– Нет, – качнул головой Духарев. – Это – с земли булгарской.
Правда, тоже – с собственных виноградников Духарева, но об этом Сергей скромно умолчал.
А старший сын – молодчина. Исполнил всё безукоризненно. Безошибочно. Есть у него такой талант. И в больших делах, и в малых. Вот, к примеру, подобрал Артём мальчонку, пацанчика из простых смердов. Ничего особенного. Духарев, может, и сам бы подобрал сироту. И пристроил куда-нибудь к челядникам – коней пасти или во дворе прибираться. А сын мальчонку в род ввел. И не ошибся. Великим воином растет Илья-Годун. Когда рассказали Сергею Ивановичу, как его приемный сынишка сходу показал себя у князя Стемида, Духарев удивился. Не ожидал. А вот старый Рёрех, слушавший рассказ варяга-посланца, и усом не шевельнул. Но единственный глаз – так и сверкал.
Сергей понимал, почему. Артём угадал в мальце доброе железо для будущего клинка, но ковал клинок Рёрех. Возился с приемышем едва ли не больше, чем с родными сыновьями Духарева. Почему? Видать, была на то причина. А какая, спрашивать ведуна бессмысленно.
Но результат налицо. Меч получился добрый. И еще один стальной стежок скрепил важнейшую связь меж родом воеводы-боярина Серегея и природными белозёрскими варягами. И новый стежок – сегодня. Вольг-Варяжко.
Почти полвека прошло с тех пор, как Сергей пришел в этот мир. Безродный чужак, никто… А теперь самые славные мужи этой земли – его родичи. Воистину не зря прожиты полвека. И пусть Духарев умирать пока не планировал, но мысль о том, что все его сыновья, даже малолетка Илья, могут не только за себя постоять, но и завоевать уважение лучших воинов этого мира, – грела сердце.
Глава 18
Шестью месяцами ранее.
Подворье белозерского князя Стемида Большого
– Годун, я здесь решаю, кто годен в отроки, а кто – нет! – Стемид Большой взирал на мальчишку сверху вниз довольно-таки свирепо. – Ворочать весло тебе не по плечу. Значит, будешь детским!
– Илья! – звонко выкрикнул сын боярина-воеводы Серегея. – Так меня зовут родичи! Запомни, дядька Стемид, если хочешь, чтоб я тебе служил!
Трувор, успевший познакомиться с норовом Ильи-Годуна, вдобавок нахватавшегося дерзости у рода Машеговичей, расхохотался. А вот его старший брат, Стемид Белозерский, был попросту обескуражен. Не привык князь, чтобы этакий дрыщ позволял себе нахальничать. Властная Стемидова душа требовала: врезать сопляку и отправить на конюшню – стойла чистить. Но Стемид – варяг. Князь. Значит, человек чести и Правды. А по Правде наказывать мальца – не за что. Каждый может проситься в отроки. И настаивать – тоже. Тем более – родич. А Годун – родичь и есть, ведь старый Рёрех сейчас в роду у Серегея, а сей мелкий и дерзкий малец боярину-воеводе – сын. И бересты с пареньком пришло две. Одна – от отца его, Серегея, а вторая – от Рёреха. В первой малец именовался Ильей, во второй – Годуном. В первой была просьба: обойтись с малым как с собственным сыном. Во второй – повеление научить парнишку варяжской Правде.
Стемид почитал воеводу-боярина, но Рёрех – старший в роду. И от того, что он отдал княжение Стемидову отцу, его старшинство никуда не делось. Следовательно, учить мальца надо так, как хочет Рёрех. И звать так, как зовет Рёрех, а тот звал Годуном или Гошкой.
Илья не спорил. Рёрех – пестун. Ему можно. А если нельзя, то прилетит палкой по спине – и сразу станет можно.
Князь Стемид не знал Илью. Потому проверял. Илья тоже не знал князя. И тоже проверял. Если Стемид Большой слеплен из того же природно-варяжского теста, что и Рёрех, то…
Оплеуха прилетела вмиг…
Только мимо, потому что Илья "нырнул" и мозолистая длань прошла над макушкой.
Трувор еще больше развеселился.
А Стемид сердиться не стал. Будь здесь, в тереме, еще кто-то, возможно, он и осерчал бы… А может, и нет. Понравилось белозерскому князю, что, уворачиваясь, мальчишка не назад, а вперед шагнул. Да и увернуться от Стемидовой длани непросто.
– Илья, значит? – рыкнул он. – Добро. Пусть будет Илья. Илья-детский. Вот когда наберешь силу да вес, чтоб большое весло в одиночку крутить…
– Отрок! – перебил дерзкий мальчишка. – Кабы в дружинные из-за одной лишь силы брали, так слепая кобыла, что жернов крутит, враз в старшие гриди опоясалась!
Ловко отбил.
– Ты с ним лучше не спорь! – опередив брата, заявил Трувор. – У него на одно твое слово своих десять! Без малого год с дружиной Йонаха-хузарина полевал. А у Машеговича быстрей языка только стрелы летают.
– Будь ты сыном моим, – проворчал Стемид, – я б тебя плеткой хорошенько поучил.
Но нельзя – как сына. Слово Рёреха выше слова боярина-воеводы. А Правда кривды не терпит.
– Надо – учи, – покладисто ответил Илья. – Боли не боюсь. Хоть до смерти бей… хотя нет, до смерти не надо. Родня опечалится. А так – давай, испытай, коли желаешь. Увидишь, что годен я в отроки!
– А ведь не врет! – глянув мальчишке в глаза, определил Стемид.
– Не врет, – подтвердил Трувор, подмигнув Илье. – Стал бы он род ложью позорить!
– А всё же сила отроку нужна, – не желал уступать белозерский князь. – И не только грести. Вот хотя бы лук натянуть как следует, чтобы бронь пробить…
– А зачем мне ее пробивать? – опять не удержался, перебил Илья. – Я лучше стрелой в глаз ударю. Зачем хорошую вещь портить? У белки глаз мельче, а я ни разу не промахнулся, верно, дядька Трувор?
– Враг – не белка. Он твоей стрелы ждать не станет. Да и с лодьи стрелять – не с земли! Ее, знаешь ли, раскачать может.
– Знаю, может, но всяко не сильнее, чем коня в галопе!
– Почти год – с Йонахом Машеговичем, – напомнил брату Трувор. – Хузарская выучка.
Он явно получал от разговора удовольствие.
– Учил меня дедко Рёрех! – немедленно уточнил Илья. – Йонаш только доучил, чему смог. До природного хузарина мне – как вороне до сокола.
Сказал и опечалился. Но тут же вспомнил, что воину показывать слабость не положено, и вновь задрал нос кверху. Ох и нахальный же вид! Так и хочется… Но нельзя. Только по Правде.
– Ты меня испытай, дядько Стемид! – попросил малой. – Выстави против меня любого из отроков своих! А коли за мной будет победа, все увидят, что не по родству, а по праву меня опоясаешь!
Во как хорошо сказал. Вовремя вспомнилось, что дед Рёрех про князя и дружину говорил. Мало, мол, если тебя один лишь князь примет. Надо и чтоб братья твои тебя достойным сочли. Это у чужих кровное родство тебя наверх поднимает, а у варягов главное – Правда. Покажи, что достоин, и хоть в князья. "Природный варяг, – вещал Илье Рёрех, – над прочими братьями не потому стоит, что – природный, а потому что – лучший. А ты, репка-сурепка, не природый, а принятый. Тебе, чтоб славу свою доказать, надобно мочь любого природного на колено поставить!"
Трувор опять подмигнул. На этот раз – брату: видишь, мол, что не только нахален малец, но и разумен не по годам. Такой, если в бою не падет, то непременно в воеводы выйдет.
Стемид покачал головой. Не потому, что был с братом не согласен, а потому что именно он, Стемид Белозерский, сейчас оказывался тем, кому надлежит позаботиться о том, чтобы нахаленок дожил до своего воеводства.
"Как сына…" – просил воевода Серегей. Сына бы – не допустил. Детский – он и есть детский. Если оказался в бою, за ним старшие присмотрят. А отрок – не из тех, кого берегут. Он сам спины гридней в бою оберегает, если до сечи дошло.
Так что по уму – следует оставить мальца в детских. Целее будет. Но если по Правде – должен Стемид его проверить. Должен.
– Хорошо, – решил князь белозерский. – Будешь биться. Справишься – возьму в отроки. И медвежатиной кормить буду, чтоб силу быстрее набирал. Если справишься.
"Только не справишься ты, – подумал Стемид. – Уж я об этом позабочусь. Для твоего же блага, маленький Серегеич!"
– Ты шутишь, отец? – поинтересовался младший сын Стемида Большого. – Я должен сражаться с этим цыпленком? Да не буду я!
– Перун Молниерукий! Еще как будешь! – рявкнул белозерский князь, которому сегодня с избытком хватило пререканий с малолетним нахалом. – И будешь обращаться с ним нежней, чем с новорожденным жеребенком. Если ты, Руад, попортишь ему шкурку или, храни нас пращуры, что-нибудь сломаешь, в весенний поход мы уйдем без тебя!
– Ты не сделаешь этого, отец… – неуверенно проговорил Руад.
– Ты сомневаешься в моем слове? – прорычал Стемид Большой, поднимаясь со своего "княжеского" стула.
Руад испугался. Давно он не видел отца в такой ярости. Последний раз – когда тот узнал о том, что свейских зверобоев видели на княжеских тюленьих лежках.
"Неужели это из-за мелкого братца Богуслава? – подумал княжич. – Да не может быть!"
Но перечить отцу не рискнул. Велено уложить мальчишку – уложим. Бережно? Уложим бережно. Руад видел приехавшего сегодня утром боярича мельком и успел отметить лишь то, что малец зачем-то вырядился в боевую бронь. Будто на битву приехал, а не к родичам в гости. Бронь, впрочем, была замечательная. Куда лучше той, что висела на распялках в светлице Руада. А чему удивлятся? Отец мальца – богатейший киевский боярин и был воеводой самого Святослава. Вот уж когда добычи привозили столько, что гридь золотыми ложками кулеш уминала.
Руад не завидовал. Мир велик. Настоящим воинам добра хватит.
– Ну, малец, какое оружие ты выбираешь? – добродушно поинтересовался Руад.
Собравшаяся на подворье Детинца малая дружина Стемида: сто шесть воев, гридней и отроков, в большинстве – природных варягов, пахарей моря и сеятелей смерти, – обменивалась насмешливыми замечаниями. Громко советовали Руаду ходить поаккуратней. Чтоб случайно не раздавить супротивника. Всерьез будущий поединок никто не принимал. Руад статью пошел в отца: рослый, широкогрудый. Малолетний гость росточком – Руаду чуть повыше зерцала. Захотел князь повеселить дружину – значит, повеселимся.
– Я бы выбрал лук, – серьезно проговорил малец, который (вот смеху-то!) всё воспринимал всерьёз. – Но это было бы нечестно. Из вас, северян, стрелки – не очень-то.
Двор так и грохнул. Руад тоже осклабился. Дядька Трувор не рассказывал ему насчет битых в глаз белок.
Малец спокойно переждал, пока хохот утихнет, и продолжил степенно:
– …Потому я выбираю меч и дротик. Дротик пусть будет учебный, без железка. Не хочу батюшку моего в расход вводить, виру выплачивать. Да и негоже это: мы ж с тобой, Руад, родичи. А кто родича кровь пролил, тому удачи не будет.
Последние слова его услышал только Руад. Хохот дружинников напугал даже привычных ко всему ворон Детинца.
– Как скажешь, – спокойно отозвался княжич. Он уважал мужество. Кем бы малец себя не мнил, но выйти с оружием против воина-варяга, который вдобавок ходил в отроках только потому, что князь ждал от сына какого-то особенного подвига… Нужна немалая храбрость, чтобы на такое решиться. Так что пусть храбрится малый. Это правильно. Лучше хвастать, чем выказывать страх…
Илья говорил и изучал своего соперника. Крупный. И сильный. Почтил белозерский князь сына Серегеева – собственного сына вывел в поединщики. Хороший противник. Спокойный, сильный, опасный.
"С сильным будь слабым, со слабым – сильным" – так учили Илью.
Но тут прикидываться бесполезно. Руад Стемидович и так знает, что сильнее. Да так оно и есть. И в этом слабость княжича. Не будет он биться всерьез. Пожалеет. Потому надо одолеть его раньше, чем поймет, что недооценил Илью, и они станут биться на равных.
Ага, учебный меч и полуростовой щит. Илья так и думал. Смять, оглушить, задавить… "Ну берегись, белозерский княжич! Сейчас я тебя удивлю!"
– До первой крови! – рявкнул Стемид Большой, и гогот на подворье мгновенно стих. – Бой!
Дротик прилетел точно в переносицу Руада. Звяк! Княжич чуть наклонил голову, приняв удар налобьем шлема. Будь перед ним настоящий воин – не рискнул бы, но бросок был – так себе. Петушиный клевок.
Теперь шаг вперед, ленивый мах щитом, и из-под щита, быстрый, длинный понизу – плоскостью клинка, по ногам (небойсь не ожидает прохода снизу) – и всё. Ногу мальцу не сломает, но приголубит как следует. Хромать ему потом дня три. Ничего. Перетерпит. Есть! Подбитый учебным мечом малый отлетел в сторону, но тут же вскочил. Левая рука повисла плетью. Удар пришелся по ней, а не по ногам. Крепкий удар – рука враз отсохла…
Илья тоже недооценил противника. Быстроту его недооценил. Началось всё ожидаемо: щит вперед, чтобы перекрыть обзор… Но Илья только этого и ждал: метнулся лаской понизу, сбоку, под край щита – резнуть мечом по ноге. Легонько, чтоб кровь пустить. И – победа. Не успел. Продольный мах длинного меча сшиб Илью во время выпада. Больно-о!!!
Илья перекатом, через здоровое плечо, вышел в боевую стойку.
А хуже того – рука сразу онемела. Вот же бугай здоровенный! Но какой быстрый! Бил бы не плоско, а краем – точно бы кость сломал. А был бы меч боевой – прощай рука!
Быстрый взгляд на мощную ножищу… Эх! Самую малость не достал! Порвал самый край штанины, дырка на полвершка, не более, самым кончиком… Обидно! Не бывать теперь Илье отроком князя Стемида. Больше его Руад к себе не подпустит. Но побегать княжичу придется. Так просто ему Илью не достать…
Руад перехватил взгляд мальца, скосил глаза вниз (боковым зрением продолжая держать шустрого боярича) и увидел махонькую, еле палец просунуть, прореху на льняной штанине. Сразу сообразил, откуда она взялась, – и восхитился. Достать Руада на первом же выпаде не мог никто из Стемидовых отроков. И далеко не каждый – из гриди. Будь рука мальца на пядь длиннее – проколол бы мясо до кости.
Никто бы и слова не сказал. Младший со старшим вправе биться боевым оружием в полную силу… Или – нет?
– Ты колол или резал? – громко спросил Руад.
Вопрос его поняли пятеро: Стемид, Трувор, двое из старшей гриди и сам Илья.
– Резал, – буркнул приемный сын Серегея.
"Добивай давай, а не разговоры разговаривай!"
"Ай да малец! – восхитился Руад. – Пожалел меня!"
Младший старшего не щадит. Берегут друг друга в учебном бою только равные.
Руад уронил щит и, глядя маленькому бояричу прямо в глаза, рванул зубами кожу на шуйце. Затем показал гриди выступившую кровь.
На этот раз его поняли только двое: Трувор и отец.
Стемид кивнул одобрительно и провозгласил:
– Победил Илья, сын Серегея!
Он видел выпад малыша и оценил его по достоинству. Подрастет – великим воином станет. А пока в бою о нем Руад позаботится. Кровью поклялся сын.
Руад подмигнул изумленному Илье.
– Не грусти, братец, – сказал он маленькому герою. – Мы с тобой еще поиграем железом. Но не сегодня. Сегодня мы будем праздновать!
"А старый Рёрех, верно, ведун. Ничего, кроме Правды, не нужно юному Серегеичу, – подумал Стемид. – Нет в мальце изъяна".
Но задача Рёрехова от того легче не станет. Потому что у каждого бога – своя правда, а малый не Перуну кланяется, а Христу. И даже если примет отрок сердцем основу варяжскую, это еще не значит, что Перун Молниерукий примет его. Оба они ревнивы, Перун и Христос. А душа у воина одна. На две части не рвется.
Часть вторая
Рим и Русь
Глава 1
Из Киева в Царьград
В начале марта в Киев прибыли посланцы Василия Второго. Аж два епископа-законоучителя – вести дипломатические переговоры и попутно шпионить.
И, очень кстати, по гладкому санному пути – еще один епископ. Немецкий.
С аналогичной миссией.
А чуть раньше, будто по заказу, – посол из Великого Булгара. Для организации постоянной миссии.
Владимир со всеми иностранными дипломатами держался ровно и дружелюбно. Разместил. Назначил кормление.
Ромеи обеспокоились. Они чувствовали себя старателями, прибывшими столбить разведанную золотоносную жилу и обнаружившими на окученном участке прорву соперников, осваивающих желанную территорию. Семена, посеянные Духаревым ранее, упали на благодатную почву и дали обильные всходы.
Свою беду посланцы Автократора понесли прямиком к Духареву. Естественное движение. По "штатному расписанию" канцелярии логофета дромаСергей – "штатный агент влияния" при дворе варварского вождя.
Сергею даже не потребовалось особо сгущать краски, чтобы превратить беспокойство в панику.
Роль крепнущей Руси в мировой политике была очевидна не только ему, но и всем, кто обладал нужной информацией и был готов чуток пошевелить мозгами. Если походы Святослава можно было представить как дерзкие разбойничьи экспедиции невероятных масштабов, то нынешние четко обозначенные границы владений киевского князя – это было уже нечто стабильное и потому очень важное. Свойство человеческого ума таково, что он уверенно собирает из фактов-кубиков именно тот игрушечный домик, который ему привычен. Так что совсем нетрудно было представить достаточно свободный, разномастный и слабо управляемый конгломерат Владимировых данников как единое централизованное государство. Сергей маленько постращал ромеев – и те с готовностью устрашились. Они-то знали, что Владимир был не одинок в своей государственной деятельности. Такой же централизацией и "собиранием земель" и "укреплением властной вертикали" занимались и другие великие князья: Болеслав Польский, Геза Венгерский… И большую часть таких вот "собирателей" Великая Римская империя восточного образца уже "проиграла" конкурентам. Но ни Польша, ни Венгрия не могли по значению соперничать с Владимировой Русью, занимавшей на геополитической карте средневекового глобуса исключительно выгодное и перспективное положение.
В чем в чем, а уж в глупости и недальновидности византийских политиков упрекнуть было нельзя. Всё они понимали… И, опять-таки, по свойственному людям образу мысли, видели в первую очередь именно те страшилки, которых больше всего боялись.
Сергею осталось лишь подлить в огонь немножко маслица. Например, намекнуть, что иудеи-хузары – тоже в игре. Полный вздор для тех, кто знал ситуацию изнутри, но не для византийских дипломатов, которые очень хорошо помнили о проблемах, которые сравнительно недавно создавала им Хузария. А почему бы и не быть четвертому игроку? Ведь в Киеве имеется целый квартал, принадлежащий иудеям…
В общем, Большая Игра была в самом разгаре, когда Добрыня в очередной раз напомнил, что рассчитывает на личное участие Духарева в событиях будущего лета.