– Майинаха, – торжественно произнес Генри. – Великая река прерий. Раньше, говорят, текла точно с запада на восток, а после Катастрофы маленько поменяла русло, теперь уходит южнее… Вот мы с ней и пересеклись, наконец!
– Это река? – Мария-Антония рассматривала открывающийся впереди простор, не веря глазам своим. – Она же… огромная!
– Это уж точно, – хмыкнул Монтроз. – Говорю же – великая река! Я слышал, на Черном континенте есть еще крупнее, у московитов тоже больших рек – хоть залейся, но я там не был, врать не буду. А тут она одна такая. Поехали, что стоим? Я, не поверишь, так мечтаю окунуться, что сейчас вперед коня поскачу!
Девушка невольно улыбнулась и подстегнула усталого мерина. Тот, однако, вовсе не возражал и охотно прибавил шагу: ему, должно быть, тоже не терпелось "окунуться"…
Чем ближе они подъезжали к Майинахе, тем острее Мария-Антония осознавала, что все виденные ею до сей поры водоемы, не считая моря, разве что, – суть жалкие ручейки и лужи рядом с этой колоссальной рекой. Должно быть, доплыть до другого берега не сумел бы и самый опытный пловец, а по самой реке вполне можно было пускать баржи, а то и парусники – места бы им вполне хватило! И как не хватить, если рассмотреть противоположный берег, и то не удавалось!
– Это она тут спокойная и разливается широко, – словно подслушал ее мысли Генри. – А у Ледяных гор, откуда она течет, – вот там поток так поток! Даже не подходи, с ног сшибет! А если уж половодье или там в горах гроза пройдет, тогда и вовсе спасайся, кто может…
Усталые лошади тянулись к воде, и Генри, дав им остыть, позволил животным подойти к берегу. Те мигом забрались по брюхо в воду и теперь блаженствовали.
– Здесь и остановимся, – решил Генри, оглядев берег. – Место хорошее, берег пологий, вон, даже кусты какие-то растут. На костер не хватит, конечно, но всё приятно – хоть какая-то зелень! Эх! Были бы снасти, можно было б рыбы наловить!
– Хоть воды вволю, и на том спасибо, – усмехнулась Мария-Антония. Река манила к себе нестерпимо, но…
– Ты как хочешь, а я пошел, – сообщил Генри, скидывая рубашку и сапоги. Оставшись в одних штанах, он оглянулся на принцессу, залихватски подмигнул: – Вот и кусты пригодились! То есть мне всё равно, но поскольку ты дама благородная, не буду тебя смущать!
– А ты что же, Генри Монтроз, полагаешь, будто благородная дама в жизни своей голого мужчину не видела? – не удержалась девушка. – Я, если помнишь, успела замужем побывать.
– Оно, конечно, так, – серьезно сказал он, – но приличия есть приличия. Не знаю, как у вас было, а у нас девицы из хороших семей и после замужества не всегда мужа без штанов видят!
– А как же?.. – поразилась Мария-Антония.
– В темноте, – с удовольствием ответил Генри, шлепая босыми ногами по воде, – под одеялом и это… в специальной, стало быть, ночной одежде. Чтобы ничего даже случайно не увидеть!
– Ты врёшь, – убежденно сказала девушка. – Такого не может быть! Я допускаю, что девушка из хорошей семьи может до свадьбы не иметь понятия об отношениях мужчины и женщины, но уж после-то замужества она должна бы…
– Нет, ну я же не обобщаю, – Генри остановился и обернулся. – Есть и такие, что все знают… задолго до свадьбы. А так – у кого какая семья, у кого какая вера… А у благородных вообще много закидонов!
– А ты как-то подозрительно осведомлен об этом, – заметила Мария-Антония. – Доводилось просвещать несчастных девиц и замужних женщин?
– А как же, – с чувством собственного достоинства ответил Монтроз и окончательно скрылся за кустами. Оттуда донесся шум, будто плескалось целое стадо бизонов, – это Генри полоскал одежду. – Всячески способствовал… развитию талантов. Правда, иногда приходилось уходить по крышам…
Мокрые штаны повисли на кусте, снова плеснуло, а когда Мария-Антония взглянула на реку, голова Генри виднелась уже довольно далеко от берега. Плыл он уверенно, и раненая рука его определенно не беспокоила. Да и нечему там особенно было беспокоить, через несколько дней и следа не останется!
Девушка усмехнулась и взялась разбирать припасы – осталось всего ничего, ну да, может быть, до поселения удастся дотянуть. И вправду, рыбы бы наловить! Если с солью, ее и сырой можно съесть, а соль в наличии имелась. Только снастей рыболовных нет, а вряд ли тут водится что-то такое, что можно бить острогой. Опять же, и острогу взять неоткуда, если только вон из кустарника палку поровнее вырезать да привязать к ней нож…
Задумавшись, принцесса не сразу сообразила, что фырканье и плеск поутихли.
– Тони, – раздался удрученный голос Генри. – Эй, Тони…
– Что?
– Я идиот, – просветил Монтроз. – Я одежду-то не взял. Ты это… зажмурься, что ли, я вылезу…
– Лезь так, – усмехнулась она. – Я не испугаюсь.
– Ну ты не понимаешь, что ли? Тони!..
– Прикройся лопухом.
– Нет здесь лопухов и кувшинок тоже нет! Тони!
Девушка только покачала головой: похоже, в нынешние времена чрезмерной стеснительностью страдали не только благородные девицы.
Разувшись, она прошла по мелководью – пальцы ног тонули в мягком илистом дне, вода закручивалась бурунчиками возле щиколоток, – заглянула за кусты.
– На берегу твои штаны, – сказала Мария-Антония Генри. Тот стоял по пояс в воде, но выходить явно не собирался. – Я отвернусь. Освободи купальню для дамы, рейнджер!
– Как вас там только воспитывали… принцесс! – прошипел Генри у нее за спиной.
– Нас учили, что приличия – дело уместное в обыденной жизни, а в чрезвычайных ситуациях их вполне можно отринуть во имя удобства, – ответила девушка, раздеваясь.
– Да какая чрезвычайная ситуация! – раздалось уже с берега. – Сидим спокойно, а ты… Тони?
– Что?
– Ты далеко не заплывай, – предостерег Генри. – У берега тихо, а чуть подальше можно в стремнину попасть, вылавливай тебя потом!
Она не ответила, зашла подальше – тут вода была прохладнее, чувствовалось течение, присела, окунувшись с головой, открыла глаза – мир сделался тускло-зеленым, искрящимся от солнечных бликов на поверхности…
Вода смывала усталость, будто вливалась в жилы этой своей прохладой, принесенной с самих Ледяных гор и не растраченной по пути сюда, и выходить из реки не хотелось. Однако сделалось уже зябко, и девушка выбралась на отмель, отжала тяжелые волосы, – хорошо еще, у нее нет прежних роскошных кос длиною ниже пояса и толщиной в руку, было бы с ними мороки! – подставила лицо едва заметному горячему ветерку, позволяя ему высушить капли влаги на коже.
На берегу дожидалась ее чистая смена одежды: в отличие от Генри, Мария-Антония об этом позаботилась, – а прежнюю она собиралась прополоскать чуть позже. За ночь как раз высохнет, по такой-то жаре, а то и за вечер. Вряд ли они сегодня поедут дальше, лошади совсем вымотались, да и хотелось бы дождаться собак Генри… если те, конечно, всё-таки их нагонят. Жаль, если псы погибли, подумалось принцессе. Ему, наверно, будет одиноко без верных товарищей…
– Я думал, ты утонула, – встретил ее Генри. Довольно ловко орудуя здоровенной иглой, он зашивал прореху в одеяле – черные колючки постарались.
– Это было бы слишком глупо после всего, что пришлось пережить, – ответила принцесса, усаживаясь рядом. Вынув из поясного кошеля гребень, она принялась расчесывать волосы – иначе высохнут, не распутаешь уже!
От речной воды пряди завивались змейками, хотя кудрявой Мария-Антония отродясь не бывала.
– В какую сторону отправимся теперь? – спросила она. – Вплавь на ту сторону?
– Да нет, зачем же, – хмыкнул Генри. – Далековато, знаешь ли. Не-ет, нам вниз по течению. Если не ошибаюсь, еще дня два-три пути, если особенно не торопиться, и мы выйдем к Барри. А там нормальная переправа есть, паром, в смысле. – Он помолчал. – А я слышал, еще дальше к западу, где уже города по берегам стоят, через Майинаху мосты перекинуты. Представляешь? Это какой же величины должен быть мост, чтобы и до того берега достал, и в половодье чтоб его не смыло, и вообще… А?
– Маги, должно быть, работали? – усмехнулась девушка.
– Да уж конечно! – улыбнулся Генри. – Куда без них. Маги работали, а до того тоувы рассчитывали, скорее всего. Эх, вот бы посмотреть!
– Отчего же не поедешь?
– Не ближний свет, а без дела в такую даль таскаться я не приучен, – ответил Монтроз и снова улыбнулся. Поднял одеяло, растянул ткань на руках. – Вроде крепко…
– Истинно мужская работа, – подтвердила Мария-Антония, пряча гребень.
И вправду, стежки были крупные, хоть и аккуратные, заметные – женщины так не шьют. Ну да Генри и впрямь важнее прочность, нежели красота. Кто станет придирчиво рассматривать походное, трепанное-перетрепанное одеяло на предмет заплат? Никто, в том-то и дело.
– Спать вроде рано, – сказал Генри неуклюже после долгого молчания. Он вообще как-то странно себя вел, будто ему не хотелось возвращаться к людям, а лучше бы он остался в прерии…
…Он изо всех пытался придумать тему для беседы, но выходило всё не то. То есть сам-то он мог болтать обо всем, что знал, часами, но тогда выйдет, что Мария-Антония станет молчать и только кивать будет или изредка задавать вопросы, а такого ему не хотелось. Ее бы расспросить о чем-нибудь, но… тоже чревато, знаете ли! Не угадаешь, когда ее высочеству вожжа под шлейф попадет. Как начнет опять насмешничать или выдаст что-то вроде сегодняшнего…
Нет, с детьми равнин Генри бы смущаться не стал, у тех нагота не считалась чем-то из ряда вон выходящим. Кожа и кожа, что в ней такого? Но белая девушка, особенно знатного, очень знатного рода – это всё-таки нечто иное, нежели хорошенькие дикарки, разве нет? Иную нынешнюю благородную Генри не преминул бы смутить нарочно, чтобы полюбоваться очаровательным румянцем, но Марию-Антонию – не рискнул. Еще оскорбится, чего доброго, и что тогда? Прощения не допросишься, она не из таких, что запросто извиняют чужую дурость, а им еще ехать и ехать!
Да и вообще, разбери, когда она шутит, а когда говорит всерьез! То она что-то важное выдает с улыбочкой, а то с совершенно невозмутимым видом говорит такое, что впору покраснеть или там захохотать на всю округу. А теперь вовсе сидит, молчит, волосы расчесала и не торопится их собирать, и они развеваются по ветру…
А красиво, между прочим. Профиль у девушки точеный, тоже породу сразу видать, и плевать на веснушки! Волосы вроде бы светло-каштановые, но с бронзовым отливом, а сейчас, в закатном свете – почти огненные. И по ветру стелются. Были бы длинные – хоть русалку с нее рисуй! Генри видел как-то такую картину: сидит себе голая девица на камушке посреди реки, золотые волосы распустила и ручкой этак стыдливо прикрывается, хотя такие прелести не то что ладонью, а и шляпой не вдруг прикроешь! И что-то подсказывало Монтрозу, что принцесса-то как раз прикрываться не будет. Королевская кровь, что с нее взять? У такой и нагота – царственная…
Генри на всякий случай отвернулся, взглянул на лошадей. Стыдно сказать: не удержался, он подсмотрел всё-таки за девушкой, как тогда, под дождем. Безо всякой задней мысли глядел, как ни удивительно, полюбовался просто: точеная фигурка в потоках воды, мокрые волосы кажутся совсем темными… был бы художником, правда бы картину написал!
Что-то зашуршало в траве, Монтроз резко обернулся, чтобы тут же получить горячий привет аккурат в физиономию – неслышно появившийся из высокой травы Гром смачно облизал любимого хозяина, взгромоздив тяжеленные лапы ему на плечи.
– Плохо без собак, – сказала Мария-Антония, насмешливо глядя на него. – К тебе целый отряд подкрадется, а ты и не заметишь, привык на своих псов полагаться!
– Молчи лучше! – беззлобно огрызнулся Генри, радуясь, что хотя бы Гром нашелся. Тот насторожил уши, и Монтроз едва слышно свистнул, наблюдая, как колеблется трава – не по ветру, против него: это Звон выходил на позицию.
– Ты исключительно вежлив сегодня, – констатировала принцесса.
– Тони… – сказал он шепотом. – Тони…
– Что?
– Обернись. Только… очень… медленно…
Девушка обернулась в недоумении и тут же Звон поприветствовал хозяйскую спутницу от всей широкой собачьей души.
– Генри Монтроз! – принцесса утерлась рукавом и хотела было дать тумака псу, но вовремя передумала. – Убери своих зверей подальше от меня, будь так добр! Что?..
Генри упал навзничь, сграбастав Грома, и смеялся – уж больно грозно выглядела принцесса. Звон, благоразумно не приближаясь к хозяину на расстояние вытянутой руки, потрусил к воде и принялся шумно лакать, потом плюхнулся в воду и поплыл, старательно загребая лапами.
– Иди, – наподдал Монтроз Грому, и пёс мигом присоединился к брату, учинив настоящую баталию на мелководье. – Тони, ты не обижайся, я…
– Я вижу, ты рад, что твои собаки вернулись целыми и невредимыми, – кивнула она и улыбнулась. – Я тоже рада. Только, очень тебя прошу, Генри…
– Что?
– Прикажи им отряхиваться где-нибудь поодаль!
Принцесса оказалась резвее, чем он мог предположить, – вмиг она оказалась на изрядном расстоянии от импровизированной стоянки, а оба пса, окружив любимого хозяина, принялись с несказанным удовольствием вытряхивать влагу из густых шкур.
– А раньше сказать нельзя было?!
– А ты сам не догадывался, что они сделают? – парировала принцесса, возвращаясь на место. Мокрые псы развалились на траве, счастливые до кончиков хвостов. – Будто не живешь с ними бок о бок.
– Так мы не всякий день в реке купаемся, – пробормотал он, сознавая ее правоту. – Все больше по прерии мотаемся, так что, сама понимаешь…
– Понимаю, конечно, – усмехнулась девушка и вдруг посерьезнела. – Генри, ты сказал, скоро мы будем в Барри и ты намерен переправиться на тот берег.
– Точно.
– А там что?
– А там, если нам повезет, мы уедем отсюда достаточно далеко и достаточно быстро, – ответил он задумчиво. – Если не повезет, тогда потащимся, как прежде. Но я очень надеюсь, что до этого не дойдет. Помнишь дымок, что ты видела?
– Конечно. Это что-то важное?
– Еще какое важное! – Генри прижмурился от удовольствия. – Если это действительно был дым огневоза, тогда нам повезло!
– Что это? – нахмурилась принцесса.
– Я не смогу рассказать, – покачал головой Монтроз, припомнив первое знакомство с этой штуковиной. – Увидишь, тогда поймешь. Судя по дыму… ну да, он ушел в Рокуэлл, вернется дней через десять. Мы как раз доберемся, если не спеша, до Тиммахина, придумаем, как замаскироваться и всякое в том же роде, а там уж… – Он потянулся и упал в траву. Добавил мечтательно: – Денег хватит.
– Судя по твоей физиономии, Генри Монтроз, – сухо сказала принцесса, – этот твой огневоз суть некая чудесная вещь. Я очень надеюсь, что она окажется достаточно чудесной, чтобы избавить нас от преследователей.
– А я не надеюсь, – покачал головой Генри. – Одни отстанут, другие привяжутся. Просто… так будет быстрее и безопаснее, слово тебе даю. А пока будем ждать оказии, повторяю, придумаем, как замаскироваться. Для начала, – приподнялся он на локте, – заплети-ка ты обратно две косы, а? Тебе бы еще щеки покруглее, была бы вылитая фермерская дочка!
– Уж прости, если лицом не вышла, – процедила принцесса, заплетая волосы, и Генри опомнился.
– Я сегодня болтаю, сам не знаю, что, – сказал он виновато. – Я просто…
– Ты думаешь, за кого меня лучше выдать, – спокойно сказала девушка. – Можешь не извиняться, я способна понять, когда ты грубишь, а когда пытаешься шутить. Не сказала бы, что шутки твои суть образец остроумия, но это лучше, чем когда ты молча таращишься в одну точку!
– Я не таращусь, я мыслю! – буркнул Генри, укладываясь обратно в траву. Мокрый Гром попытался подползти к хозяину под бок, но тот отпихнул пса. – Спать соберешься, бери одеяло и ложись. А я так…
– Ужинать не будешь? – проявила прозорливость принцесса.
– Припасы беречь надо, – притворно зевнул Монтроз. – Обойдусь.
– Глупо, – сказала она. – Но дело твоё. А вот руку покажи.
– Обойдусь, – повторил он, глядя на нее снизу вверх. – Я и не с такими…
– Верю, – кивнула Мария-Антония. – А все-таки покажи. Не желаю, чтобы мой единственный спутник свалился в горячке за полшага до цели путешествия!
– До цели еще шагать и шагать, – фыркнул Генри, но подчинился. Сам покосился с интересом, ничего нового не увидел и сказал с удовлетворением: – Говорю же, на мне, как на собаке!
– Теперь я в это верю, – без улыбки ответила девушка и легла рядом, не озаботившись даже расстелить одеяло. – Ты везучий человек, Генри Монтроз.
– Я знаю, – серьезно ответил он. – И я боюсь, что однажды это везение просто кончится. Тогда мне крышка.
– Не думаю, – сказала принцесса, глядя в потемневшее небо. – Ты сам куешь свою удачу. Пока ты в ней не сомневаешься, беды не будет. Я знала таких людей, поверь мне.
– Да уж, ты куда опытнее меня… – пробормотал Генри, подвинулся, чтобы голова Марии-Антонии удобнее легла на его здоровое плечо. – Спи уже, что ли… Я подумаю пока. Есть пара мыслишек, надо их обмозговать…
Рассвет застал их в пути: отдохнувшие лошади шли бодро, собаки привычно сновали взад-вперед, разведывая дорогу, по левую руку поблескивала Майинаха, неспешно катившая воды на юго-восток, с реки долетал прохладный ветерок, и ехать было не в пример приятнее, нежели по раскаленной прерии.
Барри – небольшой городок, выросший из пограничного форта, показался впереди на четвертый день. Генри нарочно не желал торопиться, прикинув, сколько времени потребуется огневозу, чтобы оказаться в Тиммахине. Выходило, что преизрядно, а ему вовсе не хотелось торчать на одном месте больше, чем это необходимо. Конечно, следует иметь запас времени, но по-любому выходило с избытком, даже если остаться отдохнуть в Барри!
– Приехали, – удовлетворенно сказал он, – к белым, стало быть, людям. Ты это…
– Буду помалкивать, – кивнула принцесса и снова собрала волосы на затылке, затолкав получившийся "хвост" под одежду. – Я помню, что изображаю юношу, не беспокойся.
– Ага. И не отставай, – напутствовал Генри. – Найдем, где переночевать, а там видно будет. Узнаем, когда паром на ту сторону пойдет, отдохнем, поедим по-человечески… Как ты на это смотришь?
– С вожделением, – ответила Мария-Антония. – В особенности на хороший ужин.
– Отлично, – обрадовался Монтроз. – Тут рыбу речную на угольях готовят – пальчики оближешь! Ну да сама увидишь. Поехали!
В Барри никто не обратил на них особенного внимания: еще один путник, только и всего, мало ли тут таких шляется взад-вперед! На единственном постоялом дворе Генри удалось выцыганить отдельную комнату: он сомневался, что принцесса пожелает ночевать в общем зале. Не откажется, конечно, но навряд ли будет довольна. Комнатка оказалась так себе, под самой крышей, с крохотным оконцем, которое пришлось выставить, чтобы впустить хоть немного воздуха, со скрипучей пружинной кроватью и облезлым ковриком на щелястом полу. Из удобств, ясное дело – только таз да кувшин с водой, ну да здесь на большее рассчитывать не приходилось.