- Совершенно серьезно. Камилла, скажите "да" - и мы уедем ко мне в Царицын. Там я выстрою вам огромную, самую современную лабораторию, где вы сможете заниматься химией безо всяких ограничений. Более того, у вас будет множество помощников, вы сможете обращаться за консультациями в любой университет. И я вам обещаю: вы станете крупнейшим химиком-исследователем всей России. Скажите "да".
- Надеюсь, что не всё, что вы сейчас сказали, окажется враньем: у вас лицо честное. И химию вы, похоже, знаете… Точно сразу меня заберете?
- Да. И отцу вашему я сам все скажу.
- Имам, честный отче - ответила Камилла, повернувшись к очень удивленному попу. - Да, я согласна взять его в мужья.
- Венчается раб Божий Александр рабе Божией Камилле во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь. Венчается раба Божья Камилла рабу Божиему Александру во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь, - пропел поп, надевая нам кольца. А когда мы с Камиллой обменялись кольцами, добавил совершенно буднично: - Вам, Александр Владимирович, бумаги сразу делать?
До этого самого момента я не надеялся на то, что у меня что-то получится. Точнее, надеялся - иначе и затевать бы не стал, но в глубине души не верил. В свое время Камилла как-то рассказывала, что какая-то цыганка примерно за год до нашей встречи нагадала ей весьма странное "семейное счастье". Как будто "неожиданный мужчина" предложит ей руку и сердце, и - если она сразу согласится - будет ей в жизни одно лишь только счастие невиданное.
Камилла ведь даже в бога не верила, но забыть о предсказании цыганки долго не могла. И, хотя супружество ей тогда предложил сын купца Опоркова - не только конкурента, но и личного врага отца - который, очевидно, и подослал цыганку, в предсказание она верить продолжала. Точнее, хотела верить. Поэтому-то она и предложение Луховицкого приняла… и только потом слова цыганки стали для нее горькой насмешкой. Но сейчас я, похоже, успел раньше.
- Ну что, муженёк, - наигранно веселым голосом обратилась ко мне новобрачная, - теперь пойдем батюшку моего порадуем?
Отец Камиллы попался мне во дворе, куда я зашел один, потому что Камилла просто побоялась заходить домой и осталась ждать результата на улице.
- Добрый день, уважаемый Григорий Игнатьевич. Меня зовут Александр Волков, и у меня для вас две новости, одна возможно немного вас огорчит, зато другая наверняка порадует. Первая заключается в том, что моя жена у вас на фабрике работать не будет. А вторая - в том, что ваша дочь стала дворянкой.
- Мне до вас и вашей жены дела нет, я вас не знаю и знать не хочу, - сердито ответил новоиспеченный тесть. - А что насчет моей дочери - с чего бы ей вдруг дворянкой быть? И где она - ей давно уже работать пора!
- Еще раз добрый день. Вы не волнуйтесь, я повторю: ваша дочь теперь на фабрике работать не будет. Потому что выйдя за меня замуж, стала потомственной дворянкой Волковой. И на мыльной фабрике ей теперь работать не пристало.
Тесть постоял минуту, потом сел на колоду для колки дров, перекрестился:
- Вы, стало быть, дочь мою замуж взяли, и теперь она дворянка… слава Богу!
Он перекрестился еще раз, пробормотал что-то вроде "услышал Господь наши молитвы…" и уже совершенно нормальным голосом проговорил:
- Ну и где теперь эта дворянка ошивается?
Не поверил… Я вытащил из кармана бумаги, ради которых нам пришлось задержаться в церкви еще на полчаса, протянул их тестю. Тот их внимательно прочитал. Потом еще раз прочитал…
- Так это что выходит, без благословения замуж вышла? - вид у него был растерянный. Что неудивительно, я бы на его месте тоже растерялся. - И чего же теперь будет?
- Так вы сейчас же и благословите. Ничего плохого не будет. Наоборот, все будет хорошо. Я сейчас поместье отстраиваю - только недавно из-за границы вернулся. Но уже заканчиваю. Так что Камилла сейчас быстренько соберется, и мы поедем. А, скажем, через месяц вы все к нам в гости приедете - и отпразднуем. Я бы и сейчас отпраздновал - но времени совсем нет, нынче же уезжать нужно.
Спорить родители жены не стали, хотя это было очень даже в разрез с обычаями, да и поздновато спорить было. Однако батюшка в документах все написал очень подробно: я специально просил указать мое звание полностью (что было необязательно, но допустимо): "потомственный дворянин, чей род занесен во второй части Родовой Книги Новгородской, Смоленской и Петербургской губерний". Для купца не первой гильдии это было почти как "Великий Князь". Ну не совсем так, но поводов для того, чтобы выёживаться перед соседями давало очень много. Помня отношение Камиллы к своей горничной, Глафиру мы брать с собой не стали - да и куда ее мне девать-то было? Из вещей жена взяла лишь две корзины с одеждой и небольшой саквояж с разными мелочами. Тесть пообещал, что все содержимое домашней лаборатории будет аккуратно упаковано и отправлено следом - так что на этот счет можно было не волноваться. Все же он, хотя химиком и не был, варил очень непростое мыло, и как можно "упаковать лабораторию" знал.
Впрочем, немного мы все же отпраздновали. Из трактира принесли все необходимое для небольшого семейного застолья (не зря трактирщик проторчал почти час у церкви), да еще пирогов в дорогу, так что в поезд мы сели сытые и довольные. По крайней мере я был доволен.
Когда поезд уже тронулся, Камилла вдруг просила, потупясь:
- А мы теперь будем вместе… спать?
- В поезде - точно нет. А когда домой приедем - это мы на месте и решим. Можно вместе… спать. Если заснуть получится - но я обещаю: никогда и ни в чем я тебя неволить не буду.
- Вы странный… Мне матушка все рассказала, что делать-то надо, а я боюсь немножко. Я изо всех сил стараюсь не бояться, а Вы говорите - потом…
- Счастье мое, вот когда ты меня совсем бояться перестанешь, тогда и поговорим. И говорить будем, обращаясь на "ты", как близким людям и положено обращаться. А теперь давай-ка спать. Я выйду, чтобы тебя не смущать, а ты ложись. А потом и я лягу - спать лягу, на другой диван. Я к тебе, между прочим, двое суток ехал, устал очень. Так что давай просто поспим и посмотрим хорошие сны. Например, про карбоксилирование фенола, договорились?
- А зачем фенол карбоксилировать? И как?
- Через фенолят натрия, а потом заменять натрий на карбоксильную группу. Детали - сама придумаешь, и получишь салициловую кислоту. Потом ее ацетируешь уксусом и так из угля получишь лекарство, которое спасет миллионы человек.
- Из какого угля?
- Из каменного, спи давай.
- Знаете… знаешь, Саша, я рада, что вы меня в жены взяли. Но Вам-то зачем это?
- "Тебе", "тебе" надо говорить. Мне - надо. А зачем - сама скоро узнаешь. Спи! Нам еще два дня ехать, наговоримся…
Поскольку Вася закончил "мелкую доработку" двух бромлеевских станков еще за две недели до моей женитьбы (литые шестерни по восковым моделям оказались очень даже хороши), то был отправлен в дальнее путешествие с целью пополнения кадров. Хотя, честно говоря, он был очень удивлен поручением "сманить из Касли Ивана Кузьмина, Федора Куркина и Семена Болотина на любых условиях", в особенности узнав, что означенным гражданам едва стукнуло от восемнадцати до двадцати трех лет. Я-то не забыл, как звали лучшего моего литейщика и замечательных формовщиков, но как это объяснить Василию? Ведь "все знали", что в Царицын я прибыл почти что прямиком из Австралии и ни в каком Касли не был. Людей Василий привёз, даже не очень много им и наобещав - но удивления результатом поездки не скрывал, причем вслух, так что Оля Миронова мне на него даже нажаловалась.
Примерно такое же удивление я увидел и на лице деда, когда представил ему свою супругу. Но будучи всё же потомственным дворянином, удивление своё он выразил пусть и в нескольких, но приличных словах:
- Внучек… Тебе, пожалуй, виднее, на ком жениться. А мне, надеюсь, Господь и правнуков повидать дозволит.
С правнуками ему придётся подождать - не до того было. Конечно, всякое может случиться, но ни у меня, ни у Камиллы дедовы правнуки в число важнейших приоритетов не входили. Камиллина мать была вовсе не дурой деревенской и её дочь уже через неделю показала мне "расписание", следование которому должно было отодвинуть радостный для деда день как можно дальше. Не сказать, что мы особо этому "расписанию" следовали, но хотя бы старались…
А в первую очередь мы с Камиллой занялись отнюдь не строительством гигантов химической индустрии. На повестке стояли дела на порядок более приятные: составление грандиозных планов. На "гиганты индустрии" средств всё равно не было, а вот мечтать о том, какими они будут можно и бесплатно. Вдобавок, совместные мечты - они и духовно сближают… Но планы были составлены грандиозные, и, честно говоря, моя драгоценная (во всех смыслах этого слова) супруга к ним относилась с изрядным скептицизмом.
Текущие планы у меня были вполне в рамках приличия. За предстоящую зиму планировалось заработать всего один миллион рублей: раз уж удалось "сэкономить" год, так не стоит время растрачивать бездарно.
А вот глобально…
Сергей Игнатьевич очень подробно расписал сложившуюся на девятьсот седьмой год ситуацию: моими усилиями было довольно прилично (хотя и очень не везде) поднято сельское хозяйство, но это более чем компенсировалось ростом числа едоков. И в то же время промышленность в России, похоже, и вовсе не развивалась по сравнению с "эталонным вариантом": за счет опережающего развития того же сельского хозяйства за рубежом цены на русское зерно упали и увеличение продаж не дало пропорционального роста увеличения денег из-за границы. А крестьяне, радуясь поначалу "лишним деньгам", стали улучшать быт, отдавая дополнительные трудовые копейки иностранцам. По данным Водянинова, тех же керосиновых ламп из Германии и Австрии было ввезено на три миллиона рублей только в одном тысяча девятьсот шестом году. Конечно, еще и сельхозинвентаря - плугов, борон, сеялок - почти на тридцать миллионов. Вот только плуг или борона засухе не помеха: на полях, вспаханных и засеянных моими МТС, выросло ровно столько же, сколько и на полях, вспаханных сохой - нисколько. И десять тысяч "дополнительных" сеялок ничего с этим поделать не могли.
С засухой, конечно, бороться можно - но для этого были нужны средства, которые в "первом" варианте моего "спасения России" утекали из страны со свистом. В принципе, я бы наверное справился - но царь, причем просто так, по блажи, фактически запретил мне приобретать новые сельскохозяйственные земли, отменив указ об исполнении моих "привилегий". Так что, если бы даже деньги у меня появились, мелиорацию проводить было негде. Тот же алюминий я добывал практически от безысходности - другого применения капиталам найти не удавалось.
В "прошлый раз" одним из немногих развлечений в последние пару лет для меня стало изучение истории - Российской в основном. И неприятным открытием для меня стало то, что последним царем, хоть что-то делавшим именно для государства, был Николай - Павлович, конечно же. И все хорошее, что делалось после него - делалось по его же планам. А все плохое - против них. Вот только хорошие планы Николая Первого так или иначе уже воплотились (включая, сколь ни странно, даже Транссиб), и ждать от царей теперь можно было только плохого…
Ничего хорошего и от простого народа ждать не приходилось. Народ - он с радостью на шею сядет и ножки свесит. И чем больше об этом народе заботиться будешь, тем больше он начнет с тебя требовать. А не получив "требуемое", тебя же и проклянет…
Так что плевать мне на народ и его проблемы. Раз уж получилось "попробовать все снова", помогать я буду исключительно тем людям, кто стал для меня дорог. И сделаю все, чтобы эти люди могли жить счастливо - и ни в чем себе не отказывая. На это, конечно, тоже требуется и время, и деньги. Но время у меня пока есть - и благодаря "дедам" его даже стало немного больше…
Глава 5
Семен Филимонович Феофанов, сын писаря и сам писарь, спокойно себе жил в Москве и чувствовал себя счастливым. Работа - в архиве Московского университета - была необременительной, хотя и жалование в двадцать четыре рубля роскошной жизни не очень способствовало. Но время от времени господам студентам вдруг срочно требовалось что-то написать красиво, а потому иногда Семен Филимонович мог себя и побаловать желудочно. На большее не хватало ни денег, ни времени: все же квартирку приходилось снимать почти в двух часах ходу от Университета.
Так бы и прожил Семен Филимонович свою одинокую жизнь столь же незаметно, сколь и первые пять лет в этом архиве, но судьба решила пошутить и тетка, которую он никогда и не видел, оставила ему в наследство небольшой домик на окраине Царицына. Дело было в середине апреля - уже ближе к летним вакациям, у начальства писарь был на хорошем счету, все знали, как долго порой идут наследственные дела - и Феофанова отпустили в Царицын до осени. Сам Семен Филимонович имел в виду домик продать, а вырученные с того деньги…
Но по приезде на Волгу Феофанов увидал на грядках в небольшом огородике густо посаженый лук - и это его сгубило. Он пироги с луком почитал за лучшее лакомство - а тут этого лука было столько! Поначалу Семен Филимонович решил только испечь один пирог (ну, не пропадать же луку!) и затем уже заняться продажей дома и всеми прочими нужными делами: пироги эти он давно уже пек сам и почитал себя неплохим пирожником. Но когда пирог был испечен и опробован, жизненный путь московского писаря свернул в совершенно новую сторону: лук, только что сорванный с грядки, показал Феофанову, что настоящего пирога с луком тот и не ел никогда.
Теперь, уже по прошествии пятнадцати лет, Семен Филимонович так и жил одиноко в доставшемся по наследству домике, выращивая лук для пирогов. Только сейчас уже половина города знала, что для пирогов лука лучше, чем у этого странного чудака и не сыскать. Да, в первый год своего огородничества он чуть не помер с голоду, но теперь огород его и кормил, и одевал, и даже позволял постоянно пополнять уже довольно приличных размеров библиотеку. Да и много ли одинокому не первой молодости мужчине надо? Пяток мешков картошки, мешок морковки, капусты десяток кочанов. И лук - многие пуды репчатого лука на связках по всему дому и фунты зеленого - летом. А если царицынские хозяйки радостно меняют фунт зеленого лука на пару фунтов муки - так это же прекрасно!
Вот только зима каждый год навевала на Семена Филимоновича тоску. Нет, зимой он тоже выращивал лук - на подоконниках в цветочных горшках. Но разве могли сравниться эти чахлые побеги с буйством зелени на огороде?
Однако нынешняя зима обещала стать совсем не тоскливой: совершенно неожиданно один молодой человек сделал ему, в общем-то почти никому не нужному огороднику-любителю, удивительное предложение. Настолько необычное, что Феофанов сам не понял, как согласился. И теперь он стоял на большом поле, где ему ничто не мешало посадить столько лука, сколько душа пожелает! Почти ничто, но с остальным дети, похоже, сами справятся…
Когда есть много-много сухого камыша и цемента, строительство небольших сельских домиков превращается в забаву. При условии, конечно, что есть деньги для оплаты строителей. Но третий "Драккар" уже трудился у Саратова и ежедневная выручка с паромов составляла рублей семьдесят. Поэтому возведение стекольной мастерской для Машки и отдельной лаборатории для Камиллы много времени не заняло. Машка начала катать оконные стекла еще во время моей поездки в Воронеж - для чего у Барро был заказан раскаточный станок - так что лаборатория оказалось очень светлой и жене понравилась.
Мы с Камиллой провели довольно много времени в интересных беседах: я называл "страшные химические слова" вроде "дивинил", "хлорацетафенон" (ну как же без него-то), "сульфаниламид". В прошлый раз "легенда" о сумасшедшем соседе - химике-любителе прокатила, так почему бы и в этот раз ей не сработать? Сработала и сказка о том, что я практически случайно все эти слова запомнил. В основном старался давать пояснения, что из себя представляет химикат и зачем он вообще нужен - но вот про одно слово, вдруг всплывшее в памяти, пояснения я дать не смог:
- Честно говоря, я просто не знаю, что должно получиться, но почему-то мне кажется, что метилметакрилат - штука очень полезная. Но все же ты сначала постарайся лекарства сделать, ладно?
Когда тетрадка, куда Камилла эти слова записывала, была почти полностью заполнена, Камилла приступила к воплощению замыслов: первого июля наконец "приехала" Камиллина лаборатория. Не сама приехала, ее тесть привез - и я до глубины души осознал величие своей жены. Григорий Игнатьевич на нескромный вопрос о стоимости перевозки ответил очень философски:
- Да я с мыла дочкиного кажен Божий день больше сотни сверх прежнего получаю, так что она тут в своем праве…
Уточнять я не стал: мне хватило того, что для перевозки тесть полностью арендовал почтовый вагон, а оставшееся заняло ещё два купе в пассажирском. В свежевозведенной лаборатории все привезенное даже разместить не получилось, так что Семенов, крякнув, предложил "пока" переместить оборудование в только что построенный цех. Выбора не было - но вот использовать сложенное в этом же цехе было нельзя - Валентин Павлович выстроил его по собственному проекту.
Технология была простой: земля плотно набивалась в деревянную опалубку, трамбовалась слоями, слои пересыпались известью-пушонкой - и получалась довольно прочная стена. Семенов говорил, что при Павле Первом таким манером даже замок какой-то построили, который до сих пор стоит - ну и цеха простоят не меньше, тем более он их после постройки собирался оштукатурить цементным раствором. Но самым важным было то, что для такого строительства можно было нанимать любых мужиков: никаких специальных навыков не требуется.
Хорошая технология, но земляные стены легко впитывали всякую химическую гадость, так что пока Камиллины "эксперименты" приходилось ограничивать. Впрочем большая часть из привезенного все равно лежала у Синицыных в погребе да в сарае, так что даже сейчас ее возможности по сравнению с "домашними" расширились изрядно. И мои - тоже.
Каким образом Чаев переделывал сверлильные станки Бромлеев на хонинговальные, я представлял очень слабо - да и не было у меня пока этих станков. Станков не было, а Оля Миронова - была. Я когда-то читал, что Майбах на своих первых моторах цилиндры вообще не хонинговал, и даже не шлифовал. Читал - и сразу вспоминал доктора Хауса: "Все врут". Тем не менее, у Оли цилиндр после расточки хонами можно было разве что испортить. А вот с головками цилиндров и с картером было хуже: требовался строгальный и плоскошлифовальный станки, а самые дешевые из подходящих стоили почти четыре тысячи и две с половиной.