* * *
Поднявшись на второй этаж, Артём достал ключи, но тут дверь квартиры распахнулась, и на блистающую чистотой площадку (теперь Виктория мыла её через день со стиральным порошком) вылетел вечно куда-то спешащий Павлик. Был он в парадной форме: стального цвета шорты, отутюженная белая рубашка, на шее - аккуратно повязанный розовый галстук.
- Куда это ты? - не понял Артём.
- На консилиум, - радостно отрапортовал сын. - Митьку исключать будем.
- Как? Из школы? - ужаснулся отец. - За что?
- Не, не из школы, - успокоил Павлик. - Из юннатов. Достукался - сеструхин галстук надел и так пришёл…
- В класс?! Может, не нарочно?
- Ну да, не нарочно! С Толяном на щелбаны поспорил!
- Ты хоть перекусить-то успел?..
Но белая рубашка уже мелькнула на промежуточной площадке - и сгинула. Хлопнула дверь подъезда. Несколько секунд Артём стоял, оцепенело глядя в пустой пролет. Ай-яй-яй, что делается! Вот уже и чистки рядов у них…
В последнее время Виктория вообще научилась неплохо готовить, но сегодня она явно превзошла саму себя. Рядом с дымящейся тарелкой умопомрачительного харчо стояла ваза из непрозрачного морозного стекла, полная светлых водочных капсул. Артём Стратополох уплетал первое, демонстративно мыча и мурлыча от удовольствия. А со стены кухни на него ласково взирал известный портрет доктора Безуглова, снабжённый понизу оскорбительным изречением: "Патриотизм - самая изощрённая форма нанесения ущерба Родине".
Прятать глаза было бы несколько унизительно, поэтому Артём, поглядывая с ответной улыбкой на изображение Президента, в отместку принялся вспоминать, как однажды, ожидая со дня на день возвращения Виктории с курорта, он на всякий случай решил уничтожить осевшие в памяти компьютера порнушные снимки из Интернета. Посмотрит - убьёт, посмотрит - убьёт, посмотрит… И вдруг указательный палец замер над кнопкой. Вроде бы снимок как снимок. Улыбчивый педофил охмуряет первоклашку с бантиками. Оба ещё одетые. Только вот личико у педофила почему-то знакомое. Пригляделся - ба! Да это ж наш доктор Безуглов школьников с началом учебного года поздравляет! Видимо, с другого сайта затесался…
С какой, однако, ехидцей на портрет ни поглядывай, а гнездилось в Артёме предчувствие, что второе ему спокойно доесть не придётся. Так оно и вышло.
- Всё-таки решил закодироваться? - с надеждой, сама ещё не веря своему счастью, спросила Виктория. Карие глаза супруги сияли нежностью и любовью.
Мягкий тающий во рту кусок в меру отбитой прекрасно прожаренной свинины отвердел и стал поперёк горла.
- С чего ты взяла? - пробормотал Артём.
Карие глаза опечалились.
- Ну… мне показалось, ты сегодня ходил на приём…
- Да, ходил… Посоветоваться… провериться…
- Ну вот и закодировался бы заодно.
Кому депрессия - кому дом родной. Отбивная мгновенно утратила вкус. Явление, именуемое авгезией и наблюдающееся также при истерии.
- От чего?
- Ты знаешь, - тихо сказала жена.
Артём судорожно вздохнул и оглядел с тоской чистенькую, собственноручно отремонтированную Викторией кухоньку. Нигде ни пятнышка, оконное стекло за бежевой кружевной занавеской, когда-то мутное, в потёках, теперь настолько прозрачно, что кажется выбитым напрочь. Рай. Не об этом ли он мечтал несколько лет подряд? А теперь вот - надо же! - затосковал по утраченному аду.
Да, конечно, раньше скандалы бывали куда круче. Однако заканчивались они у Стратополохов довольно своеобразно. До рукоприкладства не доходило никогда. Стоило склоке достичь критической точки, как Виктория, обезумев, кидалась на Артёма, и они яростно принимались раздевать друг друга. Ссора таким образом была как бы прелюдией ко всему остальному. Теперь же прежние страсти сменились рутинным исполнением супружеских обязанностей…
- Ты сам когда-то заставил меня закодироваться, - напомнила она. - И я согласилась. И не жалею. И прошу тебя о том же…
- От чего ты меня собираешься кодировать?
- От вредных привычек, - покривила душой Виктория. Называть вещи своими именами ей, как всегда, не хотелось.
- Вика! - жалобно промолвил Артём. - Ну какие привычки? Какие привычки? Пью мало, курить выхожу на балкон…
- Господи! - беспомощно проговорила она. - Ну я же не об этом…
Артём не выдержал и отвёл глаза, уставился на аппетитную ещё недавно отбивную. Честное слово, лучше бы уж крик, угрозы, битьё посуды, чем эта правильная мягкая осада.
- Не изменяю… - безнадёжно присовокупил Артём, по-прежнему сосредоточив внимание на тарелке. В глубине души он и сам сознавал собственную порочность (поди не осознай, когда перед глазами такой образец!), но ничего не мог с собой поделать.
- Изменяешь… - грустно сказала она.
- Вика… - проскулил Артём. - Ну я же платонически…
- Платонически… - Виктория смахнула слезу. - Значит, сердце твоё принадлежит ей, - сдавленно продолжала она, - а мне ты что оставляешь? Гениталии?
- Вика! - вскричал он. - Но это ведь и твоя Родина! И ты не можешь не чувствовать к ней…
- Да, - твёрдо отвечала Виктория. - Но моё чувство не переходит в навязчивую идею.
- Сверхценную, - тут же поправил он. Поправка была важна: сверхценные идеи в отличие от навязчивых могут возникать и у психически здоровых людей.
- Нет, именно навязчивую!
- Послушай… - Артём осторожно прокашлялся. Виктория, конечно же, ошибалась, но спорить в данном случае не стоило. - Кодирование - крайнее средство. Ну и какой в нём сейчас смысл? Ты же видишь, я вполне себя контролирую…
- А ты знаешь, что нежелание лечиться называется "негативизм"? И тоже лечится!
- Слышала звон… - несколько даже разочарованно хмыкнул Артём, давно вызубривший "Толковый словарь психиатрических терминов" от корки до корки. - Пассивный негативизм наблюдается, запомни, у кататоников, при прогрессивном параличе и при старческом слабоумии. А у меня, прости, ни того, ни другого, ни третьего… Навязчивая идея! - фыркнул он. - Вот где навязчивая идея, вот! - И Артём, резко выйдя из себя, ткнул вилкой в сторону висящего на стене портрета. - Помешательство в чистом виде!
Побледнела, отшатнулась.
- Но ты же сам за него голосовал… - с болью сказала она.
Скомкал салфетку, вскочил.
- Голосовал! Но это ещё не повод вывешивать на кухне иконостас!
Прекрасные глаза Виктории, устремлённые на супруга с жалостью и ужасом, наполнялись слезами. Затем она всхлипнула и порывисто отвернулась к прозрачной кружевной занавеске. Артём понял, что опять не прав, и, приблизившись к жене сзади, обнял её округлившиеся от правильной жизни плечи.
- Вика, - заискивающе начал он. - Сегодня сам вот врачу показался…
В тарелке стыла недоеденная отбивная.
Ускользнуть из дому незаметно не удалось. Подвела лёгкая склонность к нарциссизму: Артём задержался в прихожей перед зеркалом, поправил галстук, развернул плечи, вскинул подбородок, изучил свои тонкие породистые черты анфас, затем скосил выразительный глаз и изучил их в три четверти. Ну и докрасовался, естественно…
- Куда ты? - тревожно спросила Вика, внезапно выходя из кухни и перекрывая Артёму дорогу к двери. Скуластое личико супруги разом осунулось, тёмные глаза жертвенно раскрылись.
- За сигаретами, - невозмутимо отозвался он, трогая без нужды узел. - Прикупить что-нибудь по дороге?
- За сигаретами, - горестно повторила Вика, по-прежнему не сводя с него страдальческого взгляда. - В костюме, при галстуке - за сигаретами…
- Н-ну… и-и… что ж тут такого? Да, в костюме… при галстуке… Потом, не забудь, мне же ещё сегодня в общество анонимных патриотов… при диспансере…
- Какое общество? Сегодня четверг, а не суббота!
- Разве?
- Гос-споди… - тихонько простонала она. - Опять в этот свой притон…
Артём вспыхнул.
- Ты слова-то всё-таки подбирай, - медленно, с угрозой проговорил он. - Притон! Что это ещё такое? Притон…
- Хоть бы о сыне подумал! - Губы её дрогнули. - Узнают - дразнить начнут…
- Эти начнут! - Артём криво усмехнулся. - Вон уже в сеструхиных галстуках на спор в школу приходят…
Лицо Виктории окаменело.
- Ты просто вынуждаешь меня, - сказала она мёртвым голосом. - Ты не оставляешь мне выбора. Я сдам тебя на принудительное лечение.
Разговор пошёл в открытую, притворяться больше не имело смысла - и Стратополох ощутил упоительный восторг бесстыдства.
- Не сдашь, - с нежнейшей ненавистью выдохнул он ей в лицо. - Нетрадиционную ориентацию принудительно не лечат…
- Лечат, - выдохнула она в ответ. Наблюдай за ними кто со стороны, ему показалось бы, что он присутствует при объяснении в любви. - Лечат, милый… В случае совращения - лечат.
- Что-что? - изумился Артём. - Это кого же я совращаю?
- Читателей! - Из кармана халатика Викторией немедленно была извлечена книжица - тоненькая, беленькая, изданная за свой счёт, и тем не менее настоящая, бумажная. Улика. Узкое лицо Стратополоха чуть вздёрнулось, тонкие губы тронула надменная улыбка.
- И что же там такого совратительного?
- Вот, - глухо сказала Виктория, листая. - Вот… "Серебряны Твои травы… и родники Твои зрячи…"
- Да-да… - рассеянно отозвался Артём, а у самого в глубине зрачков тлело злорадство. - Мы как раз сегодня с Валерием Львовичем это стихотворение и обсуждали…
- Кто такой Валерий Львович?
- Ай-яй-яй-яй… В поликлинику-то, видать, уже и дорожку забыла. Валерий Львович - наш новый психотерапевт.
- И он…
- Оценил, - с удовольствием выговорил Артём. - Я, собственно, чего к нему ходил-то? Думаю: а не злоупотребляю ли я метафорами? Яркие краски, знаешь, свойственны истероидам… Нет, говорит, в самый раз. Оч-чень, говорит, запоминающийся женский образ…
- Женский?!
- Ну не мужской же, согласись. Так что прошёл собеседование по собственному желанию. Вот, кстати… - Артём извлёк из внутреннего кармана пиджака вчетверо сложенную бумагу, развернул. - Всё чин по чину, как видишь. Штамп, печать…
- Ты что, взятку дал участковому? - испуганно глядя на мужа, спросила Виктория шёпотом.
- Обижаешь! - Вздёрнув голову ещё выше, Артём спрятал бумагу. Прошествовал мимо остолбеневшей супруги и вышел вон.
- Иди-иди! - запоздало крикнула она вослед. - А то там, не дай бог, без тебя Родину на хор поставят!..
И ударилась в слёзы.
ГЛАВА 4
НА УЛИЦЕ
Да ещё безумный, убежавший из больницы,
Выскочил, растерзанный…Валерий Брюсов
Вырвался! Как и всякий закоренелый грешник, он чувствовал при этом одновременно и стыд, и радость.
Обогнув магазин "Недотыкомка", что на углу Батюшкова и Чаадаева, Артём свернул в скверик, где спросил в аптечном киоске стакан воды и, проглотив залпом три водочные капсулы, присел на скамью - подождать, пока усвоится.
Вскоре напряжение спало. Расслабившись, Стратополох задумчиво выпятил губы, затем спохватился и подобрал. Симптом хоботка. Вряд ли заподозрят в кататонии, но, как говорится, бережёного бог бережёт.
Некоторое время литератор благожелательно озирал аллею, затем взгляд его упал на уличный автомат "Моментальная патография". В последнее время их понатыкали повсюду. Помнится, узнав впервые значение этого странного слова, Стратополох похолодел. "Изучение творчества писателей, поэтов, художников, мыслителей с целью оценки личности автора как психически больного". Оказалось, ничего страшного. Новое развлечение многим пришлось по вкусу, особенно подросткам: набирали на мониторе какую-нибудь малоприличную чушь, а потом ржали по-жеребячьи над диагнозом.
Артём поднялся и, подойдя к автомату, сунул в прорезь кредитную карточку. Набрал на память полстрофы, тронул пусковую клавишу, после чего минут пять, не меньше, любовался полученным ответом:
Но тих был наш бивак открытый:
(1. Афония - утрата голоса, отсутствие звучной речи при сохранении шёпотной в рамках истерических психозов и неврозов; 2. Клаустрофобия - непреодолимый страх замкнутых помещений.)
Кто кивер чистил весь избитый,
(Мизофобия - навязчивая боязнь загрязнения при неврозопобных дебютах шизофрении.)
Кто штык точил, ворча сердито,
(1. Автоматизм амбулаторный - вариант сумеречного нарушения сознания, характеризующийся правильным выполнением сложных целесообразных действий; 2. дисфория - угрюмое, злобно-раздражительное настроение, обычно предшествующее припадку эпилепсии.)
Кусая длинный ус.
(Трихофагия - патологическое влечение к поеданию волос. Наблюдается при психопатиях, шизофрении, олигофрении.)
Литератор повеселел, отпустил монитору шелбан и, не без злорадства произнеся вполголоса: "Так-то вот, Михал Юрьич!" - изъял карточку из прорези.
Обернувшись, оказался лицом к лицу с невысоким крепышом средних лет, тоже, видно, решившим поразвлечься. При виде Стратополоха крепыш попятился, потом понял, что деваться некуда, и, нахмурившись, сунул ладонь для рукопожатия.
Башенный череп с плоским затылком и нависающим лбом, несколько деформированные ушные раковины, седловидное переносье, упрямо выпяченная нижняя челюсть. Странно. Когда-то это лицо Артёму хотелось назвать сократовским. Теперь же он твёрдо знал, что подобные черты прежде всего свидетельствуют о наследственном пороке развития. Впрочем, в словаре, помнится, присутствовала ещё оговорка: "Интеллект иногда не нарушен". Не был он нарушен и в данном случае.
- Давненько, давненько… - скрипуче проговорил Стратополох. - А тебе со мной здороваться можно?
- Почему ж нельзя?
- Ну… не знаю… Подхватишь идеологическую инфекцию, потом, не дай бог, рецидив…
Собеседник натянуто усмехнулся.
- Да нет. Это как ветрянка: разок переболеешь - больше не заразишься…
Обменявшись ещё парой фраз в том же роде, приблизились к скамейке, присели, с насторожённым любопытством глядя друг на друга.
- В "Прибежище"? - осведомился бывший друг и соратник.
Стратополох кивнул.
- И жена отпускает?
- Нет.
- А как же ты?
- Пробился. Штыком и гранатой…
- А на принудиловку отправит?
- Да не за что пока…
- Найдёт… - обнадёжил собеседник.
Помолчали. Напротив желтел сквозь листву корпус больничного комплекса "Эдип", в одной из палат которого, по слухам, пребывал на излечении знаменитый Паша Моджахед, страдавший манией величия и, несмотря на все усилия врачей, упорно именовавший себя главой Временного Правительства Сызново. Стратополох достал сигареты, протянул пачку старому знакомцу. Тот отрицательно мотнул головой.
- Закодировался, что ли?
- Нет. Сам. Всё сам… Усилием воли…
Артём закурил. В сквериках это дело ещё позволялось.
- И с учёта сняли?
- Ну да! С учёта не снимают. Хожу проверяюсь… раз в два месяца…
- Да я не о куреве.
- Я тоже.
Кривлялся на сквознячке сигаретный дым. Помигивал синим глазком автомат "Моментальная патография".
- В "Последнее прибежище" не тянет?
- Поначалу тянуло. Теперь нет. Что я там забыл?
- Отечество, например…
- Отечество?! В "Прибежище"? - Собеседник сатанински всхохотнул. - Окстись, Артём! Примете по стопке - и давай рукава от страсти жевать… А чего жевать, спрашивается? Человеком надо быть хорошим - вот тебе и весь патриотизм!
- Это что, цитата?
- Нет. Экспромт.
Стиснув зубы, Артём Стратополох поднялся и раздавил окурок о край урны. Как вошь. Как классового врага. Вернулся, сел.
- То есть Родина для тебя теперь - доктор Безуглов?
Ответом была бесстыдная и, что самое жуткое, вполне искренняя улыбка.
- А почему нет? Ты что же, думаешь, я его идеализирую? Не вижу насквозь?
- Интересно… - процедил Артём. - Ну-ка, ну-ка…
- Начнём с того, что специалист он хреновенький. Можно даже сказать, шарлатан…
- Та-ак… Дальше.
- Мотивы его, согласись, вполне понятны и особым благородством не отмечены. Почему он, к примеру, объявил патриотизм нетрадиционной сексуальной ориентацией? Месть. Не более чем месть. За то, что патриоты упекли его в дурдом при Паше Моджахеде…
- Знаешь, - задумчиво молвил Артём, - в "Последнем прибежище" тебя за такие слова на руках носили бы. Хотя нет… Там ведь у нас и президентолюбивые встречаются… Скажи, пожалуйста, ты с каждым так теперь откровенничаешь или только со мной?
- Пошёл ты!.. - Собеседник обиделся и замолчал.
- Извини, - сказал Артём. - Значит, во-первых, ты говоришь, шарлатан, во-вторых, злопамятен… Это тебя в нём и привлекает?
Внезапно противник ухмыльнулся и добродушно, чуть ли не ободряюще потрепал Артёма по колену.
- Нет, - ответил он. - Меня это в нём отталкивает. И тем не менее, согласись, Сызново его стараниями помаленьку превращается…
- В психушку?
Ухмылка стала ещё шире.
- Что? Не нравится? - понимающе спросил бывший друг и соратник. - Ну что делать… Психам место именно в психушке. Ты вспомни, что мы натворили, когда нам дали свободу… сняли смирительную рубашку! Нормальные люди так поступают? Развалили Родину во имя Родины… Вернее, во имя красивых слов о Родине! Разграбили всё, что можно разграбить, кинулись друг на друга, как звери…
- Свежее сравнение, - буркнул Артём.
- Виноват… - Башенный череп склонился в насмешливом кивке. - Не литератор есмь. Всего-навсего журналист. Тонкостям стиля не обучен… Короче говоря, случайно ли, нарочно, но Безуглову удалось нас обезвредить. С чем я его и поздравляю. А самое смешное, обрати внимание, борясь с нами, он осуществил то, за что боролись мы…
- Вот об этом, пожалуйста, подробнее… - Артём нервно щёлкнул зажигалкой.
- Много куришь…
- Нет, это я только с тобой… Ну так?
- Во-первых, стало меньше инородцев…
Артём Стратополох сверкнул глазами и гневно, по-драконьи выбросил дым из ноздрей:
- Да ни один инородец не выдержит того, что с нами проделывают!
- И что ж это такого с нами плохого проделывают? Тюремное заключение отменили…
Вместо отпета Артём Стратополох покосился на желтеющий сквозь листву корпус больничного комплекса "Эдип".
- Благосостояние выросло… - сделав вид, что не заметил этого выразительного взгляда, невозмутимо продолжал собеседник.
- Какой ценой?
- Полагаю, весьма скромной. Вспомни, сколько тратилось на предвыборные кампании… А на армию!
- На армию?! - взбеленился Артём. - Да ты знаешь, что такое государство без армии?
- Знаю. Япония.
На несколько секунд Стратополох утратил дар речи.
- Погоди, - сдавленно пообещал он. - Покончит Америка с Лыцком, за нас возьмётся - посмотрим, как ты тогда запоёшь…
Собеседник мерзко захихикал. Видимо, представил себе вооружённые силы Сызнова, противостоящие армии Соединённых Штатов.
- Ещё какие преимущества? - не разжимая зубов, полюбопытствовал Артём.
- Пить стали меньше, - напомнил собеседник.
- Серьёзное достижение.