Тем не менее, снова увидев под елью оттиснутые в мягкой почве следы четырёх ножек исчезнувшей машинки, Андрон Дьяковатый испытал лёгкую грусть и даже виноватость. Вспомнилось, как, беспомощно улыбаясь, Димитрий нелепо вздёргивал верхнюю губу и подвёртывал нижнюю. Опустела поляна. Ворона после взрыва тоже убралась - то ли от греха подальше, то ли к греху поближе.
- Н-да… - нахмурившись, вымолвил Андрон и с озабоченным видом повернулся к сваленному грудой скарбу. - Ну и как теперь отсюда всё это вызволять?
Поглядел на Прохора. Тот по-прежнему пребывал в раздумье, переходящем временами в тяжкое недоумение.
- То есть это что же? - проговорил он почти с возмущением. - Это получается, что теперь наша жизнь как бы дырявая? В прорехах…
- Можно сказать и так, - согласился Андрон.
- А почему же мы тогда этих прорех не замечаем? - Прохор осёкся. - А-а… - осенённо протянул он чуть погодя. - Вроде как фильмец смотришь, да? Кадры ведь тоже быстро мелькают…
- Н-ну… не совсем поэтому… - Андрон поморщился. - Тут хоть быстро, хоть медленно. Просто человечества-то в этих прорехах - нету. Как ты что заметишь, если нет тебя?
Прохор оцепенел вновь.
- Да не майся ты! - Андрон опрометчиво ткнул его кулаком в плечо, чуть запястье себе не свихнул. - Заказ ты по всем пунктам выполнил… Кстати, - спохватился он. - Тебе, может, свидетель нужен? Ну там, в "Ёксельбанке"… подтвердить…
Прохор очнулся, разомкнул спёкшиеся губы.
- Да, пожалуй… - выдавил он. - Вообще-то мне везде на слово верят, но… Лучше, если специалист объяснит…
Загодя снятое с героически погибшей платформы барахло уберечь не удалось бы в любом случае. Было ясно, что, оставив оцепление на месте взрыва, вояки скорее всего прочешут и рощицу, объявленную в прессе последним плацдармом террористов. Даже если схрон не привлечёт их внимания, за вояками в лесопосадки как пить дать нагрянут "чёрные копатели" и многочисленные фанаты Димитрия Уарова, не говоря уже о дачниках.
Поэтому, посовещавшись, поступили так: наиболее ценными вещами набили два рюкзака, а остальное сложили в овражек, слегка забросав еловыми лапами. Затем Андрон с помощью верной двуручной пилы дозвонился до Ильича и выдал точные координаты тайника, восстановив таким образом добрые отношения с "Дикой орхидеей".
Приторочив пилу к рюкзаку (средство связи могло ещё не раз понадобиться), влезли в лямки и двинулись в направлении рыбацкого посёлка Прикольный, что на реке Ворожейке.
- Значит, думаешь, так он в неё и не шмальнул ни разу?.. - расстроенно спросил Прохор.
Андрон покосился на спутника, но правая половина физиономии идущего рядом была по обыкновению статична. Жуть. Как будто пол головы в станок замотало. Вместе с ухом.
- Прохор, а ты не разведённый?
- Холост.
- А с чего ж ты тогда баб ненавидишь? Вин-дао-ян?
Вопрос был задан не без опаски, но, слава Богу, особого впечатления не произвёл. Наймит "Ёксельбанка" воспринял его с обычным безразличием.
- Да видел я, что ты подсматриваешь, - ворчливо успокоил он умельца. - Утром тогда, на палубе… - Помолчал, вздохнул. - Нет, тут другое…
Бывший шкипер решил уже, что больше об этом ничего не услышит, когда Прохор заговорил вновь.
- Вин-дао-ян, - несколько сдавленно поделился он, - это школа наша, мужская… А есть ещё женская - вин-дао-инь…
- И что? - невольно понизив голос, спросил Андрон.
- Да всё то же самое, - угрюмо ответил Прохор. - Только у них вместо ударов захваты…
И как бы невзначай тронул кончиками пальцев правую изуродованную половину лица.
Андрон потрясённо посмотрел на спутника и тут же отвёл глаза. Больше вопросов на эту тему не задавал.
Привал устроили на бугорке, не скрываясь. Всё равно внимание общественности было пока что целиком приковано к обгоревшим обломкам платформы. Прохор тут же сбежал в балку, где, раздевшись догола, принялся совершенствоваться в своём высоком искусстве. Временами слышен был треск ломающегося деревца. Андрон распотрошил рюкзак и, развязав пластиковый кулёчек с белым мусором, занялся помигивающим жужжащим артефактиком.
Увлёкшись, не заметил, как минуло полтора часа.
- Что-то хитрое у тебя получается, - уважительно заметил вернувшийся из балки Прохор.
- Получается? - задорно переспросил самородок. - Скажи лучше: получилось… Глянь!
Помигивающая жужжалка обзавелась окулярчиком.
- Прицел-то зачем? - не понял Прохор.
- Вот ты давеча насчёт прорех помянул, - возбуждённо пояснил Андрон. - А мне интересно стало: что ж в этих прорехах-то?
- Как "что"? - опешил Прохор. - Ничего… Сам же говорил…
- Э, нет! В прорехах только человечество исчезло. А природа - как была, так и есть. Представляешь, благодать?.. - С этими словами изобретатель приложил окуляр к глазу - и надолго замер. Лицо его становилось всё задумчивей и задумчивей.
- Что там? - полюбопытствовал Прохор.
- На… - как-то неуверенно предложил Андрон, протягивая вещицу.
Прохор взглянул в окуляр - и отпрянул.
- Кто такие? - оторопело вырвалось у него.
- Хм… - Умелец ошеломлённо подёргал себя за мочку уха. - Вишь ты… - пробормотал он. - Выходит, прав был Димитрий!
- В чём?
- Ну… свято место пусто не бывает… все ниши заполнены… Как он ещё говорил? Уберёшь короля, а на трон уже очередь в затылок выстроилась…
- Так что там за уроды?
- А чёрт их разберёт! Ниша-то от человечества пустая осталась… Ну вот, стало быть, эти её и заполнили…
Андрон умолк. Упрямые обветренные губы дрогнули в скорбной улыбке. Всё-таки не зря сгинул Димитрий в своём неолите. Благодаря ему противоестествоиспытатель мог теперь утверждать почти наверняка: во имя чего бы ты ни курочил прошлое - результат отрицательный. То есть тоже результат.
Уяснив, что продолжения не будет, Прохор ещё раз припал к окуляру, но надолго даже его железных нервов не хватило - сплюнул от омерзения и вернул изделие изобретателю.
- Нет, - искренне выдохнул он. - Уж лучше мы!
декабрь 2006 - январь 2007, Волгоград
ТОЛКОВАНИЕ ЯВИ
Когда Тихону Шорохову кто-то сказал, будто, придя к власти, Ельцин чуть ли не первым своим указом разрешил в России психоанализ, тот, помнится, воспринял известие без особого удивления. Байка звучала вполне правдоподобно. На дворе клубился девяносто второй год, россиянам только ещё предстояло разграбить собственную страну, и поэтому логично было по ходу дела избавить их от комплексов.
В отличие от многих своих ровесников в бизнес Тихон Шорохов входил, как входят в холодную воду: зябко, нехотя, полный недобрых предчувствий - впоследствии, разумеется, сбывшихся. Ещё в советские времена, когда, собравшись в тесной кухоньке… Кстати, о размерах кухонь. Ползли шепотки, что, если архитектор самовольно увеличивал площадь этого идеологически неблагополучного помещения хотя бы на один квадратный метр, ослушника немедленно вызывали в Комитет Госбезопасности. Делалось это, понятно, во исполнение старого правила "больше трёх не собираться" и свидетельствовало о полном незнании собственного народа.
Так вот… Когда, собравшись вдесятером в трёхместной кухоньке, приятели Шорохова предавались тлетнорным мечтам о свободном предпринимательстве, сам Тихон, чудом пристроивший половинку задницы на краешке узкого подоконника, слушал всё это с неизменным скепсисом.
- Живи я на Западе, - как бы в забытьи вещал один, - открыл бы книжный магазинчик… с колокольчиком на двери… Входит покупатель, а колокольчик: "Дзень…" Лепота…
Остальные внимали и сладко жмурились. Три девицы под окном… То есть не три - десять. Десять девиц мужского пола.
- А конкуренты тебя не слопают вместе с колокольчиком? - грубовато спрашивал Тихон.
Заслышав столь откровенную коммунистическую пропаганду, великовозрастные мечтатели широко раскрывали глаза и поворачивались к Шорохову, словно заподозрив в нём стукача, каковым он, к слову сказать, отродясь не был. Стукачом как раз был тот, что грезил вслух о магазинчике с колокольчиком.
Искренне, учтите, грезил.
- Почему слопают? - озадаченно вопрошал он.
- А вот Фрейда читать надо, - ворчливо отвечал ему Тихон - и все мигом успокаивались. Всё-таки Фрейд. Не Маркс.
- Зажатые все, скованные, - безжалостно продолжал Шорохов. - В кой веки раз продавчиха сама себя обсчитает - вы же ей, дуралеи, сдачу вернёте… Какой вам бизнес? Вам к психоаналитику надо!
- Откуда у нас психоаналитики? - вздыхал кто-то. - Одни психиатры…
- Ну, значит, к психиатру!
- Позвольте, позвольте! При чём здесь вообще психоанализ? Ну, увидел, что обсчиталась, вернул сдачу. Элементарная честность.
- А честность, по-твоему, не комплекс?
И начиналась полемика.
Наивные… "Свободу узникам зверинца!" Морские свинки, волнистые попугайчики, неспособные уразуметь, что в безопасности они лишь до тех пор, пока клетка заперта.
И вот прозвучал он, тот самый "дзень", о котором столь долго талдычили. Канули в Лету времена, когда государство милосердно брало на себя основное бремя преступлений, почти ничего не оставляя на долю отдельных граждан. Теперь же, став демократическим, оно честно поделилось этим бременем со всеми желающими.
Тихон как в воду глядел. Магазинчик накрылся вместе с колокольчиком, не просуществовав и полугода. Остальные приятели Шорохова тоже расплатились за попытку воплощения в жизнь опрометчивых своих фантазий: кто ломаными рёбрами, кто квартирой.
И стали себе жить-бомжевать.
Тихон ещё барахтался, но из последних сил, сознавая с горечью, что всё высказанное им когда-то в адрес давних его знакомых приложимо целиком и полностью к нему самому. Вынести тайком три кило картошки с овощебазы, куда тебя послали перебирать корнеплоды, - это, допустим, запросто, а вот присвоить всю базу целиком… При одной мысли о таком деянии продирал озноб, охватывала нерешительность.
И сны ему снились классические, по Фрейду: этакий, знаете, невинный, с точки зрения коммунистической морали, абсурд. Скажем, долгое бесцельное восхождение по крутой лестнице. "Толкование сновидений" (Фрейда, Фрейда, не Дивова) к тому времени продавалось уже со всех лотков. Тихон не поленился, купил книгу, выяснил, что сей сон значит, и был несколько озадачен трактовкой.
Психоаналитиков произросло - как грибов. Грибы, однако, были большей частью несъедобные, а то и вовсе ядовитые. Те же психиатры, сменившие табличку. Поэтому первый визит к специалисту Шорохова заставили нанести не столько внутренние побуждения, сколько чрезвычайные обстоятельства: оказалось, что подъезд, в который шмыгнул непреуспевающий бизнесмен, противу ожиданий, не был сквозным - и пришлось (как во сне) бежать вверх по лестнице, сильно надеясь на открытый чердачный люк.
Люка наверху не обнаружилось вообще, зато с одной из дверей последнего этажа бросилась в глаза надпись: "Психоаналитик Такой-то". Прочесть фамилию Тихон не успел - время поджимало.
* * *
В том, что дуракам везёт, нет никакого парадокса. Мало того, налицо прямое следствие теории вероятности: кого больше - тем и везёт. То обстоятельство, что недалёкие друзья Шорохова уже разорились и сгинули, а он, такой умный, такой проницательный, всё ещё бежал вверх по лестнице, спасаясь от утюга и паяльника, ничего не опровергает и ничего не доказывает: согласно той же теории вероятности, везёт далеко не всем дуракам.
Слава богу, дверь открыли сразу.
- Я - к вам, - задохнувшись, сообщил Шорохов и торопливо переступил порог. В подъезде по-прежнему было тихо. Возможно, преследователи решили, что, метнувшись во двор, должник кинулся прямиком в первое парадное. А он-то нырнул во второе!
- Проходите, - меланхолично прозвучало в ответ.
- Спасибо, - поблагодарил Тихон и куда-то прошёл, прикидывая, какое время ему следует здесь переждать, пока нанятые кредиторами душегубы обшарят оба подъезда и удалятся восвояси.
- Что беспокоит?
Услышав вопрос, более приличествующий участковому врачу, нежели психоаналитику, Шорохов, уже усаженный в средней жёсткости кресло, поднял глаза на своего спасителя. Он был заранее готов простить ему всё: будь то жуликовато-гипнотизёристый имидж (пронзающий взор без признаков мысли, мефистофельски заломленные брови) или же трепетно-вкрадчивые поползновения влезть в душу без мыла ("Давайте поговорим… Расскажите мне об этом…").
Психоаналитик оказался крупным, склонным к полноте мужчиной с несколько скучающим складом лица. Чувствовалось, что эти серые невыразительные глаза повидали многое и что владельца их трудно чем-либо удивить. А вот как он был одет, почему-то не запомнилось. То ли серый костюм-тройка, то ли белый халат.
- Кошмар, - сдавленно поведал Шорохов. - Ещё немного - и либо свихнусь, либо повешусь!
- Это нормально, - чуть ли не позёвывая, успокоил проницатель человеческих душ, присаживаясь напротив. - Обычная реакция на то, что сейчас творится. Вот если бы вы реагировали по-другому… ну, тогда стоило бы встревожиться. А содержание?
- Простите… Содержание чего?
- Кошмара.
- Которого? - с нервной усмешкой уточнил Тихон.
- Желательно последнего… Может, вам водички?
- Да, если можно…
Испив шипучей водицы, беглец пришёл в себя окончательно и огляделся. Как он и предчувствовал, комната лишь начинала перерождаться в кабинет: старенький сервант соседствовал с новеньким письменным столом, раздвижной диван - с видимостью компьютера системы "Роботрон". На стенке - диплом не по-русски. Правильно, пусть уважают. Вон Томка Тарабрина с безработицы ворожить начала - так у неё диплом и вовсе на санскрите…
Что ж, каков бизнесмен, таков и психоаналитик.
- Психоанализ - по Фрейду? - осведомился Тихон.
- В целом - да.
- А не устарел он за сто лет?
- За сто лет, - неспешно заметил собеседник, - всё гениальное успевает и устареть, и обновиться. "Через десять лет забудут, через двести вспомнят…"
- Вы хотите сказать, - недоверчиво начал Тихон, но спохватился и переложил речь паузой, за время которой ещё раз чутко прислушался к тишине за входной дверью, - что Фрейд тоже успел…
- Успел. Обстоятельства, знаете ли, повторяются… Возьмём внутреннюю цензуру. - Судя по вялости интонаций, Тихон был не первый, кому это предлагалось. - Во времена Фрейда внутренняя цензура была порождена чопорной буржуазной моралью. При советской власти - не менее чопорным кодексом строителя коммунизма. И в том, и в другом случае результат приблизительно одинаков. Цензура есть цензура: либо она вычёркивает неугодные фрагменты сновидений, либо искажает их до полной неузнаваемости…
- То есть если я всю ночь бежал сломя голову вверх по крутой лестнице…
- Да-да, - рассеянно подтвердил специалист. - Это значит, что на самом деле вам приснился торопливый половой акт. Но, поскольку в Стране Советов "секса нет", потребовалась замена одного действия другим, схожим по ритму… Это как в литературе. Скажем, описывает прозаик-почвенник работу колхозного кузнеца. Мощные мерные удары, экстаз труда, слияние с молотом, наконец, само звучание глагола "куй" в повелительном наклонении… Символика, согласитесь, весьма прозрачна.
- Но теперь-то…
Что-то похожее на лёгкую грусть просквозило в блёклых глазах собеседника.
- Теперь, конечно, дело иное, - согласился он. - Меняются времена - меняются и запреты. Иногда с точностью до наоборот.
- Значит, если я, извините, трахался с кем-то во сне до самого пробуждения, - не удержался Шорохов, - то в наши дни это символизирует бег по ступеням? Или ударную работу в колхозной кузне?
Едва заметная улыбка тронула полные губы психоаналитика.
- Сплошь и рядом, - заверил он. - Как ни странно, из моих наблюдений следует, что зачастую именно в такой скрытой форме проявляется сегодня тоска по утраченным идеалам прошлого…
То ли всерьёз сказанул, то ли просто поддержал сомнительную шутку посетителя, помогая тому освоиться.
- Вы, однако, собирались рассказать о своём последнем кошмаре.
Кажется, на лестничной площадке послышались шаги и голоса. Тихон напряг слух. Да, голоса. Но один вроде бы женский.
Женщин среди преследователей не было.
- Хорошо, если о последнем, - с вымученной улыбкой выдавил Шорохов. - Сколько вы берёте за сеанс?
- За визит, - мягко поправил психоаналитик. - Если вам нужен сеанс, то это к экстрасенсам.
И назвал вполне приемлемую сумму. Во всяком случае, за укрытие от погони с беглеца слупили бы куда больше. А тут не только укрытие - тут ещё и возможность душу излить. Тихон помедлил, восстанавливая содержание недавней жути, снова задохнулся и, еле справившись с горловым спазмом, начал:
- Судите сами. Вот сегодня. Иду по улице, вижу…
- Если можно, подробнее, - попросил собеседник. - Вы говорите: улица. Что за улица? Широкая? Узкая?
- Улица-то? Имени Столыпина, бывшая Горсоветская. Рядом с вами…
- Даже так? Вы, видимо, часто по ней ходите?
- Да. Постоянно.
- Простите, что перебил. Продолжайте. И старайтесь ничего не упустить. Важна любая деталь, даже самая на первый взгляд незначительная.
- Н-ну, хорошо. Попробую. Значит, так. Я иду по левой стороне, впереди припаркована машина, подержанная "копейка" красного цвета, правое переднее колесо въехало на тротуар. На антенне - бантик и продолговатый детский шарик. А по правой стороне - пять-шесть иномарок. И передо мной выбор: перейти улицу или не перейти. Мне страшно. Я точно знаю, что в "копейке" меня поджидают. Но на той стороне ещё страшнее. И я продолжаю идти по левому тротуару, замедляю шаг как могу, а сам мысленно твержу: "Это мне снится. Это мне только снится".
- Бежать не пытаетесь?
- Бесполезно. Догонят. В просвете домов участок железной дороги, и я думаю, не свернуть ли туда. Не решаюсь и продолжаю идти. Почему-то раздаётся удар колокола, хотя храма поблизости не видно. Навстречу мне из "копейки" выскакивают трое. Я понимаю, что сейчас они запихнут меня в машину и увезут. Тут дверцы иномарок на той стороне улицы разом распахиваются, и оттуда высыпает толпа человек в пятнадцать. Трое из "копейки" окружают меня, а толпа из иномарок окружает и меня, и этих троих.
- Так-так…
- И они начинают спорить, кому я больше должен.
- Все незнакомые?
- Да…
- Как-то вы неуверенно это произнесли. Вам кто-то кого-то напомнил?
- Да. Один из этих троих. Вылитый Борька Раз, только помоложе…
- Как, вы сказали, его зовут?
- Раз. Это фамилия такая.
- Борька Раз… - задумчиво повторил психоаналитик. - Раз Борька… Что ж, вполне естественно. Продолжайте, пожалуйста.
- Постойте… Почему естественно?
Собеседник вздохнул.
- Вы - предприниматель, не так ли? Стало быть, должны знать, что вооружённые столкновения сейчас называются разборками. Раз-борка. Вот откуда вынырнул этот самый ваш Борька Раз… Кстати, кто он?
- Старый знакомый, - помаргивая, объяснил несколько сбитый с толку Шорохов. - Работал редактором в книжном издательстве. Магазинчик мечтал открыть. С колокольчиком.
- Ну вот видите, и удар колокола объяснился. И где он сейчас - этот ваш знакомый?
- Не знаю. Лет семь назад встречались, спорили…