Тот довольно улыбнулся, предвкушая малую толику целебного снадобья и на свою долю, но уйти никуда не успел. В дверь забарабанили прикладами, и громкий голос спросил на чистом русском языке:
- Есть кто живой?
- Откройте, отец Сергий, - Аполлон Фридрихович сделал слабую попытку подняться. - Это свои.
- Нужно еще разобраться, что там за свои.
- А кто недавно говорил об ангелах небесных, давших крылья?
- Аз есмь человек и могу ошибаться.
Стук в дверь прекратился, и Клюгенау забеспокоился. А ну как пришедшие на подмогу гусары (а кому еще взбредет в голову прыгать из поднебесья?) обидятся? А тут раненые… За себя Аполлон Фридрихович не переживал - это не первые дыры в шкуре старого солдата, и если не случится горячки или антонова огня, то можно посчитать их пустяковыми царапинами.
- Открывайте, отче!
На разбор завалов ушло не менее получаса. И откуда в бедной деревенской церкви столько всего? Два сундука, резной комод, куча березовых дров, старинный клавесин, портрет Петра Великого в бронзовой раме, мешки с зерном и картошкой… Особенно удивительно последнее - господин главный губернский агроном неоднократно рекомендовал сей продукт, уверяя, что именно картофель выручит в трудную минуту. Неужели он подразумевал войну?
- Господин старший лейтенант! - отец Сергий перехватил Нечихаева около французских пушек, где тот руководил приведением их в полную негодность.
- Слушаю вас! - Не слишком верующий Мишка тем не менее с искреннем уважением относился к священникам, и некоторое вольнодумство тому не мешало. - Требуется наша помощь?
- Да. Я хотел бы осмотреть пленных, и при необходимости… Ну вы понимаете? Из человеколюбия…
- Пленных? Увы, пленных у нас нет.
- Как это?
- А вот так.
- Расстреляли или повесили? Это не по-божески!
- Какое повешение, Господь с вами! Государственных преступников ждет суд и каторга, чай, в России живем, а не в захолустье европейском. Поэтому не беспокойтесь, оба француза живы и здоровы.
- Оба?
- Ну да, двое их. Или вы отказываете нам в умении метко стрелять?
- Но я думал…
- Зря.
- Что "зря"?
- Для думанья у нас есть государь император, а прочим же полагается проявлять разумную инициативу, своевременную смекалку, и прочие, способствующие укреплению государства материи. У нас в армии исключительно так!
По серьезной физиономии Нечихаева никак не определить, шутит он или нет, и лишь вид веселящихся гусар навел отца Сергия на правильный ответ:
- Ржете все, а люди, может быть, страдают.
- Люди? - усмехнулся Мишка. - Знаете, меня всегда удивляла привычка некоторых, скажем так, человеческих особей творить добро. Нет, поймите, я не против добра как такового, но против его применения к чужим за счет своих.
- Поясните свою мысль, господин старший лейтенант.
- Пояснить? Охотно. Причем на вашем же примере. Но сперва ответьте на вопрос: среди крестьян раненые есть?
- Есть.
- А среди моих гусар?
- Не знаю.
- Вот вы и пояснили… мне, во всяком случае. А себе?
- Не понимаю?
- А что тут сложного в понимании? Вам перед иностранцами стало стыдно, так?
- Но при чем здесь это?
Мишка зло прищурился:
- А при всем! Прав был государь Павел Петрович - нужно выдавливать из себя раба. Какая, на хрен, забота о ближнем?
Деликатный кашель за спиной вынудил Мишку прервать фразу и обернуться. Поддерживаемый под руки двумя гусарами, человек в почтенном, далеко за пятьдесят лет, возрасте смотрел на старшего лейтенанта уважительно и чуть смущенно. Только выглядел он несколько… старомодно, что ли. Кого в нынешние времена заставишь напялить на себя тесный мундир Екатерининской эпохи, а на голову водрузить нелепый парик с буклями и косицей?
- С кем имею честь?
- Отставной поручик Ингерманландского полка Аполлон Фридрихович Клюгенау! - бодро отрапортовал незнакомец, после чего покачнулся и упал бы, не будь подхвачен сопровождающими. Слишком рано те его отпустили.
- Лекаря сюда! - закричал Мишка, бросившись на помощь.
- Не стоит беспокоиться, господин старший лейтенант, - вяло отнекивался отставной поручик. - И он уже меня осмотрел.
Нечихаев возражений не слушал и повысил голос:
- Где этого коновала черти носят?
- Оказывает помощь тем, кому она нужнее! - Аполлон Фридрихович скривился от боли, но повторил: - Не нужно лекаря.
Внимательно наблюдавший за сценой отец Сергий вдруг, ни слова не говоря, повернулся кругом и размашистым шагом пошел к церкви. На половине пути будто что-то его подтолкнуло в спину - заторопился и перешел на бег.
- Неужели дошло до человека? - хмыкнул Мишка, провожая взглядом священника.
- Вы не думайте, он хороший, - вступился за батюшку Клюгенау. - Просто ему в молодости не повезло и пришлось прослушать три курса в Гейдельберге…
- Вот как?
- Да, и пагубное влияние европейской цивилизации… Но он на самом деле хороший! Тут сразу столько всего навалилось: война, французы, стрельба из пушек… Расстроился немного, но это с каждым может произойти. Кстати, господин старший лейтенант, вы сегодня обедали?
* * *
Пообедать Нечихаеву довелось только поздним вечером, почти ночью. Плох тот командир, что хватается за ложку вперед подчиненных. Понятное дело, это не относится к снятию пробы, но как раз данное мероприятие сегодня сильно запоздало. Пока размещали на постой гусар, причем руководила сим ответственным делом Манефа Полуэктовна, оказавшаяся рачительной и внимательной хозяйкой вдобавок к выдающимся достижениям в стрельбе из ружья, и ночь наступила. Надобно сказать, что сама госпожа Клюгенау фактом человекоубийства не тяготилась и на осторожные похвалы и поздравления с геройским поведением попросту отмахивалась:
- Так они первые войну объявили! У Аполлона Фридриховича и бумага есть!
Вышеозначенный документ Мишка видел и настоятельно рекомендовал отставному поручику сохранить оный, дабы по окончании войны передать в музей победы. В том, что и победа, и музей обязательно будут, старший лейтенант нисколько не сомневался.
И вот наконец-то все дела закончены, люди накормлены и распределены по крестьянским избам, часовые выставлены, трофеи посчитаны и наступили минуты долгожданного отдыха. Самого Нечихаева гостеприимные хозяева поселили в счастливо избежавшем пожара флигеле, во втором этаже, себе оставив первый.
- Я вижу, злодейское нападение не помешало вам, любезная Манефа Полуэктовна, проявить чудеса кулинарного искусства! - спустившийся к позднему обеду старший лейтенант облизнулся. - Однако!
- Ну что вы, право слово, - засмущалась госпожа Клюгенау. - Просто крытый соломой свинарник загорелся от искр… ну я и подумала…
- Похвальная экономия, - одобрил Мишка и сел за стол. - Командуйте, господин поручик!
Аполлон Фридрихович улыбнулся:
- Ну, раз уж руководство застольной баталией поручено мне, то предлагаю начать с анисовой. Или предпочитаете настоянную на смородиновых почках?
- Сразу выводите тяжелую артиллерию?
- Предлагаете начать с легкой… хм… кавалерии? - Клюгенау потянулся к графину с вином. - Нам, старикам, простительно не знать новшеств современной военной мысли.
- Что вы, ни тактика и ни стратегия нисколько не изменились, во всяком случае, именно в таких схватках. Увы, но я в них неважный боец.
- Печально, - вздохнул помещик. - В этом случае не устроить ли нам фейерверк?
- В каком смысле?
- В смысле цимлянского! Греет душу, веселит ум, придает ясность мысли! Не зря же светлейший князь Кутузов из всех вин предпочитает его. Манечка, солнце мое, вели подать нам полдюжины.
- Так усадьба же сгорела, откуда взяться цимлянскому? - удивился Нечихаев.
- Ну и что? Ее все равно летом собирались перестраивать, а винный погреб поджечь… Поверьте, я не настолько выжил из ума!
Когда кухарка принесла корзину с запыленными бутылками, Аполлон Фридрихович указал на одну из них:
- Вот с этой начнем.
- И чем она отличается от других? По мне, так все одинаковы.
- А вы прислушайтесь. Слышите, как она поет?
- Бутылка?
- Нет, душа. Не слышите? Ничего, когда-нибудь и у вас проснется чувство прекрасного и вы будете узнавать хорошее вино даже с закрытыми глазами. Даже еще не открытое! У него, кстати, тоже есть душа, и настоящий ценитель ее ощущает. Входит в резонанс, так сказать. В гармонию.
- И у ярославского есть душа?
- Зря иронизируете. Вопреки расхожему мнению, в Ярославле делают вполне приличные заграничные вина. После разгрома водочных откупов мало кто рискнет выпускать негодный товар. А что до этикетов на бутылках… Людей тянет к прекрасному, и уважающий потребителя промышленник просто обязан удовлетворить этот спрос. Кто-то хочет мадеры или бургонского? Пожалуйста! Желаете кьянти и малаги? Еще раз пожалуйста! Джина с ромом? Они есть у нас! И, заметьте, деньги не уходят из страны в жадные ручонки иноземных… как бы поприличней выразиться… да, не уходят! И вновь работают на благо Отечества.
Аполлон Фридрихович долго бы еще говорил о превосходстве российского продукта перед привезенным из-за границы, но Манефа Полуэктовна напомнила:
- Дорогой, соловья баснями не кормят.
- Ах да! Простите. - Клюгенау попытался открыть цимлянское одной рукой, так как вторая висела на косынке. - Увы, я вынужден передать командование.
У Мишки получилось быстрее, благо некоторый опыт в откупоривании бутылок у него все же имелся, и разлил вино по бокалам.
- За победу!
Спустя недолгое время, когда обстановка стала достаточно непринужденной, Аполлон Фридрихович поинтересовался ближайшими планами гусар.
- Если они не являют собой военную тайну, господин старший лейтенант.
- Тайна? Да нет здесь никакой тайны. Обычное задание - перерезать неприятелю пути снабжения, охота на курьеров и фуражиров, беспокоящие удары по мелким гарнизонам.
- Да? Тогда позвольте посоветовать одно хорошее место для расквартирования. Уютно, тепло, безопасно…
- Аполлон! - Манефа Полуэктовна запоздало одернула мужа.
- А что Аполлон? Нет, ну что Аполлон? Дорогая, я собирался показать Михаилу Касьяновичу короткие дороги через наши болота и чудесный островок с охотничьей избушкой. Пятью избушками… Или чуть больше.
- Но там же…
Клюгенау нахмурился:
- Манечка, мы составляем конкуренцию ярославским промышленникам, а не гусарам государя императора!
- Вы хотите сказать… - перебил Нечихаев, но так и не закончил вопрос.
- На одной торговле льном нынче не прожить, господин старший лейтенант! Но акцизы мы обязательно заплатим! После победы, да…
ГЛАВА 13
Где-то в Лондоне.
- Его Королевское Высочество будет традиционно недоволен. - Седой джентльмен, по чьей осанке и скупым расчетливым движениям угадывалось военное прошлое, выбрал в ящичке курительную трубку с янтарным мундштуком и вопросительно посмотрел на собеседника.
- О Его Величестве мы уже не говорим?
- Ах, оставьте…
- А ему так уж обязательно знать о наших планах? - высокий господин с тяжелой челюстью едва заметно улыбнулся.
- Считаете, что победителей не судят?
- Именно так.
- Но действия Наполеона, направленные на подрыв нашей торговли, не позволяют рассматривать его в качестве союзника.
- А что Наполеон? Выскочка с амбициями Цезаря, не более того. Вот русский император…
- Он дикарь и сумасшедший.
- Эти дикари, как вы их называете, стоят в трех дневных переходах от Кашмира. Хорошее сумасшествие, позволившее всего за три года привести к покорности Среднюю Азию. Я бы сам не отказался от такого же.
- Беспокоитесь, что Павел сунется в Индию?
- Нет, не беспокоюсь, потому что Павел туда не пойдет. Но, поверьте, сделает все, чтобы и нам она не досталась. Из врожденной вредности характера.
- У русских не хватит денег.
- Не будем себя обманывать, сэр: у русских есть деньги. Наши деньги, между прочим. Напомнить, сколько стоит контрабандное шведское железо? Тем более есть подозрение, что его тайной продажей в Англию занимается ведомство генерала Бенкендорфа. Думаю, не нужно объяснять, кто это такой? И он имеет не только солидный куш, но и искренне сочувствующих нанимателю агентов. Добровольных агентов, заметьте… работающих лишь за право торговли.
Седовласый джентльмен на миг потерял невозмутимость и скрипнул зубами - собеседник нечаянно отдавил не то чтобы любимую, но болезненную мозоль. Так уж получилось, что в последние несколько лет Россия представляла собой сплошное белое пятно, terra incognita, в которой без следа исчезло несколько десятков направленных с деликатной миссией человек.
Страна, похожая на котел валлийской ведьмы… Все знают о его существовании, все чувствуют на собственной шкуре действие колдовского варева, но никто не догадывается, из каких ингредиентов оно готовится и в какой момент выплеснется… А ведь совсем недавно англичан принимали в России с распростертыми объятиями!
- А вы уверены, сэр. - Седовласый запнулся, не желая произносить имен. - Вы уверены, что Наполеон еще жив?
- Даже если нет, какая разница? Тем более с его наследниками дела будет вести гораздо проще.
- Наследниками? О чем вы? Наш любвеобильный корсиканец не имеет потомков мужского пола, а его попытки заполучить для продолжения рода австрийское брюхо разбились о противодействие русской дипломатии.
- Чем плоха императрица Жозефина Первая?
- Женщина?
- А что такого? История знает немало достойных правительниц. И при не менее достойных советниках… ну, вы понимаете?
- Нет, я бы предпочел действовать по ранее оговоренным планам, но ход ваших мыслей мне нравится, сэр!
- Так что же мешает? Опасаетесь осложнений в парламенте? Эти каплуны с набитыми овечьей шерстью головами загубят любую здравую идею. Их попустительством и непростительной глупостью Англия потеряла североамериканские колонии, что на очереди?
- Я думаю, мое влияние на Его Высочество позволит нам не вмешивать парламент в игру. Так что в любом случае принцу придется рассказать…
- Обо всем? - усмехнулся человек с тяжелой челюстью. - А как же традиционное недовольство Его Величества, в смысле, Высочества?
- Напрасно иронизируете, - нахмурился собеседник. - Недовольство будет в любом случае.
- Тогда?
- Принц Уэльский не так глуп, каким его выставляют недоброжелатели, и прекрасно поймет, что вступление в европейскую войну на стороне Франции неизбежно. Тем самым мы отвлечем внимание русских от Индии, а в случае победы…
- Чьей?
- Разумеется, нашей. Или вы думаете, будто Наполеон способен выиграть? Теоретически он смог бы сделать это пять лет назад, но не сейчас, когда русские военные корабли чувствуют себя хозяевами в Средиземном море, а десант в Тулон или Марсель не высадился исключительно в силу природной северной лени.
- И они свободно проходят через проливы? А как же договоренность с султаном? Простите, с этими заботами немного отстал от жизни…
- Что вас удивляет? Да, договоренность есть, причем не только с нами, но и с французами. Стамбульский мерзавец охотно берет деньги на восстановление батарей и укреплений в проливах, но не делает ничего, что бы противоречило политике Петербурга. И представляете, такое положение дел его более чем устраивает!
- И царь Павел не возражает против вливаний в турецкую казну? Союзник, берущий мзду у противника, всегда подозрителен.
- С чего бы царю возражать? Вы слышали когда-нибудь про графа Державина?
- Поэта?
- Если бы только поэта… Он министр финансов, и будьте уверены - каждый фартинг из выплаченных Оттоманской Порте миллионов в конце концов окажется в руках этого… - Седовласый замолчал, выбирая подходящее слово, и с нескрываемым отвращением закончил: - Этого поэта!
- Тогда какой смысл в выплатах?
- Традиции, будь они неладны!
- Такие традиции нужно менять.
- В случае победы, сэр!
- И она будет за нами, сэр!
Джентльмены улыбнулись друг другу, удовлетворенные сходством позиции и политических взглядов, и седовласый предложил:
- А теперь за хересом и бисквитами можно обсудить подробности. Вы не против?
Джентльмен с тяжелой челюстью не возражал, тем более время обеда еще не пришло, и как лучше скоротать его, если не за бокалом-другим хорошего вина. А в этом доме можно найти старые, завезенные еще до блокады, испанские вина. И если сесть у камина в кресло-качалку, укрыть ноги любезно предоставленным пледом… Хорошо!
Несколько часов спустя. Все тот же Лондон.
Лондонский порт - не самое лучшее место для прогулок. И хотя за последние несколько лет он пришел в некоторый упадок, вызванный значительным уменьшением поступающих грузов, но тем не менее не утратил дурной репутации. Прибежище мерзавцев и подонков со всего мира не гарантировало безопасности даже своим постоянным обитателям, а чужих попросту проглатывало, не оставляя следов. Вот пришел человек, переступил невидимую черту… и все. Если увидит его кто потом рабом на плантациях Ямайки или Барбадоса, то не узнает. Или узнает, но не подаст виду - у порядочного англичанина нет знакомцев среди рабов и прочего отребья.
Но неизвестного, шагающего в темноте с целеустремленностью, делающей честь его храбрости, мало интересовали судьбы незадачливых предшественников. Походка выдавала в нем привычку к преодолению жизненных трудностей. И, скажем так, привычку преодолевать их при помощи абордажной сабли и пары пистолетов. Не исключался и мушкет, но сегодня такового не видно - не принято в наш просвещенный век ходить по городу с мушкетом.
Размытая тень отделилась от стены, а из-за спины донесся стук тяжелых башмаков. Лондонские ночные джентльмены, в отличие от французских или испанских собратьев по ремеслу, предпочитали обходиться без опереточных сценок вроде предоставления права выбора между жизнью и кошельком, обычно их интересует и то и другое. Видимо, припозднившийся гуляка знал об этой милой привычке, так как, не дожидаясь нападения (намерение напасть разве не оно и есть?), выстрелил в первого загородившего дорогу. Тут же обернулся, чтобы двумя пулями успокоить остальных. Да, к глубокому удивлению грабителей, если они успели его почувствовать, пистолет предполагаемой жертвы не требовал перезарядки.
- Надоело, в самом деле… - бормотал под нос неизвестный, ощупывая лежащие тела на предмет признаков жизни. - Я им не нанимался улицы от разной погани чистить. Или пусть Александр Христофорович отдельно доплачивает.
Небольшой компенсацией за неприятную минуту стали несколько шиллингов и целая пригоршня мелочи, перебравшиеся в карман удачливого ворчуна. А что такого? В опасной работе каждая лишняя монетка может стать оружием, да и следы ограбления нужно оставить. И вообще, денег много не бывает, тем более на благое дело.
- Этот вроде еще не труп? Зря он так… Извини, приятель, но твои товарищи обидятся, если ты к ним не присоединишься, - сковородки в аду рассчитаны как раз на троих.