Я осознавал, что положение у меня угрожающее. Застигнут на месте преступления, с оружием в руках. Кто поверит в странное существо, сбежавшее за минуту до появления сыщиков?.. Никто, и будут правы. Я бы на их месте тоже не поверил.
– Да, – вынужденно кивнул я. – Давайте бумагу.
Мартынов подвинул ко мне стопку листов и чернильницу, но сам не отрываясь смотрел мне в лицо. И, когда я начал писать, не выдержал:
– Бреннер, послушайте, я вас давно знаю, вы кто угодно, но не хладнокровный убийца. Даже в подобном экстраординарном случае. Но и меня поймите, я вас и сейчас-то отпускаю исключительно потому, что уважаю, как бывшего солдата, прошедшего огонь и воду. Много наших тогда полегло, а мы устояли… А сбежите, так и у меня голова полетит. Верите?
– Верю! – буркнул я, старательно выводя готические буквы чертова дойчева алфавита.
– Постарайтесь уж, – вполголоса добавил барон-капитан, наблюдая за тем, что я пишу, – не подвести меня…
Я только кивнул, понимая, что Мартынов убежден в том, что маниака убил я. И все его чувства и двадцатилетний опыт службы в полиции приказывали ему сунуть меня в камеру и держать там взаперти. Но он еще помнил, как во время войны мы выбрасывались с десантом из дирижаблей, в запечатанных намертво капсулах прямиком в гущу сражения, не зная, что ждет нас там: мгновенная гибель или вечная слава. Нам повезло, мы выжили. Однако боевое братство так просто не стиралось из памяти.
Поэтому я дописал свое чистосердечное признание, в коем поведал, что именно от моей руки погиб убийца, и барон-капитан отпустил меня на все четыре стороны под честное слово бывшего десант-риттера кайзер-императорской армии. Хотя, как известно, бывших военных не бывает. Все мы до сих пор мысленно где-то там, на полях былых сражений…
– Прошу не информировать никого из заинтересованных лиц о факте умерщвления Уорфилда. Это понятно?
Я кивнул, но с небольшим сомнением во взгляде. Понятно мне было все – дальше некуда. Вот только моя нанимательница – графиня С. (полное имя ее я не вправе разглашать – профессиональная этика) должна точно знать, что с этим гадом покончено навсегда.
Снимки ее пропавшего сына я обнаружил почти сразу, роясь в вещах дагеротиписта. Бедная графиня, теперь ей больше не на что надеяться. То, что сотворил с несчастным ребенком Жорик (или же существо, обитавшее в нем), было превыше человеческого понимания. Меня однажды спросили: есть ли что-то в твоей работе, что до сих пор вызывает рвотные позывы? Да, эти снимки несчастного мальчика вызывали у меня рвоту раз за разом, пока я совершенно не обессилел. В тот-то момент, кстати, и подловил меня Жорик, чуть не отправив к праотцам.
– Можете сделать неофициальное заявление в узком кругу, – правильно понял мои размышления Мартынов. – Но не больше! И если этот ваш репортер хоть слово напишет в своей жалкой газетенке – посажу и вас, и его!
Я вновь кивнул, теперь уже без капли неуверенности. Мне невероятно повезло, что это дело держал под личным контролем именно барон-капитан. Окажись на его месте кто-то другой, и я вряд ли отделался бы столь абстрактным отсроченным наказанием. Как минимум – сидеть бы мне за решеткой в ожидании справедливого решения суда. А тут – свобода, пусть условная и весьма ограниченная, но все же… А репортер, о котором он говорил, – мой давний друг и товарищ Грэг Рат, служивший в "Городских новостях" – ежедневном информационном листке, пользовавшемся изрядным спросом у населения.
– Я могу идти?
– Свободны, Бреннер. Пока свободны…
Не успел я покинуть здание, как не к ночи помянутый Грэг выскочил словно чертик из табакерки и, схватив меня за лацкан пиджака, потащил за собой. Я не сопротивлялся, все равно мне нужно было обдумать произошедшее, а лучшего собеседника, чем ушлый репортер, знающий все и обо всех, найти было сложно. Каким образом Грэг успел пронюхать о том, что появились свежие жареные факты, я и знать не хотел – это его работа, а он – лучший в городе.
Мы зашли в ближайший трактир, и Грэг повелительно махнул рукой половому. Тот подскочил к нам, почтительно склонившись, и выслушал заказ. Уже через несколько минут на столе перед нами стоял графинчик с водкой, разносолы и прочая закуска, да в таком количестве, что можно было бы накормить всю группу Семенова, если бы они пожелали присоединиться к нашей трапезе.
Я налил стакан до самого верха и опустошил его одним долгим глотком. Закусывать не стал.
Пищевод обожгло, но тут же пришло облегчение. Рат посмотрел на меня своими умными, хитрыми лисьими глазками из-за круглых очков, но комментировать мое поведение не стал. Себе он налил водки на два пальца, быстро выпил, закусил маринованным помидором, шумно выдохнул и только тогда, чуть откинувшись на спинку стула, спросил:
– Совсем плохи дела?
– Хуже не бывает, – кивнул я, раздумывая, не наполнить ли стакан вновь.
– Сейчас горячее принесут. Вид у тебя – краше в гроб кладут. Подкрепиться надо, а потом домой, в ванной отлежаться, в себя прийти.
– Я его взял.
– Маниака? – Грэг тут же забыл о своем предложении разойтись, вытащил блокнот и карандаш и придвинулся ближе, готовый жадно впитывать каждое мое слово.
– Да. Все получилось случайно. Мне поступила информация, что родители одной из жертв незадолго до похищения заказывали несколько дагеротипов для всей семьи. Вот я и решил переговорить с мастером, узнать, вдруг он заметил в процессе работы что-то подозрительное. Мне бы стоило вспомнить, что и в домах у некоторых жертв я видел свежие карточки, но тогда я не придал этому никакого значения. Дагеротипы заказывают многие, это сейчас в моде. И вот я пришел к нему в ателье с целью задать несколько вопросов…
Я все же налил себе водки, заново воскрешая в памяти недавние события и интерьеры. Стертые ступени, ведущие в подвал, заросший плющом вход с некогда яркой, но сильно уже выцветшей вывеской, первый рабочий зал, заставленный оборудованием, креслами и пуфиками для посетителей, белая фоновая ширма и несколько других ширм, с нарисованными разнообразными пейзажами – заказчикам такое нравится, – тяжелые бордовые портьеры до пола, разделявшие помещение на несколько частей, местами осыпавшаяся лепнина и высокий стул для клиентов. В углу – светоотражатель и штатив с подвижным зажимом, предназначенный для фиксирования головы клиента в одном положении. Но за последний год техника дагеротипирования ушла далеко вперед, и новые аппараты работали быстрее. Уже не требовалось по полчаса сидеть на стуле в одном и том же положении, чтобы снимок удался. Теперь на все хватало пять-семь секунд, а такое мог выдержать даже ребенок. Поэтому появилась мода и на детские карточки.
Грэг терпеливо ждал, не мешая мне вспоминать.
– Дверь оказалась открыта, хотя внутри никого не было. Я решил подождать владельца и между делом обошел помещение. Там-то, за дальней ширмой, я и обнаружил скрытую от случайных взоров секретную дверь…
– Кира, зная тебя, готов биться об заклад, что ты не смог пропустить подобное.
– Не смог, – согласился я. – Там был хитрый замок, но минут за пять я с ним справился. Стены в том, втором, зале были настолько толстыми, да еще и специально оббиты звукоизолирующим материалом, что даже самые громкие крики и призывы о помощи снаружи слышны бы не были…
Я вновь и вновь воскрешал в памяти жуткий подвал.
– И что ты нашел в том втором зале? – не выдержал Грэг моего затянувшегося молчания.
– Операционный стол, который он использовал для пыток. И десятки конвертов с сотнями, тысячами снимков… а на снимках – дети. Он их пытал, ужасно пытал…
Грэг сам налил мне еще выпить, я глотнул водку, не ощущая ее вкус. Грэг выпил тоже.
– Что ты с ним сделал? Убил? Поэтому тебя забрал Мартынов?
– Убил. – Я почувствовал, что наконец слегка опьянел. – Целых два раза убил! А в третий раз он убил себя сам…
– Кира, ты в порядке? – Грэг озабоченно попытался заглянуть мне в глаза.
Я подумал было, а не выложить ли мне ему все до конца, но потом вспомнил то существо, жившее в теле Жорика, и отказался от этой идеи. Ведь оно и сейчас где-то рядом, в городе. Может, оно уже нашло себе новую жертву и подселилось в нее. Да, так я и буду называть это существо – подселенец. И мне предстояло отыскать его и уничтожить. Я не мог просто взять и забыть, не после того, что оно сделало с теми несчастными детьми.
– В порядке. Интервью закончено. Кстати, Мартынов сказал, что, если обо всем произошедшем в прессу просочится хоть слово, он лично нам головы оторвет.
– Ничего, – отмахнулся Грэг, – я придумаю, как это обставить. Комар носу не подточит!
Я вытащил из внутреннего кармана портмоне и вручил подошедшему половому десятку.
– Две бутылки с собой!
Сегодня мне предстояло напиться до бессознательного состояния, ведь завтра первым делом я должен предстать перед графиней С. с отчетом. И уже сейчас представлял себе, как это будет тяжело. Даже моя тренированная нервная система давала сбой. А безумия вокруг и так хватало.
III. Близняшки
Женская рука ласково коснулась моего лица, едва ощутимо проведя сначала по бровям, затем по переносице, по щекам и скулам, смахивая усталость и остатки опьянения. Вчера я сдержал слово и крепко напился. Так, что с трудом помнил окончание вечера. Извозчик довез меня до дома, в дороге я задремал, а как добрался до постели, не помнил вовсе.
Но, очевидно, своей цели я все же достиг, потому что, лишь открыв глаза, я увидел привычный потолок спальни, а рядом на кровати сидела Лиза и улыбалась.
– Что господин желает: стопочку или стакан рассола? – Тщательно имитируя вятский говор, она склонила голову в шутливом поклоне.
Кажется, Лиза провела рядом со мной всю ночь, но я этого совершенно не помнил.
– Порошок лечебный разведи мне, будь столь любезна, спасительница, – вяло отшутился я, в то же время тщательно прислушиваясь к внутренним ощущениям. Оказалось, что все не так плохо. Голова была тяжелая, но мысли бежали бодро. Жить буду.
– Говорят, салициловая кислота плохо влияет на организм. У тех, кто слишком часто ее принимает, наблюдается тошнота, а некоторые пациенты даже впадают в кому! Как я слышала, от похмелья лучше всего помогает народное средство. Нужно взять кору и листья ивы, перетолочь их в ступке, залить кипяченой водой и в таком виде принимать… А еще…
Лиза, продолжая щебетать, не забывала и действовать. Она встала, скинув простыню на пол, обнаженная и прекрасная, потянулась всем своим сочным молодым телом, краем глаза следя, наблюдаю ли я за ней, и только потом, довольная, что я все вижу и правильно оцениваю, высыпала пакетик с порошком в стакан, залила его водой, аккуратно перемешала и подала мне. Я тут же выпил все до последней капли и откинулся на подушку. Скоро боль уйдет полностью, это проверено многократно. Но воспоминания о вчерашнем дне все равно останутся.
То существо. Где же мне искать его? Я знал точно, что мне не померещилось. И пусть подобных созданий я прежде не видел, но, получается, они существуют. В своем рассудке я не сомневался.
– А где Петра? – поинтересовался я.
– Завтрак готовит, – весело улыбнулась Лизка. – Надо же нам кормить своего господина и повелителя!
С этим спорить я не собирался. Повалявшись еще пару минут в мягкой постели, я направился в туалетную комнату. Контрастный душ я терпеть не мог, поэтому ограничился обычным умыванием. И через пятнадцать минут был как новенький. К тому времени и порошок подействовал, головная боль прошла, лишь в висках еще слегка стучало.
Мои девочки – Лиза и Петра, сестры-близняшки двадцати двух лет от роду, – уже сидели за накрытым столом и ожидали меня, одетые в домашние деревенские сарафаны до пят – в последнее время они придерживались "народной" моды, – целомудренные с виду, но я-то знал, что под сарафанами девушки ничего не носили.
Я сошелся с ними с год назад, когда бывшие институтки, сиротки, в силу ряда причин внезапно оказались на улице без малейших средств к существованию. Вот в этот сложный период своей жизни они и встретились мне одним дождливым осенним вечером.
История нашей встречи была банальна, как пьяный удар ножом в трактире. Девочек попытался прибрать к рукам Виктор – местный сутенер, но, на его беду, мне в тот вечер не сиделось в четырех стенах. В итоге Виктор отделался сломанной рукой и челюстью, но остался жив, за что потом искренне благодарил, а девочки переехали жить в мой дом.
Да, несмотря на низкую доходность работы, у меня все же имелся собственный двухэтажный особняк, доставшийся по наследству от родителей, в достаточно спокойном районе. Первый этаж я использовал под рабочее пространство – там находилась приемная, небольшая библиотека и кабинет, а второй – жилой, его я предоставил сестрам в полное владение, оставив себе лишь родительскую спальню.
От сестренок я ничего не требовал, живут и пусть живут, места хватает, но они как-то внезапно взяли бразды правления в собственные руки. Вскоре дом сиял чистотой, которой он не видел уже лет пятнадцать, с самой смерти родителей. Слуг я не держал, время от времени пользуясь услугами приходящих уборщиков. Поэтому дом преобразился – настолько он обновился, очистившись от пыли, заблестев свежевымытыми стеклами и натертым паркетом. А уж как сестры готовили! Пальчики оближешь!
Интимная же наша жизнь также началась по их личной инициативе. Клянусь, я не принуждал ни одну из них к близости и даже в мыслях этого не держал. Но однажды вечером в мою спальню пришла Лиза, а на следующий вечер – Петра.
Близняшки, похожие как две капли воды лицами, были разные, как день и ночь. Лиза – солнечная, скорее рыжая, чем русая, обладала веселым, живым характером, много смеялась и болтала, даже когда этого не требовалось. Петра же характер имела мрачный и предпочитала красить волосы в радикально черный цвет, говорила мало, но в постели оказалась необычайно темпераментной и страстной, видимо компенсируя этим свою обычную нелюдимость.
Признаюсь, в те дни я был слегка шокирован происходящим. Нет, я вовсе не относился к числу пуритан и на общественное мнение мне было глубоко наплевать, но жить сразу с двумя, как с женами, – это даже мне казалось несколько чересчур. Но сестры убедили меня, каждая по-своему, что волноваться совершенно не о чем и что это исключительно их личный выбор, а уж мое дело – принять его или отвергнуть и выставить их из дома. Разумеется, выгонять их я не собирался.
Так и повелось с тех пор. Спать ко мне они приходили по очереди, совершенно не ревнуя меня друг к другу. Но никогда этого не случалось у нас вместе, втроем. Таковы были их не высказанные вслух условия, которые я принял.
Яичница с беконом, посыпанная зеленым лучком, пара бутербродов с сыром, большая кружка кофе и стакан яблочного сока – такой простой, но вместе с тем вкусный и сытный завтрак меня ждал.
– Приятного аппетита! – хором пожелали близняшки, и мы принялись за еду.
Петра, как и обычно, ела молча, тщательно пережевывая каждый кусочек, а Лизка болтала не переставая, при этом не забывая отдавать должное и завтраку. Я сегодня тоже больше помалкивал, лишь иногда поддакивая очередной Лизиной сентенции.
Предстоящий разговор с графиней С. занимал все мои мысли. Я так и не привык сообщать матерям о гибели их детей. Реакция могла быть совершенно непредсказуемой: от полной апатии до внезапного решения покончить с собой. Я давно подумывал о том, что подобные известия не должен приносить такой, как я, – большой и грубый тип, которого легче представить в казарме с оружием в руках, чем в роли осторожного утешителя. Нет, для этого должны существовать специально обученные люди – мозгоправы. Известия подобного толка обязаны подаваться со всей деликатностью, а мозгоправы при этом пусть тщательно следят за несчастными и если вдруг почувствуют потенциального самоубийцу, то сразу же вызывают карету "скорой помощи". Хотя с такими высокопоставленными особами, как графиня С., подобный номер не пройдет. Охрана попросту не пропустит посторонних на территорию особняка, и помешать совершить суицид никто не сможет. С другой стороны, право каждого умереть так, как он сам считает нужным.
– Мы хотим купить кота! – внезапно пробилась сквозь мои размышления Лиза.
– Кота? – удивился я.
– Да! Толстого, хорошего кота! – звонко засмеялась Лизка, и даже Петра улыбнулась, сверкнув белоснежными зубками – словно лучик солнца проник между портьерами. – Ты ведь разрешишь нам? Ну пожалуйста!
– Зачем вам кот? – Я все не мог сообразить, шутка ли это либо они всерьез.
– В доме нельзя без кота, – пояснила Петра, а Лиза тут же добавила:
– Он будет ходить весь такой важный, а мы будем его кормить.
– И где вы его возьмете? Только не с улицы! – Я живо представил себе уличного кота – облезлого ветерана сотен боев, готового драться за кусок мяса даже со стаей собак и при этом побеждать. И такой монстр будет жить в моем доме?!
Видно, что-то мелькнуло на моем лице, потому что Лиза всплеснула руками и воскликнула:
– Нет, ну что ты, мы же возьмем кота маленького! Котенка. И вырастим его. А важным и пушистым он станет лишь когда-нибудь. В будущем! Можно?! Пожалуйста! Ну, Кира!
И даже Петра умоляюще смотрела на меня. Кто я такой, чтобы отказывать им в этой просьбе?..
– Хорошо, купите кота, – кивнул я, и тут же сестренки подскочили со своих мест и, радостно повизгивая, бросились мне на шею, целуя с двух сторон. Да за такое удовольствие я готов был купить им десяток котов, пару собак и даже кенгуру в придачу!
– Ты мрачный сегодня! – утвердительно сообщила мне Лиза спустя пару минут. – И вчера напился. Что-то случилось?
Еще не хватало делиться с девочками своими проблемами, поэтому я лишь неопределенно пожал плечами, надеясь в душе, что ушлый Грэг Рат не выложил уже всю историю в своей газетенке. Впрочем, сестры новостями не слишком интересовались, разве что те касались лично меня.
– Все в порядке, просто устал. Тяжелые дни.
– Это как-то связано с пропавшими детьми?
Улыбки исчезли с их лиц, словно художник одним быстрым движением замазал свой шедевр.
– Не будем об этом, – ушел я от темы, понимая, что даже если Лиза и отстанет с вопросами, то Петру так легко не провести. – Какие у вас планы на день?
Лиза, как я и предполагал, тут же переключилась на дела текущие:
– Мы хотели немного прогуляться по парку, а потом отправиться в салон Гертруды. Говорят, у нее появилась новая сногсшибательная коллекция шляпок! Очень любопытно поглядеть… И затем мы будем искать кота! Есть два места, где их продают: рынок на Старой площади и лавка господина Птичкина. Мы заглянем и туда, и туда. Нам нужен самый лучший кот на свете!..