- Нет, - сухо сказал Макс. - Я не стану помогать вам, потому что не доверяю ни одному сказанному слову. Может, этот разговор - часть какого-то вашего нового плана в отношении меня? Откуда мне знать? Если корпорации, Бюро - кто там еще? - если они и правда все это время держали вас на коротком поводке, может, вы и сейчас выполняете их волю? Намеренно пугаете меня, чтобы заставить продать патент! Из-за вас мне сейчас трудно понять, где я нахожусь - в реальном мире или его виртуальной проекции. Я потерял… - тут Макс запнулся, не зная, как ему назвать Дэз. - Я потерял лучшего друга! Я не знаю, как мне жить дальше! Меня чуть не убили в Буферной зоне! Все, хватит! Хватит, доктор Синклер. Больше никаких ваших советов и просьб. Довольно.
Директор Эдена побледнел. Потом прикусил губу и постучал пальцами по столу. Снова тронул фигурку богини правосудия.
- Ладно. Хорошо. Я… - он запнулся, закрыл глаза и устало облокотился на спинку кресла. - Обещай мне только одно. Ты подашь заявку на участие в Олимпиаде по компьютерным играм. Обещаешь?
- Нет, - упрямо ответил Макс.
- Черт возьми! Я же пытаюсь защитить тебя! - воскликнул доктор Синклер, ударив ладонями по столу. - Ненавижу эту дурацкую подростковую манеру на все отвечать "нет", даже не задумавшись, о чем идет речь! Ладно… - директор с трудом перевел дух, пытаясь успокоиться. - Запомни тогда одно. Тебе надо быть на виду. Все время на виду. Единственное, что тебя сможет спасти, - это камеры медиа, направленные на тебя двадцать четыре часа в сутки! Лучшее средство для этого - стать участником Олимпийских игр. Поэтому я тебя об этом попросил. И только!
Максим встал.
- Я не верю вам! Ни одному слову. И до тех пор, пока не создам независимую систему выхода из виртуальной среды Эдена, - сюда не вернусь.
Директор технопарка только развел руками:
- Боюсь, ты поймешь, что я был прав, за секунду до собственной смерти. Ты в опасности, масштаб которой даже не в состоянии оценить.
- До свидания, доктор Синклер, - Макс повернулся к плазме спиной и направился к двери.
- Будь всегда на виду! - крикнул ему вслед директор Эдена.
Громов не ответил. Он открыл дверь, вышел в темный коридор, активировал свой биофон и приказал электронному секретарю:
- Вызов мистера Буллигана.
Раздались гудки. Щелчок, а затем сердитый, лающий голос шефа Бюро информационной безопасности:
- Да, Громов?
- Я закончил разговор, - сказал Макс. - Можем лететь в Токио.
- И что тебе сказал наш любимый хитрый доктор Си? - спросил Буллиган.
- Поблагодарил за избавление от Джокера, - спокойно соврал Громов.
- И все? - недоверчиво спросил шеф Бюро.
- Все, - ответил Макс.
- Не может быть, - сердито проворчал Буллиган.
По его голосу Громов понял, что шеф Бюро ему не поверил, но, похоже, проверить его слова в данный момент не может. Значит, технические системы Бюро и правда еще не полностью адаптировались к новому способу кодировки и передачи информации. Где-то под сердцем у Громова появилась ноющая червоточина… Или, может, Буллиган просто соблюдает приличия. Неизвестно почему, но Бюро до сих пор продолжает делать вид, что не следит за каждым шагом граждан хайтек-пространства, а те в свою очередь притворяются, будто до сих пор верят в конституционные права трехсотлетней давности и свободу выбора. Эта игра Громова не удивляла и не возмущала. Он просто принимал ее правила. Хотя бы потому, что не мог представить - как может быть по-другому. Когда тебя с семи лет начинают подключать к нейролингве, в качестве теста заливая в мозги курс всемирной истории, быстро начинаешь просто принимать мир таким, какой он есть. То есть - не идеальным. Он опять вспомнил дневник Аткинса: "Идея идеального мира может существовать только в очень ограниченном сознании. Реальный мир - это всегда подвижный, многомерный баланс. Ничто не исчезает и не появляется вновь. Любые перемены - трансформация энергии".
- Я хочу улететь сейчас! - неожиданно нервно выкрикнул Макс. - Я не буду засыпать в Эдене!
- Уф-уф! - фыркнул Буллиган. - Ну ладно… Как скажешь. Поднимайся в ангар. Квадролет готов к вылету.
Дневник доктора Павлова
? июля 2054 года
Тюремный комплекс Джа-Джа Блэк
О. Исландия
Северный блок, реанимационный центр
Я не ощущал ни времени, ни собственного тела. Резервуар с "жидким воздухом", где меня держали, представлял собой нечто среднее между гробом и аквариумом. Должно быть, большую часть суток я спал. Периоды пробуждения казались ничтожно короткими. Стоило мне на мгновение очнуться и открыть глаза, как я тут же снова впадал в дремоту, а затем в глубокий сон. Правда, день ото дня мне удавалось постепенно увеличивать время своего бодрствования.
ID
Раздел: медицина
Подраздел: медицинская химия
"Жидкий воздух" - высоконасыщенная, ионно-активная жидкая кислородно-азотная смесь. Человек, чьи легкие заполнены ею, может дышать точно так же, как обычным атмосферным воздухом. Предотвращает гибель живых клеток. Была разработана для глубоководных погружений, когда из-за большого давления использование обычного сжатого воздуха невозможно. В 2017 году впервые применена для сохранения живых микроорганизмов во время их доставки на Венеру. Применяется также для погружения в низкотемпературный анабиоз. Человеческое тело полностью погружается в "жидкий воздух", затем смесь постепенно охлаждается до + 4 °C.
Вскоре я заметил, что в боксе рядом с моим резервуаром время от времени появляется человек в голубом медицинском костюме. Когда он увидел, что я смотрю на него сквозь воду, то улыбнулся и представился:
- Я доктор Жилинский, ваш реаниматолог, - он положил ладонь на крышку моего аквариума. - Надежно, как в материнской утробе! Скоро ваши жизненные функции полностью восстановятся, Алексей Романович.
Так я узнал свое имя.
В ожидании торжеств
21 августа 2054 года, 06:54:06
Токийский хайтек-мегаполис
Штаб-квартира Бюро
информационной безопасности
Хайтек-правительство намеревалось устроить грандиозные торжества в честь "Максима Громова - обычного школьника, который спас мир". Медиа взахлеб спорили - имеет ли хайтек-школа Накатоми право требовать, чтобы ее упоминали каждый раз, когда речь идет о Громове. Приобрел он свои исключительные познания в области софт-инжиниринга в Эдене, или победа над Джокером - всего лишь "единичное гениальное озарение"?
Мистер Буллиган доставил Громова в президентский люкс Nobless Tower. Передав нового супергероя заботам охраны и обслуживающего персонала, шеф Бюро отправился в штаб-квартиру Бюро, чтобы хоть немного поспать. События прошедших десяти дней - скандал с Эденом, атака Джокера, военный заговор - утомили Джека Буллигана до такой степени, что если бы ему позвонил сам Господь Бог, он бы не стал отвечать, пока не выспится, но электронный секретарь сообщил, что с шефом Бюро желает говорить Алекс Хоффман, Председатель Торговой Федерации.
- Да, сэр, - рявкнул Буллиган в ответ на вызов, поднимая голову с кожаного подлокотника своего дивана.
- Мистер Буллиган, если вы хотите получать свои неподотчетные фонды, сделайте так, чтобы я знал о Максе Громове все. Причем сегодня вечером, - прозвучала в ответ краткая инструкция. - Я хочу, чтобы к нему приставили специалиста по прогнозированию человеческого фактора. Лучшего! Если мне не изменяет память, личностный аналитик Аткинса еще жив…
- Ну-у… - задумчиво протянул Буллиган. - Можно, конечно, и так сказать… "Жив" - не совсем точное слово… Можно сказать - не до конца мертв…
- Так пусть составит исчерпывающий психологический портрет Громова! - рявкнул Хоффман и, судя по звуку, стукнул чем-то по столу. - Я намерен познакомиться с нашим героем до официальных торжеств в его честь. Мне надо знать, что он за человек.
- Если вы хотите, чтобы этим занялся именно личностный аналитик Аткинса, то получить отчет к завтрашнему вечеру невозможно, - твердо сказал Буллиган. - Нам понадобится некоторое время, чтобы вернуть доктору Павлову способность думать. К тому же когда он узнает о смерти Аткинса, нет никаких гарантий…
- Делайте! - заорал Преседатель Торговой Федерации.
Голос Алекса Хоффмана был звонче и злее обычного. Он говорил так, будто в лице Громова увидел личного врага. Или, во всяком случае, соперника.
- Да, сэр, - угрюмо ответил Буллиган.
Когда Председатель отключился, шеф Бюро сел, потер шею и уперся локтями в свои колени.
- Павлин чертов… - проворчал он. Реплика была адресована Хоффману. - Не может пережить, что объявился герой покруче его самого. Так я и думал…
Дневник доктора Павлова
? июля 2054 года
Тюремный комплекс Джа-Джа Блэк
О. Исландия
Северный блок, реанимационный центр
Воспоминания о собственной жизни посещали меня как видения или сны. Я переживал разговоры с женой, игры с дочкой, иногда видел себя в каком-то исследовательском центре. Также я часто вспоминал Роберта Аткинса. Он являлся мне то пятилетним мальчиком, то подростком, то взрослым, бледным, чрезвычайно нескладным молодым человеком. Он был маленького роста, с узкими покатыми плечами, впалой грудью, неестественно длинной шеей и большой лопоухой головой. Его кожа выглядела пористой, рыхлой, ее покрывало множество гнойников. Редкие темно-рыжие брови, воспаленные веснушки, сальные волосы. Длинные, но слабые, как стебли пожухлой травы, руки. Даже очень дорогая, безупречно сшитая одежда сидела на нем безобразно, мешковато. Что и говорить - Роберт Аткинс выглядел ужасно. Он был не просто уродлив, а кошмарно уродлив. Однако что-то в нем все же вызывало во мне нежность… Или жалость? Или гордость?! Я не мог понять, почему так часто вижу этого человека и чем он для меня так важен.
Он боялся громких звуков, всполохов пламени, темноты. Он был таким нервным, что присутствие других людей повергало его в панику. Говорил быстро, четко, отрывисто, очень сложными фразами, без запинки, но не меняя интонаций. Все на одной ноте, глядя на свои руки или в одну точку в пространстве.
- Я хочу самостоятельно спроектировать себе дом, - говорил он мне. - И жить там один. Один, понимаете? Никого больше видеть не желаю. Только так я могу сосредоточиться. Я как будто без кожи, понимаете? Я без кожи. Мне все больно. Каждый взгляд, жест, кривая улыбка. Почему я не такой, как все люди? Почему я изгой?
- Ты не изгой, ты гений, - отвечаю ему я. - Ты величайший мозг…
- Чушь! - перебивает он меня. - Я урод! Что-то во мне не так! - он тычет пальцем в свой висок. - Вот тут что-то не так. Как будто еще одно существо сидит внутри меня, а я только биологическая оболочка для него. Оно все время думает, думает, думает, изобретает, заставляет меня записывать, зарисовывать его изобретения. Не дает нормально спать, общаться с другими людьми, жить, как мне хочется! Я должен постоянно исполнять его волю!
Воспоминания, связанные с Робертом Аткинсом, почему-то всегда были неприятными. Болезненными. Я силился задержать их, сконцентрироваться, чтобы восстановить детали, - но картинка тут же исчезала или расплывалась.
Потом я увидел сцену суда. Меня обвиняли в незаконных экспериментах, повлекших за собой тяжелые увечья нескольких подростков. В чем суть моих экспериментов, я вспомнить не мог, но почему-то был очень спокоен. У меня было ощущение завершенного дела… Но воспоминание о том, что это за дело и почему я был так рад его закончить, все время ускользало от меня.
Кажется, мне грозило пятьдесят лет заключения, которые соглашались заменить анабиозом из уважения к моим достижениям в науке.
У меня был адвокат. Совсем молодой. Лет двадцати трех. Его звали… Черт, я не помню, как его звали. Он убеждал присяжных, что я великий ученый, что я оступился, не знал меры, но терять меня нельзя…
Потом я увидел его в своей камере, он тряс перед моим лицом какой-то бумагой:
- Доктор Павлов, я вас умоляю, скажите правду. Почему вы это делали?! Вы же не киношный маньяк. Вы нормальный человек. Почему? Почему?! Хотя бы намекните, что вас толкнуло? Почему вы начали экспериментировать с… - адвокат сунулся в бумагу. - Церотерозином!
- Предпочитаю называть его нейроактиватором.
- Неважно! - крикнул адвокат. - Вы можете объяснить, какого черта вас вообще понесло им заниматься?! Вы же прекрасно знали, что любые разработки в этой области запрещены! Со времен суда над корпорацией "Фрайзер", которая выпустила свой "Омни", якобы усиливающий интеллектуальные способности, и свела с ума два миллиона человек!
- Я приму любой приговор, но не буду рассказывать о причинах своих экспериментов, - сказал я и отвернулся.
Адвокат всплеснул руками:
- Вы понимаете, что умрете в тюрьме? А если даже я добьюсь замены заключения на заморозку - это еще хуже. Когда вы очнетесь после пятидесятилетнего сна - никого из ваших друзей и близких не останется в живых. Ваша дочь будет пожилой женщиной, которая вряд ли вспомнит ваше лицо! Пятьдесят лет - это целая жизнь. Я уверен, у вас были личные причины… Умоляю, расскажите о них присяжным. Если вам удастся вызвать у них сочувствие…
- Я не буду говорить.
- Черт! - адвокат сел напротив меня. - Вы совершаете ошибку, доктор Павлов. Очень большую ошибку. Если вас кто-то заставлял, шантажировал, угрожал вашей семье… А, да что я говорю. Мы уже на третий круг заходим. Поймите, как только приговор вступит в силу и будет приведен в исполнение - уже никаких апелляций. Никакого досрочного освобождения. Пятьдесят лет в стеклянном гробу.
Как только я вспомнил все это, в моей груди поднялась жгучая, надрывная волна. Неужели прошло пятьдесят лет? Мой срок закончился? Я почувствовал комок в горле и слезы на своих широко открытых, погруженных в биожидкость глазах. Моей жене было сорок пять! Значит, сейчас ей… девяносто пять! Если она, конечно, все еще жива! А моей дочери - шестьдесят! Она старше меня! Если, конечно, принимать в расчет фактический возраст. Ведь я за эти годы совсем не изменился, а они…
Раньше я не понимал смысла наказания через заморозку. Человек просто погружается в сон и никак не страдает. Но теперь я узнал, что расплата за преступление наступает позже. Когда ты просыпаешься и понимаешь, что остался один, твоих близких уже нет! Ты один в незнакомом новом мире и не представляешь, что делать! Абсолютный ноль!
Снаружи запищали датчики. Вбежала какая-то женщина, посмотрела на меня сердито и начала вертеть какие-то ручки на консоли управления. Состав жидкости неуловимо поменялся. Она стала более легкой, что ли. Я догадался, что мне увеличили концентрацию кислорода и снизили уровень нейрогормонов. Кислород успокаивал, но мне не хотелось возвращаться в безмятежное, ровное, овощное состояние. Я упорно цеплялся за свое возбуждение. Оно помогало вспомнить множество событий, деталей, впечатлений. Но химия всегда сильнее нашей воли. Я задремал.
* * *
22 августа 2054 года, 16:30:12
Токийский хайтек-мегаполис
Отель Nobless Tower,
президентские апартаменты
Сон Громова был настолько крепким, что больше походил на смерть.
Неизвестно, сколько он проспал, но когда проснулся, не сразу понял, где находится, какое время суток и вообще - реально ли его тело. Или это все - очередной цифровой мираж?
Макс видел над собой круглый расписной потолок. Громов пригляделся и узнал героев популярной Сетевой игры "Хроники вампиров". Роспись была такой реалистичной, что Максу даже стало не по себе. Казалось, хищные бледные женщины с алыми губами и крыльями, как у летучих мышей, вот-вот стремительно бросятся вниз и растерзают лежащего на кровати в клочья.
Макс играл в "Хроники вампиров" раза два. И то не ради самой игры, занудный сюжет которой сводился к последовательному откапыванию и разорению вампирских гробниц, а чтобы посмотреть монументальные сооружения, воздвигнутые на ее пространстве. Архитекторы арены постарались на славу. Мрачные замки, развалины городов, сырые подземелья, дикие пещеры и невообразимые по красоте алые покои Королевы вампиров - Гекаты. Однако идея изобразить это царство ужаса на потолке спальни показалась Максу не слишком удачной.
Бросив последний взгляд на потолок, Громов поежился, вылез из постели и огляделся в поисках ванной. Вчерашний вечер он помнил смутно. Непреодолимая усталость свалила его еще в квадролете. Буллиган ненадолго разбудил Макса, чтобы тот смог подняться в апартаменты Nobless Tower, самого роскошного отеля хайтек-пространства. Громов запомнил только золотой лифт с огромными буквами VIP на дверях и бесчисленное количество прислуги в зеленой форме с замысловатым разноцветным шитьем.
В спальне было три двери. Макс открыл первую и обнаружил большую пустую гардеробную. Вторая дверь вела в просторную гостиную. Громов на мгновение застыл на пороге, разглядывая сложную круглую комнату с колоннами и старинной мебелью. С потолка свисала хрустальная люстра, украшенная множеством разноцветных миниатюрных стеклянных фруктов - маленькие сиреневые виноградные гроздья с тончайшими зелеными листиками, желтые груши, красные яблоки, оранжевые персики, голубые сливы… Каркас люстры изображал лозу с тончайшими слюдяными листьями, покрытыми множеством молочно-белых прожилок. Макс в жизни не видел такой искусной работы!
Люстра висела над большим овальным столом и отражалась в его полированной поверхности темно-вишневого цвета. Вокруг были расставлены резные стулья из такого же дерева. Разумеется, Макс понятия не имел, как оно может называться. Знания о породах дерева ему через нейролингву не закачивали. Возможно, если бы он учился на реставратора или антиквара… Громов закрыл глаза руками и крепко зажмурился, пытаясь прекратить хаотичный, скачущий с одного на другое по принципу свободных ассоциаций поток мыслей, который до невозможности напоминал стиль Сетевой информационной доски NOW WOW! которую Макс терпеть не мог за бессмысленный, неумолкаемый треск.
Он вернулся в спальню и открыл третью дверь. За ней оказалась ванная. Некоторое время Макс задумчиво смотрел на белый с серыми прожилками мрамор. Затем решительно прошел по нему к раковине, которая сияла такой чистотой, что чистить над ней зубы и мыть руки казалось почти преступлением. Очень плохим и бессовестным поступком уж точно.