– Не-е-ет… – протянула Зита с явным удовольствием.
– А-а… А они у него! – молодой человек указал на отца.
Енски-старший пребывал в не меньшем шоке, нежели его сын и вообще ничего не сказал.
– Это хорошо! – сказала Зита. – Я люблю… зрелых мужчин! Опытных! Все знающих, все умеющих…
И она подступила к профессору, потрясая всеми своими колоссальными достоинствами. Археолог выдавил из себя писк, который, наверное, издает кролик, когда мило прогуливаясь по лужку, натыкается на огромного удава.
– Да заплатите же, сагиб! Пропадем! – уже в полный голос заорал Акаш и, видя, в какую прострацию впали англичане, кинулся на помощь.
– Вот-вот… Вот деньги, Зита. Эти сагибы со мной! Со мной…
На лице любвеобильной гигантессы отразилось все разочарование мира.
– Как жа-а-алко… – протянула она. – Но деньги… Деньги прежде всего. Но – жалко!.. Акаш, милашка, проведешь сагибов в ту комнату, где мы с тобой в последний раз… Ну, ты помнишь.
Когда мощные балки пола перестали ходить ходуном от удаляющихся шагов хозяйки, семейство Енски позволило себе выйти из гипнотического транса.
– Однако… – только и выдавил из себя Енски-старший.
Гор выразительно поглядел на Акаша, который не сказав ни слова, провел "сагибов" в "ту комнату", оказавшуюся в самом конце коридора, и поспешил выскочить за дверь.
– Погоди-ка, милашка! – вздохнул Енски-младший.
Он настиг Акаша уже в конце коридора, взял за шкирку, неторопливо повернул к себе.
– Только не в зубы, молодой сагиб! – умоляюще прошептал тот. – Стоматологи здесь такие дорогие…
Добрая душа Гор подумал, и решил удовлетвориться носом.
Вечер два англичанина встретили в одиночестве.
– …Вы не представляете, сагибы, вы не представляете! Ай, не представляете! – возопил Акаш, врываясь в комнату с первыми лучами солнца.
– Чего мы не представляем? – поинтересовался Гор.
– Но что с твоим лицом, друг мой? – поинтересовался профессор.
– Ерунда, господин, ерунда.
Енски-младший невольно удивился. Вчерашнюю экзекуцию он провел достаточно аккуратно, и надо же!
– Это Зита… – проводник смутился. – Вы же понимаете, сагиб… Целует… Акаш очень искусный любовник… Женщины очень любят Акаша…
Отец и сын переглянулись, вспомнив любвеобильную гигантессу.
Вновь переглянулись. Содрогнулись.
– Так что же ты хотел сказать? – уже с большим сочувствием поинтересовался Гор.
– Та мэм-сагиб, которой вы так интересуетесь, уже имела неприятности. Говорят, в горах было много шуму, даже стрельба…
– Где?! – подскочил профессор.
– О, хитрый Акаш узнал, где это находится! Хитрый Акаш даже узнал, что та мэм-сагиб и ее любовник…
У Гора перехватило дыхание.
– …идут сегодня к тому месту опять. Это очень опасно, ай, как опасно! Вы, сагиб, можете радоваться. Обезьяна, за которой охотится мэм-сагиб, наверняка разорвет ее в клочья. Мы можем возвращаться в Дели…
– Как это в клочья?! – вскричали оба Енски в один голос.
– В клочья! – радостно подтвердил проводник. – В мелкие-мелкие такие!
– Элизабет? – ахнул Гор.
– Без нас? – подхватил профессор. – И чего, спрашивается, мы здесь сидим? Я должен быть там, на месте!
И оба начали лихорадочно собираться.
Акаш разочарованно покачал головой, растирая здоровенный синячище на щеке.
– Значит, в Дели мы не едем?
Камни, казалось, сами лезли под ноги. Гор спотыкался, но все-таки успевал подхватывать отца, чье искусство скалолазанья было развито еще хуже.
Семья Енски спешила на помощь несчастной леди, погибающей в лапах огромной обезьяны. Сейчас Гор даже не мог вспомнить, каким образом им удалось улизнуть от лап страшной Зиты, подстерегавший постояльцев у входа, как они выбрались из города, как нашли дорогу к пещере. Долг джентльмена толкал двух англичан на подвиги, совершенно не заботясь о том, что они оба были к этим подвигам не совсем готовы. Вернее, совсем не готовы.
Позади них грустно семенил Акаш.
– Ай, сагиб, ай… – причитал он. – Не ходите… Большая обезьяна… Ракшас… Ай!..
– Какой, к дьяволу, ракшас?! – вопил профессор, поскальзываясь на гладких валунах. – Какой ракшас, что за глупости? Дедушкины сказки! Бредятина, трубы Иерихонские! Начитались "Рамаяны"…
– Ай, какие сказки! – только и отвечал Акаш, подхватывая Енски-старшего.
– Вперед, вперед!
Они остановились перед пещерой, своды которой легко могли вместить не только обезьяну, но и тиранозавра, буде у того возникло бы желание тут поселиться. Вокруг царила тишина, и только неутомимые цикады верещали что-то свое в кустах.
– Ну и где? – поинтересовался профессор.
– Не знаю, сагиб, – задыхаясь сказал Акаш, – Наверное, мы заблудились…
– Заблудились? Кто здесь проводник?!
– Я, сагиб, я проводник… Но мы, кажется, заблудились. Пещер много… Обезьян тоже…
– Больших? – осторожно уточнил Гор.
Акаш отрицательно покачал головой.
– Больших мало. Совсем мало. Здесь всего одна.
И тут из-за ближайших скал раздался страшный рев. Потом крики. Потом выстрелы.
– Туда!
Вся компания, включая Акаша, кинулась на шум.
Выскочив из кустов, Гор увидел, как здоровенный детина ругается и лупит другого ногами в живот. Енски-младший, как истинный джентльмен, не допускал и мысли о том, что можно бить лежащего человека, а потому кинулся на атакующего, свалил с ног и начал скручивать ему руки за спиной собственным ремнем.
– Гора Синай и шестнадцать пророков! Все казни Моисея! – послышался сзади голос профессора. – Остановись! Это же полиция!
Гор поднял голову – искры посыпались у него из глаз.
…Однако перед тем, как полицейская дубинка завершила свой недолгий полет, чтобы припечатать затылок молодого Енски, он успел увидеть огромную, огромнейшую седую обезьяну, оскалившую пасть в предсмертном рычании. Успел увидеть глаза зверя переполненные страданием, но почему-то очень благодарные… И – Элизабет, удивленно стоящую возле поверженного животного.
Больше Гор ничего не разглядел. Сокрушительный удар сержанта Рамачандры вышиб из сына профессора дух.
– …Но каков негодяй! – вскричал начальник полиции Сринагара доблестный Лал Сингх. – Вяжет людей без разрешения полиции! В тюрьму! Под суд! Всех под суд! Хватайте их, ребята!..
Глава одиннадцатая
Ночь любви
Элизабет МакДугал, как и любого нормального человека, мало радовала перспектива провести ночь за решеткой в полицейском участке. А вернее сказать, весьма и весьма не огорчала. Господин Лал Сингх, конечно, повел себя по-джентльменски, предоставив в распоряжение девушки отдельную камеру, больше похожую на клетку. И однако… Что "однако", Бетси объяснить не могла. Она была просто подавлена – и вовсе не потому, что оказалась в безвыходной ситуации. Во-первых, ситуация вовсе не казалось безвыходной, а во-вторых, и не такое переживать приходилось. Индийская каталажка по сравнению, например, с российской, явление в целом терпимое. В общем, и не из этаких пастей адовых выбирались, и сейчас выберемся. Все это так, но Амода…
"Предатель! Трус! – заходилась злобой девушка. – Супермен кашмирский! Тарзан гималайский! Болтал, языком трепал, а как что – сразу в кусты. Обрадовался, что записали в свидетели и отпустили! Как же, дождешься его теперь!"
А между тем господин начальник полиции гордо прохаживался вдоль камер. Его круглое усатое лицо так и светилось довольством. Сидите, сидите, субчики, привыкайте! Как все складно да славно получилось! Он так и чувствовал, что здесь пахнет заговором, да не простым, а иностранным. Пакистанских шпионов ловить приходилось часто, но вот английские! Славный боец правопорядка Лал Снгх против Интеллидженс Сервис – шутка ли? Теперь оформить все как следует и лично отвезти в Дели. Глядишь, повышение по службе выйдет. То есть, не "глядишь", непременно выйдет! Публичный процесс, каменные рожи надменных британских дипломатов, юркие адвокатишки… Не поможет, не поможет, господа инглизы! В тюрьму! На каторгу! На урановые рудники!
Да и самому ему хватит сидеть в этой дыре. Пора перебираться в столицу, давно пора! Ну, теперь уж точно – получится!
…Усы господина Лал Сингха зашевелились в предвкушении славы.
"Кого же сделать главой банды? – нахмурил густые брови слуга порядка. – То есть, не банды – шпионско-диверсионной группы! Девчонка не подойдет. Молодая, красивая, богатая… Никто не поверит, что такой под силу сколотить отряд коммандос и продумать детали операции. Несерьезная она какая-то – коса, шортики, солнцезащитные очки… Зато бюст! Хм-хм… Да при виде одного такого бюста все судьи вынесут оправдательный приговор!
А посему вышеизложенную МакДугал надлежит допросить в ближайшее время. Лично. Один на один. И кабинет на засов закрыть!
…Усы господина Лал Сингха вновь шевельнулись.
Очевидно, зачинщик – этот сын Израиля. О, этот вполне подходит, сразу видно, что из "Моссада"! От таких всегда одни неприятности, не зря же их не пускают в штат после того, как один из них при попытке захвата туристической группы террористами перекрошил нападавших из невесть откуда взявшегося автомата. Бедные террористы, им было так больно!.. А этот прикинулся англичанином. Ха! Явно купил фальшивый паспорт, а сам агент "Моссада". Вон и негр-американец с ним. И русский. Хороша компания!
…Господин Лал Сингх представил себе аршинные передовицы газет – и удовлетворенно крякнул.
А профессора и его сыночка, как ни жаль, но придется отпустить. Эта мысль, конечно, расстроила господина начальника, но не слишком. Отпустить-то придется, они вроде бы ни в чем не виноваты. Богатые туристы, случайно оказавшиеся свидетелями преступления, насчет них уже звонили. Ну, богатые – это хорошо. Значит, штраф! За нахождение, за передвижение, за недонесение, за повреждение… И не просто отпустить, а под подписку о невыезде, пусть поскучают до процесса. Свидетели-то должны быть! Вот пускай и свидетельствуют, оно солидней будет. Та-а-ак! И еще один свидетель, этот мальчишка-пастух. А, легок на помине!.."
В участок, действительно, входил Амода. На нем была чистая, праздничная рубаха и новое дхоти. Странное дело, но с появлением молодого человека в спертом воздухе участка появились какие-то новые запахи, потянуло свежестью высокогорного луга, медом, молоком, да так, что господину Лал Сингху сразу захотелось есть.
– Мир вам, – улыбнулся парень.
– Тебе чего? – недовольно буркнул господин начальник полиции. – Сказано же, приходи с утра. А еще лучше – к полудню. А мне домой пора!
Амода кивнул, вполне соглашаясь.
– Конечно, господин начальник. Но прежде нужно исправить несправедливость.
– Нашел время! – возмутился Лал Сингх. – Несправедливость исправляется в приемные часы, с девяти до полудня. А также по решению суда. Понял?
– Никогда не поздно и не рано творить добро и искоренять зло, – вновь усмехнулся пастух.
– Так, так ему, Ам! – ободряюще крикнула из-за решетки Бетси. Ее настроение мгновенно поднялось. Молодец, Тарзан, все-таки вернулся за нею!
…В том, что молодого пастуха интересовала в первую очередь ее персона, девушка почему-то не сомневалась.
– Учить меня вздумал? – насупился страж порядка. – Или если я тебя отпустил, а не посадил вместе со всеми в кутузку, ты вообразил, что тебе все дозволено? Да ты хоть знаешь, деревенщина, кто таков я есть, а? Я есть закон, с законом не шутят!
В участке явно собиралась гроза. Полицейские, выглядывавшие из-за двери, поторопились убраться восвояси, чтоб не попасть под горячую руку. Пусть шеф сам разбирается с этим странным парнем! А то, что парень странный было ясно всем присутствовавшим здесь индийцам. Что-то тревожное было в нем, непривычное. С одной стороны, пастух, как пастух. А вот с другой…
Лал Сингх зарычал, как раненый слон. Молодой человек, нимало не смущенный грозным видом разъяренного начальства, подошел к полицейскому и слегка коснулся его плеча.
– Пройдемте в ваш кабинет, – произнес он тихим и спокойным голосом. – Нам лучще переговорить с глазу на глаз.
Начальник полиции дернулся, пытаясь стряхнуть с плеча грязную лапу наглеца, затем посмотрел в глаза нахальному парню – и как-то внезапно обмяк. Обмяк, осунулся и, как показалось свидетелям этой сцены, даже как-то похудел.
– Да, пожалуй, – покорно согласился он. – Пройдемте, господин.
"Ничего себе!", – только подумала Бетси.
Никто из задержанных, за исключением мисс МакДугал и профессора Енски, ни слова не понял из диалога двух индийцев, но было видно, что молодой пастух сумел укротить тигриный нрав местного босса.
– Так ему, парень! – восторженно завопил Мочалка Перси. – Знай наших!
– Эх, меня б туда, – мечтательно почесал грудь Покровский, – уж я б ему, psu legavomu, все бы популярно объяснил!..
И он красноречиво сжал огромные кулачищи.
Амода и Лал Сингх переместились в кабинет начальника полиции. Их не было минут пятнадцать, но Бетси показалось, что прошла вечность. Сердце бешено колотилось. Она даже загадала некое желание, но испугалась и прогнала глупую мысль прочь.
…Когда дверь в кабинет начальника полиции вновь открылась, его хозяин появился оттуда весь покрытый потом. Вытираясь большим узорчатым платком, он подошел к камерам и, затравленно оглянувшись на по-прежнему невозмутимого Амоду, выдавил:
– Мисс МакДугал, официально извещаю вас, что с этой минуты вы свободны. Обвинение с вас снято. И… И примите мои извинения от имени индийского правительства.
Девушка подумала, что она ослышалась.
– Простите, – переспросила она на хинди. – Правильно ли я вас поняла?
Лал Сингх дрожащими руками вставил ключ в замочную скважину и открыл дверь ее клетки.
– Можете идти, мисс МакДугал.
– Ни хрена себе! – взревел Покровский. – А как же мы? Парень, будь человеком, не бросай нас!
– Отец родной, – заныл Миша, – усынови! Удочери!
– Мама ее! – философски заметил Мочалка Перси. – Эх, ее мама!
По прежнему неузнаваемый господин Лал Сингх сходил в кабинет, чтобы вернуть "уважаемой мисс МакДугал" рюкзак и конфискованный пистолет вместе с патронами, а затем повторил процедуру освобождения, на этот раз с семейством Енски. Правда, извиняться не стал, только махнул рукой. Ладно, мол, идите, я же вас не бью…
– Volki pozornie! – взревел Бумба. – А нас?
Но на этом волшебство иссякло.
– …Ам, как тебе это удалось? – теребила Бетси парня по пути в "Дерби", но тот лишь отмалчивался да загадочно улыбался.
Кашмирские сумерки были такими густыми, такими упоительными, что даже свет в номере зажигать не хотелось. На мебели, на полу, укрытом мягким ворсистым ковром, лежали колдовские тени, от одного вида которых в голову лезли самые бесстыдные мысли.
…Во всяком случае так почему-то казалось Бетси.
Амода вошел в номер первым и тут же по-свойски расположился на диване. Девушка неуверенно осмотрелась. Все на месте, так как и оставляла, однако за ту неделю, что она была в отлучке, жилище стало каким-то чужим, неуютным. Пожалуй, если бы рядом не было Амоды, Бетси и вовсе бы почувствовала себя потерянной и даже несчастной. Вроде и работа наполовину сделана, и в каталажке ночевать не пришлось, но…
Молодой человек упорно молчал, испытующе глядя на нее лукавыми черными глазами, и в этом взгляде Бетси почудилось нечто новое, ею доселе незамеченное. А может быть, все дело в сумерках?
Внезапно девушка ощутила странную неловкость. Не то чтобы она впервые в жизни находилась в номере с мужчиной приятной наружности. И все-таки, Бетси поспешила разрушить двусмысленную паузу.
– Слушай, где тут у свет включается? А то я забыла…
– Понятия не имею, – усмехнулся Амода, не отрывая пристального взгляда от девушки. – Ведь это не мой номер.
Конечно, Амода был прав. Он не мог знать, где выключатель – точно так же, как и не мог просто так уговорить усатого полицейского отпустить ее с миром. Опять притворяется? У Бетси уже не оставалось никаких сомнений, она давно догадывалась, что Амода не такой простачок, за которого себя выдает. Но, к собственному удивлению, девушка поняла, что на самом деле у нее нет никакого желания доискиваться до правды. Нет света? Неизвестно, где выключатель? Ну и прекрасно. Только вот…
– Знаешь, я, наверное, пойду душ приму, – заявила она и направилась в ванную комнату.
Возражений, естественно, не последовало.
Стоя под теплыми и клейкими, как и все в Кашмире, струями душа Бетси думала об Амоде. То есть, продолжала думать. Что-то слишком много времени она посвящала этого занятию в последние дни. Ведь у нее же задание. Но…
…Но ведь красивый парень! Она заметила это еще в их первую встречу. Высокий, хорошо сложен, прекрасно вылепленная мускулатура, запоминающееся, слегка скуластое лицо, глубокие, темные глаза, взгляд такой, что увидишь – не забудешь вовеки. Но не это главное, ведь человек – не иллюстрация с обложки таблоида! В Амоде что-то было… Точнее многого не было – ни капли вульгарности, ни грана самодовольства, свойственного большинству ее бывших друзей и приятелей. Напротив, в парне чувствовалось не только сила, но и способность понимать…
"Расфилософствовалась! – оборвала себя девушка. – Тоже мне, "Унесенные ветром"! Просто я не прощу себе, если в этот же вечер, прямо сейчас, мокрой, из душа, даже не вытираясь, я… то есть, мы…"
И тут же осеклась.
"А что, если, – пришла на ум трезвая и скучная мысль. – все это только мне кажется, обычные гормоны плюс нервное потрясение? Кинусь к нему, голая, в пупырышках, что он обо мне подумает? Ясно что! Богатая скучная потаскуха при деньгах, приехавшая за острыми ощущениями и готовая залезть в постель к любому смазливому мужику… Ужас!"
Бетси решительно выкрутила кран холодной воды до упора, но душ от этого не стала более прохладным.
– Дьявол бы побрал эти клоповники!
На самом деле, причина ее раздражения была конечно же в ином, но всегда в любом раскладе находится крайний. Даже если это – водопроводная система города Сринагара!
Бетси решительно вытерлась, тщательно почистила зубы и, обернувшись полотенцем (увы, такая услуга, как наличие в номерах банных халатов в прейскуранте гостиницы господина Ришата отсутствовала), решительно вышла в гостиную.
"Пусть думает что хочет, рассудила она. – А я намерена… Ну, в общем, намерена упасть и проспать десять часов подряд! Хватит с меня комьютерных квестов на природе!"
Однако и лучшие планы не всегда выполнимы.
…За те пятнадцать минут, что она посвятила богине Гигии, в номере многое успело измениться. В курильнице томился изысканными ароматами благовонный конус, от запаха которого на душе у Бетси сразу же стало тепло и легко. А на журнальном столике горела невесть откуда взявшаяся масляная лампа весьма архаической конструкции.
"Такими, небось, еще в Мохенджо-Даро пользовались" – некстати подумала девушка.
Амода сидел в том же самом кресле и медленно, ломтик за ломтиком, смаковал разделанную дыню. Рубашки на нем не было.