испуганно завизжала лежащая под ним девушка. Это была не белокурая дикарка, а белокожая темноволосая рабыня в шелковой накидке.
Я ухватил ее за волосы и рывком поставил на колени.
- Где девушка, которая была здесь раньше? Где, я спрашиваю?
- Что здесь происходит? - раздался голос владельца таверны. Оказывается, он уже давно был здесь, просто помогал разливать пагу за стойкой. Музыканты прекратили играть, танцовщица растерянно остановилась.
- Где девушка, которая находилась под этой абой? - спросил я. - Где?
- Чья это была рабыня? - строго спросил хозяин. - Еще раз спрашиваю, чья была рабыня?
- Ее привел Кунгуни, - сказала одна из темнокожих невольниц. - Вас в это время не было.
- Я запретил пускать в таверну этого типа! - взорвался хозяин.
- Вас не было, а мы побоялись не пускать свободного человека, - испуганно пролепетала рабыня.
- А ты где был? - накинулся хозяин на повара.
- На кухне, естественно. Я и не знал, что Кунгуни кого-то сюда привел.
От злости я не находил себе места.
- Кто видел, как она ушла? С кем ее видели последний раз? - раздраженно спросил я. Мужчины переглянулись.
- Как ты оказалась под абой? - спросил я девушку.
- Какой-то мужчина подошел ко мне сзади и приказал лечь на пол. Я его не видела, ибо он запретил мне поворачиваться.
- Лжешь! - крикнул я.
- Сжалься надо мной, господин! - пролепетала невольница. - Я всего лишь рабыня.
Помощник повара, стоящий ко мне ближе остальных, не отрываясь смотрел на меня. Взгляд его показался мне странным. Потом он испуганно отшатнулся, что было еще непонятнее. Я ничем ему не угрожал.
- Серебряный тарск тому, кто поможет разыскать девчонку, - произнес я.
Темнокожие рабыни переглянулись.
- Это же обыкновенная рабочая рабыня, - с удивлением произнесла чернокожая танцовщица.
- Серебряный тарск, - отчетливо повторил я, - тому, кто поможет ее найти!
Она не могла далеко уйти. Надо ловить ее на улицах.
- Посмотрите на его глаза, - пробормотал помощник повара, делая еще один шаг назад.
Неожиданно танцовщица прижала ладони к лицу и завизжала:
- Это чума! Посмотрите на него! Это чума! Помощник повара бросился к выходу.
- Чума! Чума! - в ужасе кричали люди, сбивая друг друга с ног. В дверях образовалась свалка. Вскоре я остался один среди перевернутых столов и разбитой посуды. На полу чернели лужицы паги. В таверне наступила тишина. Только с улицы доносились крики:
- Вызвать стражу! Убить его!
Я подошел к зеркалу и медленно провел языком по губам. Губы были сухие. Белки глаз пожелтели. Я закатал рукав туники и увидел на предплечье черные волдыри. Некоторые уже прорвались, из них сочилась липкая жидкость.
9. Я РЕШАЮ СМЕНИТЬ ЖИЛЬЕ
- Господин! - заплакала Саси.
- Не бойся! - сказал я. - Я не болен. Но нам надо срочно отсюда уходить.
- Твое лицо! - воскликнула она. - На нем шрамы!
- Пройдет, - проворчал я и снял с нее наручники. - Я боюсь, что меня могли выследить. Нам надо перебираться в другое место.
Я выбрался из таверны через заднюю дверь. Оказавшись на улице, тут же забрался на крышу низенького строения, откуда перебрался на более высокую крышу. Так, по крышам, я и ушел от злополучной таверны. Потом я спрыгнул на землю, закутался в абу Кунгуни и быстро зашагал в сторону дома. Со всех сторон доносились удары в рельс и крики "Чума! Чума!".
- Ты не болен, господин? - спросила рабыня.
- Думаю, нет, - ответил я.
Я знал, что не был в чумных районах. Базийская чума, насколько мне известно, выжгла сама себя несколько лет назад. В течение многих месяцев не было отмечено ни единого случая заболевания. Самое же главное, я не чувствовал себя больным. После выпитой паги я немного опьянел и разогрелся, но жара не было, это точно. Сердцебиение, пульс, потоотделение - все в норме, я даже не задыхался. Не было ни тошноты, ни головокружения, ни нарушений зрения. Единственными тревожными симптомами был зуд в глазах и на коже. Мне хотелось разодрать себя ногтями.
- Ты кузнец или кожевник? - спросила вдруг рабыня.
- Сейчас не время выяснять детали, - отрезал я, затягивая шнуровку на морской сумке.
- Разве плохо, что девушка хочет знать касту своего хозяина? - спросила она.
- Нам пора, - строго сказал я.
- А может, ты купец? - хитро прищурилась рабыня.
- А может, я тебя выпорю? - вопросом на вопрос ответил я.
- Не надо, господин.
- Тогда пошевеливайся!
- Сейчас у тебя все равно нет времени меня пороть, правда?
- К сожалению, нет.
- Может, ты из касты земледельцев?
- Я обязательно выпорю тебя позже, - пообещал я.
- В этом нет необходимости, - отвечала рабыня. - Я буду молчать.
- Удивительная прозорливость, - заметил я. - Хватит болтать - и послушай, что произошло. Они решили, будто у меня чума. Если нас поймают, тебя истребят первую.
- Давай поторопимся! - нервно произнесла рабыня. Мы вышли из дома.
- У тебя сильные руки, - сказала она. - Это от работы с глиной?
- Нет, - процедил я.
- А я думала, от глины.
- Прикуси язык, - рявкнул я.
- Хорошо, господин.