Кстати, мысль о заимствовании мата у татар всегда обижала Стратополоха. Сам он неизменно отстаивал исконное его происхождение, ища и находя остроумнейшие доводы в свою пользу. Скажем, поминая в речи мужской орган, мы часто прибегаем к иносказанию ("лысый", "нахал", "болт" и прочее). Логично предположить, что точно так же дело обстояло и в далёком прошлом, когда дядя по женской линии обозначался на Руси словом "уй". Чем не иносказание - "дядя"? Да ещё и по женской линии! А придыхание, возможно, возникло после предлогов, оканчивающихся на гласную.
Любая политическая ориентация - нетрадиционна. С этим известным утверждением доктора Безуглова хотелось поспорить, в крайнем случае мысленно огрызнуться: дескать, от Президента и слышу! Труднее было оправдаться по комплексу Каина. Действительно, ревнуя к общему делу, испытываешь подчас жгучее желание убить того или иного своего собрата. А то и всех разом.
Сексуальные меньшинства Сызнова, не затронутые бредом альтруистическим, давно сбились в мирные замкнутые тусовки. С отчизнолюбивыми дело обстояло иначе. Потому-то и кулючили постоянно у входа в "Последнее прибежище" бригады "неотложек". Состоящие на учёте патриопаты обожали разбиваться на фракции и учинять внутренние правилки и разборки.
Странный народ. Искренне радовались, встретив соратника на улице, а в клубе готовы были того же самого человека порвать в клочки при малейшем разногласии.
Позавчера, например, в "Прибежище" подрались два таких соратника. Сплетясь, как пара змей, они катились по ступенькам пологого крыльца на выход, и каждый хрипел о ненависти к инородцам. В приёмном покое выяснилось, что оба пострадавших славяне чистых кровей, просто речь шла о разной степени ненависти.
Сейчас неподалёку от Артёма за столиком восседали три особи женского пола и с оскорблённым видом пили кофе из безопасных пластмассовых пиалушек. Презрительно прищуренные глаза каждой из трёх девиц блуждали по залу, приостанавливались на ком-либо из присутствующих и, уничтожив морально, следовали дальше. Наиболее частому испепелению подвергался дальний угол, где в окружении единомышленников шумно витийствовал смуглый ястребиноликий живчик. Там собирались бисексуалы - двуличные твари, способные одновременно любить и женщин, и Родину.
Значительная часть застарелой девичьей ненависти доставалась также этакому пожилому Квазимодо, одиноко сутулившемуся под портретом поэта Николая Клюева. Впрочем, подобных типов тут не жаловал никто и иначе как педороссами не величал. Горбун томился. Поговорить ему пока было не с кем. Время от времени доставал сотовый телефон и, нажав кнопку, с печальной улыбкой слушал первые такты некогда популярной песни "Гей, славяне".
На Стратополоха три мегеры смотрели с особым омерзением. Квазимодо - и тот поглядывал на него с превосходством. Не зря же таким, как Артём, был отведён крайний столику самого входа. Почувствовав на себе очередной казнящий взгляд, литератор досадливо дёрнул плечом и снова склонился над наладонником.
"Секс и насилие - что общего в этих двух понятиях? - сосредоточенно набирал он, сноровисто касаясь буковок кончиком стила. - Секс - составная часть любви. Насилие - составная часть убийства. Да, конечно, бывает сексуальное насилие, но ведь бывает и экономическое, причём убийств на этой почве куда больше, чем на сексуальной. Пропаганда экономики и насилия - вот с чем надлежит бороться по-настоящему…"
Народу под навесом прибавлялось. Вошёл загадочный юноша в чёрном кожаном плаще до пят. Бритые виски, минимум косметики. Оглядевшись, подсел к горбуну. Тот оживился, спрятал сотовый телефон, и они взволнованно о чём-то заговорили.
В дальнем углу грянули крики. Кто-то перескочил со стула на стол. Судя по всему, там сменили тему.
- На территории Украины…
- Не "на территории Украины", а "в территории Украины". Грамотей!..
- Какая Украина? Нет никакой Украины! Доказано, что украинский язык - следствие расстройства речевых функций…
- Кем доказано? Уж не Безугловым ли?..
"Конечно, все мы здесь уроды, - растроганно думал Стратополох, с грустной нежностью оглядывая бурлящее сборище. - Можем поругаться до визга, до хрипа, можем даже до рукоприкладства дойти. И всё же лучше урод, чем натурал. "Нормально функционирующий человек". Надо же, пакость какая! "Нормально функционирующий…""
- Киев - мать городов русских? Какая, к чёрту, мать, если он мужского рода?
- Русь опетушённая, гы-гы-гы…
- Позволь-позволь! Киевская Русь! Это ж издевательство… Это всё равно что сказать: "Парижская Англия"…
- Издевательство не издевательство, а на Хохлому претендуют!
- Чего-о?!
- Того! Ты вслушайся: Хохло-ма. В переводе - "Мать-Украина". Стало быть, говорят, наша исконная территория…
Артёму остро захотелось вмешаться в спор, но делать этого не следовало ни в коем случае. Во-первых, никто его в таком гаме не услышит - глотки-то лужёные. А во-вторых, хоть они и бисексуалы, а Стратополоха в своих рядах не потерпят.
Жаль. Литератору было что сказать. О том же, к примеру, Владимире Красно Солнышко. Действительно, странная складывается картина: князь - Киевский, а богатыри у него - сплошь наёмники-великороссы. Алёша - из Ростова, Добрыня - из Рязани, Илья - из Мурома. Ежели покопаться, глядишь, и сызновский кто сыщется…
Сквозь приваренную к опорам нарочито грубую решётку виднелась площадь и часть примыкающей к ней улицы. Вот из-за угла торгового комплекса "Электра" показался человек. Мужчина. Высокий, плечистый, светлобородый и светлоглазый, вообще похожий на викинга, он стремительно шёл прямиком ко входу в "Последнее прибежище" и странным образом нарушал при этом законы перспективы: приближаясь, уменьшался. Кажущийся громадным издали, достигнув плоского крыльца, стремительный пешеход обернулся в итоге аккуратненьким коротышкой - примерно до плеча Артёму.
Мужественное личико его было исковеркано яростью. Наверное, именно с такой пугающей гримасой берсеркеры грызли перед битвой краешки своих щитов.
Сердце ёкнуло. Что-то, видать, стряслось.
- Дождались? - зычно вопросил вошедший, останавливаясь в центре веранды. Просто поразительно, как в столь компактном организме мог возникать звук такой силы.
Запнулись все, даже митингующие бисексуалы.
- Поздравляю вас, - язвительно продолжил пришелец. - Нашего Эскулапа опять понесло в вопросы языкознания.
- Неужто на арабскую вязь переходим?
- Нет. Снова на кириллицу.
На крытой веранде отмерли, закрутили головами, растерянно забубнили вразнобой. Гулко и невнятно, как в парилке. Такое впечатление, будто доктор Безуглов нарочно их дразнил. Взял вот и лишил очередного повода к недовольству!
- Суть лечебной методы… - Недобрый вестник слегка возвысил голос, и этого оказалось довольно, чтобы перекрыть крепнущий гомон. - Суть лечебной методы - в замене краеугольного нашего глагола. Причём как в письменной речи, так и в устной… Существительные пока убереглись. Пока!
Оторопелая тишина.
- Как же его заменишь? - вырвалось у кого-то.
- А как Хемингуэй заменял, - в холодном бешенстве пояснил пришелец. - "Я любил её всю ночь. Я любил её на ковре. Я любил её в кресле. Потом я перенёс её на кровать и до утра любил её на кровати".
Плюнул от омерзения, крутнулся на каблуке и, выйдя вон, двинулся прочь через площадь, с каждым шагом становясь шире в плечах и увеличиваясь в росте.
Дальнейшее потонуло в буйной разноголосице.
- Да уж лучше латиница!..
- Это почему же лучше?..
- Позвольте-позвольте… Да плагиат же! Чистой воды плагиат! Эпштейн…
- Кто Эпштейн?! Я - Эпштейн?..
- Тихо-тихо! Ну-ка отпусти его…
- …ни в какие ворота не лезет! Исконное древнее речение…
- Так ведь… неприличное же…
- Это враги наши сделали его неприличным!
- Оглянись окрест, братка! - взахлёб втолковывал кто-то кому-то. - Всё изменилось: одежда изменилась, язык изменился. Что нам досталось неизменным от пращуров? Мат да код…
Затем посреди веранды возник готический дылда. Костлявые кулаки его были воздеты чуть ли не до забранной в железную сетку лампы, а лицо искажено так жутко, что, глядя на него, присутствующие помаленьку прижухли.
- Так это что же? - хрипло выговорил он, дождавшись относительной тишины. - Если я теперь скажу, что люблю Родину…
Все потрясённо переглянулись.
ГЛАВА 7
СОБЕСЕДНИК
Поймали, свалили, на лоб положили компресс.
Андрей Белый
На крыльце веранды, озабоченно заглядывая вовнутрь, давно уже негромко совещались четыре санитара. Наконец решили, видать, что обойдётся, и двинулись по машинам. Окоченевший в напряжённой позе официант расслабился, вынул руку из-под стойки бара. Должно быть, всё это время держал палец на кнопке вызова.
Чутьё не обмануло специалистов: вскоре общий гвалт распался на отдельные гвалтики, так сказать, разошёлся по фракциям - и стало заметно тише.
Одному лишь Артёму Стратополоху не с кем было обсудить потрясающую новость. Разве что с самим собой.
Он сидел с озадаченным видом и мысленно менял слова в известных выражениях. Получалось забавно, местами даже изящно. "Любёна мать", например. Или, скажем, "залюбись ты в доску".
Кажется, на подборку анекдотов в "Психопате" материала у него теперь наберётся с лихвой. Нет худа без добра.
Стратополох повеселел и, опрокинув последние двадцать капель, подцепил на вилку предпоследний кусок селёдки. Вилка была пластмассовая - гнучая и тупенькая. Других здесь не подавали. Айхмофобия, вспомнилось Артёму. Навязчивый страх перед острыми предметами.
Правильный страх.
- Вы разрешите к вам подсесть? - послышался несколько сдавленный мужской голос.
Пока Стратополох, силясь ответить, давился закуской, спросивший взялся за спинку свободного стула, попробовал отодвинуть. Не смог, изумился, подёргал, однако ножки были привинченны к полу надёжно. Такое поведение уже само по себе свидетельствовало о том, что в "Последнее прибежище" незнакомец забрёл впервые.
- Прям как в стационаре… - ошарашенно пробормотал он, втискиваясь между столом и стулом.
Он что, бывал в стационаре?
- Зря вы это сделали, - заметил Артём.
- Что именно?
- Сели за мой столик. Теперь с вами здесь никто разговаривать не станет. Кроме меня, конечно.
- А вы что… пария? Изгой?
- Можно сказать и так.
Незнакомец хмыкнул и огляделся, причем сделал это несколько по-шпионски, одними глазами, почти не поворачивая головы. Галдёж ещё только шёл на убыль, и явление нового посетителя особого внимания не привлекло. Разве что восседающая по соседству троица суровых дам замолчала и перевела неистовые взоры на бесстыжего пришельца.
- Да я и не собирался с ними беседовать, - успокоил тот. - Я только пересидеть, переждать… если вы, конечно, не против.
После таких слов Стратополох был вынужден присмотреться к незнакомцу внимательней. Плотный, прилично одетый субъект, с виду чуть старше самого Артёма. Лицо - смутно знакомое, хотя доверять такому ощущению не стоило. "Толковый словарь психиатрических терминов" квалифицировал подобные шуточки памяти как "симптом положительного двойника", часто сочетающийся "с бредовыми трактовками и явлениями психического автоматизма".
Тем временем взгляд неожиданного соседа упал на последний кусок селёдки в пластиковом блюдце - и замер. Залип.
- Вы разрешите? - Не дожидаясь ответа, незнакомец ухватил гибкую тупенькую вилку и с третьей попытки воткнул её в остаток былой роскоши.
- Нервное, - невнятно пояснил он, жуя. - Слушайте, а вы ещё одну не закажете?
- Самому не проще? - холодно осведомился Артём.
Тот поперхнулся, выпучил глаза.
- Да откуда ж у меня деньги? - весело поразился он наивности собеседника. - Сами подумайте!
Стратополох растерялся, подозвал официанта и повторил заказ.
- Вы что, скрываетесь? - понизив голос, спросил он, дождавшись, пока ставленник районном поликлиники отойдёт подальше.
- Еле с хвоста стряхнул, - возбуждённо признался незнакомец, не глядя тыча вилкой в сторону площади. В глазах его играло озорство, свойственное шкодливым старичкам и проказливым детишкам.
Вот только беглых тут недоставало!
- Ну ты нашёл куда спрятаться… - Артем лишь головой покрутил. - Это ж "Последнее прибежище"! Тут санитаров полно! Посмотри, что снаружи делается…
- Скажи, ловко? - просиял беглец. - Кто меня тут искать будет?.. Сигареткой не угостишь?
Стратополох угостил его сигареткой.
- А огоньку?
Стратополох поднёс ему огоньку.
- Из белья ничего не надо? - поинтересовался он как бы невзначай.
Прикуривающий закашлялся.
- Ну нельзя же так, - сказал он с упрёком. Сердито затянулся, помолчал. Потом сипло пожаловался: - Достали врачуги! То не показано, это не показано… Ну пусть побегают поищут!
Вернулся официант, принёс рифмующиеся выпивку и закуску. Незнакомец сковырнул о внутренний край пепельницы огонёк с окурка, а сам окурок бережно положил в желобок. С видимым наслаждением выцедил пятьдесят граммов и, чуть ли не урча от удовольствия, уплёл селёдку.
- Ну вот, - блаженно известил он. - Теперь пусть приходят…
Уже не спрашивая разрешения, чиркнул чужой зажигалкой и запалил заначенные полсигареты.
- Меня, кстати, зовут Артём, - с намёком сказал Стратополох.
- Спасибо, Артём, - благосклонно кивнул собеседник. Потом всмотрелся, приподнял бровь. - А вы что, не узнаёте меня? Я никого вам не напоминаю?
- М-м… нет, - сказал Артём.
- Да вы что? - всполошился незнакомец. - А так? - Он повернулся анфас и, склонив лоб, проникновенно уставился на благодетеля. - Тоже нет?! Ну я не знаю… - Поманил к себе литератора указательным пальцем левой руки и, подавшись навстречу, лёг грудью на стол. - Я - доктор Безуглов, - жутким криминальным шёпотом сообщил он, одновременно давя правой окурок в пепельнице.
Мегаломания, она же бред величия, характеризуется, как видим, грандиозной переоценкой больным своего общественного положения. При этом отсутствуют глубокие нарушения памяти, равно как и галлюцинации. Типичны ясность восприятия и полная ориентировка в окружающем.
Ничего, короче, особенного: докторов Безугловых в больницах Сызново с некоторых пор хватало с избытком. Многие из них внешне напоминали самого доктора, что, кстати, и было зачастую причиной заболевания. В данном случае тревожило другое. Народ в "Последнем прибежище" собирался неуравновешенный и доверчивый. Запросто могли принять всё за чистую монету. Тем более что граница между величием и бредом величия подчас трудноразличима даже для специалиста.
Поэтому Стратополох сказал: "Тш-ш…" - и сделал выразительные глаза.
- Я тихо, тихо… - закивал доктор Безуглов (будем пока называть его так). Выпрямился и ещё раз, уже не скрываясь, оглядел собрание.
- А я говорю: победа! - прочувствованно вещал неподалёку загадочный юноша с подбритыми висками и минимумом косметики на мужественном лице. - Серьёзная уступка со стороны режима! Пойми: "любить" - это тоже наше родное слово…
- Вот в том-то весь изврат! - с отеческой нежностью возражал ему Квазимодо. - Одно родное слово они вытесняют другим! Другое - третьим! И с чем в итоге останемся, а? С факингами всякими?..
Доктор Безуглов покивал и повернулся к Стратополоху.
- М-да… - задумчиво молвил он. - Везде одно и то же… Что в Парламенте, что… Угости-ка ещё сигареткой, пока не загребли.
Артём угостил.
- Не боишься? - тихонько осведомился он, поднося зажигалку.
- Чего?
- Ну… сбежал, а пока тебя нет, кто-нибудь, глядишь…
- Место моё займёт? Не смеши! - Затянулся, откинулся на спинку привинченного к полу стула, помрачнел. - Хочешь совет?
- Ну?
- Никогда не становись Президентом.
- Не буду, - пообещал Стратополох.
Ему вдруг пришло в голову, что разница между беседой с настоящим доктором Безугловым и с тем, кто сидел сейчас напротив, в принципе не так уж существенна. Хорошая копия стоит оригинала.
А копия, судя по всему, неплоха.
- И-и… как себя чувствует наш больной? - осторожно полюбопытствовал Артём. - Я имею в виду, социум…
- Неизлечим, - со скукой отозвался доктор Безуглов, стряхивая пепел.
- А его составляющие?
- Вы о чём?
- О людях, естественно.
- При чём здесь люди?
Да, действительно. Ещё когда было замечено Кантом, что счастье государств растет вместе с несчастием людей! Видимо, нечто подобное можно сказать и о психическом здоровье: ненормальные подданные суть опора любой нормальной державы. Поэтому, как увидишь иностранца с умственным подвывихом, знай, что перед тобой сын великого народа.
- И всё-таки, - задиристо продолжал Артём. - Взять то же кодирование.
- Зачем? - спросил Безуглов.
- Н-ну… - Артём растерялся. - Для примера. Согласитесь, что это, как ни крути, а насилие над личностью. Пусть на добровольных началах - и тем не менее…
- Хороша личность, если согласна быть изнасилованной… - Безуглов вздохнул. - Странно, что нас, Артём, заботят подобные мелочи. Все мы закодированы с рождения…
- Простите… И кто же это нас?
- А то не помните! Сначала родители, потом нянечки в детском саду, потом учителя… А психотерапевты… Ну что они могут, когда всё уже сделано до них? Так, поправить мелкие огрехи… Крупные-то у нас называются моральными ценностями…
- А вам не кажется, - с вызовом спросил Стратополох, - что, если человека лишить всех недостатков, он исчезнет?
- Кажется, - спокойно отозвался Безуглов. И не менее спокойно добавил: - Удивительно вкусная была селёдка. А водка - так себе… Я могу вам чем-нибудь помочь?
- Мне?! Каким образом?
- Ну… мало ли…
- Нет, спасибо. Я всем доволен.
- Редкий случай, - меланхолически заметил беглый доктор. - Да, кстати… - Он оживился. - Забыл спросить. Так из-за чего с вами никто не знается?
Разговор у них почему-то шёл то на "вы", то на "ты".
Стратополох криво усмехнулся и тоже закурил.
- Понимаете, меня тут считают извращенцем…
- Тут?! - поразился Безуглов. - И кто же вы, простите?
- Некропатриот.
Доктор не донёс сигарету до рта и заинтересованно прищурился. Почти с уважением.
- Патриотизм на почве некрофилии?
- Даже и не надейтесь, - отвечал Артём. - В собственно сексуальном смысле я натурал. Просто, знаете, храню до сих пор верность нашей усопшей Родине. Стране, которую мы сами же и прикончили…
Похоже, доктор был несколько разочарован.
- Мегалоросс?
- Что вы! Мегалороссов как раз уважают. Все эти их идеи насчёт реставрации Российской Империи со столицей в Сызново…
- Вы с ними не согласны?
- Нет.
- Почему?
- Во-первых, бред. Во-вторых, даже будь такое возможно, представляете, сколько потребуется кровушки, чтобы снова слепить всё воедино? Нет-нет, это не по мне.
- Тогда, если не секрет… каким именно образом вы храните верность усопшей?
- Пью за Родину, не чокаясь.
- А если серьёзно?
Стратополох пожал плечами.
- Прежде всего я не признаю никакого Сызнова… Обломок державы, который упорно навязывается мне в Отчизны!.. - не удержавшись, ядовито добавил он.