Если Била Хурума и был на одном из кораблей, он никак не мог слышать Кису. Расстояние было чересчур велико. Находись он всего в полусотне ярдов от нас, он все равно ничего не услыхал бы из-за рева водопада. Более того, флотилия была так далеко, что никто не смог бы нас разглядеть. Мы хорошо видели только большие гребные галеры; каноэ казались с такого расстояния просто щепками. Мы сами, следовательно, были для них не больше булавочной головки. Во дворце Билы Хурумы я ни на ком не видел очков строителей. Шаба наверняка привез такой инструмент с острова Ананго. Вот почему его так трудно захватить врасплох.
- Это Тенде! - разрывался Кису, перекрикивая грохот стремительно катящейся воды. - Она должна была стать твоей женой! Я увел ее у тебя! Я ее присвоил! Сейчас ты увидишь, как пляшет моя голая рабыня!
- Он тебя не видит и не слышит! - крикнул Айари.
- А это и не важно! - расхохотался Кису и от души шлепнул Тенде пониже спины.
- Ой! - вскрикнула она.
- Танцуй, Тенде! - приказал он и запел, прихлопывая в ладоши и не отводя взгляда от реки.
- Но это песня рабынь! - заупрямилась Тенде. Кису оборвал песню на полуслове, обернулся и смерил девушку тяжелым взглядом. - Есть же и белые рабыни, господин!
Кису молча смотрел на нее.
- Я буду танцевать, мой господин! - поспешно сказала Тенде, расставила ноги, слегка пружиня, и красиво развела руки в стороны.
- Она что, свободная женщина? - удивился Айари.
- Нет, - ответил Кису.
- Тогда вели ей поднять руки над головой и вывернуть кисти, - посоветовал Айари.
- Сделай, как сказано, - приказал девушке Кису. Тенде повиновалась.
- Красиво, - похвалил он.
- Я видел такое в Шенди, - промолвил Айари.
Я мысленно улыбнулся. Действительно, в грациозной позе Тенде трудно было не узнать начало танца рабыни. Эта позиция хорошо известна не только в Шенди, но и вообще на Горе - например, в Порт-Каре и южнее, а также к северу и востоку от тех мест, где мы сейчас находились, - в Тахари. Конечно же рабыня может начать танец по-разному, иногда даже извиваясь в цепях или веревках у ног хозяина. Я одобрительно смотрел на Тенде. Свободная женщина никогда не осмелится показаться перед горианскими мужчинами в такой позе - разве что если она, измученная тоской и неудовлетворенностью, открыто попросит заковать ее в рабский ошейник. Я слыхал много историй про свободных горианок, порой представительниц высших каст, которые плясали перед мужчинами в тавернах - шутки ради или из любви к риску. Каков же был их ужас, когда в ту же ночь они, с кляпом во рту и капюшоном на лице, закованные в цепи, железные кандалы и ошейник, валялись на дощатом полу фургона, увозящего их за ворота родного города!
- Ты готова, рабыня? - спросил Кису.
- Да, господин.
Я люблю смотреть, как танцуют рабыни. Никогда женщина не бывает так хороша, как в танце, когда она вызывающе демонстрирует мужчинам всю свою прелесть. Впрочем, настоящая женщина красива во всех позах. Странно, что земные мужчины так редко осознают это. С другой стороны, они никогда не видели настоящих рабынь во всей их безграничной женственности, хрупкости и уязвимости. Женщина может быть по-настоящему прекрасной, даже когда просто приветствует хозяина, склоняет перед ним голову или наливает ему вино. Она становится еще прелестнее, когда покорно стоит перед мужчиной на коленях или ползет к его ногам, жалобно моля о ласке. Но великолепней всего рабыня в те мгновения, когда с криком содрогается в оргазме, задыхаясь в объятиях господина…
- Танцуй, рабыня, - приказал Кису.
- Да, господин, - ответила Тенде.
На скользком, плоском камне в реке Уа, под пение и прихлопывание Кису, она танцевала перед заклятым врагом своего хозяина, Билой Хурумой, который был так далеко, что не мог увидеть этот танец. Танцевала превосходно.
Белокурая дикарка и Элис стояли на коленях, пожирая Тенде взглядами. Глаза варварки блестели от возбуждения. Как прекрасна была обнаженная Тенде, как легко и чувственно она двигалась! Для белокурой дикарки это был хороший урок.
Танцовщицы на Горе в большой цене. Некоторые торговцы специализируются на купле, продаже и аренде таких рабынь. Особенно этим славятся торговые дома Кельсиуса и Аурелиуса в Аре. "В Аре - лучшие плясуньи!" - говорят одни. "Нет, в Порт-Каре!" - не соглашаются другие. "Танцевать умеют только в Тахари и Турии!" - возражают третьи. На мой взгляд, подобные споры совершенно бесплодны. Я побывал во множестве городов и в каждом видел бесподобных рабынь-танцовщиц. У них бывает много хозяев; ошейники то и дело сменяются на прелестных шейках. Танцовщиц перепродают из города в город, выставляют на аукционах. Если же девушка кому-то не угодит, ее отдают хозяину таверны, который волен содрать с нее три шкуры или просто разорвать на куски.
- Довольно! - приказал Кису.
Тенде остановилась. Кису, к изумлению рабыни, крепко связал ей руки за спиной и, схватив за волосы, поволок по воде к берегу. Мы двинулись следом. Я еще раз оглянулся на реку. Корабли по-прежнему казались игрушечными, но я-то знал, что на каждом из них полно вооруженных людей… Мы с Кису столкнули каноэ на мелководье. Он втащил Тенде в лодку, поставил на колени, кожаным ремнем туго спутал ей лодыжки, набросил на шею две веревочные петли, а свободные концы веревок привязал к стойкам каноэ.
- Господин?!
- Пожалуй, так тебе труднее будет вырваться, - задумчиво проговорил Кису.
Это было явное преуменьшение. Что-что, а связывать рабынь Кису умел.
- Зачем ты так крепко связал меня, господин?
- На случай, если тебе захочется сбежать к Биле Хуруме. Тенде откинула голову, насколько позволяли веревки, и расхохоталась:
- Ох, господин!
- В чем дело? - сурово спросил Кису.
- Я вовсе не собираюсь бежать от тебя!
- В самом деле? - холодно осведомился Кису.
- Разве ты не знаешь, господин, что Тенде - твоя верная и покорная рабыня?
- Лишняя предосторожность не помешает, - буркнул Кису.
Тенде потупилась:
- Как будет угодно господину.
Я едва заметно усмехнулся. Тенде, надменная гордячка, превратилась в настоящую рабыню, самозабвенно преданную хозяину. С политической точки зрения она уже не представляла никакой ценности. Но Кису еще не понял этого.
- Как быть с кострищем? - спросил Айари.
- Оставим как есть, - махнул рукой Кису.
- По нему они сразу поймут, что мы здесь были, - недоумевал Айари.
- Разумеется, - сказал Кису. - Это мне и нужно…
Мы принялись толкать каноэ на глубину - все, кроме связанной по рукам и ногам Тенде. Кису оглянулся и потряс кулаком.
- Иди за мной, Била Хурума! - проревел он. - Иди, если посмеешь!
Шум воды заглушал его голос. Он забрался в каноэ и занял место на корме; Айари и Элис последовали за ним. Я тоже запрыгнул на борт и, схватив белокурую дикарку за плечи, втащил ее в каноэ, но не сразу разжал руки.
- Ты видел, господин? Он заставил ее танцевать обнаженной!
- Разумеется. Она всего-навсего рабыня.
- Да, господин.
- Как и ты, - добавил я.
- Да, господин.
- Ступай на место, рабыня.
Мы взялись за весла. Один раз белокурая дикарка оглянулась на меня, но под моим суровым взглядом тут же потупилась и принялась усердно грести.
Я улыбнулся. Рабыня, живущая в ней, отчаянно стремилась на волю. Этой ночью, подумал я, она будет умолять господина о близости.
34. БЕЛОКУРАЯ ДИКАРКА ТАНЦУЕТ. ЧТО ПРОИЗОШЛО В ЛЕСУ МЕЖДУ РАБЫНЕЙ И ЕЕ ГОСПОДИНОМ
- Берегись! - крикнул я.
Небольшой тарск, весом не более сорока фунтов, рыл землю клыками и угрожающе похрапывал. В следующее мгновение он накинулся на меня. Я отшвырнул его копьем - одним из тех, которыми мы завладели в короткой схватке с рейдерами на болоте к востоку от Ушинди, но зверь тут же снова бросился в атаку.
Белокурая дикарка пронзительно завопила.
Я опять ударил его копьем; тарск отлетел, однако не успокоился. Острие моего копья обагрилось; шкура зверя потемнела от крови.
Тарски хитры, проворны и жутко упрямы. Лучше всего охотиться на них с длинным копьем верхом на кайиле. На гигантских тарсков охотятся даже с воздуха - с седла тарна. Сражаться с ними в зарослях невозможно - не только из-за ограниченной видимости, но главным образом из-за недостатка маневренности. Впрочем, тарск настолько проворен и агрессивен, что и на открытой местности справиться с ним непросто.
Зверь рывком повернул голову, грива рассыпалась по спине.
- Прячься за меня! - крикнул я дикарке, но было поздно.
Низко склонив голову, хищник бросился вперед и сбил ее с ног. Я отбросил его копьем и тут же нанес еще один удар. На сей раз мне удалось пронзить его насквозь.
Тяжело дыша, я придавил тело зверя ногой, выдернул копье и повернулся к белокурой дикарке.
- Жива?
- Да, господин.
Нога ее была в крови. Я опустился на корточки:
- Покажи ногу.
- Это опасно, господин?
- Нет, - сказал я. - Просто царапина.
- А шрам останется? - с тревогой спросила она.
- Нет.
- Это хорошо. - Девушка вздохнула с облегчением и откинулась назад, заложив руки за голову. - Я так хочу быть красивой, и для себя, и для моего господина… то есть моих господ.
- За последнюю пару недель ты в самом деле похорошела.
- Благодарю тебя, господин. - Она искала моего взгляда. - Я же твоя, ты знаешь.
- Естественно.
- Последний раз ты брал меня еще в Шенди!
- Верно.
- Ты овладел мной как рабыней…
Я промолчал.
- Когда ты швырнул меня на спину и овладел мною неистово и грубо, я поняла, что я больше не свободная женщина.
- Да, девушки обычно быстро усваивают этот урок.
- Еще я помню рабыню, которая глянула на меня из зеркала. Она была так прекрасна…
- Да, - кивнул я.
- Только рабыня может быть такой красавицей.
- Да.
- Но я - земная женщина. И я не осмелилась признать в той девушке саму себя.
Я улыбнулся. Неужели она не понимала, что тогда, в Шенди, из зеркала на нее смотрело ее подлинное, сокровенное "я"? Как бы ни бывали жестоки мужчины с женщинами, сами женщины порой истязают себя гораздо больней.
Она наклонилась и принялась рассматривать свою ножку.
- Царапина неглубокая, - сказал я. - Шрама не будет.
- Я тщеславна, правда?
- Да.
- А рабыням это разрешается?
- Да.
- Хорошо… - вздохнула блондинка. - Я бы не вынесла, если бы за меня дали меньше, чем за Тенде или Элис.
- Настоящая рабыня, - усмехнулся я.
- Да, господин.
- Не бойся, - успокоил я ее, - твоя цена не уменьшится.
Я встал и направился к веерной пальме. Сложив ладони чашечкой, я зачерпнул из углубления в основании огромного листа большую пригоршню воды, вернулся к рабыне и бережно промыл ее рану. Она зажмурила глазки, но терпела. Затем я сорвал несколько листьев, обернул ими ногу девушки и перевязал усиками коврового растения.
- Благодарю тебя, господин.
Она потянулась ко мне и обвила мою шею руками. Я взял ее за запястья, медленно развел ее руки в стороны, потом вытянул их вперед и связал.
- Господин! - умоляюще воскликнула блондинка.
- В следующий раз, - сказал я, - не смей делать этого без разрешения.
- Хорошо, господин.
- Встань, рабыня! - приказал я.
- Да, господин.
В тот самый день, незадолго до полудня, мы достигли вершины водопада. Кису увидел флотилию Билы Хурумы и заставил Тенде плясать обнаженной на камне в воде…
Несколько часов мы шли вверх по реке. Ближе к вечеру, причалив к берегу, мы спрятали каноэ и углубились в лес.
- Хочу мяса, - заявил Кису.
- Я тоже, - сказал я. - Пойду поохочусь.
Воинам трудно обходиться без мяса. К тому же жители последней деревни предупреждали, что путь вверх по реке будет становиться все сложней и опасней. Неплохо было бы поесть мяса впрок.
- Мне понадобится вьючное животное, - сказал я. Белокурая дикарка немедленно вскочила на ноги и встала передо мной, низко склонив голову:
- Я - вьючное животное, господин.
- Следуй за мной, - Да, господин.
Мы шли по джунглям не меньше двух анов, пока не подняли тарска. Он набросился на меня, и я убил его.
- Наклонись, - приказал я девушке.
Она послушно подставила спину. Я взвалил тушу ей на плечи. Она пошатнулась.
Я повернулся и пошел прочь. За мной, задыхаясь и спотыкаясь под весом убитого мною зверя, брела моя рабыня.
Я посмотрел в небо сквозь густые кроны деревьев:
- Смеркается. Мы не успеем до темноты добраться до лагеря. Устроимся на ночлег здесь, а утром пойдем дальше.
- Да, господин.
Она стояла на коленях и жарила на костре мясо тарска. Я срубил длинную толстую жердь и проделал ближе к краю желобок глубиною в дюйм.
- Зачем это? - спросила девушка.
- Невольничий кол, - ответил я, - привязать тебя на ночь.
- Понимаю, - вздохнула она и повернула вертел. Капельки жира с зарумянившегося бока тарска с шипением падали в костер.
Ударами камня я вогнал жердь в землю, оставив снаружи всего несколько дюймов.
- Еда готова, господин, - сказала рабыня.
Я осторожно снял вертел с огня, положил на траву и принялся резать мясо. Рабыня смотрела на меня, стоя на коленях у костра. Я встал, накинул ей на шею длинный кожаный ремень и повел к колышку. Ремень точно лег в заранее выпиленный мною желобок.
- Встань на колени, - приказал я.
- Да, господин.
Блондинка стояла на коленях у невольничьего шеста, а я вернулся к костру и приступил к трапезе. Я отрезал кусочки сочного мяса и отправлял их в рот. Насытившись, я швырнул кусок и рабыне. Он попал ей в грудь и отскочил на землю. Девушка схватила его обеими руками и принялась жадно есть, не сводя с меня глаз.
Я вытер рот тыльной стороной ладони и снова посмотрел на рабыню:
- Хочешь еще?
- Нет, господин.
Воды с листьев веерной пальмы мы попили раньше. Я прилег у костра, опершись на локоть, и уставился на невольницу. Как все-таки приятно владеть женщинами…
- Ты свяжешь мне перед сном руки за спиной, господин? - спросила она.
- Да.
- Так всегда поступают с рабынями?
- На природе - да, - ответил я. - Особенно когда под рукой нет ни цепей, ни наручников. Но руки не обязательно спутывать за спиной. Порой их связывают над головой или перед грудью, а то и прикручивают к дереву.
- А в городах девушек тоже привязывают на ночь?
- Иногда, - сказал я. - Все равно в ошейнике они не убегут дальше городских ворот.
- Но ведь не все рабыни хотят бежать?
- Конечно. На самом деле, беглянок очень мало. Важно, чтобы девушка понимала: хочет она бежать или нет, побег практически невозможен. Потому вас и связывают. К тому же, если рабыня и сумеет скрыться от своего хозяина, у нее все равно появится новый. Зачастую гораздо хуже первого.
- Да, господин.
- Попытка бегства - глупый и неоправданный риск. Пойманной рабыне могут запросто отрезать ноги. Она содрогнулась.
- Я бы побоялась бежать, господин.
- Но ты же пыталась улизнуть из Порт-Кара.
Тогда я поймал ее, связал и вернул Улафи, бывшему в то время ее хозяином. Я хотел сам отвезти блондинку в Шенди в надежде напасть на след вероломного Шабы, предавшего Царствующих Жрецов.
- В то время я еще ничего не понимала, - смутилась, она. - Я не знала, что побег невозможен, и не представляла, как сурово могут меня наказать. Я даже не догадывалась, что это значит - быть рабыней на Горе.
- Теперь догадываешься? - усмехнулся я.
- Да, господин. - Она стояла на коленях у невольничьего колышка, с петлей на шее. - Знай я тогда то, что знаю сейчас, я не осмелилась бы и шелохнуться!
Я кивнул. Умные женщины быстро понимают, что их ждет на Горе.
- Господин?
- Да?
- А все хозяева привязывают рабынь на ночь?
- Нет. Многое зависит от обстановки и от самой рабыни.
- Если рабыня всем сердцем любит господина, он же не станет привязывать ее?
- Может, и станет, если захочет напомнить ей, что она - всего-навсего рабыня.
- Понимаю.
- Иногда, - сказал я, - рабынь запирают в конуру или приковывают цепью к железному кольцу.
- Зачем?
- Чтобы их не украли. Блондинка вздрогнула:
- Разве рабыню могут украсть?
- Запросто, - сказал я. - На Горе это случается сплошь и рядом.
- Я слышала, что девушек на ночь приковывают цепями к кровати господина.
- Да, такое часто бывает.
- Но ведь в покоях своего господина девушка находится в безопасности?
- Конечно, - сказал я, - если ее господин там же.
- Тогда зачем же приковывать ее цепями?
- Потому что она - рабыня.
- Да, господин. - Блондинка низко склонила голову.
- Ну что же, - сказал я, - пора привязывать тебя на ночь
- Пожалуйста, господин, - торопливо выпалила она, - позволь мне еще немного поговорить с тобой. Не привязывай свою рабыню прямо сейчас.
- Ладно, - согласился я.
Она с радостным видом опустилась на пятки и положила руки на веревку у самого горла.
- То, что Кису сделал сегодня с Тенде… Разве это не ужасно?
- Что?
- Он заставил ее танцевать обнаженной!
- Ну и что?
- Но… - смешалась девушка.
- Она - рабыня, - напомнил я.
- Да, господин… А рабыне позволяется танцевать голой?
- Да.
Она потупила взгляд:
- Господин…
- Да? - откликнулся я.
- Рабыня - это все равно что вещь?
- Конечно.
- И я - вещь?
- Естественно. Причем очень красивая вещь.
- Спасибо, господин.
- Тебе не нравится быть вещью? - поинтересовался я.
- Я не чувствую себя вещью, - призналась она.
- С точки зрения горианских законов, - уточнил я, - ты скорее животное, чем вещь.
- Да, господин…
- С одной стороны, никакое животное - ни человека, ни белку, ни птицу - нельзя назвать вещью или предметом, поскольку они одушевлены. С другой стороны, все живые существа являются предметами, поскольку занимают место в пространстве и подчиняются физическим законам.
- Я не об этом, - сказала девушка. - Ты ведь понимаешь, что я имею в виду.
- Нет. Не понимаю. Выражайся ясней.
- Считается, что к женщине относятся как к вещи, если мужчины не прислушиваются к ее мнению и не заботятся о ее чувствах.
- Но ведь и женщина, преследуя свои корыстные цели, может относиться так к другой женщине. Или к мужчине. Равно как и мужчина - к другому мужчине. То, о чем ты говоришь, - общечеловеческая проблема.
- Может быть…
- Когда тебя считают вещью или относятся к тебе как к вещи, - продолжал я, - это совсем не то, что быть вещью на самом деле. Те, кто относится к другим людям как к неодушевленным предметам, на самом деле не считают их таковыми. Это было бы безумием.
- Ты говоришь не о том, - улыбнулась она.