- Удар по башке повредил твои мозги,- рявкнул Харрисон.- Ты думаешь, что способен заменить все правительство города и запросто избавиться от стольких людей?
- Конечно. Все эти люди умрут по-разному и постепенно, а их места займут мои ставленники. Через год весь город будет в моих руках, и никто не сможет мне помешать,
Глядя на странную фигуру, скрывающую лицо под капюшоном, Харрисон с содроганием понял, что монгол действительно сумасшедший. Здоровому человеку подобные планы просто не могли прийти в голову. И монгол был опасен, как обезумевшая кобра. Его план, конечно же, обречен, но в руках у него жизни очень многих людей. Долг Харрисона - защищать город от любой угрозы, порожденной Восточным кварталом, а он лежит здесь связанный и беспомощный перед этим убийцей. Харрисон выругался в бессильной ярости.
- Ну что, человек насилия,- презрительно проговорил Эрлик-хан.- Варвар! Ты полагаешься насилу оружия и хочешь уничтожить власть тайной империи силой своих кулаков! Рука, не направляемая смыслом, наносит слепые удары! Что ж, ты ударил в последний раз. Чувствуешь, как пахнет рекой? Скоро ее воды сольются с твоим дыханием.
- Где мы? - спросил Харрисон.
- На окраине города, на острове, где начинаются болота. Когда-то здесь были склады и фабрика, но город стал расти в другом направлении, и это место забросили. За двадцать лет оно превратилось в развалины. Через доверенное лицо я купил остров и теперь восстанавливаю для себя старый каменный дом, который стоял здесь еще до постройки фабрики. Никто ничего не знает, потому что все делают мои люди и никто никогда не приедет на заболоченный остров. Дом не виден с реки, заслоняемый руинами складов. Тебя привезли сюда на моторной лодке прямо от притона Шан Янга. Вторая лодка доставит сюда Джоэн Ла Тур.
- До нее не так-то легко добраться, - проговорил детектив.
- Доберемся. Правда, она позвала на помощь этого волка, Хода-хана, и моим людям действительно не удалось убить его по дороге к ней. Полагаю, ложное чувство доверия к афганцу подвигло тебя на встречу с Кликом. Я думал, что ты останешься в доме, чтобы защищать девчонку.
Где-то вдали прозвучал гонг. Эрлик-хан удивленно поднял голову и закрыл Черную Книгу.
- Я потратил на тебя много времени,- сказал Эрлик-хан.- Когда-то я уже попрощался с тобой в одной из моих тюрем, но фанатик Друз спас тебя. На этот раз никто не помешает моим планам. Здесь нет никого, кроме монголов, для которых единственный закон - моя воля. Я ухожу, но ты недолго будешь один. Скоро ты кое с кем встретишься.
Похожая на призрак фигура удалилась с леденящим душу хохотом. Щелкнул замок, и воцарилась тишина.
Внезапно раздался сдавленный крик. Он доносился откуда-то снизу и повторился несколько раз. Харрисон вздрогнул: тот, кто хоть раз побывал в больнице для душевнобольных, не мог не узнать этих звуков. Так визжат сумасшедшие женщины. После этого крика тишина стала давящей и зловещей.
Харрисон старался успокоить себя, и в этот момент из люка снова выглянула голова оскалившегося монгола.
- Скалься, желтая обезьяна! - рявкнул Харрисон, силясь разорвать веревки так, что вены выступили у него на висках.- Если б у меня были свободны хотя бы руки, я задвинул бы твою улыбку туда, откуда у тебя должен расти свиной хвост, ты…- и Харрисон подробно прошелся по всей родословной монгола, останавливаясь на наиболее интересных деталях его происхождения; в середине этой тирады ухмылка монгола внезапно изменилась на рычание, и голова исчезла, а через секунду сверху раздался звук, похожий на удар топора.
В люке показалось другое лицо - дикое, чернобородое, с горящими налитыми кровью глазами, увенчанное растрепанным тюрбаном.
- Сагиб!-прошипело лицо.
- Хода-хан! - вскричал детектив, пораженный.- Какого дьявола ты тут делаешь?
- Тихо! - прошептал афганец.- Проклятые шайтаны услышат!
Он сбросил вниз конец веревочной лестницы и быстро спустился, бесшумно приземлившись на пол босыми ногами. В зубах он держал окровавленный кинжал.
Хода-хан мгновенно перерезал тугие веревки на теле детектива. Афганец слегка дрожал от возбуждения, зубы его сверкали сквозь черную бороду, как волчьи клыки.
Харрисон сел, потирая опухшие запястья.
- Где Джоэн? Говори, где она?
- Здесь! В этом проклятом логове!
- Но…
- Это она кричала несколько минут назад,- перебил афганец. Харрисон содрогнулся от ужасного-предчувствия.
- Но кричала сумасшедшая! - прошептал он.
- Сагиба сошла с ума,- мрачно проговорил Ходаг хан.- Выслушай, сагиб, и потом рассуди, кто во всем этом виноват. Когда ты ушел, проклятые спустили на веревке человека с крыши. Я его убил и убил еще троих, которые ломились в двери. Но когда я вернулся к сагибе, она меня не узнала. Она убежала от меня на улицу, где, наверное, в засаде сидели еще дьяволы, потому что как только сагиба крича выскочила на тротуар, из тумана выехал большой автомобиль, из него высунулась рука и затащила сагибу внутрь так, что я не успел ее схватить. Я видел проклятое желтое лицо в свете фонаря.
Зная, что сагиба предпочла бы умереть от пули, чем оказаться в их руках, я стрелял в машину из пистолета, но они неслись, как шайтан от лица Аллаха, и я не знаю, попал ли в кого-нибудь или нет. Потом я разорвал на себе одежду и проклял день моего рождения, ибо не мог преследовать их бегом. Но Аллах послал мне автомобиль - какой-то юноша в вечернем наряде, должно быть, возвращающийся с вечеринки, по воле Аллаха был охвачен любопытством: увидев меня в горе на обочине дороги, он остановился.
Поблагодарив Аллаха, я прыгнул в автомобиль и, приставив нож к ребрам юноши, попросил его ехать очень быстро, и он повиновался в большом страхе. Машина нечестивцев уже исчезла из виду, но наконец я снова заметил ее и заклинал юношу ехать быстрее, так что машина неслась, как колесница Пророка. Потом я увидел, что машина язычников остановилась на берегу. Я заставил юношу тоже остановиться, и он выпрыгнул из машины и в ужасе убежал прочь.
Я бежал в темноте, желая пролить кровь неверных, но прежде чем я добрался до берега, монголы вышли из автомобиля, неся связанную и с кляпом во рту сагибу, сели в моторную лодку и понеслись по реке в сторону острова.
Я метался по берегу, как безумный, и готов был Проситься до острова вплавь, несмотря на дальнее расстояние, но неожиданно заметил прикованную к свае лодку с веслами. Воздав хвалу Аллаху, я перерубил цепь ножом - видишь эти зазубрины на лезвии?- и поплыл за проклятыми с большой скоростью.
Они были намного впереди меня, но по воле Аллаха мотор лодки заглох почти у самого берега. Я слышал, как они ругаются на своем поганом языке, и хотел тихо подойти к ним, чтобы незаметно напасть и убить. В темноте меня не было видно, а из-за собственного шума они не могли услышать плеск весел, но когда я уже почти приблизился к ним, мотор снова заработал. Неверные опять обогнали меня, и я видел издали, что они понесли сагибу в развалины.
Я сошел на берег и хотел броситься на них, но язычники быстро скрылись за дверью каменного дома, в котором мы сейчас находимся. Его окружает стальной забор с острыми как бритва пиками по краям, но тому, кого ведет Аллах, нельзя помешать. Я перелез через забор, всего лишь порвав одежду. Внутри была вторая стена, каменная, но полуразрушенная.
В темноте я незаметно подкрался к дому и увидел, что на окнах решетки, а двери железные и, кроме того, на первом этаже полно вооруженныхлюдей. Я забрался сюда по угловой стене, это было трудно, но я сумел залезть па крышу - в том месте она плоская, с парапетом. Наблюдательна крыше был слишком занят тем, что дразнил своего пленника, поэтому он не замечал меня до тех пор, пока мой нож не отослал его в ад. Вот его кинжал - у него не было пистолета.
Харрисон взял протянутый ему изогнутый узкий клинок.
- Но в чем причина сумасшествия Джоэн?
- Сагиб, на полу валялись откупоренная бутылка вина и рюмка. У меня не было времени проверить вино, но я уверен, что оно было отравлено соком черного граната. Она не могла выпить много, потому что тогда сразу бы умерла с пеной на губах, как бешеная собака. Но если выпить чуть-чуть, то человек лишается рассудка. Черный гранат растет в джунглях Индокитая, белые люди не верят в это, но это правда. Три раза я видел, как мужчины и женщины сходили с ума от одного глотка сока черного граната. Я бывал в той проклятой стране, где растет черный гранат.
- Господи! - сжав железные кулаки, воскликнул Харрисон, глаза его загорелись яростью.- Наверное, она уже мертва. Но мертва она или жива, я отправлю Эрлик-хана в ад! Попробуй открыть дверь.
Дверь была сделана из тяжелого тика, обитого бронзой.
- Заперта,- прошептал афганец.- Придется выламывать.
Он уже приготовился ударить дверь плечом, как внезапно замер, выхватив свой кинжал.
- Кто-то идет сюда! - сказал Хода-хан, и Харрисон, спустя несколько секунд, тоже услышал чью-то кошачью поступь.
Харрисону пришла в голову неожиданная идея. Он толкнул Хода-хана за дверь, а сам улегся на полу, набросив кусок веревки на лодыжки и сложив руки за спину так, словно он по-прежнему связан по рукам и ногам. Бросив на него беглый взгляд, нельзя было сразу заметить обман. Хода-хан все понял и довольно улыбнулся.
Харрисон действовал с быстротой натренированного полицейского и проделал все за несколько секунд совершенно бесшумно. Через мгновение в замке повернулся ключ, и дверь распахнулась. На пороге стоял монгол огромного роста с наголо обритой головой и бесстрастным лицом, похожий на медного идола. В одной руке он держал какой-то странный чурбан из эбенового дерева, а в другой - булаву, как у всадников Чингисхана, прямую железную дубинку с шаром на конце, утыканным шипами, и с набалдашником на другом конце, чтобы не соскальзывала рука.
Монгол не заметил Хода-хана, потому что тот притаился за широко открытой дверью. Афганец не бросился сразу на монгола, так как не видел, один он или за ним войдет еще несколько человек. Но монгол был один и на свою беду не побеспокоился закрыть дверь. Он шагнул к лежащему на полу детективу и слегка нахмурился, когда увидел свисающую из люка лестницу - однако и это не вызвало в кем подозрений и не заставило хотя бы окликнуть человека на крыше.
Он не проверил веревки Харрисона. По-видимому, он был так уверен в неприступности острова, что бдительность его притупилась. Он сел рядом с Харри-соиом. В этот момент Хода-хан сделал шаг из-за двери, бесшумно, как пантера.
Прислонив булаву к ноге, монгол схватил детектива за рубашку на груди, приподнял и положил его голову на эбеновый чурбан. В эту секунду железные пальцы Харрисона обхватили бычью шею монгола.
Монгол даже не вскрикнул: лицо его побагровело от удушья, он рванулся назад, таща за собой Харрисона, но не в силах расцепить его мощную хватку. Нож Хода-хана вонзился в спину монгола, и кончик ножа показался из груди убитого.
Харрисон схватил булаву, довольно усмехнувшись: это оружие больше соответствовало его темпераменту, чем кинжал, который дал ему Хода-хан. Назначение ее не вызывало сомнения: если бы не Хода-хан, мозга Харрисона были бы перемолоты ударами утыканного шипами набалдашника и заполнили бы углубление в эбеновой плахе, так удобно приспособленной под размеры человеческой головы. Эрлик-хан за свою жизнь изобрел много разнообразных способов убийства - от простых и несложных до изощренно жестоких и утонченных.
- Дверь открыта,- сказал Харрисон.- Бежим!
Ключей на теле монгола не было. Харрисон сомневался, подойдет ли ключ, торчащий в двери, к другим замкам в ломе, но захватил его на всякий случай и запер дверь, чтобы тело монгола не обнаружили сразу.
Они выбежали в темный коридор, такой же голый и недостроенный, как все в этом доме. Спустившись по лестнице, они побежали по другому, еще более узкому коридору. Хода-хан видел в темноте как кошка, и они двигались бесшумно и уверенно. Неожиданно Харрисон нашел дверь: его рука случайно натолкнулась на углубление в стене. Она была маленькой, узкой - человек едва мог проскользнуть в нее. По-видимому, по окончании строительства потайная дверца была бы замаскирована каким-нибудь гобеленом.
Хода-хан нетерпеливо подталкивал Харрисона вперед, когда откуда-то снизу донесся шум. Возможно, кто-то шел по коридору в их сторону. Харрисон надавил на дверцу - она даже не скрипнула - и нащупал за ней ступеньки. Оба проскользнули внутрь и закрыли за собой дверь. Вокруг было темно, как в гробу. Харрисон чиркнул спичкой - ступеньки вели вниз.
- Должно быть, дом строится наподобие замка,- прошептал Харрисон, спускаясь все ниже и прикидывая, насколько толстыми могут быть стены. Спичка потухла. Даже афганец не мог уже ничего разглядеть в такой темноте. Внезапно оба остановились. Они находились приблизительно на уровне второго этажа, и из-за внутренней стены доносились голоса. Харрисон шарил по стене в поисках второй дверцы или отверстия для подглядывания и подслушивания, но тщетно. Припав к стене ухом, он, как и афганец, начал разбирать, что говорилось внутри.
Первый низкий и гулкий голос принадлежал, оез сомнения, Эрлик-хану. Второй, жалобный, что-то бессвязно бормочущий, бросил в пот Харрисона.
- Нет,- сказал монгол.- Я вернулся не из ада, как представляется твоему варварскому сознанию, а из тайного убежища, куда не добраться вашей тупой полиции. Я избежал смерти благодаря шлему, который никогда не снимаю. Ты не понимаешь, как попала сюда?
- Да, я не понимаю! - голос Джоэн Ла Тур прозвучал истерично, но, без сомнения, в нем больше не было ноток безумия.- Я помню, как открыла бутылку вина и, сделав из псе один глоток, догадалась, что кино отравлено. Потом все исчезло, я не помню ничего, кроме огромных черных стен и каких-то уродливых скачущих в темноте силуэтов. Целую вечность я бежала по темным коридорам…
- Это галлюцинации безумия, вызванного соком черного граната,- сказал Эрлик-хан.
Хода-хан шепотом призывал проклятия на голову монгола, а Харрисон свирепо толкал афганца в бок локтем, приказывая замолчать.- Если б ты выпила чуть больше, то сдохла бы, как бешеная собака. Но ты лишь потеряла рассудок. Я знаю противоядие, я вернул тебе разум.
- Зачем? - непонимающе простонала девушка.
- Затем, что я не желаю, что бы ты угасла, как свеча во тьме, моя прекрасная орхидея. Я хочу, чтобы ты была в здравом уме и твердой памяти, чтобы ты испила до дна чашу страданий и предсмертной агонии. Твоя смерть будет долгой и такой же изысканной, какую я изобрел для этого быка - твоего друга Харрисона. Его смертный приговор подписан.
- Подписать легче, чем привести в исполнение,- ответила Джоэн, внезапно ощутив прилив силы духа.
- Казнь уже свершилась,- невозмутимо заявил монгол.- К Харрисону приходил палач, и в эту минуту голова твоего друга напоминает раздавленное яйцо.
- О Господи! - полный горя стон вырвался из груди Джоэн, и Харрисон едва сдержался, чтобы не выкрикнуть, что все это ложь.
Внезапно Джоэн вспомнила еще что-то, мучающее ее:
- Хода-хан! Что ты сделал с Хода-ханом? - Афганец сжал железными пальцами плечо Харрисона, услышав свое имя.
- Когда мои люди увозили тебя, им было некогда заниматься афганцем,- ответил монгол.- Они не ожидали взять тебя живой, и когда судьба распорядилась иначе, они слишком спешили. Он ничего не значит. Правда, он убил четырех моих лучших людей, но это же сделал бы и дикий волк. Он туп. Что он, что детектив - просто безмозглая груда мускулов, беспомощная перед таким мощным интеллектом, как мой. Я позабочусь об афганце. Его труп бросят в выгребную яму.
- Аллах!- Хода-хан дрожал от ярости.- Лжец! Я скормлю твои желтые кишки крысам.- Казалось, взбешенный мусульманин готов проломить стену, чтобы броситься на монгола.
Детектив продолжал ощупывать поверхность стены в поисках двери, но тщетно. Эрлик-хан еще не ус-пелповсюду снабдить свой недостроенный дом потайными ходами наподобие крысиных лазов, как он всегда делал.
Монгол хлопнул в ладоши, и за стеной послышался стук шагов нескольких человек, вошедших в комнату. Раздался какой-то приказ на монгольском, затем резкий испуганный крик боли и звук захлопнувшейся двери. Детектив и афганец поняли, что комната за стеной опустела. Харрисон бился в бессильной ярости: они замурованы в этой проклятой стене, а Джоэн Ла Тур увели, чтобы подвергнуть мучительной смерти.
- Валлах!- стонал афганец.- Они ее сейчас убьют! Клянусь бородой Пророка! Я сожгу этот проклятый Аллахом дом! Я залью огонь монгольской кровью! Во имя Аллаха, сагиб, есть же какой-то выход!
- Бежим! - крикнул Харрисон.- Где-нибудь должна быть еще дверь!
Они снова бросились вниз по лестнице, и примерно на уровне первого этажа рука Харрисона наткнулась на дверь. Как только пальцы его коснулись двери, она сразу подалась внутрь и отворилась: это на шум высунулась бритая монгольская голова. Харрисон обрушил на голову булаву, монгол упал замертво. Детектив бросился в комнату, не размышляя, сколько человек в ней может оказаться. Но в комнате было пусто.
На полу лежал толстый ковер, на стенах висели черные бархатные гобелены, дверь из тика была обита бронзой и украшена золотой аркой. Босой, в растрепанном тюрбане, с испачканным кровью кинжалом, Хода-хан представлял странный контраст на фоне этой роскоши.
Не зная дома, Харрисон толкнул наугад первую попавшуюся дверь и увидел широкий коридор, застеленный коврами, с такими же гобеленами на стенах, как в комнате. На другом конце коридора, где висел занавес от потолка до самого пола, исчезала толпа монголов - они скрылись за занавесом, все в черном, со зловеще склоненными головами, словно свита привидений. Никто из них не обернулся.
- За ними! - бросил Харрисон.- Наверное, они идут поучаствовать в казни…
Хода-хан уже мчался по коридору, как ураган смерти. Ковер заглушал их шаги так, что даже толстые ботинки Харрисона не производили ни звука. Происходящее несло на себе какой-то странный отпечаток нереальности - словно в кошмарном сне, где действуют сверхъестественные законы и силы. У Харрисона промелькнула мимолетная мысль, что подобное возможно лишь в Восточном квартале, где насилие и смерть - в порядке вещей. Эрлик-хан выпустил на свободу силы хаоса и безумия, водоворот убийства и мести охватил умы людей, лишив их всех остальных желаний.
Хода-хан готов был броситься на врагов за занавес - он занес нож и набрал в легкие воздуха для оглушительного крика, но Харрисон схватил его, приказывая не двигаться. Мускулы афганца под рукой детектива были словно скрученные железные прутья. Афганец внял голосу разума и остановился.
Отголкнув его, Харрисон осторожно заглянул за занавес. За ним была полуоткрытая двустворчатая дверь, из которой видна была комната. Жесткая борода Хода-хана воткнулась в шею детектива сзади - афганец выглядывал у него из-за плеча.