Глава седьмая
"ШИРЕ ГРЯЗЬ, НАВОЗ ПЛЫВЕТ"
"Фельзеннест"
- Мой фюрер! Получена радиограмма из штаба фон Рундштедта. Два английских линкора в сопровождении крейсеров и эсминцев прорвались через западное заграждение, уничтожили или рассеяли наши транспортные соединения, а сейчас направились на восток.
Сон мгновенно улетучился, и Андрей, откинув одеяло, соскочил с койки. Мельком глянув на часы, он отметил, что сейчас только половина четвертого - до первого доклада Манштейна еще четыре часа.
Веселенькая ночь получается!
Стоявший наготове камердинер тут же бросился к нему со своей помощью, в четыре руки Родионов стремительно облачился в мышиную униформу, задав на ходу несколько вопросов:
- Откуда взялись линкоры? Их же там не было! Или через Шотландию перевели?! Но мы же установили всех, они были под контролем!
- Один линкор имеет четыре башни, другой три…
- Три?! Это не ошибка? А то в темноте наши солдаты могли и перепутать, особенно если над головою 15-дюймовые снаряды пролетают!
- Нет, мой фюрер! Моряки уже сообщили, что в пролив вошли линкор "Худ" и линейный крейсер "Ринаун", с ними идет одно "графство" и примерно семь или восемь эсминцев.
- А, задницы в ракушках! Очухались! Кто сообщил?
- С броненосца "Шлезиен", еще до того как он затонул, мой фюрер. И с "Одина", бывшего норвежского броненосца, - их тоже расстреляли.
- Хорошенькие дела! Погибли два наших корабля, пусть старых, даже ветхих, а я ничего не знаю?! Вызовите Манштейна, незачем спать, раз тут такое побоище началось!
- Генерал и послал меня к вам. А сам говорил в это время по прямому проводу с Шербуром. Он еще не ложился спать в эту ночь.
- Выгораживаете вы его, Шмундт. Ну, и правильно, у него и так служба нервная, как и у вас!
Родионов усмехнулся, вспышка ярости, ожидаемая ввиду непоседливости внутреннего "визави", так и не состоялась. А это было хорошо - после таких гневных приступов и вспышек Андрей чувствовал себя крайне прескверно, будто бы на него самого орали и топали ногами.
- Разрешите, мой фюрер?
- А, это вы, фон Путткамер. Как раз и нужны. Что там происходит?! Вы можете внятно доложить?!
- Да, мой фюрер! Я только что говорил по телефону с начальником штаба кригсмарине. В Ла-Манш вошло соединение "Н" адмирала Соммервилла. Наши "кондоры" прошляпили, другого слова тут просто не применить, бросок его быстроходных кораблей, и они в темноте, миновав минные заграждения, ворвались в пролив. - От лица морского адъютанта можно было прикуривать, настолько оно раскраснелось от еле сдерживаемого гнева.
- Так, значит, - с угрозой в голосе прошипел Андрей, крылья его носа раздувались от ярости, как капюшон кобры.
Крайний был найден, и им оказались люфтваффе, прозевавшие стремительный бросок линейных крейсеров. Ведь "Худ" - это усиленный "Рипалс" с дополнительной башней и более толстой броней.
Ютландский бой показал, насколько тонка "шкура" линейных крейсеров, придумки адмирала Фишера, так называемых его "кошек" - "Лайона" и "Тайгера".
И если "Рипалс" имел 6-дюймовую броню, кое-где усиленную до девяти, то "Худ" бронировался намного крепче, мало в чем уступая иному линкору.
- Фельдмаршал Геринг знает?
- Так точно, мой фюрер!
- Угу, - только и сказал Андрей, иссякнув запалом.
Крайнего, конечно, найдут, и быстро. Им окажется какой-нибудь генерал или полковник, что не обеспечил плотный полет "кондоров" дальней морской разведки.
А собственно, за прорыв искать никого не придется, ибо он изначально имеется - командующий 3-м воздушным флотом отвечает именно за это направление.
Ну а там пойдет по нисходящей. Живо выяснят, кто и где расслабился, предчувствуя скорую победу на острове.
- Разрешите, мой фюрер…
- Я ожидаю вас, Манштейн. Надеюсь, что не все так скверно, как мне сообщили уже адъютанты?!
- Могло быть и хуже, мой фюрер. Но если и в следующую ночь англичане пройдут по проливу так же, то вся наша армия, высадившаяся на острове, будет обречена. Воздушным путем ее снабжение в полном объеме провести будет невозможно.
- Умеете вы обрадовать меня, мой дорогой Манштейн. Эрих, я просто поражаюсь чувству вашего искрометного оптимизма!
- Вы шутите, мой фюрер? - Тонкие губы генерала расползлись в подобие улыбки. - Но мы этой ночью потеряли на западном участке примерно треть плавсредств, которые были в море. Это приблизительная оценка, и без восточного участка, где бой продолжается…
- Да? - искренне удивился Андрей. - Там продолжается ночной бой?! Почему?
- В Па-де-Кале на помощь Соммервиллу подошел из устья Темзы Хамберский отряд крейсеров, с ходу прорвав наше восточное заграждение. Данные о потерях еще не поступали, но думаю, что они у нас там намного больше, чем на западном участке. И это по самому оптимистическому подсчету, мой фюрер!
- Час от часу не легче!
Андрей натурально схватился за голову. Стоило так тщательно готовить операцию, учитывать все детали, бросить в бой массу войск и средств, чтобы все усилия целой страны перечеркнуло разгильдяйство, и, может быть, всего одного человека.
- И что вы намерены предпринять, генерал?
- Уже предпринял, мой фюрер, и отдал распоряжения от вашего имени, не желая терять ни минуты времени…
Фолкстоун
- Купание не в моем возрасте, Венк! Тьфу! А говорили, что по проливу можно плыть спокойно! Тьфу!
Гудериан выплюнул соленую воду, продираясь к берегу. Ноги твердо чувствовали дно, но волны время от времени захлестывали генерала с головою. Отвратительное состояние!
- Так то днем, майн герр! А ночью тут черт знает что творится!
Адъютант заботливо поддержал командующего панцерваффе под локоть - он предпочел скорее бы сам утонуть, чем допустить гибель своего командующего. Но еще три десятка шагов - и они доберутся до спасительной сухой тверди.
- Лучше самому с "матильдами" сразиться, чем еще раз испытать такой ужас!
Генерал оживленно разговаривал и жестикулировал, как бывает с людьми после перенесенного жесточайшего стресса.
А час назад был далеко не стресс, а оживший ночной ужас, смертельный кошмар, когда огромная махина английского линкора, заслонившая, как ему показалось, половину неба, тускло освещенного печальной луною, внезапно опоясалась огнем, будто разверзлось жерло вулкана.
Им невероятно повезло, что танково-десантная баржа шла в авангарде, успела выскочить из зоны поражения орудий и укрылась в темноте.
Море, оставшееся у них за спиной, неожиданно взорвалось огромными столбами воды, чудовищным грохотом и дикими криками насмерть избиваемых людей, которые ничто не могло заглушить.
Генерал, несмотря на то что прошел несколько войн и видел немало смертей, испытал приступ животного страха от унизительного чувства собственной беспомощности.
Да, ему повезло проскочить, но тысячи танкистов из 1-й панцер-дивизии со своими боевыми машинами были принесены на заклание кровожадным морским богам.
Он хотел плакать, видя, что нет никакого спасения, и даже начал молиться, хотя делал это крайне редко.
Но случилось чудо: темнота по левому борту баржи взорвалась добрым десятком пульсирующих вспышек и тут же выплеснула четыре длинных языка пламени.
Огромный английский корабль содрогнулся - генерал собственными глазами видел, как на нем вспухли два разрыва, словно по танку, пусть и неимоверно большому, запулили фугасом. Это был, вне всякого сомнения, германский корабль, и все находящиеся на барже заорали от восторга.
Но смолкли от ужаса, когда спустя минуту английский линкор ответил - то, что увидел Хайнц, было чудовищным.
Языки пламени главного калибра вытянулись струями гигантского огнемета, а грохотнуло так, что все машинально пригнулись, оглохнув. Темнота осветилась жуткими взрывами, которые вскоре накрыли огромным пожаром героический немецкий корабль…
- Венк, у вас есть шнапс? А то мы все рискуем простыть, но позволить это нельзя, - произнес сиплым голосом "отец панцерваффе", на плечи которого подбежавшие солдаты набросили теплое одеяло. Это не курорт, и ночное купание может закончиться фатальной пневмонией.
- Ух, - выдохнул воздух генерал, хорошо хлебнув из протянутой фляжки, и заговорил злым голосом: - На море мы беспомощны, но не здесь. Венк, я должен знать, сколько у нас танков под рукой. Надеюсь, что британцы дорого заплатят за безнаказанное и жестокое истребление моих танкистов. И очень скоро, прах их подери!
Гастингс
Самолет был не военным, а мобилизованным и принятым от "Люфтганзы", потому комфортабельным. Вместо откидных полок удобные кресла у иллюминаторов, на которые усадили легкораненых, в проход, покрытый ковровой дорожкой, поставили носилки с тяжелоранеными, среди которых находился командир парашютно-десантной бригады Ойген Мандль.
Макса Шмеллинга усадили рядом с ним, бережно пристроив искалеченную осколком ногу и зафиксировав лежащую на повязке руку. Война для экс-чемпиона мира по боксу закончилась - с такими ранениями списывают не только с парашютных частей, но и вообще со службы.
Кошмарная неделя закончилась, дни тянулись месяцами, полными крови и ужаса, однако Макс не жалел ни о чем, увидев ту изнанку войны, о которой старались не писать, отдавая страницы газет героям и совершенным ими подвигам.
Но ведь в Берлине не стреляют в упор, а репортерам из "Фелькишер Беобахтер" не надо подставлять свою голову под пули и нюхать вонь вывернутых человеческих потрохов.
Шмеллинг скосил глазом вниз - командир бригады лежал неподвижно, закрыв глаза, сквозь толстый слой бинтов на животе проступали кровавые пятна. Выживет ли?
За эти дни он оценил командира в должной мере - и командовал умело, и труса не праздновал, и из полковников генерал-майором стал, вот только новые петлицы на комбинезон пришить не успели да погоны из толстого жгута перецепить.
Самолет затрясло, гул моторов усилился, Ю-52 дернулся и, набирая скорость, понесся по ВВП. Пробежка была не столь длинной, и через минуту Шмеллинг уже покачивался в воздухе, разглядев внизу освещенную автомобильными фарами полосу аэродрома.
- Война закончена, - прошептал Макс, - через два часа я буду в Берлине у лучших врачей.
Вообще-то всех раненых доставляли во Францию, но для заслуженного генерала и героев-парашютистов было сделано исключение.
А вскоре их встретит сам фюрер, и для него лично начнется мирная жизнь. Он будет просыпаться, когда хочет, пить кофе, читать в кресле газету и не втягивать в голову плечи, страшась разрыва снаряда…
- Бог ты мой!
Макс с ужасом взирал вниз - море превратилось в клокочущий огненный смерч. В языках пламени горящих судов и выстрелов был хорошо виден царящий внизу кошмар. Самолет дрожал и поднимался все выше в небо, как бы желая побыстрее покинуть развернувшийся апокалипсис.
Крепкая ладонь сжала его колено, и Макс сразу наклонился - глаза генерала смотрели требовательно, по лицу стекали капельки пота.
- Что там?! Английский флот вошел в пролив?
Макс только кивнул на еле слышный шепот генерала. А что ему было говорить, если и так понятно, почему с нескрываемым ужасом на лицах все легкораненые смотрят в иллюминаторы.
- Это ничего, чемпион. Это не страшно…
Генерал растянул в улыбке белые тонкие губы, и от этого оскала, заметив его краем глаза, боксер еще больше ужаснулся, слушая хриплое дыхание и прижав свое ухо к лицу командира.
- Небо за нами, Шмеллинг… Им с утра покажут…
"Фельзеннест"
- Мой фюрер! Мы понесли большие потери!
Голос Манштейна звучал ровно и спокойно, без малейших эмоций - так может говорить только истовый военный профессионал.
- Потоплено и сильно повреждено свыше трехсот плавающих средств, примерно столько же мы потеряли за все дни операции от ударов морских и воздушных сил противника. Погибло или утонуло до десяти тысяч наших моряков/солдат и офицеров. Основная масса потерь пришлась на 21-ю пехотную и 1-ю танковую дивизии.
- Что с генералом Гудерианом?
Андрей первым делом спросил о наболевшем за эту бесконечно долгую ночь и тянущееся с рассветом утро.
За это время штабу ОКВ удалось воссоздать более-менее реальную картину произошедшего побоища. Но в данный момент Родионова беспокоила судьба "Шнелле-Хайнца" - ведь потеря "отца панцерваффе" стала бы для его планов серьезным ударом.
- Он уже в Фолкстоуне, приводит в порядок части 1-й танковой дивизии. Генерал-оберст не пострадал, хотя ему пришлось искупаться!
Усмешка еле видимая, но все же пробежала по губам генерала Манштейна, хоть мгновенно, - Андрей знал, что тот не совсем хорошо относится к новоявленному любимцу фюрера.
"Ревнует, что ли? Прямо как бабы, а еще с лампасами!"
- Что с кораблями охраны?
- Потери крайне серьезные. - Манштейн поднял красные воспаленные глаза. - Из крупных кораблей эскадры уцелели крейсеры "Адмирал Хиппер" и "Нюрнберг", "Эмден" потоплен. Артиллерией линкоров потоплены или серьезно повреждены все наши броненосцы, за исключением "Тора". Кригсмарине потеряли девять эсминцев и миноносцев, три десятка катеров, включая семь торпедных. И две подводные лодки, одна из которых погибла в результате внутренней аварии.
- А что с соединением Соммервилла?
- Крейсер "Норфолк" потоплен торпедами, а линкор "Рипалс" укрылся в Портсмуте, потеряв ход от двух торпедных попаданий. По крайней мере, его вели в базу на буксире. Линкор "Худ" ушел из пролива перед рассветом вместе с хамберовским отрядом, из состава которого подорвался на наших минах и затонул легкий крейсер "Белфаст". Кроме того, противник потерял старый крейсер типа "С", потопленный броненосцем "Тор", шесть эскадренных миноносцев и около десятка мелких судов. Данные еще поступают и уточняются.
- В общем, как я понял, нам крепко поддали, Манштейн. Бог мой - полтысячи лоханок мы потеряли, и если завтра будет еще одна такая ночь, а потом и день, то мы будем вынуждены свернуть морские перевозки, ибо у нас не останется плавсредств…
- Мой фюрер! Все не так плохо. Уже закончена сборка трех десятков паромов "Зибель" и начата проводка семи танково-десантных барж, которые заменят примерно четверть от потерянного тоннажа. Практику ночных конвоев нужно отменить и вести их только днем.
- Это целесообразно?
- Да, мой фюрер! На южное побережье Англии уже переброшены не только истребители, но и четыре группы "штукас", что позволит им совершать в день до шести вылетов. Этого достаточно для отражения любой угрозы хамберовской флотилии и со стороны Ирландского моря. Фельдмаршал Геринг заверил, что теперь английские эскадры не смогут зайти в Канал днем, ибо наша авиация господствует на всем протяжении Ла-Манша. А гипотетические потери от дневных налетов английских бомбардировщиков будут на порядок меньше случившихся сегодня ночью.
- Хорошо, Манштейн. - Андрей дернул подбородком и задумался, потом медленно заговорил: - Передайте фельдмаршалу, чтобы люфтваффе не сильно резвились и перестали топить англичан. Нужно их только повредить хорошо, хода лишить и стреножить таким образом, пусть остаются в базах на ремонте.
- Я понял вас, мой фюрер. - По губам Манштейна промелькнуло подобие улыбки. - Я уже позвонил начальнику штаба люфтваффе с этой просьбой. Английские корабли со временем можно будет отремонтировать и использовать в войне против американцев.
- Манштейн, вы стали читать мои мысли, а это меня пугает!
- Нет, мой фюрер, просто я привык хорошо выполнять свои служебные обязанности…
Лондон
- Необходимо этой ночью нанести повторный удар по конвоям. Даже если мы потеряем все линкоры, но очистим пролив от немцев, то любые жертвы окажутся во благо империи!
Черчилль пыхнул сигарой, и сейчас он напоминал флегматичного английского бульдога, который, однако, имеет мертвую хватку, и попадаться между его челюстей крайне нежелательно.
- Сэр, мое соединение практически перестало существовать. Но мы выполнили ваш приказ. Да, ваш, сэр!
Адмирал Соммервилл сверкнул глазами, в которых светила затаённая ненависть. Премьер-министра он считал неудачником, ухитрившимся благодаря своему политиканству взлететь высоко: в ту войну был Первым лордом Адмиралтейства, а сейчас возомнил себя флотоводцем!
- Я понимаю вас, Джеймс Скелли. - Черчилль снова пыхнул сигарой, с которой весь мир знал его на фотографиях. - Но Англия у нас одна, а кораблей у Его Величества много. Так что любые, я подчеркиваю, любые, пусть даже значительные, потери не должны остановить нас! Вы готовы выполнить свой долг перед королем, адмирал?!
- Да, сэр. Но мне не с чем выходить в Канал!
Соммервилл усмехнулся, но мысленно. Как беда или нужно провернуть какое-нибудь поганое дело, типа расстрела несчастных союзников, как он проделал с французами в Алжире, то зовут его. А минует надобность, так задвигают в самый дальний шкаф, завидуя славе.
И это не только его судьба, так поступают и с однокашником, вечным соперником, адмиралом Каннингхемом, которого "наш добрый толстяк Уини" услал командующим на Средиземное море. И как тот будет выкручиваться всего с двумя линкорами против итальянских пяти? И все благодаря "мудрому" управлению Черчилля и "умелому" командованию адмирала флота лорда Паунда, в чьих руках находится сейчас судьба империя. Остался только флот Его Величества, ибо авиацию и армию уже погубили.
- Держите свой флаг над "Худом", адмирал, полученная им одна торпеда - это пустяк для сильнейшего корабля империи. И принимайте под командование крейсера хамберовского отряда и те, что подходят с Розайта. Вас поддержит от Ирландии отряд Дракса. Идите, адмирал, теперь в ваших руках судьба Британии!
Берлин
- Дагмар, это мой долг, пойми!
Майор Ханс фон Люк с мягкой улыбкой взглянул в лицо любимой женщины и вздохнул, вспомнив, сколько пришлось пережить за этот месяц, борясь за свое счастье.
Он встретился с ней случайно, на одной светской вечеринке, - и влюбился с первого взгляда.
Люк пользовался у женщин определенным успехом, еще бы: герой недавней победоносной войны, майор, с Рыцарским Железным крестом на шее. Да еще с аристократической приставкой "фон"!
И внешность привораживала: высокий, белокурый, широкоплечий - истинный ариец, каким должен был всякий немец, если судить по эпосу о Нибелунгах.
Вот только, к своему огромному огорчению, ему вскоре пришлось узнать, что все достоинства могут стать недостатками, если предпринять некоторые шаги к изменению холостяцкого статуса.
Дагмар сразу сказала ему, что хотя ей дали все арийские права, но она на одну восьмую часть еврейка, а вот мать еврейка на четверть, а потому некоторых прав лишена.
Евреи "наполовину" уже за людей в рейхе не принимались. А уж о чистокровных юде и речи быть не могло, лишь желтая звезда на груди, как проклятая метка.
Фон Люка Нюрнбергские законы не испугали, и он, познакомившись с родителями жены, милыми людьми с происхождением и взглядами космополитов, решился поговорить с Дагмар всерьез и сделал ей предложение руки и сердца.